Уже довольно показал Апостол превосходство Нового Завета пред Ветхим, особенно тем, что тот, Ветхий, был начертан мертвыми буквами на камне, а этот, Новый, живописуется животворящим Духом в сердце, от чего тот мертвящ, а этот животворящ. Теперь хочет представить преславность Нового Завета, помрачающую славу Ветхого, и для этого пользуется указанием на славу, отражавшуюся на лице Моисея, когда он сходил с горы после беседы с Богом. У него здесь идет такое умозаключение: сколько превосходнее домостроительство спасения, нами вам предложенное и вами принятое, пред ветхозаветным, это вы знаете по собственному опыту; вы приняли животворящего Духа, новую жизнь вам даровавшего, вас освятившего и знамение своего в вас пребывания осязательно являющего (в чрезвычайных дарах). Ничего такого ветхозаветное служение не давало. Но смотрите, какою славою сопровождалось его учреждение? Моисей, сходя с горы с начертанием его, блистал славою. Заключайте же отсюда, что если то, столько низшее сравнительно с нашим служение так являлось славным, то насколько славнее его наше служение? Цель такой речи Апостола будто такая: я толкую вам о превосходстве новой благодати пред ветхозаветным служением; при этом может иному прийти на мысль: но как же Моисей, сиял славою; а здесь что видим? Спаситель в уничижении, Апостолы все непоказны и всех верующих участь такая же не славная. Смотрите, не соблазнитесь такою мыслию; напротив, из того самого, что то ветхозаветное служение явилось так славным, заключайте, что наше несравненно славнее. Ибо силу его вы уже изведали на себе и свидетельство его превосходства в себе носите. Если то, что получаете от сего служения, несравненно превосходнее того, что давало то служение, то не сомневайтесь, что и слава нашего служения блистательнее славы того служения. Не смотрите на видимость; видимое временно, невидимое вечно. Видимо ли то, что имеете вы от Духа благодати? - Невидимо. А менее ли оно от того действительно? - Нисколько не менее; ибо вам не стороннее что сказывается о сем, а то, что вы сами ощущаете и в себе испытываете. Так - если это несомненно, хотя невидимо, не сомневайтесь, что и слава нашего служения действительно есть блистательнее славы служения ветхозаветного, хотя блеска славы сей никто не видит.- Внушает им Апостол эту истину посредством умозаключения, ибо на славу сию не мог он указать так, чтобы и телесные очи видели ее, как славу Моисея видели израильтяне,- не мог сказать: на, вот смотрите - какая слава! И умными очами слава сия не созерцается, как свет какой, а только приемлется в несомненности убеждения, что она есть. Эта несомненность убеждения есть свет ее. Самая же слава - превосходство достоинства его, ясно сознаваемое. Все же сие строилось на том несомненном факте, что домостроительство спасения давало Духа благодати, сообщало новую духовную жизнь и венчалось особыми дарами. Это всеми испытываемое оживление от Духа, эта духоносность и духодвижность, присущие всем, давали умозаключению Апостола точку опоры неколеблемую и силу, способную отражать все недоумения.
Такое построение мыслей видит у Апостола святой Златоуст, а за ним и все наши. Он говорит: "Апостол сказал, что Моисеевы скрижали были каменные и начертаны буквами или письменами, а новозаветные скрижали плотяны и пишутся Духом; сказал также, что писмя убивает, а Дух животворит. Оставалось наконец присоединить к сему сравнению нечто другое, немаловажное, именно о славе лица Моисеева, какой славы никто не видел в Новом Завете телесными очами. Потому первая и казалась великою славою, ибо поражала чувства и созерцаема была телесными очами, хотя вместе была и недоступна. А слава Нового Завета есть духовная. Но постижение сего превосходства последней недоступно было для немощных, потому ветхозаветная слава более восхищала и привлекала их к себе. Итак, поелику он допустил уже такое сравнение (Нового Завета с Ветхим), то решился показать и превосходство новозаветной славы. Поелику же это было очень трудно по причине немощи слушателей, то смотри, что он делает и какой для достижения сей цели употребляет способ: сие различие и превосходство он показывает чрез умозаключения, которые извлекает из вышесказанного им. Если ветхозаветное служение, говорит, было служение смерти, а новозаветное есть служение жизни, то, без сомнения, и слава последнего служения больше славы первого. Поелику он не мог представить новозаветной славы очам телесным, то превосходство ее и показывает чрез умозаключения".
Умозаключений сих строит Апостол три, исходною точкою для которых служат, с одной стороны, слава Моисеева лица, а с другой - духовные совершенства новозаветного служения. Производство умозаключения везде одно: то меньше, да так славно; как же не будет несравненно превосходнее это лучшее и большее? Ставит наперед, чем то меньше и чем это больше, и отсюда выводит очевидное заключение: если то меньшее - славно, то, конечно, это большее несравненно славнее. В сравнение идут следующие черты: то - служение смерти (мертвое), а это - служение Духа (живое и живоносное) (стихи 7, 8); то - служение осуждения, а это - служение правды (9, 10); то - престающее, а это - пребывающее (-11). Кто не видит, что если первое славно, то второе должно быть несравненно славнее?
После сего понятно содержание этих, 7-11, стихов. Надобно, однако же, сделать нужные замечания на некоторые речения.
Что разуметь здесь под служением? - Не Моисеево посредство и Апостольство, а домостроительство спасения подзаконное и благодатное, в их сравнении одного с другим. Так святой Златоуст и все наши. Феодорит только то на то, то на другое указывает. И по ходу речи лучше разуметь последнее. Апостол в этом отделении рассуждает все о превосходстве Нового Завета и его выставляет на вид, себя же всячески прячет и заслоняет. Пред этим только сказал, что сами по себе они ничто. Уместно ли предполагать, что после такого слова он тотчас выставляет славу Апостольства?
Аще ли служение смерти писмены образовано в каменех, бысть в славу.- Образовано - εντετυπωμενη, напечатлено буквами на каменех - на двух скрижалях каменных. На этих скрижалях написано было только десятословие; под служением же смерти разумеется все ветхозаветное учреждение. Апостол обнимает все его тем одним, что написано было на скрижалях, ради того, что десятословие составляло средоточие всего ветхозаветного учреждения, и ради того, что слава на лице Моисея в первый раз показалась, когда он сносил скрижали, а может быть, и ради того, что писание буквами на камнях очень хорошо выражает существенные черты Ветхого Завета. Слова: бысть в славе указывают на прославление зрака плоти лица Моисеева, когда сходил он с горы. Это прославление было так велико, что Аарон и все сыны Израилевы не могли выносить блистание его, и убояшася приступити к Моисею (Исх. 34, 29-30). Это и выражает Апостол, когда говорит: яко не мощи взирати сыновом Израилевым на лице Моисеово. Сам Моисей сначала и не ведяше, яко прославися зрак плоти лица его, но когда узнал, стал возлагать покров на лице свое (-33) для того, чтоб беспрепятственно входить в общение с сынами Израиля по делу устроения всего Завета. Восходя же на гору, Моисей снимал покров для беседы с Богом. Это прославление лица было следствием видения славы Божией, ее отражением; почему по окончании всего дела устроения заветных порядков, вероятно, прекратилось. Почему Апостол и назвал славу сию престающею. Не могли, говорит, сыны Израилевы взирать на Моисея,- славы ради лица его престающия.
Но чего ради учреждение сие названо служением смерти? - "Апостол служение закона нарек служением смерти, потому что закон наказывал (смертию) преступников" (Феодорит). "Под служением смерти Апостол разумеет закон, хотя закон не был виновником и породителем смерти. Виновник смерти - грех. Он вел к нарушению закона; а закон обнаруживал это и подвергал осуждению за грех. Он яснее открывал зло и только наказывал за зло, а не побуждал ко злу; и служил не для того, чтобы производить грех или смерть, но чтобы наказывать того, кто грешит. А таким образом он был вместе и истребителем греха. Ибо когда показывал грех столько страшным, то, без сомнения, сим заставлял и убегать его, или укрощал грех страхом наказания" (святой Златоуст). Удерживал от дел греха закон, а сила греха оставалась в действии и при нем. Поелику сила греха есть мертвящая сила, раздражаема же она была законом, не дававшим между тем помощи к противостоянию ему, то он держал подзаконных в мертвящей области греха. "Закон не другое что был, как письмена. А письмена никакой помощи, как, напротив, бывает в крещении, не доставляли находящимся под законом; но скрижали и начертания приносили смерть преступающим письмена" (святой Златоуст). Вот почему закон есть служение смерти!
Или, может быть, подзаконное учреждение названо служением смерти в том смысле, что было мертвое служение, то есть письменное, буквенное, уставное, служение внешнее, без внутренней силы жизни. Закон не давал Духа, а предписывал только дела. Дела делались обычным порядком, а внутри не было духовной жизни, ибо она дается Духом, которого не сообщал закон.