Бытие, Глава 2, стих 16. Толкования стиха

Глава XIII.

Почему запрещено было вкушать от древа познания добра и зла. – Непослушание.

28. – Если бы это дерево было что-либо злое, почему Бог и воспретил его человеку, то выходило бы, что человек отправлен на смерть самою злою природою этого дерева. Но так как Создавший все добро зело насадил в раю дерева только добрые (Быт. 1:12) и не было там ни единой злой природы, так как и вообще в мире нет злой природы (об этом, если Господь благоволит, мы скажем обстоятельнее, когда будем говорить о змие), то с этого дерева, не бывшего злым, воспрещено было есть с той целью, чтобы самое уже соблюдение заповеди было для человека добром, а её преступление – злом.

29. Лучше и точнее и нельзя было показать человеку, до какой степени составляет зло самое уже непослушание, как скоро он сделался повинным пороку, потому что вопреки запрещению дотронулся до предмета, прикоснувшись к которому без запрещения, он конечно бы не согрешил. Допустим, напр., кто-нибудь скажет: "не касайся этой травы", буде она ядовита и предвещает смерть, – в таком случае, хотя ослушник приказания и подвергается смерти, если бы к такой траве прикоснулся, но если бы даже и не запрещал никто, а он бы прикоснулся, то и в таком случае конечно бы умер. Эта трава была бы противна его здоровью и жизни, все равно, ограждена ли она или не ограждена запрещением. Равным образом, если кто-нибудь, воспрещает прикасаться к предмету, который убыточен не касающемуся, а воспрещающему, как напр., если бы кто-нибудь протянул руку к чужому имуществу, вопреки запрещению того, кому принадлежит это имущество, то нарушение подобного воспрещения было бы грехом, потому что могло бы быть убыточным для воспретившего. Но раз прикасаются к чему-либо такому, что не вредно ни касающемуся (если оно не ограждено запрещением), ни кому-либо другому, когда-нибудь касавшемуся, то для чего другого оно ограждается запрещением, как не для указания, что повиновение само по себе есть благо, а неповиновение – зло?

30. Наконец, грешник желает только того, чтобы не быть под владычеством Бога, раз дозволяет себе нечто такое, в недозволенности чего он должен руководствоваться единственно повелением Господа. А если он должен руководствоваться только этим, то что другое это значит, как не руководствоваться волею Божиею? Что другое, как не любить воли Божией? Что другое, как не предпочитать человеческой воле волю Божию? Господь, конечно, знает, почему Он приказывает; слуга Его должен делать то, что Он повелевает, а слуга выдающийся, может быть, и видеть, почему Он повелевает. Не станем, впрочем, долго останавливаться на исследовании причины этого повеления, если для человека великая польза заключается уже в том одном, чтобы он служил Богу; повелевая, Бог делает полезным все, что ни повелевает, и ни в каком случае не следует бояться, чтобы Он мог повелеть что-нибудь неполезное.

Глава XIV.

Испытание зла – от преслушания божественной заповеди.

31. Да и не может быть, чтобы собственная воля наша не обрушивалась на человека великою тяжестью падения, если он высокомерно предпочитает ее воле высшей. Это человек и испытал, преслушав заповедь Божию, и путем этого опыта узнал, какое существует различие между добром и злом, добром послушания и злом непослушания, т. е. гордости и упорства, превратного подражания Богу и преступной свободы. А в каком дереве могло это приключиться, от этого обстоятельства, как выше сказано (Быт. 2:9), дерево и получило себе имя. Ибо оно не было бы злым, если бы мы не узнали этого по опыту, так как не было бы и зла, если бы мы его не совершили. Да и вообще какой-либо природы зла не существует, а имя зла получила утрата добра. Без сомнения, Бог есть непреложное благо, человек же, по той своей природе, в какой его сотворил Бог. хотя и есть благо, но благо не непреложное, как Бог. Но преходящее благо, которое следует после блага непреложного, делается лучшим, как скоро оно предано непреложному благу, любя Его и служа Ему разумною и собственною волею. Отсюда, и такая природа представляет собою уже великое благо, потому что она одарена способностью быть преданною высшему благу. Если же она не хочет быть такою, то лишается блага, и это для неё составляет зло, влекущее за собою, по правосудию Божию, страдание. Ибо что могло бы быть в такой мере несправедливым, как если бы изменник благу оставался в благополучии? Этого ни в каком случае и не может быть; но только иногда не чувствуют зла от потери высшего блага, любя благо низшее. Но по божественному правосудию кто потерял по своей воле благо, которое он должен был любить, тот, что любил, теряет со скорбью, лишь бы только прославлялся во всем Творец природ. Хорошо и то, что он скорбит об утраченном благе: если бы в его природе не оставалось уже никакого блага, то не было бы никакой и скорби об утраченном благе.

32. Но кому добро угодно помимо испытания зла, т. е. кто раньше, чем восчувствует потерю добра, уже решился не терять его, того надлежит поставить выше всех людей. Ибо если бы это не ставилось никому в особенную похвалу, то не приписывалось бы похвалы и тому Отроку, который, ставши из рода Израилева Эммануилом, т. е. с нами Богом (Мф. 1:23), примирил нас с Богом, явился Посредником между людьми и Богом (1 Тим. 2:5), Словом у Бога, плотию у вас (Ин. 1:14), Словом-плотию между Богом и нами. Ибо о Нем именно пророк говорит: прежде неже разумети отрочати благое или злое, отринет лукавое, еже избрати благое (Ис. 7:16 по LXX). А каким образом оно могло пренебречь или избрать то, чего не знало, если не так, что добро и зло познаются иначе чрез предведение добра и иначе чрез испытание зла? Чрез предведение добра зло познается, но не ощущается; в таком случае добра держатся, чтобы вследствие его потери не ощущать зла. В свою очередь, чрез испытание зла познается добро; так как тот, кому бывает худо от утраты добра, чувствует, чего он лишился. Отсюда, Отрок тот прежде, чем по опыту узнал или добро, которого бы мог лишиться, или зло, которое бы мог ощущать с потерею добра, пренебрег зло, дабы избрать добро, т. е. не захотел терять добра, которое имел, дабы не ощущать потери того, чего не должен был терять. Поэтому единственный пример повиновения представляет собою Тот, Кто пришел творить не Свою волю, а волю Пославшего Его (Ин. 6:38), в противоположность тому, кто предпочел творить волю свою, а не волю Создавшего его. Отсюда, как чрез непослушание одного многие стали грешниками, так чрез послушание одного многие становятся праведниками (Рим. 5:19): якоже бо о Адаме вси умирают, такожде и о Христе вси оживут (1 Кор. 15:22).

Глава XV.

Почему древо познания добра и зла так названо.

33. Между тем некоторые напрасно пускаются в тонкие исследования вопроса, каким образом дерево могло называться древом познания добра и зла прежде, чем человек преступил в нем заповедь и путем этого опыта узнал, какое существует различие между благом, которое он потерял, и злом, которое снискал. Такое имя дано этому дереву с тою целью, чтобы согласно запрещению остерегались касаться того, ощущение чего должно было явиться от прикосновения к нему вопреки запрещению. Ибо древом познания добра и зла оно стало отнюдь не потому, что с него вкусили вопреки запрещению. Напротив, если бы прародители оказались даже и послушными и с древа познания добра и зла согласно запрещению не вкусили, то и в таком случае его название, конечно, правильно бы говорило о том, что с ними приключилось бы, если бы вкусили от него.

Глава XVI.

Человек до испытания зла мог понимать, что такое зло.

34. Но, говорят, каким образом человек мог понять, что называлось ему древом познания добра и зла, когда он совершенно не знал, что такое – само зло? – Так рассуждающие мало обращают внимания на то, что весьма часто мы понимаем неизвестное из противоположного ему известного, – что даже названия не существующего, раз они вставляются в речь, не остаются темными для слушателя. Ибо то, чего совсем нет (non est), никак не называется; а между тем, эти два слога понимает всякий, кто слышит и говорит по-латыни. Откуда же, как не из воззрения на то, чтО есть, и из его отрицания наши чувства узнают то, чего нет? Так, когда называют слово пустота, то, при воззрении на полноту тел, из её отрицания, как бы чего-то ей противоположного, мы понимаем, что называется пустотою; так, при помощи чувства слуха мы судим не только о звуках, но и о молчании; так равным образом, в силу присущей нам жизни, человек может остерегаться всего ей противного, т. е. лишения жизни, называемого смертью, и какими бы слогами ни называлась та причина, вследствие которой он может потерять то, что любит, т. е. всякое действие, от коего могла бы приключиться потеря жизни (как напр., когда по-латини эта причина называется грехом или злом), он будет понимать, как уморазличаемое обозначение этой потери. Каким, в самом деле, образом понимаем мы слово воскресение, которого никогда не видели на опыте? Не чувствуя ли, что значит жить, и лишение жизни называя смертью, а возвращение от неё к тому, что чувствуем, именуя воскресением? И каким бы другим именем и на каком бы языке мы то самое ни называли, уму нашему в звуках говорящего дается знак, под которым он познает то, что мыслит помимо знака. И надобно удивляться, как природа избегает даже и неизведанной на опыте потери того, чем она обладает. Кто научил скотов избегать смерти, как не инстинкт жизни? Кто научил маленькое дитя прижиматься к своему носильщику, если ему угрожают сбросить с высоты? Правда, так делать оно начинает с известного времени, однако раньше, чем испытает что-либо подобное.

35. Так точно и первым людям мила была жизнь; они, без сомнения, избегали потерять ее, и каким бы способом, какими бы словами ни обозначил им того Бог, они могли разуметь Его. Они не могли бы склониться и ко греху, если бы не были раньше убеждены, что от этого деяния не умрут, т. е. не потеряют того, что имели и обладание чем исполняло их радостью; о чем, впрочем, речь будет в своем месте. Пусть же те, кого беспокоит вопрос, каким образом прародители могли понимать Бога, угрожавшего им чем-то, ими неиспытанным, обратят свое внимание на то, что мы без малейшего колебания и сомнения понимаем названия всего, нами не испытанного, или путем противоположения тому, чтО уже знаем, если это – названия отрицательные, или путем сравнения, если это – названия видовые. Но, может быть, кого-нибудь тревожит вопрос о том, как могли говорить или понимать говорящего люди, которые не научились говорить, выросши ли среди говорящих, или же от какого-нибудь учителя. – Как будто для Бога было трудно научить говорить тех, которых Он так сотворил, что они могли бы научиться тому даже и от людей, если бы только было от кого!

Глава XVII.

Обоим ли вместе Адаму и Еве дана заповедь?

36. Совершенно основательно поднимают вопрос, мужу ли только дал Бог эту заповедь, или и жене? – Но пока еще не рассказано, как сотворена жена. Разве, может быть, она была уже сотворена, но как произошло то, что произведено было раньше, об этом в виде краткого повторения рассказано после? Ибо слова Писания располагаются так: И заповеда Господь Бог Адаму, глаголя, а не сказано: "заповедано им". Затем следует: От всякаго древа, еже в раи, снедию снеси, а не сказано: "снесте". Далее прибавлено: От древа же познания добра и зла, не снесте от него . Здесь уже речь обращена как бы к обоим, во множественном числе, и самое окончание заповеди выражено во множественном же числе, словами: в оньже день снесте от него, смертию умрете. Разве, может быть, Бог, зная, что сотворит жену, заповедал ради порядка так, чтобы заповедь Господня до жены дошла чрез мужа? Такую дисциплину в Церкви поддерживает Апостол, говоря: Аще ли чесому научитися хотят, в дому своих мужей да вопрошают (1 Кор. 14:35).

Глава XVIII.

Каким образом Бог говорил с человеком.

37. Возможен вопрос и о том, как говорил Бог с человеком, которого Он создал, без сомнения, уже одаренным чувствами и умом, так что человек мог слышать и понимать говорящего? Ибо он не мог бы получить и заповеди, преступление которой делало его виновным, если бы не одарен был пониманием. Каким же образом Бог говорил с ним? Внутренне ли, в уме его, мысленно, т. е. так, чтобы человек умным образом разумел волю и заповедь Божию без всяких телесных звуков, или же при помощи материальных подобий? Но, думаю, не так говорил Бог с первым человеком. Ибо Писание повествует о таких предметах, что скорее, должны мы думать, Бог говорил с человеком в раю так, как говорил Он потом с праотцами, напр., с Авраамом и Моисеем, в некотором телесном виде. В этом именно заключается причина, что они услышали глас Бога, ходящего в раю пред вечером, и скрылись (Быт. 3:8).

Глава XIX.

Как мы должны мыслить о Боге, чтобы понять действие Его в тварях.

38. Здесь представляется нам важный и такой, какого не должно пропускать, случай – обратить, насколько мы можем и насколько удостоит помочь и даровать нам Бог, свой взор на двоякое действие божественного Промысла, которого выше, говоря о земледелии, по некоторому мимоходному доводу мы слегка коснулись, дабы ум читателя уже с того момента начал приучаться к рассмотрению того, что наиболее всего служит для нас поддержкою не мыслить чего-нибудь недостойного о самой субстанции Бога. Итак, мы говорим, что высший, истинный, единый и единственный Бог, – Отец, Сын и Святой Дух, т. е. Бог, Его Слово и Дух Обоих, неслиянная и нераздельная Троица, – Бог, Который один имеет бессмертие и живет во свете неприступном, Которого никто из людей не видел и видеть не может (1 Тим. 6:16), – сей Бог ни пространством конечным ли или бесконечным не содержится, ни в течение времен конечное ли или бесконечное не изменяется. Ибо в Его субстанции нет ничего такого, что было бы короче в части, чем в целом, как это необходимо бывает во всем, что находится в пространстве, или же было в Его субстанции то, чего уже нет, или будет, чего еще нет, как это бывает в тех природах, которые могут претерпевать временные изменения.

Глава XX.

Телесная тварь изменяется по месту и времени, духовная только по времени, а Творец ни тем ни другим образом.

39. Сей Живущий в неизменной вечности сотворил разом все, от чего текут времена, наполняются пространства и временными и пространственными движениями вещей вращаются века. Из этих вещей одни Он сотворил духовные, а другие телесные, образовав материю, которую не кто-либо другой, а Сам Он создал бесформенною, но способною к форме, так что своему образованию она предшествует не по времени, а по началу. Духовную тварь Он поставил выше телесной, так как духовная тварь может изменяться только по времени, а телесная – во времени и пространстве. Так напр., наш дух приводится в движение благодатью, или воспоминая, что забыл, или научаясь, чего не знал, или желая того, чего не хотел; тело же движется в пространстве, с земли ли к небу, или с неба к земле, или с востока на запад, или другим каким-нибудь образом. А все, что движется в пространстве, может двигаться и во времени; все же, что движется во времени, не движется непременно и в пространстве. Отсюда, как субстанцию, которая движется в пространстве, превосходит субстанция, которая движется только во времени, так эту последнюю превосходит субстанция, которая не движется ни во времени, ни в пространстве. Отсюда, в свою очередь, как телом во времени и пространстве движет сотворенный дух, сам движущейся только во времени, так созданным духом движет во времени Дух-Создатель, Сам не движущийся ни во времени, ни в пространстве. Дух сотворенный движет самого себя во времени, телом – во времени и пространстве; Дух же Создатель Себя Самого движет, помимо времени и пространства, сотворенным духом – во времени помимо пространства, а телом – во времени и пространстве.

Глава XXI.

Как Бог, не двигаясь Сам, движет тварями, об этом мы должны составлять себе понятие по аналогии с душою.

40. Вот почему кто силится понять, каким образом вечно истинный и вечно бессмертный и непреложный Бог, Сам не двигаясь ни во времени, ни в пространстве, движет во времени и пространстве Свою тварь, тот, думаю, не может составить себе понятие об этом, не понявши прежде, как душа, т. е. сотворенный дух, движущийся не в пространстве, а только во времени, движет телом во времени и пространстве. Ибо если такой не в состоянии понять того, что происходит в нем самом, не тем ли менее он будет в состоянии понять то, что выше него?

41. Ибо душа, связанная привычкою телесных чувств, думает, что и сама она движется вместе с телом в пространстве, как скоро движется тело. Но если она в состоянии присмотреться с тщательностью, как посуставно расположены своего рода центры членов её тела, служащие точкой опоры движений, то откроет, что те из членов, которые движутся в известном промежутке пространства, движутся только от тех, которые сами неподвижны. Так, ни один палец не может двигаться, если не неподвижна рука, от которой, как от неподвижного центра, он может двигаться; точно также, когда движется ладонь от всего локтевого члена, локоть – от плечевого члена, плечо – от спины, то при неподвижности самых центров, на которые опирается движение, движущийся член проходит известный промежуток пространства. Равным образом, в пятке заключается член ступни, при неподвижности которого ступня движется, в колене – член голени, в бедренной кости – член всей ноги; да и вообще каждый член, которым движет воля, движется не иначе, как от какого-нибудь центра члена, коим первоначально управляет мановение воли, дабы от того, что не движется в известном промежутке пространства, могло приходить в действие то, что движется. Кратко сказать, нога при ходьбе не двигалась бы, если бы другая неподвижная нога не поддерживала всего тела, пока та, которая движется с места, откуда она движется, до пункта, куда опускается, опирается на этот неподвижный член своего центра.

42. Если уже в теле каждым членом воля движет не иначе, как от такого органа, которым он не движет, хотя как та часть тела, которая движется, так и та, от которой первая движется, имеют свои телесные количества, коими они занимают известные промежутки пространства; то тем более само мановение души, которому повинуются члены, так что какой ей из них угодно остается неподвижным, служа опорою для того, который должен двигаться, хотя душа – бестелесная природа и не наполняет тела пространственно, как вода наполняет мех или губку, а удивительным образом соприкасается с телом, оживотворяя его бестелесным мановением, коим она, как целью, а не тяжестью, и господствует над телом, – тем более, говорю, мановение воли для того чтобы двигать в пространстве телом, само в пространстве не движется, когда целым телом движет чрез его части, а известными частями не иначе движет, как чрез такие, которыми в пространстве не движет.

Глава XXII.

Как движет Бог и как движет душа.

43. Если понять это трудно, пусть верят тому и другому, т. е. и тому, что духовная тварь, не двигаясь в пространстве, движет в пространстве телом, и тому, что Бог, не двигаясь во времени, движет во времени духовную тварь. А если кто-нибудь не хочет этому верить относительно души, – чему, впрочем, он должен не только верить, но и понимать это, если только мыслит душу бестелесною, какова она есть. Ибо кому же может представляться трудным, что то не может двигаться в пространстве, что не занимает пространства? А все, что занимает пространство, все это – тело. Отсюда следует, что душа не может двигаться в пространстве, если она не тело. Но если, как начал было говорить я, кто нибудь не хочет этому верить относительно души, нападать на него не следует слишком строго. Если же он не верит и тому, что субстанция Божия не движется ни во времени, ни в пространстве, то не вполне еще верит и в Её неизменяемость.

Глава XXIII.

Бог – существо всегда покоящееся и однако вседействующее.

44. Но так как природа Троицы совершенно неизменяема и потому так вечна, что ей не может быть ничего совечного, то она у себя и в себе самой движет подчиненную ей тварь во времени и пространстве, творя природы благостью и промышляя о волях могуществом; так что в ряду природ нет ни одной, которая бы была не от неё, а между волями нет ни одной доброй, которой бы она не вспомоществовала, ни одной злой, которой бы она не могла употребить во благо. А так как не всем природам она дала свободную волю, те же, коим дала, выше и могущественнее, то природы, которые воли не имеют, необходимо должны быть подчинены тем, которые ее имеют, и это – по распоряжению Творца, Который никогда не наказывает злой воли до отнятия у неё естественного достоинства. Отсюда, всякое тело и всякая неразумная душа, раз они не имеют свободной воли, подчинены тем природам, которые одарены свободною волею, – подчинены не все и всем, а как распределило это правосудие Творца. Таким образом, провидение Божие, управляя и распоряжаясь всею тварью, природами и волями, – природами, чтобы они существовали, а волями, чтобы они не оставались бесплодно-добрыми и безнаказанно злыми, подчиняет сначала все себе, затем телесную тварь – духовной, неразумную – разумной, земную – небесной, женскую – мужской, менее сильную – более сильной, несовершенную – более совершенной. В ряду же волей добрые воли оно подчиняет себе, а остальные – добрым, Ему служащим, так чтобы злая воля претерпевала то, что по повелению Божию сделала бы добрая, чрез себя ли саму, или чрез злую волю, но в последнем случае только в кругу таких предметов, которые естественно подчинены злым волям, т. е. в телах. Ибо злые воли в себе самих носят свое внутреннее наказание и такую же свою порочность.

Глава XXIV.

Какие природы подчинены блаженным ангелам.

45. А отсюда высшим ангелам, услаждающимся смиренно Богом и блаженно Ему служащим, подчинена всякая природа, всякая неразумная жизнь, всякая, слабая ли или развращенная воля, так что они делают из подчиненных и с подчиненными им то, чего требует порядок природы, по повелению Того, Кому подчинено все. В Нем они видят непреложную истину и сообразно с нею направляют свою волю. Поэтому они всегда бывают участниками Его вечности, истины и воли, помимо времени и пространства. Двигаются же по Его повелению и временно, хотя Сам Он временно не движется, – двигаются не так, что отступают и удаляются от Его созерцания, но вместе с тем созерцают и Его помимо времени и пространства и исполняют Его повеления в кругу низших предметов, двигая себя во времени, а тела во времени и пространстве, насколько это соответствует их деятельности. И потому Бог Своим двучастным Промыслом присутствует при всей твари, – при природах, чтобы они были, а при волях, чтобы они ничего не делали без Его повеления или дозволения.

Глава XXV.

Как Бог управляет вселенною и её частями.

46. Итак, телесная природа вселенной поддерживается не совне, телесным образом. Ибо вне её нет никакого тела; иначе она уже не вселенная. Но она поддерживается внутренне, бестелесным образом, так как то – дело Бога, что природа, (взятая) вообще, существует, ибо из Того, и Тем, и в Нем всяческая (Рим. 11:36). Части же вселенной поддерживаются (или лучше сказать, происходят), с одной стороны, внутренне-бестелесным образом, что бы быть природами, а с другой – внешне-телесным образом, чтобы стать лучше, как напр., от питания, земледелия, медицины и всего, что только делается к украшению, чтобы они были не только здоровее и плодороднее, но и красивее.

47. Духовная же природа, если она совершенна и блаженна, как природа святых ангелов, – насколько это касается самой её в себе, т. е. чтобы она была и была мудрою, – поддерживается не иначе, как внутренне-бестелесным образом. Ибо Бог говорит с нею удивительным и неизреченным образом внутренне, а не при помощи ни Писания, переданного нам посредством телесных знаков, ни телесных звуков, доступных чувству слуха, ни наконец телесных подобий, какие образно происходят в духе, напр. во сне, или в некоем исступлении духа, которое по-гречески называется экстазис; этим словом воспользуемся и мы вместо латинского, потому что хотя этот род видений и происходит более внутренним образом, чем те, которые сообщаются душе посредством телесных органов, однако, – будучи настолько им подобен, что, когда он происходит, то или совершенно не может, или с трудом и весьма редко может быть отличен от них, а с другой стороны, будучи более внешним, нежели видения, которые разумный ум созерцает в самой непреложной и вечной истине и при её свете судит о всех них, – этот род видений, полагаю, должен быть поставлен в число тех, которые происходят внешним образом. Итак, говорю, духовная, разумная, совершенная и блаженная природа, какова природа ангелов, насколько дело касается её в себе самой, чтобы она была и была мудрою и блаженною, поддерживается не иначе, как внутренне – вечностью, истиною и любовью Творца. Если же надобно сказать и о том, что она поддерживается внешним образом, то поддерживается, может быть, тем, что ангелы видят взаимно друг друга и всем своим обществом радуются в Боге, а также и тем, что, созерцая все твари, они благодарят и славословят Творца. Что же касается деятельности ангельской природы, при посредстве которой провидение Божие наблюдает за родами всех вещей, в особенности за родом человеческим, то она сама является внешне поддерживающею при помощи, с одной стороны, видений, подобных телесным, а с другой – тел, подлежащих ангельской власти.

Глава XXVI.

Бог всегда Тот же и управляет всем, будучи Сам неподвижен.

48. А если это так, если всемогущий, вседержащий и всегда Тот же непреложною вечностью, истиной и волею Бог, не двигаясь ни во времени, ни в пространстве, движет во времени духовную тварь, а телесную во времени и пространстве, так что, этим движением внутренне поддерживая природы, управляет ими и внешним образом, с одной стороны, при посредстве подчиненных Ему волей, которыми движет Он только во времени, а с другой – при посредстве подчиненных Ему и упомянутым волям тел, которыми Он движет во времени и пространстве (а причину этого времени и пространства в Самом Боге составляет жизнь без времени и пространства), – если, говорю, Бог делает нечто такое, то мы не должны думать, что субстанция Бога изменяема во времени и пространстве, или движима во времени и пространстве, а должны относить это к действию божественного Промысла, не к тому действию, коим Бог творит природы, а к тому, коим Он управляет сотворенными природами внешним образом, Сам будучи не пространственным расстоянием или промежутком, а непреложным и превосходным могуществом для всякой вещи и внутренним, так как все в Нем содержится, и внешним, так как Он превыше всего. Равным образом, не временным протяжением, а непреложною вечностью Он и древнее всего, потому что существует раньше всего, и новее всего, так как остается после всего Тем же Самым.

***

49. Поэтому, когда мы читаем слова Писания: И заповеда Господь Бог Адаму, глаголя: от всякаго древа, еже в раи, снедию снеси, от древа же познания добра и зла не снесте от него, а в оньже день снесте от него, смертию умрете, то, останавливаясь на вопросе о способе, как Бог говорил приведенные слова, мы хотя и не можем постигнуть самого этого способа, однако должны признать за несомненнейшую истину, что Бог говорит или чрез Свою субстанцию, или чрез подчиненную Себе тварь. Но чрез Свою субстанцию Он говорит только для творения всех природ, к духовным же и разумным природам – не только для их творения, но и для их просвещения, когда они могут понимать Его речь, какова она в том Его Слове, которое в начале бе к Богу и Бог бе Слово, чрез которое вся быша (Ин. 1:1-3). С теми же, которые не могут понимать этой речи, Он говорит не иначе, как чрез тварь или только духовную, в сновидениях ли, или при экстазе – в подобиях телесным предметам, или же и чрез телесную, когда нашим телесным чувствам представляется какой-нибудь образ, или слышатся звуки.

50. Отсюда, если Адам был таким, что был в состоянии понять ту речь Бога, которую Он сообщает ангельским умам Своею субстанцией, то не следует сомневаться, что Бог удивительным и неизреченным образом приводил в движение ум его и начертал в нем полезную и спасительную заповедь истины, показав неизреченно этою истиной, какое должно быть наказание преступнику, подобно тому, как слышны и видимы бывают все благие заповеди в самой непреложной Премудрости, которая в известное время переходит в святые души (Прем. 7:27), хотя в Ней Самой нет никакого движения во времени. Если же он не был настолько праведен, что для него необходим еще был авторитет другой более святой и мудрой твари, при помощи которой он мог бы познавать волю и повеление Божие, как нам необходим авторитет пророка, а пророкам – авторитет ангела, то почему же мы станем сомневаться, что Бог говорил с ним при посредстве какой-либо подобной твари, такими голосовыми знаками, какие он мог понять? Ибо кто разумеет кафолическую веру, тот ни в каком случае не должен сомневаться, что написанное дальше, именно – что согрешив прародители услышали голос Господа Бога, ходящего в раю (Быт. 3:8), было произведено не самою Его субстанцией, а при посредстве подчиненной Ей твари. Об этом предмете я хотел поговорить несколько подробнее, потому что некоторые еретики полагают, что субстанция Сына Божия, даже и без принятия тела, сама по себе видима и потому, раньше принятия тела от Девы, Он, думают они, был видим отцами, как если бы об одном только Отце сказано, что Его никто видел есть от человек, ниже видети может (1 Тим. 6:16), так как Сын был видим до принятия зрака раба даже и по Своей субстанции, – каковое нечестие кафолическими умами должно быть отметаемо. Но о сем, если будет благоугодно Господу, полнее скажем в другое время; теперь же, закончив настоящую книгу, перейдем к дальнейшему, как из ребра мужа сотворена была жена.

***

Поэтому, когда Бог сказал относительно запрещенной пищи тому человеку, которого Он поместил в раю: В день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь, эта угроза обнимала не только первую часть первой смерти, при которой душа лишается Бога; и не только вторую ее часть, при которой тело лишается души; и не только всецелую первую смерть, при которой душа карается отделением и от Бога, и от тела; но все смерти, вплоть до самой последней, которая называется второй и после которой нет никакой другой... Ибо первая смерть состоит из двух: одна есть смерть души, другая - тела, так что первая смерть всего человека наступает тогда, когда душа, лишившись и Бога, и тела, терпит временные наказания. Вторая же смерть наступает тогда, когда душа, отделившись от Бога, претерпевает вечные кары вместе с телом.

Преимущественно же пред всем, что на земле, сжалившись над человеческим родом, и усмотрев, что по закону собственного бытия не имеет он достаточных сил пребывать всегда, Бог даровал людям нечто большее: не создал их просто, как всех бессловесных животных на земле, но сотворил их по образу Своему, сообщив им и силу собственного Слова Своего, чтобы, имея в себе как бы некие оттенки Слова и, став словесными, могли пребывать в блаженстве, живя истинною жизнию, и в подлинном смысле — жизнию святых в раю. Но зная также, что человеческое произволение может преклоняться на ту и другую сторону, — данную людям благодать предварительно оградил законом и местом; ибо, введя их в рай Свой, дал им закон, чтобы, если сохранят благодать и пребудут добры, то, кроме обетования им безсмертия на небесах, и жизнь их в раю была беспечальна, безболезненна и беззаботна; а если впадут в преступление, и переменившись сделаются худы, наперед знали о себе, что в смерти претерпят естественное тление, и не будут жить более в раю, но, умирая уже вне его, останутся в смерти и тлении. На это же указывает и божественное Писание, говоря от лица Божия: «от всякаго древа, еже в рай, снедию снеси: от древа же, еже разумети доброе и лукавое, не снесте от него; а в оньже аще день снесте от него, смертию умрете» (Быт. 2:16-17). «Смертию же умрете», что иное значит, как не только необходимость умереть, но и оставаться в тлении смерти?

***

Предвидя, что люди могли склониться и в ту и в другую сторону, Бог предусмотрительно решил посредством закона и места оберечь данную им благодать. А именно, Он поместил их в Своем раю и установил для них закон. Если бы они хранили благодать и остались верными, то вели бы в раю беспечальную и беззаботную жизнь, не зная боли; помимо того, что им было бы возвещено и бессмертие на небесах. Но если бы они преступили закон и нарушили верность, то знали бы, что в смерти по закону естества их ожидает тление и что предстоит им не жить в раю, но вне его умирать и пребывать в смерти и тлении.

Человек, поселенный в раю, должен был «возделывать его и хранить его», то есть возделывать землю, иметь уход за растениями. Этот труд должен был, прежде всего развивать и совершенствовать физические силы человека, но с другой стороны, телесный труд имел для человека и высшее духовное значение, ибо, поставляя его в особенную близость к предметам природы, давал ему возможность изучать ее законы. Кроме того, изучая предметы и явления природы, человек мог опытно познавать совершенства Творца, Его премудрость и благость и тем научаться благоговеть пред Ним и любить Его.

Для упражнения и укрепления в добре нравственных сил, Бог преподал человеку заповедь не вкушать от древа познания добра и зла. Исполняя эту заповедь, человек сознательно удалялся от зла и стремился к добру, сообразовал свою волю с волей Божией. Для человека исполнение заповеди становилось причиною и источником его блаженства, но нарушение ее влекло наказание «в день, в которой ты вкусишь от него, смертью умрешь».., то есть человек сделается смертным по телу.

Этого человека (почтив его свободою, чтобы добро принадлежало избирающему не меньше, чем и Вложившему семена его) Бог поставил в раю (что бы ни значил сей рай) возделателем бессмертных растений (может быть, божественных помыслов, как простых, так и более совершенных); поставил нагим по простоте и безыскусственной жизни, без всякого покрова и ограждения, ибо таковым надлежало быть первозданному.

Дает Бог и закон для упражнения свободы. Законом же была заповедь: какими растениями пользоваться человеку и какого растения не касаться. А последним было древо познания: и насажденное в начале не злонамеренно, и запрещенное не по зависти (да не отверзают при сем уст богоборцы и да не подражают змею!). Напротив, оно было хорошо для употребляющих благовременно (потому что древо это, по моему умозрению, было созерцание, к которому безопасно приступать могут только опытно усовершившиеся), но не хорошо для простых еще и для неумеренных в своем желании, подобно как и совершенная пища не полезна для слабых и требующих молока.

Посреди рая насадил Бог

древо познания,

окружил его страхом,

оградил ужасом,

чтобы подобно ограде

охраняли его окрестность.

В одной заповеди,

воспрещавшей вкушение плодов

этого древа,

Адам услышал две заповеди:

надлежало ему бояться древа

и чувствовать, что непозволительно

даже подходить к нему.

* * *

Говоря о введении Адама в рай и о том, для чего он введен, Моисей обращается к повествованию о законе, какой дан был Адаму: И заповеда Господь Бог Адаму, глаголя: от всякаго древа, еже в раи, снедию снеси: от древа же, еже разумети доброе и лукавое, не снесте от него: а в оньже аще день снесте от него, смертию умрете (Быт. 2:16-17). Заповедь легка, ибо отдал Бог Адаму весь рай, но воспретил вкушать плоды одного только древа. Если бы одно древо доставляло человеку пищу, другие же многие были ему запрещены, то оно и служило бы ему пособием в нужде, пищей в голоде. Поскольку же вместо одного древа, которого было для него достаточно, Бог дал ему многие, то совершенное преступление произошло не по нужде, а по небрежению. Бог потому воспретил человеку одно только древо и оградил его страхом смерти, чтобы, если человек не сохранит заповеди ради любви (Бога), давшей заповедь, то страх смерти, окружавший древо, удерживал бы его от преступления заповеди.

<...>

Если бы змий не вовлек их в преступление, то они вкусили бы плодов древа жизни, и древо познания добра и зла тогда не стало бы для них запретным, ибо от одного из этих древ приобрели бы они непогрешительное ведение, а от другого прияли бы вечную жизнь и в человечестве стали бы богоподобными.

Прародители приобрели бы непогрешительное ведение и бессмертную жизнь еще во плоти, но змий своим обещанием лишил их того, что могли приобрести, уверил, что приобретут это преступлением заповеди, – и все для того единого, чтобы не приобрели обещанного Богом через соблюдение заповеди. Обещав, что будут яко бози (Быт. 3:5), лишил их этого, а чтобы обетованное древо жизни не просветило очей их, обещал, что очи их отверзет древо познания.

Посреди рая находилось древо жизни; вкушением плода его поддерживалось бессмертие тела человеческого. Находилось посреди рая и другое древо, древо познания добра и зла. Господь, введши первозданных в рай, заповедал Адаму: «От всякого древа, еже в раи, снедию снеси. От древа же, еже разумети доброе и лукавое, не снесте от него: а воньже аще день снесте от него, смертию умрете» (Быт. 2:16, 17). Эта заповедь объясняет многое. Очевидно, что плоды дерев райских, как мы и выше видели, гораздо тоньше и сильнее, нежели плоды земные, действуют не только на тело, но на ум и душу. Одно древо было древом жизни, а другое древо — древом познания добра и зла. Познание это хранилось, отлагалось, может быть, для усовершившихся деланием и хранением рая, — для новосозданных оно было преждевременно и смертоносно. Такое суждение заимствуем из опытного учения великих иноков. Они завещавают новоначальным подвижникам немедленно отвергать всякую злую мысль, только что она явится уму: потому что ум новоначального еще слаб и неопытен, еще не разрушил дружбы со грехом и, вступив в беседу с ним, непременно увлекается и низлагается им. Напротив того, Отцы завещавают преуспевшим подвижникам не тотчас отвергать злую мысль, но сперва рассмотреть, истязать, обличить и тогда уже отринуть ее: таким образом действия доставляется особенная опытность в невидимой борьбе с духами злобы, изучаются их лукавство, их козни, приобретается сила веры, смирения и молитвы. Есть смертоносное познание зла, которое человек может развить сам в себе: оно смертоносно, потому что тогда естественная доброта человека отравляется принятою злобою, как прекрасная пища ядом, и сама превращается в злобу. Есть и душеполезнейшее познание зла, даруемое Святым Духом избранным сосудам Его, при котором чистый и сильный ум исследует все, и самые тончайшие извития греха, обличает их, не смешиваясь со грехом, и хранит от зла себя и ближних. Так, водимый Святым Духом, святой Апостол Петр сказал Симону волхву: «В желчи горести и союзе неправды зрю тя суща» (Деян. 8:23).

***

Установление поста – Божие установление. Первая заповедь, данная Богом человечеству, – заповедь о посте. Она была необходимо нужною для нас в раю, до падения нашего, тем нужнее она по падении. Заповедь о посте дана в раю, повторена в Евангелии.

Сказано было Адаму: в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь (Быт. 2:17). Ты ныне покорился вере¹, ныне тебе и спасение. Он пал, вкусив от древа; и ты посредством древа вводишься в рай. Не бойся змея, не сокрушит он тебя, ибо пал он с неба. Не говорю тебе: ныне отойдешь ты, но: Ныне же будешь со Мною (Лк. 23:43).

заповедал. Первые слова, сказанные Богом человеку, предполагают способность человека делать выбор, а также его нравственный потенциал и ответственность.

4

Мать целомудрия – непорочность, поста красота неистленная эта,

поит любомудрием (душу) и (в награду) венец дает;

открывает пред нами дверь райскую и жилище отчее

возвращает постящимся;

из которого изгнан был, за собою смерть влеча,

по достоинству Адам не оценив поста.

Ибо на сей раз за нарушенье -

Владыка и Создатель всего (мира) – Бог тотчас разгневался,

но тем, кто почитает пост, Он (щедро) воздает жизнь вечную.

5

И Сам сперва Человеколюбец, как матери любящей, как в воспитанье,

создáнного Им человека вверил постному деланью,

предав в руки посту саму жизнь его. Он бы жил средь ангелов,

если б пост охранялся им;

но отвергнув его, нашел трудности и смерть (саму),

и еще волчцов и терний неприятности;

также и скорбность тягостной жизни¹.

Так если же для рая оказалось полезным пощение,

то здесь – насколько больше², чтобы (всем) нам приобресть

жизнь вечную.

6

Вкушать от древа велит любого Всевышний Адаму, создáнному первым,

в раю тогда его поставив, как в Писании сказано;

запретил лишь одно древо пробовать. Вот слова Создателя

человеколюбивые:

«Наслаждайся, – сказал ему, – всем, что тебе дарую:

таковой твоей усладой удовольствуюсь.

И если это хранить ты будешь,

тебе сохраню сладость; и от тлена за то благодать Моя

тебя оберегает, ибо Я тебе даю жизнь вечную.»

7

Мои реченья, Адам, послушай и тщательно внимай Моему повеленью:

из всех дерев от одного лишь запрещаю отведывать,

не как зло по природе держащего, но тебе зловредие

в преслушаньи несущего.

Ибо сущность растения вовсе не негодная,

но присущие ко древу тебе станется

порчи виною: ибо имеет

сокрытое в себе точило мыслей и меч во вкушении;

и если его съешь ты – то отвергнешь от себя жизнь вечную.

8

Вот, первозданный, Мое веленье: совсем не прикасайся к запретному древу,

коснешься лишь – как вор, немедля будешь смертью наказан ты,

не за то, что не можешь иметь его, но поскольку станешь (сам)

непригодным, неверным ты.

Легок, мал, но божественен тот закон, что дан тебе:

посему-то изобилье остальных дерев

дал тебе щедро, чтоб услаждался

от этих всех деревьев, и чтоб смерти бы ты неподвластен был,

по образу имея и владея вполне жизнью вечною.»

Древо жизни находилось в середине, подобно награде в гимнасии, а древо познания было подобно состязанию в нем. Соблюдающий заповедь об этом древе получает награду — внимай достойному удивления! Настоящие деревья растут повсюду вокруг рая, повсюду и цветут: два ристалища было и в центре гимнасия.

Почему такой запрет? Потому что было неполезно людям практически познавать, что такое зло. Теоретически они знали, что такое зло, но практически не должны были познавать. Как и сегодня, к сожалению, человеку для того, например, чтобы знать, что нельзя убивать, нужно обязательно убить, чтобы узнать, насколько это плохо.

Любое государство и любое сообщество име­ют свои законы. Представить структуру, в ко­торой не было бы абсолютно никаких правил, крайне непросто. Или даже невозможно. Ведь отсутствие всякого закона и полная безнаказан­ность — тоже закон, хотя весьма своеобразный и запредельно жестокий. Если говорить о госу­дарстве, то цель свода правил всем понятна: он призван регулировать общественные отноше­ния. Как мы только что узнали из книги Бытия, сразу после творения человека Бог дает первое ограничение, первую заповедь: Он запреща­ет есть плоды древа познания добра и зла, то есть устанавливает закон. Очевидно, что этот закон не равен нашим общественным прави­лам и ограничениям по той простой причине, что у него абсолютно иная цель и он не имеет отношения к общественным взаимоотношени­ям. Замечательно и кратко цель установленно­го Богом правила выразил святитель Григорий Богослов: «Бог дает закон для упражнения сво­боды». Человек не робот, человек свободен. Но свободе надо учиться. Чем-то первозданный Адам был похож на молодого человека, толь­ко что закончившего школу и уехавшего учить­ся в большой город, подальше от родителей. Та­кой молодец вырвался на свободу, за ним нет контроля. В родительском доме к приличному и доброму поведению его понуждали старшие родственники. Теперь же он должен делать вы­бор: жить ему по доброй воле или нет. Но спер­ва он, скорее всего, попробует свободу на вкус.

Если этот молодой человек достаточно разумен, то в скором времени он поймет, что его же соб­ственное благо в том, чтобы сознательно изби­рать добро, не пить лишнего, не тратить деньги попусту и не связываться с дурными компания­ми. Как только он это поймет, он научится поль­зоваться своей свободой, научится быть при­личным не потому, что кто-то говорит ему быть таковым, а потому, что он сознательно избира­ет добро. Рано или поздно наша свобода обя­зывает нас активно выбирать добро, иначе оно не станет частью нас самих. Выбор Адама сто­ит абсолютно перед каждым взрослым челове­ком: или свободное совершение добра, или же вступление во зло, в «жизнь» греха. Древние толкователи говорят, что древо познания доб­ра и зла есть нечто только для зрелых людей. Так как мы имеем свободу, то не может быть, чтобы не имели знания о зле. Выбор остается за нами — иметь знание о зле на основании оши­бок других или же получать это знание путем преодоления зла.

Господь сказал Адаму: «От всякого дерева в раю ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него». (Быт 2:16-17) Итак, мог Адам есть плоды от всякого дерева в Раю; и пока не нарушил послушания, он не согрешил.

 Воистину, тот ест от дерева познания добра, кто присваивает себе собственную волю и превозносится тем добром, какое Господь говорит и совершает через него; и так, по дьявольскому наущению и преступлению заповеди, это становится для него плодом познания зла. Потому необходимо, чтобы он понёс за это наказание.