Евангелие от Иоанна, Глава 19, стих 26. Толкования стиха

Добрый наставник делает то, что побуждает других делать то же, а Своим примером Он наставлял учеников тому, что забота о родителях пристойна благочестивым детям. Словно древо, к которому присоединены были члены Умирающего, было кафедрой, с которой Учитель давал наставления. Из этого спасительного учения постиг апостол Павел то, чему сам учил: Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного (1 Тим. 5:8). Кто же более домашний, чем родители детям и дети родителям? И вот, Учитель святых дал Собою пример этой спасительнейшей заповеди, когда — не как Бог служанке, которую сотворил и которой руководил, но как человек матери, от которой рожден и которую теперь покидал, — вместо Себя поставил как бы другого сына.

***

Теперь же, претерпевая уже человеческие страдания, Он вверял в человеческой любви Ту, от Которой стал человеком. В самом деле, тогда Он, сотворивший Марию, открылся в Своей силе, теперь же то, что родила Мария, висело на кресте.

Так вот, это место имеет нравственный смысл. Добрый Учитель делает то, к совершению чего побуждает и примером Своим наставляет Своих последователей , а именно чтобы благочестивые дети проявляли заботу о своих родителях, как будто это древо, к которому были прибиты члены Умирающего, было также кафедрой наставляющего Учителя. К этому спасительному учению принадлежит то, чему учил апостол Павел, Col. 1951 когда говорил: |если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного (1 Тим. 5:8). А кем прежде всего являются домашние для кого бы то ни было, если не родителями для детей и детьми для родителей? И вот Учитель святых Сам дал пример этой полезнейшей заповеди, когда не как Бог служительнице, которую сотворил и которой повелевал, но как человек матери, от которой был рожден и которую оставлял, предоставлял вместо Себя как бы другого сына. В самом деле, почему Он так поступил, показывает то, что следует далее; ибо евангелист, говоря о себе, сказал: ||и с этого времени ученик сей взял Ее к себе||| (Ин. 19:27)

В рассказе евангелиста Иоанна есть и другие детали, которые отсутствуют у синоптиков. Иисус, видя стоящих у креста Свою Мать и ученика, «которого любил», говорит Матери: «Жено! се, сын Твой», а затем ученику: «Се, Матерь твоя». С этого дня, добавляет Иоанн, «ученик сей взял Ее к себе» (Ин. 19:25—27). Очевидно, что любимый ученик Иисуса — это не только Иоанн, но всякий ученик, который встает у Его Креста. Именно этот текст играет принципиально важную роль, если говорить о восприятии Пречистой Девы как нашей общей Матери.

Оканчивая Свое служение и отходя к Отцу, Иисус с высоты креста обратился к Своей Матери и любимому ученику, Апостолу Иоанну, и сказал им: Жено! се, сын Твой, и: се, Матерь твоя! Эти слова доказывают, что Иисус был единственный Сын Своей Матери. Если бы у Нее оставалось еще четыре сына, кроме Иисуса, то разве возможно было сказать, что отныне только Иоанн будет Ее сыном? Почему же Иоанн должен был принять на себя попечение о Ней, и даже взять Ее к себе в дом, если у Нее было еще четыре сына?

***

Поручение Иисусом Иоанну попечения о Богоматери

С отшествием Христа из этого мира Пресвятая Матерь Его оставалась одна, и некому было позаботиться о Ней. Иосифа в то время уже не было в живых; так называемые братья Господни были сыновьями Марии Клеоповой, родственницы Ее, и даже не были в числе последователей или учеников Иисуса; других родных не было. Поэтому, увидев Свою Мать и стоявшего с Нею любимого ученика Своего, Иисус благоволил поручить этому ученику (Иоанну) заботу о Ней и, обращаясь к Ней, сказал: Жено! се, сын Твой, а взглядом Своим указал Ей на Иоанна. Потом, обращаясь к Иоанну и указывая взглядом на Свою Мать, сказал: се, Матерь твоя! .

Об этом повествует сам Иоанн, добавляя, что с этого времени ученик сей взял Ее к себе , то есть принял Ее в свой дом и до смерти Ее заботился о Ней, как сын о Матери.

Евангелисты Матфей и Марк, говоря о женщинах, присутствовавших при смерти Иисуса и смотревших на Него издали, не упоминают о Богоматери (Мф. 27:55-56; Мк. 15:40-41), а из этого можно вывести предположение, что Богоматерь не присутствовала при самой смерти Своего Сына.

Весьма возможно, что Сам Иисус хотел избавить Свою Мать от ужасных душевных мук при виде умирающего на Кресте Сына, и взглядом дал Иоанну понять, чтобы он увел Ее к себе; но тогда надо признать, что Иоанн увел Богоматерь, а сам вернулся ко кресту опять, потому что он говорит и о том, что после этого совершилось, и сопровождает свое повествование об этом такими словами: И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину (Ин. 19:35). Трудно же, почти невозможно предполагать, что Иоанн, отведя Богоматерь в дом свой, тотчас же и оставил Ее, оставил Одну в такую ужасную, скорбную минуту. Поэтому имеется достаточно оснований полагать, что Богоматерь оставалась до конца у самого креста или же в незначительном от него отдалении.

И стоял народ и смотрел (Лк. 23:35). Но где же остальные, кроме Иоанна, Апостолы? Где те постоянные спутники Христа, решившиеся идти за Ним, в последнее путешествие Его в Иерусалим, чтобы там и умереть с Ним? Где Петр, так самоуверенно клявшийся душу свою положить за Него? Где они в эту скорбную минуту их Учителя, Которого они так недавно еще признавали Сыном Божиим? Где они? Куда разбежались?..

Смерть Иуды

Вон, вдали от Голгофы, бежит, оглядываясь, Иуда. Первосвященники отвергли его раскаяние, и он бросил им их сребренники, которые были в руках его безмолвными свидетелями гнусного предательства. Он думал освободиться от этого обличителя и тем успокоить свою совесть, но, увы! Совесть, вступившая в свои права, все более и более терзала его и незаметно для него влекла его туда, где он мог бы найти себе действительное успокоение и прощение тяжкого греха: она влекла его к Невинной Жертве его предательства. Он наверное стоял в толпе, окружавшей преторию Пилата; он прислушивался к словам римского правителя, подававшим надежду на оправдание Неповинного; он почти успокоился, когда Пилат властно сказал злобному синедриону: «Я не нахожу никакой вины в Этом Человеке!» Но последовавшие затем колебания Пилата, его уступчивость, боязнь доноса кесарю, приказание подвергнуть Христа бичеванию — все это должно было невыразимой болью терзать сердце Иуды. Когда же первосвященники крикнули и народ подхватил: «Кровь Его на нас и на детях наших!» — то Иуда понял, что принял на свою душу не только свой грех предательства, но и грех народный, призываемое на себя народом проклятие. И побежал Иуда от претории, потеряв теперь всякую надежду на оправдание Христа Пилатом; побежал он за город, думая там, в одиночестве, найти себе успокоение. Но вот, он видит, как из городских ворот выходит толпа народа, предшествуемая и сопровождаемая римскими войсками; впереди толпы несут кресты, орудия мучительной казни. «Теперь (думает Иуда) все кончено; теперь ничем уже не изгладишь своего греха». Останавливается он и смотрит на Голгофу; ждет, что будет дальше, хотя прекрасно знает, как римляне распинают осужденных на казнь. Когда же свершилось все, когда Невинный Страдалец был пригвожден ко кресту, Иуда очнулся от оцепенения и побежал в противоположную от Голгофы сторону, оглядываясь назад. Но куда же он бежит? И зачем? Терзаемый совестью, он решил, что такому человеку, как он, жить нельзя, что надо прекратить эти мучения. И вот, взору его предстало засохшее дерево, на котором можно окончить расчеты с жизнью. Он стремится к нему, подходит, становится на большой камень, судорожными движениями рук накидывает на дерево свой пояс, привязывает один конец его ко стволу, а петлю надевает на шею и, взглянув последний раз на Голгофу, бросается с камня. Петля туго затянулась на его шее, и, после нескольких судорожных движений, мертвое тело его повисло, а затем сорвалось и упало. Так осудил себя на казнь предатель, и сам был своим палачом!

Где остальные десять апостолов?

Но где же остальные десять Апостолов? Где те, которых в последней прощальной беседе Христос называл друзьями Своими (Ин. 15:15)? — Никаких ответов на эти вопросы мы не найдем в Евангелии.

Но, зная предшествовавшие и последовавшие события, мы можем составить довольно правдоподобное предположение о душевном состоянии разбежавшихся десяти Апостолов.

Апостолы со всеми евреями того времени ждали Мессию, как воинственного Царя Израилева, который свергнет римское иго, покорит все народы земли и подчинит их власти евреев. Таковы были понятия евреев о назначении Мессии; и эти мечты были так заманчивы, что даже Апостолы, которым Христос много раз говорил, что Царство Его не от мира сего, никак не могли отрешиться от них, расстаться с ними. И мечтали они о тех местах, какие займут в Царстве Мессии, и даже поспорили как-то между собой, кому из них будет отведено в этом Царстве наипочетнейшее место, кто будет выше всех. А «сыны грома», Иоанн и Иаков Зеведеевы, дерзнули даже просить Господа, чтобы Он в Царстве Своем сравнял их с Собой, посадил одного по правую сторону Свою, а другого по левую. И вера их в такое блистательное, воинственное Царство Мессии была настолько сильна и так затемняла по временам их рассудок, что они не верили даже словам Господа о предстоявших Ему страданиях, смерти и Воскресении. Страдания сии были совсем несовместимы с их понятиями о Царе Израилевом. Как Он может страдать? А умереть? Да разве Мессия может умереть? Нет, Он будет царствовать вечно; следовательно, умереть не может. Но как же Христос воскреснет, если Он как Мессия и умереть не может? Вот этот последний вопрос был для Апостолов неразрешимым недоумением. Они никак не могли понять его, да и не пытались разрешить его. Их удивляло, что Иисус так медлит открыть Свое Царство; они, вероятно, недоумевали, почему Он отказался от провозглашения Его Царем Израилевым, когда толпа чудесно насыщенного Им народа хотела насильно взять Его и вести для этого в Иерусалим. Они теряли уже надежду на осуществление своих мечтаний, когда Иисус отправился в последнее путешествие Свое в Иерусалим; они уговаривали Его не ходить туда на верную, по их мнению, смерть. А если они допускали теперь возможность Его смерти, то, конечно, только потому, что вера в Него как Мессию уже поколебалась и только любовь к Нему, как к Пророку и Чудотворцу, вынудила идти за Ним. Фома сказал: «Пойдем и мы умрем с Ним!» — и все пошли. Последовавший после того торжественный въезд Иисуса в Иерусалим, победные крики народа, восторженно приветствовавшего своего Царя-Мессию, временно возродили в сердцах Апостолов надежду на скорое открытие блистательного Царства, но окончательный разрыв Иисуса с правящей партией и охлаждение к Нему народа вновь повергли в скорбь друзей Христовых. Когда же Его связали, как преступника, и повели на суд, все они в страхе оставили Его, а самый пылкий из них, самый, по-видимому, преданный Христу, три раза отрекся от Него, даже побоялся назвать Его по имени. Но и после того они могли еще лелеять надежду, что каким-нибудь чудом Учитель их освободится от угрожающей Ему позорной казни, и тогда-то Он, торжествующий над Своими врагами, откроет Свое Царство. И с этой надеждой они, наверное, явились на Голгофу и вмешались в толпу. Но, увы! И этим надеждам не суждено было сбыться. Христос не только не воспользовался Своей чудодейственной силой, чтобы избавить Себя от казни, но даже молился за Своих палачей. Когда же Его распяли, когда злобные иудеи с насмешкой обращались к Распятому и говорили: «Если Ты Сын Божий, сойди со креста», то не закралось ли и в души Апостолов сомнение? Не взмолились ли они Ему мысленно: «Господи! Если Ты Сын Божий, сойди со креста и открой Свое Царство! И все уверуют в Тебя. Господи! Не медли же! Сойди со креста! Сойди же, Господи!» Если после того крест был большим соблазном для многих, которые готовы были уверовать в Иисуса как Сына Божия то не послужил ли крест соблазном и для Апостолов? Не поверг ли он их в скорбь, уныние, отчаяние и разочарование? Смотря издали на распятого Учителя своего, обращаясь к Нему с мольбой, чтобы Он сошел со креста, и не видя исполнения этой мольбы, они могли дойти до безнадежного отчаяния. Рухнули их заветные мечты о блистательном Царстве Мессии, рухнули надежды на видное участие их в этом Царстве; все кончено, все потеряно! А сколько раз это Царство было в их мечтах так близко, так возможно. Ведь спросили же они как-то Иисуса, что будет дано им за то, что они оставили все и последовали за Ним? И Христос ответил им, что когда Он сядет на Престоле славы Своей, то и они воссядут на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых. Не поняв тогда истинного смысла этих слов Господних, они могли вспомнить их теперь и с грустью и отчаянием спросить самих себя: «Где же эти обещанные двенадцать престолов? И где Престол славы Самого Иисуса? Не этот ли крест? И не придется ли и им разделить Его участь? Не распнут ли и их, как Его учеников, сообщников и исполнителей Его воли? О, зачем же Он довел нас до такого ужасного, невыносимого положения? Зачем Он говорил об этих престолах, когда Его Самого, вместо Царства славы, ожидал Крест?.. О, Господи! Если Ты Сын Божий, сойди же скорее со креста и воссядь на Престоле славы Своей! 84 Сойди, Господи! Сойди!..» Эти вопли то сомнения и страха, то смутной надежды и, вслед за нею, безнадежного отчаяния терзали сердца десяти Апостолов, прятавшихся в толпе, окружавшей Голгофу. Они не могли тогда еще понять, постигнуть все великое значение совершавшихся событий. Они не понимали еще Самого Христа, они не знали, что только смертью и Воскресением Христос победит мир. Они забыли Его слова прощальной беседы: Мужайтесь! Я победил мир! И только после Воскресения Господня, после сошествия на них Духа Святого, открылись их сердца, до тех пор окамененные, и просветлел разум, омраченный фарисейским лжеучением о Царстве Мессии. Только тогда они поняли все и с полным убеждением и верой стали проповедовать воскресшего Христа. Поэтому нам, пытающимся постигнуть душевное состояние Апостолов, издали смотревших на распятого Учителя их, не следует ни удивляться маловерию и сомнениям их, ни сожалеть о том, что все так случилось. Отцу Небесному угодно было привести Апостолов к сознательной вере путем постоянных сомнений, кажущихся нам даже обидными. Только дошедши таким путем до сознательной непоколебимой веры в Иисуса Христа как воплотившегося Бога, они могли выступить убежденными проповедниками и победить языческий мир, Следовательно, все сомнения их, все разочарование и отчаяние были необходимы. Такова была воля Божия.

И стоял народ, и смотрел (Лк. 23:35). Станем же и мы, многогрешные, у Креста Господня! Станем мысленно у ног Страдальца, Единого Безгрешного, принесшего Себя в Жертву за грехи мира! Станем и прислушаемся: что говорит Он нам с высоты Креста Своего, по прошествии почти девятнадцати веков со времени принесения Им этой искупительной Жертвы? Слышите ли, как Он напоминает нам заповедь, данную Апостолам в последней прощальной беседе с ними? Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас (Ин. 13:34). Слышите ли, как Он спрашивает нас: «Любите ли вы друг друга? Помните ли сказанное Мною, что нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15:13)? Помните ли, что по тому и узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою (Ин. 13:35)? Помните ли и исполняете ли то, что Я заповедал вам?» Что ответим мы пострадавшему за нас Господу? Дерзнем ли сказать, что заповеди Его помним и друг друга любим так, как Он возлюбил нас? Нет, скажем Ему: «Господи, Ты все знаешь; Ты знаешь, любим ли мы Тебя и исполняем ли мы то, что Ты нам заповедал. Ты знаешь, Господи, как враг Твой сеет плевелы на ниве Твоей и какую обильную жатву он собирает. Ты видишь, Господи, что не самоотверженной и всепрощающей любовью к ближним, не смирением и кротостью преисполнены сердца наши, а себялюбием, гордостью, жестокостью и человеконенавистничеством. Ты видишь, как дерзающие именовать себя христианами поклоняются не Тебе, а своему я, из которого сотворили себе кумира, и как в жертву этому кумиру приносится все, даже счастье, благополучие, достояние, а нередко и жизнь ближних. Ты знаешь, что, по учению мира сего, добром считается не послушание Богу, не исполнение Его воли, а удовлетворение своих желаний, своих прихотей, хотя бы это и было сопряжено с несчастьем и даже гибелью ближнего, что любовь к ближним и помощь им в беде отвергнуты и заменены борьбой за существование и порабощением слабого сильным. Ты видишь, Господи, как народы воюют друг с другом, как сотни тысяч людей умирают в страшных муках на этой человеческой бойне, и как кровь их льется рекой!.. Дерзнем ли мы, после этого, сказать Тебе, Господи, что заповеди Твои исполняем, и что недаром именуемся христианами? Нет! Жизнью своей, заменой Твоих заповедей учением мира сего мы причиняем Тебе невыразимые страдания, мы непрестанно распинаем Тебя на Кресте Твоем, Господи!»

Приидите же все, верующие в Господа нашего Иисуса Христа! Приидите к подножию Креста Его все, помнящие Его заветы! Приидите и припадем к Нему, и со слезами раскаяния будем молить Его: «Да умолкнет в нас дух злобы, вражды и человеконенавистничества! Да воспламенятся сердца наши любовью к Нему и друг к другу! Да поможет Он нам сознать свою духовную нищету, свое нравственное бессилие и ничтожество в сравнении с тем совершенством, к какому мы должны стремиться! Да дарует Он нам силы возродиться к новой жизни и вновь начать созидание Царства Божия! Да одухотворит нас Духом Святым! И да будем все едино, и да будем едино с Ним! Аминь».

Верование Церкви в приснодевство Богоматери обнаружилось преимущественно по случаю появления еретиков. дерзнувших учить, будто пресв. Дева, по рождении от Нее Спасителя, имела и других детей от Иосифа. Такое учение, как только возникало оно, пастыри Церкви называли безумием, святотатством, богохульством, ересью, и не раз торжественно осуждали на соборах поместных. В опровержение же его, между прочим, замечали:.. Спаситель, умирая на кресте, и поручил Ее одному из учеников своих, сказав ему: се Мати Твоя, а Ей: се сын Твой (Ин. 19:26-27), чего, конечно, не сделал бы, если бы Она имела у себя мужа или других родных детей*.

*«Если бы он (Иосиф) познал ее, и действительно имел женою; то для чего бы Иисусу Христу поручать ее ученику, как безмужнюю, никого у себя не имеющую, и приказывать ему взять ее к себе?» (Златоуст. на ев. Матф. бесед. V, в. 3, стр. 93). Dicit et ad discipulum: ecce mater tua. Ipse est discipulus, cui mater commendabatur. Quomodo marito uxorem tolleret, si fuerat Maria mixta conjugio, aut usum tori conjugalis cognoverat? (Ambros. de instit. virgin. c. VI)

Жено! се, сын твой. Обращение к собственной матери как к "женщине" на арамейском языке не звучит резко (см. ком. к Ин. 2:4). Находясь на кресте, Иисус был не сыном Марии, а Посредником нового завета.

В предсмертныя минуты Свои Господь ока­зал особенную заботливость о Своей Матери, которая без Него оставалась одна без крова и призора. Увидев Матерь и Иоанна, Господь обратился к Матери и сказал Ей «се сын Твой» и потом, указывая ученику на Матерь Свою, сказал ему «се Матерь твоя». Эта последняя воля Господа состояла в том, что­бы Матерь и ученик не разлучались между собою и после Его смерти, чтобы Иоанн при­нял на себя обязанность сына.

Чем отозвался в душе Иисуса взор Его на Матерь Свою, Которая столько любила Сына и была так поражена скорбию? Обращение Его к Пречистой Своей Матери показывает, что и теперь Он был покоен, и теперь Он был выше немощей человечества, и теперь был Он Божественный Иисус. Тем не менее Он не отклоняет взора Своего от Матери; Он смотрит на Ея положение и высказывает Свое попечение о Ней, попечение нежнаго Сына о любимой Матери. Чудное совмещение Божественнаго с человеческом, небеснаго с земным! Он почитает Матерь Свою Материю; и однако говорит Ей: жено, а не Матерь! Не называя Ее Материю, Он показывает, что Он выше уз земных. Жено! имя почетное Деве и Матери; им выражается любовь почтительная к лицу (Ин. 2:4; Ин. 4:21; Ин. 20:13-15. Лк. 22:57), но к лицу стороннему, а не то, что родственному. Жено! се Сын Твой, говорит Божественный Иисус к Матери, указывая на ученика. Нежный, любимый ученик Мой, займет Мое место для Тебя: Се Мати твоя говорит Он ученику в подтверждение Своей воли о Матери. Мать Моя будет твоею Материю, люби Ее, береги Ее, как свою мать. Любовь сына к матери будет говорить тебе, что должен ты делать для Нея. Ты, сын, должен заботиться о всех Ея нуждах, должен доставлять Ей безпомощной все нужное для жизни земной, для целости и покоя жизни. Какая попечительность о Матери! И какое высокое отличие ученику!

Почему никому другому не поручил Господь Матери Своей, а только Иоанну? Почему не поручил сестре Матери Своей, которая тут же стояла у креста? Если не поручил Иосифу: то Обручника уже не было в живых: его давно не видно в евангельской истории. Мария Клеопова, сестра Матери Его, выражает много любви к Иисусу, стоя при кресте Его: но известно, что не высоки были духом дети ея, родственники Иисуса (Ин. 7:3—5). Иоанн напротив был таким, каким не был никто и из лучших учеников Иисуса Христа. Любимый ученик платил за любовь самою нежною и самою верною любовию. Любовь его видна и при кресте, где стоит он один из числа всех учеников, и стоит вблизи Матери Господа Своего. Как же поручить не ему, а кому либо другому, Матерь Свою? Другое отличие, любимаго ученика: он был и остался до гроба девственником. Это облекало его новым правом на отличие, котораго удостоил его Господь. «Девственному ученику Иоанну, говорил блаж. Иероним, поручает девственный Господь девственную Матерь Свою» ¹.

От сего часа поят ю ученик во свояси.

Матерь и ученик поняли, что Господь соединил их для того, чтобы они никогда не разлучались между собою, и чтобы покой Матери Его был священным предметом для ученика. И ученик поспешил исполнить волю Учителя.

От сего часа поят ю ученик во свояси. Тот час же, как выслушал он волю Господа, озаботился душевным покоем Матери. Чтоб скорбь Матери Иисусовой, и теперь столько сильная, не увеличилась еще при виде последних, самых сильных страданий Сына, Иоанн немедленно удалился с Нею с Голгофы. Любящий сын почитал тяжелым для себя, что новая Мать его дотоле столько страдала, потому поспешил успокоить Ее, сколько возможно было для сына. И вот Матери Иисусовой не видим более на Голгофе (Мф. 27:56. Мк. 15:40).

От сего часа поят ю ученик во свояси, или как говорит древний учитель, «блаженную рождением Деву ученик взял для житья в дом свой»². Любящий ученик, поняв поручение возлюбленнаго Учителя, не ограничил попечения о Ней успокоением временным, но поспешил доставить Ей и покойное жилище с содержанием. Это действие ученика дает нам видеть, как вела дотоле жизнь свою Пренепорочная Матерь Дева. Полная веры и любви, Она до тех пор постоянно находилась при Божественном Сыне своем, и как Он не имел где главы подклонити, и Она жила также: странствовала с Ним по городам, селам и пустыням. Пречистая душа Ея благоговейно внимала словам и делам Слова Вечнаго и великаго Посланника Божия и не думала о земном, под покровом Его силы. Теперь новый сын Ея, в исполнении воли Господа, укрыл Ее в своем доме, чтобы защитить Ее от нужд и опасностей земной жизни. По евангелию видно, что у св. Иоанна была собственность в Иерусалиме (Мк. 1:20, Мк. 15:41. Ин. 18:15). Потому-то вскоре после сего видим Иоанна опять на Голгофе, тогда как не видим уже здесь Матери Иисусовой (Ин. 19:28—31, 35). В последствии Богоматерь пребывала вместе с Иоанном и в Ефесе, как свидетельствовал ефесский Собор³. Так ученик исполнял волю Господа!

«Почему, говорит св. Златоуст, Господь не вспомнил ни о какой другой жене (кроме Матери), хотя тут же стояла и другая»? — И так отвечает на вопрос: «Он научает нас, что матерям должно отдавать нечто особенное. Как родителей, которые бы мешали нам в жизни духовной, не должно и знать: так, когда они не препятствуют в том, должно отдавать им все должное и предпочитать их другим, потому что они родили нас, воспитали и тысячу скорбей понесли»⁴.

Да, если и тогда, как Господь наш был так измучен скорбями и страданиями креста, если и тогда, как занят Он был таким великим подвигом, каков подвиг искупления виновнаго человечества,Он показал такую попечительность о Матери Своей: ясно, что освятил Он примером Своим заботливую любовь детей к родителям. Любимый ученик Его, которому передал Он завещание о Матери, своими поступками объясняет нам волю Его об отношении детей к родителям. Подлинно, как после того назвать христианскою ту душу, которая и холодна, и груба, и дерзка пред родителями? Как назвать христианами тех детей, которые думают о своем лишь покое, о своих удовольствиях, о выгодах и о почестях, а дряхлых родителей бросают без призору? Христианство не тому учит. Предписывая христианам почитать отца и мать, Апостол выставляет на вид ту особенную принадлежность сей древней заповеди, что «это есть первая заповедь с обетованием» (Еф. 6:1—3). Это значит, что как исполняющие эту заповедь состоят под особенным покровительством Божием, так не исполняющие той же заповеди преимущественно пред другими грешниками находятся под гневом Божиим, не должны ожидать себе добраго и в этой жизни. «Дети, учит тот же Апостол, будьте послушны родителям своим во всем, ибо сие благоугодно Богу» (Кол. 3:20). Надобно, чтобы дети платили долг родителям, ибо это дело доброе и угодное Богу (1 Тим. 5:4). «Если кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже невернаго» (1 Тим. 5:8). Таково учение христианское об отношении детей к родителям!

Господи Иисусе! да не будет между нами того, чтобы жизнию нашею безчестилось Твое великое имя! Аминь.