Евангелие от Иоанна, Глава 1, стих 1. Толкования стиха

О том, что Христос в Писании изображается неодинаково.

Против ариан

1. Господь наш Иисус Христос, братия, неодинаково обозначается в Писании, поскольку могли проникнуть мы в смысл священных страниц, говорится ли о Нем в законе и пророках, или в посланиях апостольских, а также в событиях, о которых повествует Евангелие. Во-первых, изображается Он, как Бог, по божеству равный Отцу и совечный Ему прежде воплощения Своего. Во-вторых, с принятием плоти, Он изображается столько же Богом, как и человеком, и столько же человеком, как и Богом, хотя, по некоторому свойству превосходства, и не сравнивается с прочими людьми, будучи ходатаем и главою Церкви. В-третьих, иногда Христос изображается в смысле всей полноты Церкви, т. е. как глава и тело, по образу некоего мужа совершенного, коего мы являемся отдельными членами. Все это несомненно для верующих и для разумных вполне понятно. Конечно, не все многочисленные свидетельства Писания, за недостатком времени, можем мы привести и изъяснить здесь: свидетельства, которые говорят о трех указанных способах изображения Христа. Однако, не хотим и опустить некоторых, чтобы, зная их, остальные вы сами могли подметить и отыскать в Писании.

2. К первому способу изображения Господа нашего Иисуса Христа, Спасителя, Единородного Сына Божия относится то, что является самым главным и самым выдающимся в Евангелии от Иоанна, а именно: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит и тьма не объяла его (Ин. 1:1–5). Замечательны и дивны слова эти, и, прежде чем изъяснить их, необходимо хорошенько продумать. Если бы, например, предложена была вам пища, то один одну часть ее взял бы, другой – другую. Все вкушали бы одну пищу, но не всем досталась бы вся пища. Так и теперь, как бы некоторая словесная пища и питье предлагаются вам. Но до всех и вся доходит она. Разве, когда говорю я, один из вас получает один слог, а другой – иной? Или разве один воспринимает одно слово, другой – другое? Если так, то мне нужно было бы сказать столько слов, сколько людей здесь, чтобы до каждого дошло хотя по одному слову. На самом деле, я безпрепятственно высказываю гораздо больше слов, чем сколько предстоит предо мной людей, и все это делается достоянием всех. Итак, слово человеческое не уделяется по слогам каждому, но все его слышат. Слово ли Божие может делиться на части так, чтобы везде быть понемногу? И неужели, братия, можно приравнять звучащие и преходящие слова наши к тому, неизменно пребывающему Слову? И неужели я уже приравнял, когда привел вышеуказанный пример слова? Но я в возможной мере хотел убедить вас только, что Бог употребляет явления из чувственного мира, для уверения вас в том, чего вы не видите в мире духовном. Впрочем, остановимся на другом, более важном. Ведь слова наши звучат и преходят. Представьте из духовных отвлеченных предметов, напр., справедливость. Вот один, помышляющий о справедливости, на западе, другой – на востоке. Откуда происходит, что и тот представляет всю справедливость и этот? И тот созерцает всю ее и этот? Кто думает о справедливости, сообразно с которой следует поступать ему, справедливо поступает. Созерцает он ее внутренне, а проявляет внешне. Как он созерцает внутренне, когда нет ничего перед ним? И ужели, если он находится в одном месте, до того места не дойдет помышление другого? И вот, когда ты, находясь здесь, мысленно созерцаешь то же, что и другой, находящийся в другом отдаленном месте, и притом все представляешь ты, все и тот, так как, что сверхчувственно и безтелесно, всюду все, верь тогда, что Слово (Божие) все во Отце, все в матери (in utero). Верь этому о Слове Божием, которое есть Бог у Бога.

3. Но выслушай далее и о другом способе изображения Христа в Писании. То, что выше сказал я, относится к Нему прежде Его вочеловечения. Теперь же послушай, что еще говорит Писание: «И Слово стало плотью и обитало с нами». Тот, кто сказал раньше: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть», напрасно стал бы изображать нам божество Слова, если бы умолчал о Его человечестве. Для того, чтобы можно было видеть то Слово, Оно здесь со мною вселяется. Чтобы сделать способным меня к созерцанию того (божества), Бог Сам нисходит к моему недостоинству. Приняв естество человеческое от естества же человеческого, Он стал Человеком, приходит с бременем плоти к тому, кто лежал израненный на пути (Лк. 10:30–37), чтобы таинством воплощения Своего утвердить слабую веру нашу, просветить наш разум, сделать его способным к созерцанию того, чего никогда не лишался Он через то, что принял. Начал быть Человеком, но не перестал быть и Богом. Вот это есть изображение Христа Иисуса как ходатая нашего, и как Главы Церкви, именно, что Бог стал человеком, который вместе является и Богом, по слову св.Иоанна: «И Слово стало плотью и обитало с нами».

* * *

О Троице, 15.

19. ...Всякий, кто может понять слово, не только прежде, чем оно прозвучит, но также прежде, чем образы его звуков будут продуманы в душе (ибо оно есть то, что не принадлежит ни к одному языку из тех, что называются языками народов, среди каковых и наша латынь), так вот, всякий, говорю я, кто может понять его, теперь может видеть как бы тем зеркалом, как в той загадке некоторое подобие Того Слова, о Котором сказано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Ибо когда мы говорим истинное, т. е. когда мы говорим то, что знаем, тогда с необходимостью из самого знания, хранимого нашей памятью, рождается слово, каковое того же самого рода, что и то знание, из которого оно рождается. Ибо мысль, образуемая тем, что мы знаем, есть слово, которое мы произносим в сердце; и это слово не принадлежит ни греческому, ни латинскому, ни какому-либо другому языку. Но когда требуется, чтоб оно дошло до знания тех, кому мы говорим, прилагается некоторый знак для того, чтоб его обозначить. Затем, чтобы слово, которое мы вынашиваем в уме, сообщилось телесным ощущениям посредством телесных знаков, в основном используется звук, иногда же – кивок (первое – для ушей, второе – для глаз). Ведь что означает кивать, как не высказываться зримым образом? И в Святом Писании имеется суждение тому во свидетельство, ибо в Евангелии от Иоанна мы читаем: «Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр кивнул, чтобы спросил, кто это, о ком говорит» (Ин. 13:21–24). Так, он кивком высказал то, что не осмелился высказать вслух. Но мы производим такого рода телесные знаки, будь то для ушей или же глаз тех, с которыми мы разговариваем, поскольку они присутствуют. Буквы же были придуманы для того, чтобы мы могли общаться и с теми, кто отсутствует. Но буквы являются знаками слов, тогда как сами слова в нашей речи являются знаками того, что мы мыслим.

20. Соответственно слово, звучащее извне, есть знак слова, видимого внутри; и скорее последнему подходит имя слова. Ибо то, что произносится плотскими устами, есть (как бы) голос слова, и само называется словом на основании того, для внешнего выявления которого оно используется. Ибо наше слово так становится в определенном смысле телесным голосом, используя каковой оно предстает ощущениям людей, как Слово Божие стало плотью, используя каковую, Оно само предстало ощущениям людей. И так наше слово становится телесным голосом и не изменяется, превращаясь в него, как Слово Божие стало плотью, но не изменяется (да не помыслим мы такого), превращаясь в плоть. Ибо и наше Слово стало телесным голосом, и То другое Слово стало плотью, пользуясь, но не используясь тем, чем стало, настолько, чтобы измениться, превратившись в него. Вот почему тот, кто стремится достичь какого-нибудь подобия Слову Божиему, хотя бы оно и было во многим Ему неподобным, не должен принимать в расчет наше слово, звучащее в ушах, произносится ли оно телесным голосом или же мыслится в молчании. Ведь слова всех звуковых языков могут мыслиться также и в тиши, когда, например, мы пробегаем мыслью по стихам, хотя телесные уста молчат. И не только ритмы слогов, но также и лады напевов (поскольку и то, и другое, являясь телесным, достигает телесного ощущения, которое называется слухом) посредством определенных бестелесных образов наличествуют для тех, кто их мыслит и, молча, таит в душе. Но мы должны оставить их для того, чтобы достигнуть того человеческого слова, посредством подобия какового (каким бы оно ни было) мы могли бы хоть как-нибудь, как в загадке, увидеть Слово Божие. Но теперь посредством того подобия мы стремимся хоть как-нибудь увидеть не то слово, что было сказано тому или иному пророку (и о котором говорится: «И слово Божие росло и умножалось» (Деян. 6:7); и в другом месте: «Итак, вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим. 10:17); и еще: «Принявши от нас слышанное слово Божие, вы приняли не как слово человеческое, но как слово Божие» (каковое оно есть по истине)» (1 Фес. 2:13); ибо в Писании несть числа подобным высказываниям о слове Божием, которое через уста и сердца человеческие рассеивается в звуках многих разных языков; и оно потому называется словом Божиим, что оно передается Божественным, а не человеческим учением); а то, о Котором сказано: «И Слово было Бог»; о Котором сказано: «Все через Него начало быть»; о Котором сказано: «И Слово стало плотью» (Ин. 1:3, 14); и о Котором сказано: «Источник премудрости – Слово Бога Всевышнего» (Сир. 1:5). Итак, мы должны достичь того слова человеческого, слова разумного животного, слова образа Божия, не рожденного от Бога, но сотворенного Им, которое не есть ни произносимое в звуке, ни мыслимое в подобии звука (что необходимо для слова какого-нибудь языка), но которое предшествует всем знакам, каковыми обозначается, и которое рождается из знания, пребывающего в душе, когда то самое знание проговаривается внутренним образом так, как оно есть. Ибо видение мысли совершенно подобно видению знания. Ведь когда оно высказывается посредством звука или посредством какого-либо телесного знака, оно высказывается не так, как оно есть, но так, как оно может быть увидено или услышано посредством тела. Когда же слово есть то же, что и знание, тогда оно есть истинное слово и истина, каковая ожидается от человека, ибо то, что в ней, есть и в нем, а то, чего в ней нет, нет и в нем; что и признается (словами): «Да, да; нет, нет» (Мф. 5:37). Таким образом то подобие сотворенного образа приближается, насколько может, к тому подобию образа рожденного, в силу какового Бог Сын называется подобным во всем Отцу по сущности. И в той загадке нам следует обратить внимание также и на другое подобие Слову Божиему, а именно на то, что каким образом о Слове Божием говорится: «Все через него начало быть» (посредством чего Бог называется сотворившим все сущее через Свое Единородное Слово), таким же образом нет никакого дела человеческого, которое бы сначала не было проговорено в сердце. Отчего в Писании (мы и находим): «Начало всякого дела – слово» (Сир. 37:20). Но в таком случае слово тогда является началом благого дела, когда оно истинно. Слово же истинно тогда, когда оно рождается из знания того, как действовать благим образом. И сюда также подходят слова: «да, да; нет, нет», так что если в том знании, каковым нам надлежит жить, мы говорим «да», то мы также говорим «да» и в слове, посредством какового нам надлежит действовать; если же «нет» – в одном, то «нет» – и в другом. Иначе бы такое слово было ложью, и оно было бы началом не правого дела, но греха. Впрочем, в том подобии нашего слова есть и подобие Слову Божиему, потому что наше слово может быть и тем, за чем не следует дело, но не может быть дела, которому бы не предшествовало слово. Точно так же Слово Божие могло быть и без того, что бы существовало творение; однако же не могло быть никакого творения, как только через То Слово, через Которое все начало быть. А потому не Бог Отец, не Святой Дух, не Сама Троица, но только Сын, Который есть Слово Божие, стал плотью (хотя Вся Троица – Создатель) затем, чтобы мы жили праведно по нашему слову, следуя и подражая Его примеру, т. е. так, чтобы ни в слове нашем, ни в созерцании, ни в действии не было никакой лжи. Но такое совершенство образа – дело будущее. Дабы это произошло, благой учитель наставляет нас христианской верой и благочестивым учением так, чтобы мы с открытым лицом, (свободным) от покрова закона, который есть тень будущего, как в зеркале, взирая на славу Господню, т. е. как бы через зеркало вглядываясь, «преображались в тот же образ от славы во славу, как от Господня Духа» (сообразно тому, что я говорил об этих словах выше).

21. Когда же тот образ обновится тем преображением до совершенства, тогда мы будем подобны Богу, поскольку мы увидим Его не как в зеркале, а как Он есть, что апостол Павел выражает словами «лицом к лицу».

***

Рождений Господа нашего Иисуса Христа два: одно Божественное, другое человеческое. Оба удивительны: то без матери-женщины, это без мужа-отца. Обратите внимание на то, первое Его рождение: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Чье Слово? — Самого Отца. Что за Слово? — Сам Сын. Никогда не был Отец без Сына.

И тем не менее Тот, Кто никогда не был без Сына, породил Сына. И породил, и не дал Ему начала. Ибо без начала в рождении не бывает начала. И тем не менее Сын, и тем не менее рожден. Человек скажет: «Каким образом рожден и не имеет начала? Если рожден, имеет начало: если не имеет начала, то каким образом рожден?». Каким образом, не знаю. Ты спрашиваешь у человека: «Каким образом был рожден Бог?». Затрудняюсь ответить на твой вопрос, но призываю пророка: Род Его кто изъяснит? (Ис. 53:8).

***

Моисей утверждает, как говорят, что в начале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1:1) и не упоминает Сына, через Которого все было сотворено, в то время как Иоанн говорит: В начале было Слово и Слово было у Бога и Богом было Слово. Оно было в начале у Бога Все чрез Него было сотворено и без Него не было сотворено ничто (Ин. 1:1-3). Это ли не противоречит, или, лучше сказать, не себе ли противоречат те, кто предпочитает в ослеплении отвергать, нежели в благоговении искать то, чего не понимают?...

Ибо Господь говорит упорствующим в неверии иудеям: Если бы вы верили Моисею, поверили бы и Мне, ибо он обо Мне написал (Ин. 5:46). Так почему же мне не считать Господа тем началом, «в котором» сотворил Бог небо и землю? Ибо в начале сотворил Бог небо и землю, как написал Моисей, который, как подтверждает слово Самого Господа, написал о Господе. Или, может быть, Он не есть начало? Не следует и в этом сомневаться, поскольку Евангелие говорит, что, когда иудеи спрашивали у Господа, кто Он, Он Сам ответил: «Начало»¹, — почему и я говорю вам. Вот в каком начале сотворил Бог небо и землю. Стало быть, небо и землю сотворил Бог в Сыне, через Которого было сотворено все и без Которого не было сотворено ничто; таким образом, при том, что Евангелие согласуется с Бытием, от единомыслия обоих Заветов мы воспринимаем наследие, а вздорные клеветы оставляем лишенным наследия еретикам.

***

То, что по-гречески называется «Logoj», по-латыни обозначает и разум (ratio), и слово (verbum). Но в »том месте лучше переводить как «слово» (verbum), чтобы обозначить не только соотношение с Отцом, но действенную силу, которая проявилась в том, что было сотворено. Ибо разум, даже если через него ничто не совершается, правильно называть разумом.

***

Мы исследуем, братья, не только каким образом можно понять, что сказано. В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Это можно понять неизреченно: не требуется человеческих слов, чтобы понять. Мы исследуем Слово Божие и говорим: почему не понимаем? Мы сейчас говорим не для того, чтобы понять, но говорим о том, что мешает тому, чтобы понять. Ведь есть некий Образ, Образ не по образу, но Образ всего, что по образу: Образ неизменный, без погрешности, без изъяна, без времени, без места, превосходящий все, являющийся для всего как бы основанием, на котором все находится и кровом, под которым все находится. Если говоришь, что все в Нем, ты не лжешь. Ибо сказано, что Само Слово — Премудрость Божия, и мы имеем написанное: все премудростью сотворил Ты (Пс. 103:24). Стало быть, в Нем все, и тем не менее, поскольку Слово Бог, все — под Ним.

***

...Как наше знание не похоже на Божие, так и наше слово, которое рождается от нашего знания, не похоже на то Слово Божие, Которое рождено от сущности Отчей. (Это то же самое, как если бы я сказал: «От знания Отчего, от премудрости Отчей», или, что выразительнее: «От Отца, Который есть знание, от Отца, Который есть премудрость».) Стало быть, Слово Божие есть Единородный Сын, во всем Отцу подобный и равный, Бог от Бога, Свет от Света, Премудрость от Премудрости, Сущность от Сущности, и Оно во всем как Отец, но, однако, не есть Отец, потому что это — Сын, а то — Отец. И поэтому Он знает все, что знает Отец, но для Него знание — от Отца, как и бытие. Ибо знать и быть в этом случае | одно. И потому для Отца как бытие не есть от Сына, так и знание.

Поэтому словно бы произнося Себя Самого Отец породил Слово, Себе равное во всем. Ибо Он не произнес бы Себя Самого цельно и совершенно, если бы в Его Слове было что-то меньшее или большее, чем в Нем...

Наше же слово (то, которое не имеет ни звука, ни представления о звуке, но о той вещи, которую, созерцая, мы произносим) внутри, (и поэтому ни на каком языке), таким образом в какой-то степени в той загадке подобно Слову [Божию, (Которое также есть Бог, ибо как это слово рождается от нашего знания, так и То от знания Отчего рождено. Стало быть, таково наше слово), которое, как мы выяснили, в какой-то степени сходно с Тем, а насколько также и несходно, (и я не прочь рассмотреть, как оно произносится нами)... Так что же есть, скажу я, это способное образоваться, но не образовавшееся¹, как не некая способность нашего ума, которую мы устремляем то туда, то сюда в каком-то изменчивом движении, когда размышляем то об одном, то о другом, на что направлено наше внимание, или что случайно встретится? И тогда появляется настоящее слово, когда та способность, которую, как я сказал, мы устремляем в изменчивом движении, направляется на ту (вещь), которую мы знаем, и там образуется (слово), принимающее в точности подобие той (вещи), так что какова вещь, которую мы знаем, такой она и мыслится, то есть без голоса, без представления о голосе (что, безусловно, свойственно некоему языку), так произносится в сердце. И поэтому, если здесь мы согласимся, — чтобы не показалось, что мы заняты спором о звуках, — что нам следует назвать словом ту способность нашего ума, которая может образоваться от нашего знания, даже прежде, чем образуется, потому что она, так сказать, способна образоваться, — кто тогда не увидит, каково отличие нашего слова от Того Слова Божия, Которое пребывает в образе Божием не так, чтобы раньше Оно было способно образоваться, а потом образовалось, и не так, чтобы Оно когда-то могло быть безобразным, а потом — образовавшимся, но Оно является образом простым и в простоте равным Тому, от Которого происходит и Которому удивительным образом совечно? Поэтому, так говорится о Слове Божием, чтобы не называть Божием Размышлением, чтобы ничего текучего не предполагалось в Боге, что могло бы то принимать образ, то воспринимать его, чтобы быть словом, то терять и пребывать текучим и безобразным.

***

Наши слова обесцениваются от ежедневного произнесения, ибо слова, звуча и замолкая, обесцениваются и кажутся не чем иным, как словами. Есть слово и в самом человеке, слово, которое пребывает внутри: ибо звук выходит из уст. Есть слово, которое произносится поистине духовно, то, которое постигаешь в звуке, но которое не есть сам звук. Вот, я говорю слово, когда говорю: «Бог».

Сколь кратко то, что я сказал, четыре буквы и два слога (лат.Deus)! И неужели это весь Бог, Deus, четыре буквы и два слога? Или, насколько это малоценно, настолько дорого то, что в этих буквах постигается? ...Что же тогда есть в сердце твоем, когда ты помышляешь о некоей Сущности живой, вечной, всемогущей, бесконечной, повсюду сущей, всюду цельной, нигде не пресекающейся? Когда ты это помышляешь, это слово о Боге в сердце твоем. И неужели этот тот звук Deus, который состоит из четырех букв и двух слогов? Стало быть, то, что произносится и умолкает, — это звуки, буквы, слоги. Это, звучащее, слово умолкает, но то, что обозначается звуком и перебывает в том, кто помыслил и сказал, и в том, кто услышал и понял, оно остается, хотя звуки и умолкают.

***

Как мы нередко слыхали от святого старца Симплициана, который впоследствии был поставлен епископом Медиоланской Церкви, некий платоник говорил: «Это начало святого Евангелия, которое названо по имени Иоанна, надо написать золотыми буквами и по всем церквам выставить на возвышенных местах».

***

Кто, таким образом, может понять слово не только до того, как оно прозвучит, но даже до того, как представления о его звуках возникли в сознании... Можно увидеть в этом отражении и в этой загадке некое подобие Того, о Ком сказано: В начале было Слово... Ибо необходимо, когда мы говорим правду, то есть говорим то, что знаем, чтобы из самого знания, которое мы держим в памяти, рождалось слово, которое будет как раз таково, каково то знание, из которого оно родилось. Ибо слово — это представление, образованное из того, что мы знаем и произносим в сердце, не по-гречески и не по-латыни, и не на каком другом языке, но, когда нужно передать знание при помощи того, что мы произносим, мы избираем некий знак, которым это будет обозначаться... Поэтому слово, которое звучит снаружи, есть знак того слова, которое светит внутри и которому более пристало наименование слова. Ибо то, что произносится плотскими устами, это голос слова, и само оно называется словом по имени того, от чего берет начало, чтобы явиться снаружи.

***
1. (1) Размышляя по поводу того, что мы недавно слышали во время апостольского чтения, а именно, что «душевный человек не понимает того, что от Духа Божия» (ср. 1 Кор. 2:14), и зная, что и сейчас среди множества вас, возлюбленные, неизбежно многие являются душевными, которые до сих пор разумеют по плоти и все еще не могут подняться до духовного понимания, — я нахожусь в страшном недоумении: каким образом я смогу (да поможет мне Господь) сказать или в меру сил своих растолковать то, что можно прочесть в Евангелии: Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин. 1:1), ибо душевный человек этого не понимает. Так что же, братья, мы замолчим из- за этого? Зачем же это читать, если потом хранить молчание? Или зачем слушать, если не последует затем истолкования? Но зачем истолковывать, если не поймут? И опять же, поскольку я не сомневаюсь, что среди вас есть те, кто не только мог бы понять истолкование, но и уразуметь, прежде чем что-то будет разъяснено, то я не стану обманывать ожидания тех, кто понять может, из-за страха сказать излишнее для слуха тех, кто не в состоянии понять. Наконец, да не покинет нас милосердие Божие: так что, надеюсь, все будут удовлетворены и всякий обретет то, что сможет, ведь и тот, кто обращается к вам с речью, говорит лишь то, что может сказать. Ведь кто может сказать, как есть?

(2) Дерзну сказать, братья мои, что, возможно, и сам Иоанн сказал не как есть, но — как смог. Ибо он говорил о Боге, будучи человеком: хотя он был вдохновлен Богом, однако же оставался человеком. Поскольку он был вдохновлен, то и сказал кое-что особое о Боге; если бы он не был вдохновлен, то не сказал бы ничего. Но поскольку, Col. 1380 будучи вдохновленным, он не перестал быть человеком, он сказал не все как есть, но сказал то, что мог сказать человек.

2. (1) Ибо, братья возлюбленные, этот Иоанн был из числа тех гор, о которых написано: «Да обретут горы мир для народа Твоего и холмы правду» (ср. Пс. 71:3). Горы — это возвышенные души, холмы — души малые. Но для того горы и обретают мир, чтобы холмы могли обрести правду. Что за правда, которую обретают холмы? Это вера, ибо праведный верою жив (Рим. 1:17; ср. Авв. 2:4). Ведь не восприняли бы веру меньшие души, если бы большие души, которые названы горами, не были озарены Самой Премудростью, чтобы суметь преподать малым то, что малые сумели бы принять, и чтобы холмы могли жить верою благодаря тому, что горы обрели мир. Сами эти горы обращаются к Церкви: мир вам!{Ин. 19:20). И горы эти, возвещая мир Церкви, не отделяли себя от Того, от Кого обрели они мир, чтобы истинно, а не поддельно возвещать мир.

3. (1) Ибо есть другие, грозящие кораблекрушением, горы, наскочив на которые, разбивается всякий корабль. Ведь тем, кто оказался в опасности, не трудно, когда они видят землю, попытаться пристать к земле; но порой земля открывается в виде горы, а под горой сокрыты скалы, и когда кто-то пробует причалить к горе, налетает на скалы и находит там не гавань, а погибель.

(2) Так, были некие горы: они слыли среди людей великими, но чинили ереси и расколы и разделили Церковь Божию. Но те, кто разделил Церковь Божию, не были теми горами, о которых сказано: «Да обретут горы мир для народа Твоего» (ср. Пс. 71:3). Ибо разве могли как-либо обрести мир те, кто разделил единство Церкви? Col. 1381

(1) Те же, кто обрел мир, чтобы возвестить его народу, созерцали Саму Премудрость, насколько в состоянии было постичь человеческими сердцами то, что не видел глаз, не слышало ухо и не восходило к сердцу человека (ср. 1 Кор. 2:9). Если же это не восходило к сердцу человека, то каким образом взошло к сердцу Иоанна? Или Иоанн не был че-ловеком? Или, может быть, взошло не к сердцу Иоанна, но сердце Иоанна взошло к этой Премудрости? Ибо то, что восходит к сердцу человека, то находится по отношению к человеку снизу, а то, куда взошло сердце человека, стоит выше человека. Итак, братья, можно сказать, что, если это взошло в сердце Иоанна (если некоторым образом можно так сказать), то взошло в сердце Иоанна настолько, насколько сам Иоанн не был человеком. Что значит: «не был человеком»? Он не был человеком настолько, насколько начинал быть ангелом, ибо все святые — ангелы в том смысле, поскольку они — вестники Божии.

(2) Поэтому что сказал апостол плотским и душевным, не способным понять, что принадлежит Богу? «Ибо когда вы говорите: я Павлов, я Апол- лосов, то не люди ли вы?» (ср. 1 Кор. 3:4). Кем он хотел называть тех, кого он упрекал в том, что они были людьми? Хотите знать, кем он хотел, чтобы они были? Послушайте в псалмах: Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы (Пс. 81:6). К этому именно призывает нас Господь, чтобы мы не были людьми. Но тогда лишь мы не будем людьми, а станем лучше, если прежде признаем себя, что мы люди, то есть если мы будем подниматься к той вершине от смирения; право же, когда мы будем считать себя чем-то, не будучи ничем, мы не только не обретем того состояния, которого у нас нет, но и утратим то, которым обладаем.

4. (1) Стало быть, братья, к таким горам принадлежал Иоанн, который сказал: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин. 1:1). Эта гора обрела мир и созерцала божество Слова. Какова была эта гора? Сколь высока? Она поднялась выше всех вершин земных, выше всех воздушных пространств, выше всех высоких звезд, выше всех хоров и легионов Ангелов (ср. Мф. 26:53). Ибо если бы она не оказалась выше всего тварного, она не достигла бы Того, через Кого все было сотворено. Вы не сможете постичь того, выше чего она оказалась, если не поймете, Кого она достигла. Ты спрашиваешь о небе и земле? Они сотворены. Спрашиваешь о тех, кто пребывает на небе и на земле? Разумеется, они тем более были сотворены. Спрашиваешь о духовных творениях, об Ангелах, Архангелах, Престолах, Господствах, Силах, Началах (ср. Кол. 1:16)? И они были сотворены. Ибо когда псалом все эти вещи перечислил, он так завершил: «Он сказал, и были созданы; Он повелел, и были сотворены» (ср. Пс. 148:5). Если «Он сказал, и были созданы», то были созданы Словом. Если же они созданы Словом, то сердце Иоанна не могло взойти к тому, о чем он говорит: Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин. 1:1), — если бы он не поднялся выше всего, что было сотворено Словом.

Вот какая это гора! Вот сколь она свята! Сколь высока среди тех гор, что обрели мир для народа Божия, дабы холмы могли обрести правду! (ср. Пс. 71:3)

(1) Посмотрите же, братья, разве Иоанн не из числа тех гор, о которых чуть ранее мы пели: Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя (Пс. 120:1)? Так вот, братья мои, если вы хотите понять, так ли это, возведите очи свои Со1.1382 к этой горе; то есть возвысьтесь до евангелиста, возвысьтесь до мысли его. Однако поскольку те горы приняли мир, а в мире не может быть того, кто полагает надежду в человеке, то не возвышайте столь сильно очей к горе, сочтя вдруг, будто надежду свою должно полагать на человека.

(2) Говорите же так: Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя (Пс. 120:1), — и тут же прибавляйте: Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю (Пс. 120:2). Итак, возведем очи свои к горе, откуда прибудет помощь нам. И все же не на горы должно возлагать надежду нашу, ибо горы сами получают то, что служит нам: стало быть, на то следует возлагать надежду нашу, откуда сами горы получают то, что нам служит. Когда мы возводим очи наши к Писаниям, то, поскольку Писания даны нам посредством людей, мы возводим очи наши к горам, откуда для нас прибудет помощь. И все же, поскольку те, кто написал Писания, были людьми, они не сами из себя излучали свет, но Тот был Светом истинным, Который просвещает всякого человека, приходящего в этот мир (ср. Ин. 1:9).

(3) Горой был и тот Иоанн Креститель, который изрек: Я не Христос (Ин. 1:20), — чтобы никто, возлагая надежду на гору, не отпал от Того, Кто озаряет горы и в отношении Кого он сам, исповедуя, говорит: ибо от полноты Его все мы приняли (Ин. 1:16). Итак, ты должен говорить: Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя (Пс. 120:1), — но не приписывать ту помощь, что приходит к тебе, самим этим горам; но ты должен продолжить и сказать: Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю (Пс. 120:2).

5. (1) Итак, я к тому, братья, хотел бы призвать вас, чтобы после того, как возгласит Евангелие (когда вы уже вознесли сердце к Писаниям): Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин. 1:1) и прочее, что можно прочесть далее, вы понимали, что вознесли очи свои к горам. Ибо если бы не говорили этого горы, то вы вообще не знали бы, как помыслить об этом. Стало быть, с гор пришла к вам помощь, чтобы вы хотя бы услышали это.

(2) Но вы еще не можете понять то, что услышали. Призывайте помощь Господа, сотворившего небо и землю (Пс. 120:2). Ибо горы могли говорить, но сами при этом не могли давать свет; ибо они, слушая, сами обрели свет. Поэтому, братья, и Иоанн, изрекший такое, воспринял это: он возлежал на груди Господа (см. Ин. 13:23) и испил из Господней груди то, что дал испить и нам. Но он напоил нас лишь словами, смысл же ты должен воспринять оттуда, откуда испил тот, кто утолил твою жажду. Так что возведи очи к горам, откуда придет к тебе помощь, чтобы получить оттуда словно бы чашу, то есть призванное напоить слово. И все же, поскольку помощь тебе дается от Господа, Который сотворил небо и землю, насыть сердце оттуда, откуда насытил его тот Иоанн. Вот почему ты произносил: Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю (Пс. 120:2): пусть насытит Тот, Кто в силах это сделать. Я вот что имел в виду, братья: пусть каждый вознесет сердце свое, насколько найдет это возможным, и пусть поймет то, что сказано.

(3) Но, возможно, вы скажете, что я ближе к вам, чем Бог. Отнюдь! Он гораздо ближе. Ведь я стою пред очами вашими, а Он руководит вашей совестью. Ко мне вы обращаете очи, а к Нему сердце, чтобы насытить и то и другое. Смотрите, вы возводите очи свои Со!. 1383 и телесные чувства к нам (даже не к нам, — ибо мы не из числа тех гор, — а к Евангелию, к евангелисту), а сердце, чтобы насытить его, возносите к Господу. И пусть каждый так возносит свое сердце, чтобы видеть при этом, что он возносит и к Кому возносит.

(4) Что я сказал, произнеся: «что он возносит и к Кому возносит»? Пусть видит, какое он сердце возносит, ибо возносит его к Господу: чтобы, отягченное бременем плотских удовольствий, оно не пало прежде, чем окажется вознесено. Но всякий ли видит, что он несет бремя плоти? Пусть постарается через воздержание очистить то, что будет возносить к Богу. Ведь блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5:8).

(1) Давайте посмотрим, какая польза от того, что прозвучали слова: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин. 1:1)? Мы тоже, когда сказали это, произнесли слова. Неужели у Бога было такое же Слово? Неужели то, что мы произнесли, не прозвучало и не смолкло? Так, значит, и Слово Божие прозвучало и смолкло? Каким же образом «все чрез Него было сотворено, а без Него — ничто» (ср. Ин. 1:3)? Каким образом через Него происходит управление тем, что через Него начало быть, если Оно прозвучало и смолкло? Что же это за Слово, если Оно произносится и не умолкает? Ср.: Сет. Григорий Нисский. Большое огласительное слово. 1; Преп. Иоанн Дамаскин. Точное изложение Православной веры. I, 6. — Ред.

Внимайте, возлюбленные, это важнейший вопрос! От каждодневного употребления слова у нас обесценились, ибо, звуча и умолкая, слова утратили ценность, и они кажутся лишь словами и ничем иным. Есть слово в самом человеке, которое пребывает внутри, ибо звук выходит из уст. Есть слово, которое произносится воистину духовно: то, что ты воспринимаешь на звук, но звуком не является. Вот, смотри, я произношу слово, когда говорю: «Бог». То, что я произнес, весьма кратко: четыре буквы {Deus) и два слога! Неужели же это все и есть Бог: четыре буквы и два слога? Или насколько оно ничтожно, настолько же дорого то, что под ним подразумевается?

(2) Что происходит в сердце твоем, когда ты слышишь: «Бог»? Что происходит в сердце моем, когда я произношу: «Бог»? На мысль приходит некая великая и высокая сущность, которая превосходит всякое изменчивое творение, плотское и душевное. И если я скажу тебе: «Бог неизменен или подвержен изменению?» — ты тотчас ответишь: «Невозможно, чтобы я подумал или поверил, будто Бог подвержен изменению: Бог неизменен!» Твоя душа, сколь бы ни была она мала, сколь бы ни оставалась по-прежнему плотской, не могла ответить мне как-то иначе, кроме как: «Бог неизменен». Всякое же творение подверже-но изменению. Каким же образом ты смог проникнуть в то, что стоит выше всякого творения, чтобы ты ясно ответил мне, что Бог неизменен? Что же происходит в сердце твоем, когда ты представляешь некую сущность: живую, вечную, всемогущую, бесконечную и при этом сущую, при этом целостную, ничем не ограниченную? Когда ты представляешь эти [качества, это и есть слово о Боге в сердце твоем.

(3) Неужели же это — тот звук, который состоит из четырех букв Латинское слово Deus (Бог). — Ред. и двух слогов? Итак, все, что произносится и перестает звучать, — звуки, буквы, слоги. То слово умолкает, которое звучит, а то слово , которое выразило звук и пребывает в том, кто произнес, когда он воображает, и в том, кто услышал, когда он осмысляет, остается и после того, как звуки смолкают Данное учение о «двух словах» — слове внутреннем и слове произнесенном см. у таких авторов II—III вв.: Афинагор Афинский. Прошение о христианах. 10, 2—3; Свт. Феофил Антиохийский. Послания к Автолику. II, 22; 10; Тертуллиан. Против Праксея. 5; Апологетик. 21 и др. — Ред. .

6. (1) Обрати душу к этому слову. Ведь ты можешь заключить в сердце своем слово, словно бы замысел, рожденный в уме твоем; так что ум твой рождает замысел, и Col. 1384 замысел находится в тебе, словно порождение ума твоего, словно дитя сердца твоего. Ведь прежде сердце твое должно породить замысел, чтобы ты смог построить какой-нибудь дом и воздвигнуть на земле нечто величественное.

(2) Замысел уже рожден, а труд еще не завершен, но ты понимаешь, что тебе предстоит сделать. Кто-то другой не станет восхищаться, пока ты не отстроишь полностью и не воздвигнешь здание и пока ты не придашь этому сооружению внешнюю красоту и совершенство. Только после этого люди оценят удивительное сооружение и восхитятся замыслом архитектора, только после этого они придут в изумление от того, что увидят, и будут признательны тому, что не увидят: кто же сможет узреть замысел? Итак, если из-за некоего величественного сооружения заслуживает похвалы человеческий замысел, не хочешь ли узреть, сколь великим замыслом Божиим является Господь Иисус Христос, то есть Слово Божие?

(3) Взгляни на это здание мира, воззри на то, что было создано через Слово, и тогда ты поймешь, сколь велико Слово! Взгляни на эти два тела мира: небо и землю, — кто передаст в словах красоту неба? Кто передаст в словах щед-рость земли? Кто по достоинству восславит смену времен года? Кто по достоинству восславит силу семян? Вы видите, о сколь многом я молчу, чтобы из-за долгого перечисления не сказать вдруг меньше, чем вы можете знать сами. Узрите же из величия этого здания, каково то Слово, посредством Которого оно было сооружено, и не только оно. Ибо все это видимое, поскольку доступно телесным чувствам. Но посредством того Слова были сотворены Ангелы, посредством того Слова были сотворены и Архангелы, Власти, Престолы, Господства, Начала (ср. Кол. 1:16).

Через то Слово было сотворено все, — постигни из этого, каково Слово!

7. (1) Возможно, кто-то тотчас ответит мне: «Кто же может постичь это Слово?» Итак, когда ты слышишь «Слово», не воображай себе что-то ничтожное и не представляй слово, как оно употребляется ежедневно: «он сказал такие слова», «он произнес такие слова», «ты рассказываешь мне в таких словах». Ибо из-за постоянного употребления имени «слово» само слово как бы утратило ценность. И когда ты слышишь: В начале было Слово, — то, чтобы ты не представлял чего-то маловажного (как ты привык воображать, когда обычно слышишь человеческие слова), послушай, о чем ты должен задумываться: Слово было Бог (Ин. 1:1).

8. (1) Пусть выступит теперь какой-нибудь не-честивый арианин и пусть скажет, что Слово Божие было сотворено. Каким образом может быть, чтобы Слово Божие было сотворено, если Бог сотворил все посредством Слова? Если и Само Слово Божие было сотворено, то посредством какого другого Слова Оно было сотворено? Если ты говоришь, что есть Слово Слова, посредством которого Оно было сотворено, то я Его и назову единственным Сыном Божиим. Если же ты не признаешь Слово Слова, то согласись, что не сотворено то Слово, посредством Которого все было сотворено. Ведь не могло само по себе возникнуть то, посредством чего все было сотворено.

(2) Поверь же евангелисту. Ведь он мог бы сказать: «В начале Бог создал Слово», — подобно тому как Моисей сказал: В начале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1:1) и как перечисляет все далее следующим образом: «Сказал Бог: да будет, и было создано» (ер. Быт. 1:3 и далее). Если «сказал», то Кто сказал? Надо полагать, Бог. А что было создано? Некое творение. Между изрекшим Богом и созданным творением что пребывает, посредством чего осуществлено творение, если не Слово? Ибо «сказал Бог: “да будет”, — и было создано». Это Слово не подвержено изменению. И хотя через Слово возникли изменяемые творения, само Оно не подвержено изменению. Col. 1385

9. (1) Так вот, не верь, будто является творением то, посредством чего все было сотворено: иначе ты не сможешь быть восстановлен через Слово, посредством Которого все восстанавливается. Ибо ты уже создан посредством Слова, но надлежит тебе восстановиться через Слово; если вера твоя в Слово будет ненадежна, ты не сможешь быть восстановленным через Слово. И если случилось тебе появиться через Слово, так что ты сотворен посредством Его, то из-за слабой веры ты сам себя губишь. Если ты сам себя губишь, то возродить тебя может Тот, Кто тебя сотворил. Если ты сам делаешь себя хуже, то воссоздать тебя может Тот, Кто создал. Каким же образом Он воссоздаст тебя через Слово, если ты кое в чем дурно мыслишь о Слове?

(2) Евангелист сказал: В начале было Слово (Ин. 1:1), — а ты говоришь: «В начале было создано Слово». Тот говорит: «Все чрез Него было сотворено» (ср. Ин. 1:3), — а ты говоришь, что и само Слово было сотворено. Евангелист мог бы сказать: «В начале было создано Слово». Но что он сказал? В начале было Слово. Если оно «было», значит не создано, так что все появилось чрез Него и ничего без Него (ср. Ин. 1:3). Стало быть, коль скоро было в начале Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин. 1:1), и если ты не в состоянии постичь, что это значит, отложи этот вопрос до тех пор, пока не вырастешь. Это пища твердая, пей молоко, чтобы насытиться, чтобы стать годным к вкушению твердой пищи (ср. Евр. 5:12—14).

«От начала было Слово» (ср.: Ин. 1:1). Сие евангелист говорит, дабы показать, что как слово существует у того, кто его произносит, так и Бог Слово во всяком деле имеет общение со Своим Родителем — есть и в Нем, и вне Его. И хорошо рассудишь, что слово прежде, чем будет произнесено, уже существует, ибо Захария говорил без движения губ. Еще потому Господь наш называется Словом, что чрез Него открыто сокровенное, подобно тому, как через слово открывается сокрытое в сердце, как и апостол Павел свидетельствует, говоря: «тайный Божий Совет есть Христос, Которым открыты все сокровища премудрости и ведения» (ср.: Кол. 2:2-3). Впрочем, слово не произносится прежде, чем оно образуется т.е. в уме говорящего, так как природа слова рожденная. Так и Слово о Самом Себе свидетельствовало, что Оно не есть Само от Себя, но рождено, и что Оно — не Отец, а Сын, ибо сказало: «Бога... никто никогда не мог видеть, но Единородный... сущий в недре Отца, Сам возвестил нам о Нем» (ср.: Ин. 1:18). И еще говорит: «И Я пришел от Отца» (ср.: Ин. 5:43 и Ин. 16:28). И если скажешь, что то, что есть, не может быть рождено, ложным сделаешь свидетельство Писания, которое говорит: «было» а затем: «рожден из недра Отца Своего».

«От начала было Слово». Берегись, дабы в этом месте не подумать о слове слабом и не сочти Его столь ничтожным, что назовешь Его гласом. Ибо глас от начала не существует, так как гласа нет прежде, чем он будет произнесен, и после того, как произнесен, его опять не существует. Итак, не гласом было Слово, Которое по Своей природе было подобием существа Своего Отца, и не гласом Отца, а образом Его. Ибо если дети, тобой производимые, подобны тебе, то как ты думаешь, что Бог родил глас, а не Бога? И если сын Елисаветы, наименованный «гласом» (Мф. 3:3. Мк. 1:3. Лк. 3:4), есть человек, то тем более Бог, названный Словом, есть (истинный) Бог. Если возразишь, что Сын в Писании ясно обозначается именем Слово, то рассуди, что Иоанн, который также называется гласом, существует, однако, как лицо; подобным образом и Бог, Который называется Словом, есть тем более Бог Слово. Если же подумаешь, что Сын есть помышление Отца, то спрошу: разве единожды Отец помыслил? Ибо если помышления Его многи, то как Сын может быть Единородным? И если Сын есть внутреннее Его помышление, то как Он — одесную Его? «От начала было Слово». Но не то слово, какое изрекалось при начале мира, есть сие Слово, так как Оно существует прежде начала и прежде времени, ибо нет ни дня, ни часа, когда бы Его не было. Истинное Слово есть не то, которое в одно время существует, а в другое нет, или не то, которое некогда не существовало и потом было создано, но то, которое уже было всегда, постоянно, от начала, от вечности. Поскольку Тот, Кто изрекает Слово, вечен, и так как Слово это подобно сказующему Его, и есть Слово Сказующего, потому и говорит: «От начала было Слово». И дабы показать, что Его рождение предшествовало всякому началу и границам времени, сказал: «было».

Далее, если Слово сие «было у Бога», а не Богу не Богом создано и не для Бога назначено, как прочие сотворенные вещи, то словами «у Бога» евангелист ясно излагает нам, что как был Бог, у Которого было Слово, так и Самое Слово существовало у Бога как Бог. «От начала было Слово». Этими словами две вещи изъясняет, именно: природу Слова и Его рождение. И дабы не оставить «Слово» без толкования, добавил: «Сие Слово было у Бога», — чем двойное возвестил: во-первых, что Слово не есть, как какой-нибудь человек, ибо «было у Бога», потом — образ бытия Слова. «И Бог было Слово», — чем троякому научил, именно, что Слово есть Бог, Лицо и рождено. «Оно было от начала у Бога». Благоразумно эти слова присоединил, дабы не показалось, что он возвещает одно Лицо. «Оно было от начала у Бога» (ср.: Ин. 1:2). Итак, (евангелист) сказал, во-первых, о рождении Его, во-вторых, что Оно было у Бога, в-третьих, что Оно и было Бог, в-четвертых, что Оно уже прежде было у Бога.

***

Ефесяне были слушателями Евангелиста Иоанна. Он, когда увидал, что три товарища его начали свои Евангелия с тела (рождения Господа по плоти); то дабы люди не подумали, что был только человек Тот, Кто явился ему, а не Сын Божий, — уклонился от своих товарищей и дал своему Евангелию новое начало, которого не сделали его товарищи. Посему во главе Евангелия своего начал раскрытием не того, что Он рожден от Марии, или от Давида и Авраама и Адама, но так: в начале было Слово, и то Слово было к Богу, и Бог было то Слово.

В начале бе Слово. Что на это скажете вы, вводящие нам нового и недавнего Сына, чтобы уже и совсем не верить тому, что Он есть Бог, ибо не будет в тебе Бог нов (Пс. 80:10), как говорит Божественное Писание? Как же не нов, если рожден в последние времена? И не сказал ли лжи, говоря иудеям: истинно говорю Вам: прежде нежели Авраам был, Я есмь (Ин. 8:58)? Ведь очевидно, конечно, и для всех бесспорно, что Христос родился от Святой Девы много времени спустя после блаженного Авраама. Как же вообще сохранится тогда истинный смысл выражения: бе в начале, если Единородный получил бытие в конце веков? Заметь и из последующего, к какой нелепости ведет отрицание вечного существования Сына и мысль, что Он получил бытие в позднейшие времена. Но нам снова должно обратиться к точнейшему исследованию изречения блаженного Евангелиста: в начале бе Слово. Нет ничего старше начала, если выдерживать определение понятия начала в себе самом; ибо начало начала никогда не может быть, или же, если мыслится и берется прежде него что-либо другое, то оно, конечно, перестанет быть истинным началом. В противном случае, то есть если допускается, что нечто предсуществует действительному началу, речь о нем (начале) пойдет у нас в бесконечность, так как всегда будет предвосходить другое начало, производящее то, о коем будет наше изыскание. Итак, начало начала быть не должно, по точному и верному рассуждению, но в необъятную беспредельность должна уходить речь о нем. И так как постоянное движение назад (к беспредельному началу) не имеет конца и превосходит меру веков, то Сын не может оказаться происшедшим во времени, но напротив — существует вечно вместе с Отцом. Ведь был в начале. Если же был в начале, то какой, скажи мне, ум возможет перелететь значение этого "был"? Когда же вообще это "был" может стоять как бы в конце, если оно всегда предшествует следующей мысли и предваряет следующее за ним понятие? Пораженный этим, пророк Исаия говорит; род Его кто исповестъ? Яко вземлется от земли живот Его (Ис. 53:8). Поистине вземлется от земли слово о рождении Единородного, то есть выше всякого разума сущих на земле и выше всякого слова, так что в конце концов неизъяснимо. Если же выше ума и слов наших, то как Он может быть тварным, когда присущий нам разум оказывается в состоянии и временем и словом определять тварные предметы? ... Другое созерцание на то же самое: "в начале бе Слово" ... В отношении к Единородному отнюдь нельзя принимать начало в значении начала во времени, так как Он прежде всякого времени и имеет превечное существование, и притом еще Божественная природа не может иметь конца, — ибо всегда пребывает тожественною себе, согласно воспеваемому в псалмах: Ты же тойжде еси, и лета твоя не оскудеют (Пс. 101:28). Итак, от какого же начала, измеряемого временем и количеством, может исходить Сын, не могущий дойти до конца, будучи Богом по природе и посему вопиющий: Аз есмъ жизнъ (Ин. 14:6)? Ведь начало само по себе отнюдь не может быть мыслимо существующим иначе, как ввиду своего собственного конца. И как началом называется в отношении к концу, так и, наоборот, конец (является концом) также в отношении к началу — причем и здесь обозначаем начало во времени или количество. Итак, если Сын старше и самих веков, то Он не может подлежать происхождению во времени, но всегда был в Отце как в источнике, согласно сказанному Им: Аз от Отца¹ изыдох и приидох (Ин. 8:42). Если же Отец понимается как источник, то было Слово в Нем, существуя как премудрость, и сила, и начертание, и отблеск, и образ Его (Евр. 1:3); ср. (Лк. 11:49; Лк. 9:35) и (Мф. 11:19). И если не было такого времени, когда Отец был без Слова и премудрости и начертания и отблеска, то необходимо признать, что и Сын, который есть это все (Т. е. Слово, премудрость, образ и отблеск) для Вечного Отца, также существует вечным. Как же бы вообще Он мог быть начертанием и точным образом, если бы оказался не отображенным соответственно красоте Того, Кого Он есть образ? Нет конечно никакого препятствия к тому, чтобы мыслить существование Сына в Отце как в источнике, ибо наименование источника здесь означает только "бытие-из-чего"². Сын же естъ (существует) в Отце и из Отца, не отвне или во времени получив бытие, но находясь в сущности Отца и из нее воссияв, как из солнца, например, его отблеск, или как из огня свойственная ему теплота. В этих примерах можно видеть, как единое, хотя и рождается из единого, но притом и всегда сосуществует и нераздельно присуще ему, так что одно без другого не может существовать само по себе и сохранять истинное свойство собственной природы. Разве солнце может не иметь отблеска? Или отблеск разве находится не в испускающем его солнце? И огонь разве может быть, если не имеет свойства согревать? Откуда же тепло, если не из огня или из чего-либо другого, недалеко отстоящего от существенного свойства огня? Как в этих примерах бытие в чем-либо того, что из него есть, не уничтожает сосуществования его, но являет порождаемое сосуществующим с порождающим и единую с ним природу унаследовавшим, так это и относительно Сына; ибо если мыслится и называется сущим в Отце и из Отца, то не инородным, или чужим с Ним, или как бы вторым после Него должен быть Сын, но сущим в Нем, и всегда сосуществующим, и из Него явившимся, по неизреченному образу Божественного рождения. А что и у священных писателей Бог и Отец называется началом Сына по одному только "бытию-из-чего", о сем послушай Псалмопевца, предвозвещающего чрез Духа Святого второе явление Спасителя нашего и говорящего как бы к самому Сыну: с Тобою начало в денъ силы Твоея, в светлости³ святых Твоих (Пс. 109:3). День силы Сына есть тот, когда будет судить всю вселенную и воздаст каждому по делам его. Но приидет Он и тогда, без сомнения, будучи в Отце и имея в Себе Самом Отца и как бы безначальное начало Своей собственной природы, по одному, конечно, только "бытию-из-чего", так как Он существует из Отца. В начале бе Слово. Многие и различные значения представляет нам то начало, о коем мы рассуждаем здесь, стараясь отовсюду уловить служащее на пользу и со всею тщательностью преследуя⁴ истинное понимание Божественных догматов и точность в тайнах (Божественного откровения), ибо и Спаситель негде говорит: исследуйте Святые Писания, потому что в них вы думаете жизнъ вечную иметъ, и они сутъ свидетелъствующие о Мне (Ин. 5:39). Посему можно думать, что блаженный Евангелист началом, то есть властью над всем, обозначает здесь Отца, дабы Божественная природа являлась выше всего, имея под властью⁴ Своей все тварное и как бы восседая на призванном Ею к бытию. Вот в этом-то начале над всеми и во всех и было Слово, не вместе со всеми (тварями) под властью его (начала), но вне всего в нем по природе, как плод совечный, имея как бы начальнейшим всех местом природу Родившего, почему и, как рожденный свободным от свободного Отца, должен иметь вместе с Ним начальство над всем. Следует поэтому рассмотреть, какое значение будет иметь изречение это и при таком понимании начала. Некие, как говорили мы выше, дерзко утверждали, что Слово Божие тогда впервые призвано к бытию, когда Оно, восприяв храм⁵ от Святой Девы, ради нас стало человеком. Но что же было бы в том случае, если бы Сын имел такую природу или был тварен и создан и единоприроден со всеми другими (тварями), коим со всею справедливостью усвояется происхождение из небытия⁶ и (усвояется) как название рабов, так и действительное рабство? Что из сотворенного может безопасно отказаться от рабства Владычествующему над всем Богу? Что не подчинится началу над всем, и владычеству, и господству, на которое в одном месте указывает и сам Соломон, говоря: с правдою бо уготовляется престол началъства (Притч. 16:12). Да, уготован и весьма изукрашен правдою престол начала⁷, очевидно, начала над всеми. А что это за престол, о коем теперь речь, о сем послушай Бога, говорящего чрез одного из святых: небо Мне⁸ престол (Ис. 66:1). Посему уготовано к правде небо, то есть живущие на небесах святые духи. Итак, поелику неизбежно было признать, что вместе с прочими тварями и Сын подчинен Богу и Отцу, как пребывающий в служебном состоянии и подобно прочим тварям находящийся над властью начала, если Он, как утверждают те лжеучители, рожден в позднейшее время и есть один из созданных во времени; то по необходимости блаженный Евангелист тем сильнее устремляется против лжеучителей, отвлекает Сына от всякого рабства, показует Его явившимся от свободной и над всем начальствующей Сущности и утверждает, что Он в Ней существует по природе, говоря: в начале бе Слово. К слову "начало" счел нужным присоединить "бе", дабы оно понималось не только как славное начало, но и как превечное, ибо употребленное здесь "бе" возводит мысль созерцающего к некоему глубокому, непостижимому, неизреченному и вневременному рождению. Ведь это "бе", неопределенно⁹ употребленное, в каком месте может прекратиться, если ему свойственно всегда предварять последующую мысль¹⁰, — и там, где можно подумать, что оно имеет окончание свое, оно делает это окончание началом дальнейшего движения (мысли)? — Итак, "было Слово в начале", то есть как уже существующее в Начале¹¹ над всем и из Него, по природе имея владычное достоинство. А если это истинно, то как уже может быть тварным или созданным? И туда, где есть это "бе", каким образом может проникнуть "не бе"¹², — или какое может иметь наконец по отношению к Сыну место? И Слово бе к Богу Уже достаточно доказав, что невежественное мнение думающих вышесказанным образом отличается пустотою и удалено от истины, и посредством изречения: "в начале бе Слово", преградив всякий доступ говорящим, что Сын есть из небытия, и всякое их в этом пустословие решительно разрушив, обращается теперь к другой сходственной и упорнейшей ереси. И подобно тому, как некий опытный и вместе терпеливый садовод с великим удовольствием предается трудам с киркою и, опоясанный по чреслам и облеченный в подобающие ему сельские одежды, употребляет все старание к тому, чтобы представить вид сада свободным от неприятных терний, непрестанно уничтожает одно терние за другим и, постоянно обходя кругом, острым зубцом кирки подкапывает и исторгает ненужное растение; так и блаженный Иоанн, нося в уме своем живое и действенное и острейшее слово Божие (Евр. 4:12) и дальновидно и проницательно повсюду усматривая вредные поросли зла иномыслящих, едва не бегом устремляется на них и быстро вырубает их отовсюду, доставляя читателям сочинений его средство сохранять себя в правой вере. Заметь же опять мудрость Духоносца. В предшествующих словах он научил, что было Слово в начале, то есть в Боге и Отце, как говорили мы. Поелику же он имел просвещенный взор ума и, надо думать, знал, что восстанут некие, кои по великому невежеству станут говорить, что один и тот же есть Отец и Сын, и только именами будут отличать Святую Троицу, не допуская существования в собственных (особых) ипостасях, так чтобы Отец действительно мыслился именно как Отец, а не как Сын, Сын же существовал опять так же собственно (особо) как Сын, а не как Отец, что и есть в действительности; то необходимо должен был вооружиться и против сей ереси, как бы уже появившейся и воздвигнутой в то время, или же имеющей быть некогда, — и для истребления ее к словам "в начале бе Слово" тотчас же присоединяет: "и Слово бе к Богу", считая нужным везде употреблять это "бе", по причине превечного рождения Его между тем как, называя Слово сущим к Богу, указывает на то что нечто одно и само по себе существующее (ипостасно) есть Сын, а другое опять — Бог и Отец, к Коему было Слово. Ибо единое числом¹³ разве может быть мыслимо существующим само к себе или у себя? А что учение еретиков и об этом оказывается невежественным, раскроем это в нижеследующем рассуждении, сделав точное исследование искомого предмета. ... Доказательство с рассуждениями (от разума) и свидетельствами от Писания того, что и Отец в собственной (особой) есть ипостаси, и Сын точно так же, вместе с Коими очевидно должен быть почитаем за Бога и Святым Дух, хотя теперь и нет исследования о Нем ... Единосущен Сын Отцу и Отец Сыну, почему и имеют совершеннейшее подобие, так что в Сыне созерцается Отец, а в Отце Сын и Один в Другом блистает, как и Сам Спаситель говорит в одном месте: видевый Мене виде Отца Моего (Ин. 14:9), — и опять: Аз во Отце и Отец во Мне (Ин. 14:10, 11; ср. Ин. 10:38). Но если и есть в Отце, а также и Отца имеет в Себе, со всею точностью, как уже было сказано, Сам будучи отпечатлен по образу Родившего и Сам опять с совершеннейшей подлинностью живописуя в Себе Родившего; то по причине сего не утратит особое существование (ипостасное) Свое, ни опять также Отец не прекратит существование в Себе Самом (ипостасное). И сие совершеннейшее сходство и подобие не произведет какого-либо смешения ипостасей, так чтобы единым по числу мыслились Родивший Отец и Рожденный из Него Сын, но у Обоих должно быть исповедуемо тожество природы, как, без сомнения, следует Тому и Другому и существовать особо (ипостасно), дабы и Отец действительно мыслился как Отец и Сын как Сын. И если таким образом причислять к Ним и вместе с Ними почитать Богом и Святого Духа, то Святая и Поклоняемая Троица будет иметь Свою полноту. Иное. Если Сам Сын есть и Отец, то какой же смысл имеет различие имен? Если совсем не родил, то почему называется Отцем? И как (называется) Сыном, если не был рожден от Отца? Имена эти сами по себе с необходимостью требуют такого рассуждения. Поелику же Божественные Писания проповедуют, что Сын рожден, и это и в действительности так, то Он, следовательно, существует и Сам по Себе (ипостасно). Также и Отец существует особо, если одно является из другого, как рождаемое по отношению к рождающему. Иное. Блаженный Павел в Послании к Филиппинцам говорит о Сыне: иже во образе Божий сый не восхищением непщева быти равен Богу (Флп. 2:6). Кто же, следовательно, Тот, Кто не пожелал счесть хищением — быть равным Богу? Не необходимо ли утверждать, что Один Некий существует Тот, Кто в образе Божием, а другой опять Тот, Кого был образ? Это очевидно для всех и всеми признается. Итак, не единое нечто и тожественное по числу суть Отец и Сын, но сосуществуют особо и друг в друге созерцаются, по тожеству сущности, хотя и Один из Одного, то есть из Отца Сын. Иное. Аз и Отец едино есма (Ин. 10:30), — сказал Спаситель, очевидно как знавший и Себя Самого особо существующим, и Отца. Если же на самом деле это было бы не так, то почему, употребляя соответственное единице выражение, не сказал: "Я и Отец одно есмь"? Если же употребляет здесь множественное число, то очевидно наконец, что опровергает мнение иномыслящих, ибо "есма" правильно не могло бы быть употреблено об одном. Иное. При устроении человека раздается глас Говорящего Бога: сотворим человека по образу Нашему и по подобию (Быт. 1:26). Если полнота Святой Троицы, так сказать, сокращается в единое нечто числом и нечестивцы уничтожают существование Самих по Себе Отца и Сына, то кто к кому говорит: сотворим человека по образу Нашему? Ведь если бы действительно было так, как болтают те нечестивцы, то подобало бы сказать: "сотворим человека по образу Моему и по подобию". Если же теперь писатель книги не говорит так, но творение Усвояет многим по числу и употребляет: "по образу Нашему": то чрез это как бы великим и сильным гласом вопиет о том, что число (лиц) Святой Троицы превышает единицу. Иное. Если Сын есть отражение Отца (Евр. 1:3), как свет из света: то каким образом Он (Сын) может не быть другим по отношению к Нему (Отцу), как существующий особо? Ведь отраженное может стать таковым не иначе, как от другого, то есть отражающего, а не само из себя. Иное. Объявляя о Себе Самом, что Он есть из сущности Бога и Отца, Сын говорит опять в одном месте: Аз от Отца изыдох и приидох, паки иду ко Отцу (Ин. 8:42 и Ин. 16:28). Как же может не быть другим рядом с Ним, именно ипостасью и числом, когда все основания заставляют нас думать, что происшедшее из чего-либо есть другое сравнительно с тем, от чего оно произошло? Посему не истинно противоположное о сем учение. Иное. Мы оправдываемся, веруя в Бога Отца и в Сына Единородного и в Святого Духа, почему и Сам Спаситель заповедует Своим ученикам, говоря: шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф. 28:19). Если, поэтому, совсем ничего в наше мышление не вносит различие имен, но Отцем можно назвать Сына и, назвав Сына Его, можно указать на Отца, то какая же была надобность давать повеление креститься верующим не в единицу, но в Троицу? Поелику же речь о Божественной природе достигает до тройственного числа, то для всех, конечно, очевидно, что каждое из исчисляемых существует в особой своей ипостаси, так что, нисколько не изменяясь по природе, восходит к единому Божеству и имеет одинаковое поклонение. Иное. Божественное Писание говорит, что города содомлян были сожжены вследствие гнева Божия. Изъясняя, как наведен был на них Божественный гнев, и ясно указывая на образ погибели, оно говорит: одожди Господь от Господа на Содом огнь и жупел (Быт. 19:24), — каковая участь была вполне подобающею обыкшим совершать оные (содомские) грехи (Пс. 10:6). Какой же Господь от какого Господа послал огонь и сожег города содомлян? Очевидно, что Отец, все совершая чрез Сына, так как Он (Сын) есть сила Его (Отца) и мышца, заставлял Его дождить огонь на содомлян. Когда таким образом Господь от Господа посылает огонь на них, то как же не другим, — насколько это относится к особому (ипостасному) существованию — должен быть Отец рядом с Сыном и также Сын — рядом с Отцем? Ведь единое из единого здесь обозначается. Иное. Движимый пророческим духом и чрез него предведая будущее, блаженный Псалмопевец помышлял, что род человеческий не иначе может быть спасен, как чрез одно только явление Сына Божия, имеющего силу все легко преобразовывать по Своему желанию. Посему и молил, чтобы послан был к нам Сын, как один только могущий спасти бывших под властью и жестокостью дьявольской, — и говорил как бы к Богу и Отцу: посли свет Твой и истину Твою (Пс. 42:3). А какой это свет и какая истина, о сем выслушай Самого Сына, говорящего: Аз есмь свет, — и: Аз есмь истина (Ин. 8:12 и Ин. 14:6). Если же посылаются к нам свет и истина Отца, то есть Сын, то каким образом Он не есть другой рядом с Ним, по особому (ипостасному) существованию, — хотя и одно есть с Ним по тожеству сущности? И если некоторые думают, что это не так, но один и тот же есть Отец и Сын: то почему Духоносец не употреблял другого образа молитвы, восклицая: "прииди к нам, свет и истина?" — Поелику же говорит: "посли", то, очевидно, знал, что другой некто есть Посылающий и другой — Посылаемый. А образ послания должно мыслить так, как это приличествует Богу. Иное. Божественные Писания говорят, что чрез Сына сотворено все, видимое и невидимое, что на небесах и что на земле ср. (Кол. 1:16) и (Ин. 1:3), — и, веруя так в правоте мыслей, мы, поклонники истины, вступаем во внутрь догматов благочестия. Исследуем же это "чрез Сына" и узнаем, какую оно вносит нам мысль. Очевидно, что оно заставляет мыслить другим некиим Творящего и Совершающего и другим некиим — Того, чрез Кого все совершается. Ведь это "чрез Сына" необходимо заключает в себе представление двух лиц, — или пусть скажут, каким образом это "чрез Сына" собственно и истинно может быть принято в деле творения чего-либо за единое по числу и тожественное по количеству, если никто другой не мыслится при этом и не содействует? Но противник наш, думаю, никоим образом не сможет достигнуть этого. Поелику же и сами Священные Писания проповедуют, и мы веруем, — как, полагаю, и они, — что Отец чрез Сына все совершил, то разве не необходимо мыслить, что Отец существует особо и Сам по Себе, а Сын опять подобным же образом, — что не препятствует Святой Троице быть созерцаемою в тожестве сущности? И Бог бе Слово Ведал Духоносец, что в последние времена восстанут некие, кои будут клеветать на сущность Единородного и отрицаться от искупившего их Владыки (2 Пет. 2:1), так как будут думать, что явившееся от Бога и Отца Слово не есть Бог по природе, но введут нам какое-то как бы подложное и лжеименное (Слово), хотя и облеченное именем сыновства и Божества, но в действительности не имеющее этого. Нечто подобное делают те, кои иудейское¹⁵ нечестие Ария вселяют в свой ум, почему и от мертвого сердца износят не животворное слово благочестивого созерцания, но такое, которое направляется и влечет к смерти. Поистине стрела уязвляющая язык их, льстивии глаголы уст их (Иер. 9:8). Как бы кто-либо уже противился словам истины и как бы говорил святому Евангелисту так: "Да, было Слово к Богу, пусть так; соглашаюсь с твоими писаниями о сем. Пусть есть и существует Отец особо и Сын точно так же особо. Но каким же, должно думать, по природе существует Слово? Ведь "быть к Богу" совсем не заключает еще указания и на сущность. А поелику Божественные Писания проповедуют единого Бога, то мы и усвояем это одному Отцу, к коему было Слово". Что же на это говорит Проповедник истины? — Не только: "было слово к Богу", но "было к Богом", дабы чрез бытие к Богу признаваем был другим сущим рядом с Отцом и дабы веровали, что Сын существует особо и Сам по Себе, — а чрез бытие Богом считался единосущным (Отцу) и сущим из Него по природе, как Бог и из Бога исшедший. Ведь если у всех Божество признается единым, то невозможно, чтобы Святая Троица не восходила к совершеннейшему тожеству природы и таким образом не возносилась к единству Божества. Итак, был и Богом — не стал (Богом) впоследствии, но опять был, если, без сомнения, к бытию Божественному (Богом) необходимо должно принадлежать и вечное бытие, так как происшедшее во времени или из совершенного небытия переведенное к бытию не могло бы быть Богом по природе. Если таким образом Слово Божие чрез это "бе" является имеющим вечность, а чрез это "бе Бог" — единосущным с Отцем, то повинными какому наказанию и возмездию, надо полагать, окажутся те, кои думают, что Он менее в чем-либо или даже не подобен Родившему, — и не страшатся дойти до такого нечестия, что уже дерзают и другим говорить таковое, не разумеюще ни яже глаголют, ни о нихже утверждают (1 Тим. 1:7)! Но что отнюдь ничем не меньше Отца сущий из Него и истинный Сын, это можем дознать также из присоединенных далее рассуждений. Иное. Божественные Писания называют Сына многими и различными именами. Так, они говорят, что Он есть премудрость и сила Отца, по сказанному Павлом: Христос Божия сила и Божия премудрость (1 Кор. 1:24). Называется также и светом Его и истиною, как воспевается в псалмах одним из святых: посли свет Твой и истину Твою (Пс. 42:3). Называется и правдою, согласно сказанному: в правде Твоей живиши мя (Пс. 118:40), ибо животворит Отец во Христе верующих в Него. Именуется и советом Отца, по сказанному: советом Твоим наставил мя еси (Пс. 72:24), и опять: совет же Господень во век пребывает (Пс. 32:11). Итак, если Сын есть все это для Бога и Отца, то пусть скажут нам приверженцы Ариева заблуждения и последователи его безумия: как Он может быть меньше Его? Ведь если бы было так, как говорят они, то оказалось бы, что Отец не совершенно премудр, не совершенно силен, не совершенно свет, не совершенно истина, не совершенно праведен, но не совершен и в совете, как скоро Сын, будучи меньше Отца, действительно не окажется совершенным — Сын, Который есть все это для Него (Отца). Но нечестиво так Думать или говорить. Отец совершен, потому что все имеет в Себе совершенным образом. Совершен, очевидно поэтому, и Сын, премудрость и сила, свет и истина, правда и совет Отца. Тот, Кто представляет совершенство в Своем Родителе, как может быть мыслим меньшим? Иное. Если Сын, будучи меньше Отца и Бога, имеет поклонение от нас и от святых Ангелов, то мы окажемся служащими двум Богам, так как несовершенное с совершенным отнюдь не может восходить к тожеству природы. Велико то различие которое разделяет между собою предметы, не одинаковые по природе. Но у нас вера не во многих по числу богов, но один Бог и Отец, к единству с Коим восходит Сын и, очевидно, Святый Дух. Нет, следовательно, уже никакого недостатка в Сыне: ибо каким же образом Он может допустить меньшее до единства с совершенным Отцом, будучи и по природе объединен с Ним в тожество сущности. Иное. Если Сын есть полнота, ибо от полноты Его все мы приняли (Ин. 1:16), то каким образом Он может допустить меньшее? Ведь противоположности друг с другом не совместимы в одном предмете одновременно. Иное. Если Сын, будучи меньше, наполняет все, то где же поместится большее Отца? Говорить так нужно по сходству с телесными предметами, в виде примера, хотя преимущество и уменьшение в бестелесных предметах мыслятся иначе. Иное. Если Бог есть выше всякого имени, а Сын, будучи наследником Его, не может быть совершенным, потому что Он меньше, то ничего великого нет в том, чтобы быть выше всего, то есть Богом. Но нелепо так мыслить или говорить. Следовательно, совершен Сын, как превысший всякого имени и Бог (Флп. 2:9, 10) Иное. Если Божественная природа не подлежит количеству¹⁶, а меньшему свойственно встречаться в количествах, то каким образом Сын, будучи Богом по природе, может быть мыслим меньшим? Ведь не вне количества будет Он, хотя бы и говорили, что Он имеет меньшее только по сравнению с Отцом. Иное. Блаженный Иоанн говорит о Сыне, что не в меру дает Духа (Ин. 3:34), очевидно достойным. Если, таким образом, меры нет в Сыне, то, следовательно, неизмерим и, как Бог, превосходит всякое понятие количества. Как же меньшим может быть Неизмеримый? Иное. Если Сын меньше, а Отец больше, то, очевидно, различным образом и соответственно той мере, какую Каждый имеет, Они должны действовать в освящении нас. И Отец должен освящать более, а Сын менее и по Своей мере. Но в таком случае и Дух будет двойным, именно меньшим в Сыне и большим в Отце. И освящаемые от Отца будут освящаться совершенным образом, а освящаемые чрез Сына — несовершенным образом. Но большая в этом есть нелепость мыслей: ибо один есть Дух Святый, одно и совершенное освящение, от Отца чрез Сына естественно подаваемое. Следовательно, не может быть меньшим Тот, Кто имеет одинаковое с совершенным Отцем действие и обладает Духом Родителя, благим по Своей природе, живым и ипостасным, как, без сомнения, и Отец. Иное. Если во образе и равенстве Отца (Флп. 2:6) был Сын, по слову Павла, то каким образом Он меньше Его? Ведь и дело домостроительства со плотию и называемое ради сего унижение, имеющее прекратиться во второе Его пришествие с неба, не лишит Сына присущего Ему по природе (Божественного) достоинства, ибо приидет, без сомнения, как слышали мы Его говорящего, во славе Отца Своего (Мк. 8:38). Каким же это образом во славе совершенного Отца Меньший Его? Иное. Бог и Отец говорит негде чрез одного из пророков: славы Моей другому не дам (Ис. 48:11). Посему тех, кои нечестиво бесчестят Сына, а чрез Него и Отца, ибо иже не чтит Сына, не чтит и Отца (Ин. 5:23), должно спросить: Сын, будучи, как предполагают они, меньше Бога и Отца, есть ли единосущен с Ним или нет? И если скажут, что единосущен, то зачем напрасно усвояют Ему меньшее? Ведь бытия одинаковой сущности и природы отнюдь не могут иметь по отношению к самим себе большее, то есть в рассуждении образа бытия, — что и требуется доказать. Но, может быть, не согласятся и не признают Сына единосущным Отцу, как меньшего, по их мнению: в таком случае Он будет совершенно Другим и чужим Отцу. Но как же Он имеет славу Его? — ибо ему дадеся, как говорит блаженный Даниил, честь и царство (Дан. 7:14). Или Бог и Отец оказывается обманывающим, говоря: славы Моей другому не дам (Ис. 48:11). Или, если Он Истинен, а славу Свою дал Сыну, то, следовательно, Сын не есть Другой отличный от Него, будучи плодом сущности Его и подлинным порождением. А Тот, Кто одинаков с Отцом по природе своей, каким же, наконец, образом может быть меньше Его? ... Другие простые и отрывочные замечания ... Если Отец есть Вседержитель, подобно же Вседержитель и Сын: то как Он менее Его? Ведь несовершенное, если рассуждать последовательно, не может дойти до меры совершенного. И если Отец есть Господь, подобно же и Сын есть Господь: то как Он менее Его? Ведь Он будет не совершенно свободным, если Он меньше (Отца) по господству и не имеет полного в Себе достоинства. И если Отец есть свет, подобно же и Сын — свет: то как Он менее Его? Ведь Он будет не совершенно светом, но отчасти будет объят тьмою, и лжецом окажется Евангелист, говоря: тьма Его не объят (Ин. 1:5). И если жизнь есть Отец, жизнь — подобно же и Сын: то как Он менее Его? Ведь не будет совершенным образом в нас жизнь, если и вселится Христос во внутреннего человека, но уверовавшие мертвы отчасти, если Сын не есть жизнь совершенным образом и имеет меньше (Отца). Поелику же подобает как можно далее отстраняться от этих нелепостей, то говорим, что совершен Сын, равный совершенному Отцу по тожеству сущности. Иное. Если Сын менее Отца и посему не единосущен, то, следовательно, Он есть другой по природе и совершенно чужой; итак, не Сын, но даже и совсем не Бог. Но как же называется Сыном Тот, Кто не от Отца,— или каким образом уже Бог, Кто не от Бога по природе? (Что говорят в этом случае те, кои утверждают, что в Отца веруют не приявшие веру в Сына, но наоборот — умертвившие Его?) Поелику же в Сына вера (у нас), то мы, по-видимому, пребываем еще в заблуждении, не познав истинного Бога. Но это нелепо. Веруя в Сына, мы веруем и в Отца и, конечно, в Духа Святаго. Следовательно, Сын не чужой Богу и Отцу, как меньший, но едино с Ним, потому что из Него по природе и потому равен и совершен. Иное. Если Сын есть поистине воссиявший от Бога Отца Бог-Слово, то противникам совершенно необходимо даже и против воли признать, что Он существует из сущности Отца; ибо это означает истинное сыновство. Потом: каким образом таковой Сын может быть меньше Отца, если Он есть плод сущности, отнюдь не допускающей в себе ничего меньшего? Ведь в Боге все совершенно. А если Он не из сущности Отца, то, следовательно, не Сын, но как бы некий подложный и лжеименный. Да и Сам Отец, если Он справедливо и истинно должен называться Отцом, как мог бы мыслиться Отцом, если бы не было Сына по природе, ради Коего Он есть Отец? Но это нелепо. Бог есть истинный Отец, как об этом вопиют и все Священные Писания. Следовательно, Сын всенепременно есть из Него по природе. А если так, то не меньше, ибо единосущен как Сын. Иное. Имя отечества или отцовства Бог имеет не от нас, но мы, напротив, оказываемся получившими его от Него. Верно слово Павла, восклицающего так: из Негоже всяко отечество на небеси и на земли именуется (Еф. 3:15). Так как Бог древнее всего, то, очевидно, по подражанию и по сходству с Ним мы называемся отцами, будучи сотворены по образу Его. Посему скажи мне: каким, наконец, образом мы, созданные по подобию Его, по природе оказываемся отцами собственных детей, если этого нет и в первоначальном Образе, по Коему мы образованы? Разве можно бы было соглашаться с тем, что имя отечества или отцовства перешло на всех от Бога, если Он в действительности не есть Отец? Если бы это было так, то существо дела оказывается совершенно извращенным, и скорее мы, по подобию с нами, будем давать Ему название Отца, чем Он нам. С этим основанием необходимо должен согласиться, даже и невольно, еретик. Итак, обманывается свидетель истины, говоря, что всякое отечество от Него есть, на небеси и на земли (Еф. 3:15). Но утверждать это весьма нелепо; ибо истину говорит дерзнувший сказать: или доказательства ищете на то, Христос ли говорит во мне (2 Кор. 13:3)? — От Бога и на нас переходит имя отечества. Итак, по природе Он есть Отец Слова, родил же, без сомнения, не неподобного Себе, если Он (Сын) имеет меньше, чем сколько Сам (Отец), ибо и мы, созданные по подобию Его, не таких имеем, рождаемых от нас самих, детей, но совершенно равных нам по своей природе. Иное. Пусть не лжемудрствует против истины разнообразный в словах еретик, не признавая Сыном Слово Бога, — пусть не дарует Ему пустую и только на одних словах честь, говоря, что Он не из сущности Отца. Каким же образом Сын, если не таков по природе? Посему: или, сняв с себя личину лицемерия, пусть явно злословят, не признавая Его ни Богом, ни Сыном, — или пусть не думают, что Он меньше Родившего, если, изобличаемые всем Божественным Писанием и поражаемые словами святых, стыдятся истины и называют Его Сыном и Богом. Разве Слово, будучи Богом, может иметь что-либо меньшее сравнительно с Богом Отцом? И хотя Он называется и человеком человека и есть Сын, но Он не будет меньше Отца именно по бытию человеком; ибо человек, как человек, не может быть меньше или больше человека, как, например, и Ангел — Ангела, как Ангел, — или что другое из существующего по отношению к чему-либо одноприродному и унаследовавшему одинаковую сущность. Итак, если Он истинно есть Сын, то необходимо говорить, что Он из сущности Отца и имеет в Себе по природе все свойства ее. И если Отец есть по природе Бог, то очевидно есть Бог по природе и Слово, рожденное из нее (Божественной природы). Каким же образом Он будет Богом меньшим Бога, когда это бытие Богом должно быть тожественным? Иное. Откуда у вас, спрашиваю, является дерзость говорить, что Сын меньше, чем Родивший Его? В каком отношении Он может быть меньше? В отношении времени бытия, полагаю, никто не предположит, даже и весьма большой пустослов; ибо превечен Сын и Сам есть Творец веков, — и справедливо должно быть мыслимо совсем не подлежащим определению временем то, что имеет старейшее всякого времени рождение. Но и количеством по отношению к величию не может быть меньше, ибо безмерною по величию, не подлежащею определению количеством и бестелесною мыслится и существует Божественная природа. Каким же, следовательно, образом может оказаться меньше в Рожденном? Наконец — славою, быть может, скажет кто, силою, премудростью. В таком случае пусть скажут: как велик в этом Отец и сколько в Нем всего этого, если уже приходится говорить и это, дабы потом Сын, как измеренный по сравнению с Отцом, мог быть мыслим меньшим. Или если Отец обладает недоступными нашим восприятиям и неизмеримыми благами, далеко превосходящими меру нашего разума, то почему меньшим называют Сына легкомысленно дерзающие на все ариане, к извращению присущего Ему по природе достоинства? Ведь меньшее оказывается таковым по противоположению с большим — и, при неизмеримом достоинстве Отца, какое же может быть доказательство того, что Сын имеет меньше? Иное. О гнусности нечестивых еретиков действительно можно со всею истиною сказать: врази же наши неразумливи (Втор. 32:31). Разве не исполнены они всякого невежества, не ведая¹⁷ ни яже глаголют, ни о нихже утверждают (1 Тим. 1:7), как говорит Павел? А за что они, по нашему мнению, должны подлежать осуждению, это вот что: если они говорят, что Сын есть воистину Бог, от Бога Отца рожденный, и таким образом веруют, то как Он меньше Отца? Ведь великая отсюда должна породиться нелепость мыслей, всецело преисполненная богохульством, которое иной, пожалуй, откажется даже только выслушать. Если Сын, будучи Богом по природе, будет иметь в Себе что-либо меньшее, то тогда необходимо думать, что есть нечто большее Бога. Таким образом сущность Отца мыслится не в совершенстве¹⁸ во всех отношениях, хотя и будет по природе Богом, но и Сам будет подлежать преуспеянию к большему, так как в Сыне, как Своем образе, Он и Сам окажется с такою сущностью, которая допускает в себе меньшее. Таковое окажется по отношению к силе, хотя бы еще и не случилось, так как восприемлющая способность каждого должна, конечно, воспринимать все то, что ей свойственно воспринять, и не может отказаться от этого, когда потребует того время. Но великое в этом оказывается богохульство; ибо ни Отец не может идти к чему-либо большему, но и ни Сын не может иметь в Себе меньшее, потому что Он есть Бог по природе. Посему Сын, будучи и Сам Богом по природе, не может допускать в Себе меньшее, дабы по невежеству еретиков измышленное словишко не почиталось оговором высочайшей над всеми Сущности. Иное. Если, будучи по природе Сыном Бога и Отца, рожденное от Него Слово есть меньше Его или в отношении подобающего Богу достоинства, или как не неизменное по природе, или по какому бы то ни было роду меньшинства, то это будет оговором не столько Его, сколько Той Сущности, из Коей Он, как веруем, есть, как скоро Она оказывается порождающею меньшее или худшее по сравнению с Собою, хотя этого не допускает даже и тварная и созданная сущность, ибо все, что плодоносит, всегда рождает подобное себе. Если же скажут, что Божественная природа Отца лежит выше всякого страдания, то, очевидно, она должна быть и вне оговора в этом и, как первообраз наших благ, не может рождать меньшего Себя Сына, но равного и единосущного, дабы столь превышающий нас Бог не оказался ниже даже нас. Иное — чрез сведение к нелепости. Показуя Себя равным Богу и Отцу, Христос говорит в одном месте к Своим ученикам: видевый Мене виде Отца (Ин. 14:9). Каким же поэтому образом, будучи таковым по природе, как Сам истинно удостоверяет в этом, будет иметь в Себе меньшее, по недомыслию некиих? Ведь если Он, будучи меньшим, показует в Себе Отца, так что между Ними нет никакого различия, то это меньшее должно быть отнесено к Отцу, как служащему неподдельным образом для Сына. Но это нелепо. Посему не меньше Сын, в Коем изображается совершенный Отец. Иное. И каким образом Сын может иметь меньшее, чем что есть в Отце, если Он со всею правотою говорит: вся, елика имать Отец, Моя суть (Ин. 16:15), — и опять к Отцу и Богу (обращаясь): вся Моя Твоя есть и Твоя — Моя (Ин. 17:10)? Ведь если, по неразумному мнению некоторых, Сын действительно меньше, то, поелику Он говорит истину к Отцу: Моя твоя есть и Твоя Моя, это меньшее будет относиться и к Отцу, а большее точно так же к Сыну, так как положение дел оказывается безразличным, если в Каждом из Них является присущее Другому, и что принадлежит Отцу, то — и Сыну, и наоборот, что является присущим свойством¹⁹ Сына, то принадлежит и Отцу. Ничто поэтому не будет препятствовать называть Отца меньшим Сына, а Сына — большим Отца. Но верх нелепости даже только и мыслить нечто таковое. Следовательно, равен и не меньше Тот, Кто имеет общие с Отцом преимущества²⁰ сущности. Иное — из того же. Если все, что имеет Отец, без сомнения, принадлежит Сыну, а в Отце есть (только) совершенное, то совершен будет и Сын, имеющий свойства и преимущества (сущности) Отца, а следовательно — не меньший, как нечестиво думают еретики. Иное — чрез сведение к нелепости, с присоединением умозаключения. Пусть скажут нам изливающие на свою голову пламень неугасимый и отказывающиеся от правомыслия в Божественных догматах, измышляющие извороты разнообразных умозаключений к обману и погибели неискусных: лучше ли Отец Сына, как имеющий больше пред Ним, если (Сын) меньше, как болтают те, — или нет? Но наверное полагаю, что скажут: лучше (Отец). А в таком случае пусть отвечают: что лишнее окажется имеющим Отец в обладании этим бóльшим²¹, если Он не лучше? Ведь если совсем нет ничего такого, то уже уничтожается наконец всякий упрек на Сына (в том, что Он меньше Отца). Если же, напротив, есть весьма много, следовательно, Он уже (Отец) лучше, как имеющий большее, — то пусть в таком случае ответят и научат нас, если они действительно мудры: чего ради Отец, родив Сына, родил не равного Себе, но меньшего? Ведь если бы оказывалось лучше родить Сына во всем Себе равного, то кто же мог воспрепятствовать сделать это? И если есть нечто, с необходимостью воспрепятствовавшее, то даже и невольно должны будут признать, что есть нечто большее Отца. Если же совсем ничего не было препятствующего, а Он, имея силу и ведая, что лучше родить Сына равного, восхотел (родить) меньшего, то оказывается, что в Нем была зависть и неблагожелание, ибо не восхотел дать Сыну равенства с Собою. Таким образом: или бессильным, или завистливым в рождении (Себе равного Сына) должен оказаться Отец, по составленному из умозаключений рассуждению, если Сын будет иметь меньше, как учат они. Но это нелепо, ибо Божественная и простая (несложная) природа выше всякого недостатка. Итак, не меньше Сын, так что не лишается равенства с Отцом, Который никоим образом не был бессилен породить равного Себе Сына, ни зависть не могла быть для Него препятствием пожелать лучшее. Иное. Сам Спаситель говорит в одном месте, что Он в Отце и подобно же Отец в Нем (Ин. 10:38). Но, как всякому конечно очевидно, (это пребывание Отца в Сыне и Сына в Отце) не следует разуметь так, что как тело в теле или сосуд в сосуде, так и Отец вмещается в Сыне, или и Сын каким-либо (внешне чувственным) образом помещается в Отце, но Отец в Сыне и Сын в Отце является по совершенному тожеству сущности, по единству и подобию природы, подобно тому, как если бы кто, созерцая свой вид в изображении и удивляясь до совершенства доведенному сходству своего лица, громко и вполне Истинно сказал бы к кому-либо: я — в этом начертании и начертание — во мне. Или — по другому сравнению — как если бы качество сладости меда, будучи одарено языком, сказало бы о себе самом: я в меде и мед во мне, — или еще: если бы из огня естественно происходящая теплота, испустив глас, сказала бы: я в огне и огонь во мне. Каждый из названных предметов оказывается разделенным только в мышлении, но одним по природе, и один из одного исходит некиим нераздельным и непрерывным происхождением, почему и кажется отделяющимся от того, в чем он есть, — однако же, хотя и допускает такой образ умопредставления о себе, но один в другом оказываются и оба по сущности тожественны. Итак: если, по тожеству сущности и совершеннейшему подобию в отображении, Отец есть в Сыне, то каким образом Больший в Меньшем, по их учению, Сыне может вместиться и быть видим? Поелику же весь в Нем, то конечно совершен Сын — Вместитель Совершенного и Отображение Великого Отца.