Знаю твои дела: ты ни холоден, ни горяч: о, если бы ты был холоден или горяч! Вот поистине страшный соблазн наших дней - соблазн масс, соблазн всего исторически сложившегося общества христианского. Ни то ни се: ни вера ни неверие; ни любовь ни нелюбие, ни горение ни угасание. Самая страшная и гибельная опасность, ибо она совершенно незаметно и без всяких ощутительных потрясений и сдвигов забирается в самую глубину нашего сердца и атрофирует и умерщвляет все живое и доброе в нем. По внешности человек как будто бы все тот же: и верования те (он искренно себя считает христианином, а Спасителя Господом Своим. - См.: Мф. 7:22); он даже, может быть, именем Его пророчествовал, прекрасные проповеди говорил, даже бесов изгонял, чудеса творил (в особенности - совершая в служении своем таинства церковные), даже чудеса многие (Мф. 7:22). И тем не менее на Суде Правды Божией ответ ему один - горестный и безнадежный: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие (Мф. 7:23). Да, не только горячий - тот, кто весь сияет, да и других согревает лучами жизни, и любви, и веры своей - во Христе, но даже и холодный, и тот лучше его. Лучше его язычник, лучше его явно беззаконующий мытарь, лучше его тот кощунник, который, может быть, и богохульствовал в своей слепоте - но только потому, что вырос и воспитан так, что до сердца его еще ни разу не доходил «зов Отчий» (см.: Ин. 6:37, 44). О, если бы был ты холоден или горяч!..

«И Григорий Богослов говорит: следует в определенной мере гореть, а также и быть холодным. И подлинно холодный, т.е. не испытавший горячей веры, всегда имеет надежду получить ее; согретый же ею чрез крещение и впоследствии по лености охладевший и совсем остывший, отвергаясь прежде избранной веры, теряет надежду на спасение. Как нельзя отвергать средины в делах - посему и брак, представляющий средину между девством и блудодеянием, принимается, так, напротив, средина в вере не имеет цены». Все мы на деле и по опыту знаем, что такое маловерие и половинчатое христианство, и все мы должны всего более бояться и убегать маловерия и половинчатого христианства. Ибо изречено как определение вечного суда: Так как ты тепловат, а не горяч и не холоден, то извергну (выплюю) тебя из уст Моих. «Как, говорит, не в меру теплое вызывает рвоту у принимающих его, так и Я извергну тебя, подобно отвратительной пище, на Страшном Суде Христовом».

Но - так это есть уже и теперь, уже и в земные эти дни нашей жизни. Ибо стоит только внимательно нам присмотреться, чтобы видеть, как печать богооставленности и отчуждения от подлинно духовной жизни Церкви Христовой охватывает таких, вконец теплохладных духом, лаодикийских христиан - и в наш век, в той среде, в которой мы живем и которую мы же и составляем. Пришли ли они к богослужению, главного в храме у них нет и тени, и малейшего признака. Ибо они предстоят всецело лишь телом, а не духом. Ибо нет в них ни внимания, ни молитвы; или если и родилось внимание, то только к внешнему, придаточному: голосам, музыке, качеству пения, даже внешней стороне изложения и произношения (особенно в проповеди); слушали, а может быть, и восторгались они много, а до сердца у них ничего не дошло, не воссылалось из глубины души к небу даже ни одного «Господи, помилуй». А дома? Дома большинство и совсем оставило долг молитвы, культивируя этим и закрепляя в себе как черту своего характера глубокий духовный сон и прежде всего свою определенную привычку не молиться. Или если, в типе лаодикийском, по традиции и «для очищения совести» такой изленившийся христианин и становится утром и вечером на молитву, то все же по существу он ведь почти не молится, а только «читает молитвы», пробегая без внимания, только бы поскорее, в порядке поверхностных, внешних ассоциаций, знакомые, ставшие автоматически привычными слова и текст молитвословий, и так и отойдет, не испустив и единого молитвенного вздоха.

Та же видимость доброго и в остальном; подается милостыня - но только опять-таки для очистки совести, копейками. Принимают, может быть, участие в просветительной и благотворительной, общественного типа, деятельности: опять-таки в меру своего самолюбия, а то и корыстной заинтересованности, а чуть что не по нас, столкнутся чьи-либо взгляды и стремления - сейчас же свары и раздор, хуже, чем у язычников. И тогда - или такой деятель упорством, а то и насилием, не разбираясь в средствах, начинает добиваться своего (в полное отрицание христианской кротости, как и в явное доказательство собственного холодного и высокомерного презрения к окружающим), или с обидою, махнув рукой, бросит работу, не только не заботясь о самом деле, но нередко лишь громко и явно злорадствуя, если из-за этого доброе и нужное дело расстроилось...

И так - во всем: в семье, где так много теперь ссор и свар, где уже в обычай вошли столь позорные для имени христианского разводы; в непочтении со стороны детей к родителям, и у взрослых (сугубо здесь ответственных) - даже еще более, чем у подростков: в безобразно небрежном исполнении всяких обязанностей, даже при отправлении и самой легкой службы; в преклонении - не только тайном, но уже и явном - пред антихристианским принципом эгоизма, а равно и в блудолюбной чувственности... Трудно остановиться, ибо слишком уж много тут у нас нравственной распущенности и грязи, всевозможных коробящих совесть измен... и все это - в христианских (!) народах и церквах, порой нарочито горделивых в своем кажущемся христианстве. И нередко жалкие лаодикийцы эти претендуют в то же время на звание вождей и наставников и в научной, и в общественной жизни, и даже целые нации такого типа высокомерно расценивают себя чуть не образцами житейской мудрости и совершенства (ср.: Лк. 16:14-15), являясь на деле лишь поражающе сытыми в тупом или кричащем самодовольстве своем (ср.: Лк. 6:24-25). Так что и к нашим дням несомненно относится все то, что было сказано о древней Лаодикии.

Источник

Димитрий (Вознесенский) архиеп. Апокалипсис в перспективе ХХ-го века. М.: ПСТГУ, 2009.- С. 88-90

Откровение ап. Иоанна Богослова, Глава 3, стих 15