Чтобы не привести в уныние учеников слишком сильным описанием своих бедствий, он показывает и великое богатство утешения, и таким образом ободряет их дух; и не только этим ободряет их, но еще и тем, что напоминает о Христе, говоря о своих страданиях, что они страдания Христовы, и, таким образом, прежде всякого другого утешения, извлекает утешение из самих скорбей. В самом деле, что может быть приятнее, как быть общником Христу, и ради Его терпеть страдания? Что может равняться с этим утешением? И не этим только, но и других образом он восставляет души скорбящих. Чем же? Тем, что говорит:
избыточествуют «умножаются». Не сказал: «как постигают нас страдания Христовы», но:
якоже избыточествуют «как умножаются», показывая тем, что (апостолы) претерпевают не только страдания Христовы, но еще большие. Мы претерпели, говорит, не только те страдания, которые Он претерпел, но и преизбыточествующие. Христос был гоним, преследуем, биен, умер. Но мы, говорит, более того претерпели. Этого одного уже достаточно для утешения. И никто не подозревай здесь преувеличения. Вот он и в другом месте говорит: «
ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей» (
Кол. 1:24). И ни в том, ни в другом месте нет ни дерзости, ни самохвальства. Подобно тому, как (апостолы) совершили большие знамения, нежели сам Христос («
верующий в Меня, — говорит Господь, —
и больше сих сотворит» —
Ин. 14:12), — хотя все это совершает Он же, действуя в них, — так и пострадали больше Его, — хотя это опять же принадлежит одному Господу, Который утешал их и давал им силы к перенесению приключавшихся зол.
Вот почему и Павел, чувствуя сам, как много он сказал, смотри, как опять смягчает сказанное, говоря: «
Христом избыточествует и утешение наше»
«умножается Христом и утешение наше»; он все приписывает Господу, прославляя и этим Его человеколюбие. Не только, говорит, насколько скорбим, настолько и утешаемся, но гораздо более. Не сказал, что утешение равно страданиям, но: «умножается утешение», так что время подвигов есть вместе время и новых венцов. В самом деле, скажи мне, что может равняться с тем, как терпеть бичевание за Христа и удостоиться за то беседования с Богом, быть сильнее всех, торжествовать над своими гонителями, быть выше целой вселенной, и чаять таких благ, каких "не видел глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку"
их же око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2:9)? Что может равняться с тем, как терпеть скорби ради благочестия, и за то сподобиться бесчисленных утешений от Бога, получить отпущение стольких грехов, удостоиться Духа, освящения и оправдания, никого не бояться и не трепетать, и среди самых напастей быть славнее всех? Итак не будем унывать во время искушений. Никто из любящих увеселения, беспечно почивающих и услаждающихся, никто из проводящих жизнь изнеженную и рассеянную не может быть общником Христу. Но кто проводит жизнь среди скорбей и искушений и ходит тесным путем, тот близок к Нему. Он ведь и Сам шествовал тем же путем, - почему сказал: "Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову"
Сын человеческий не имать где главы подклонити (Мф. 8:20).
Итак, не печалься, если терпишь скорби, помышляя, кому ты через них приобщаешься, как ты очищаешься чрез искушения и какую великую получаешь от них пользу. Подлинно, нет ничего тяжкого и печального, кроме оскорбления Бога. Если же этого нет, то ни скорби, ни козни, ни что другое не может опечалить богомудрой души. Напротив, как малая искра, брошенная в великую морскую бездну, тотчас же угасает, так точно и всякая печаль, даже самая великая, приразившись к благой совести, легко рассеивается и тотчас исчезает. Потому-то и Павел всегда радовался, что всегда подвизался в делах, угодных Богу, и даже не замечал постигавших его великих зол; хотя он и чувствовал скорбь, как человек, но не падал духом. Так и великий патриарх не переставал радоваться, хотя и постигали его многие огорчения. Посмотри: он лишился отечества, принужден был предпринять длинное и многотрудное путешествие; пришедши на чужую землю, не имел на ней и одной пяди собственности; здесь, опять, встретил его голод и заставил переселяться с одного места на другое; за голодом последовали похищение жены, страх смерти, бесчадие, война, опасности, злоумышление соседей, и наконец сильнейшая из всех скорбей – тяжкое и нестерпимое заклание единородного и любимого сына. Беспрекословно он повиновался Богу; но не подумай поэтому, что он и переносил все это равнодушно. Хотя бы он был и в высшей степени праведник, каков он был и действительно, все же он был человек и подвержен немощам естества человеческого. И однако ничто не могло сразить его; он устоял, как мужественный ратоборец, после каждого искушения увенчиваясь победным венцом. Так и блаженный Павел, видя тучи искушений, каждодневно на него находящих, среди них, как бы среди рая, утешался, радовался и веселился. Но как радующийся этою радостью не может быть пленен унынием, так напротив, не стяжавший ее делается легко уловимым для всякой скорби, и претерпевает то же, что и худо вооруженный, которого и легкий удар уязвляет. Напротив, тот, кто хорошо отовсюду вооружен, удобно отражает всякий направленный против него удар. Радость же по Боге сильнее всякого оружия, и кто имеет ее, того ничто не может привести в уныние и малодушие; напротив, он все переносит мужественно. Что может быть хуже огня, что лютее непрестанных мучений? Хотя бы кто лишился бесчисленных богатств, или детей, или другого чего подобного, но это (огонь и мучения) нестерпимее всех скорбей. "Кожу, - сказано, - за кожу, а за жизнь свою отдаст человек все, что есть у него"
Кожу за кожу, и вся, елика имать человек, даст за душу свою (Иов. 2:4). Так, ничего нет тягостнее мучений; но радость по Боге и для слуха нестерпимые мучения делает сносными и даже приятными. И если бы ты снял с дерева или со сковороды едва-едва дышащего мученика, ты нашел бы в нем такую радость, какой и изобразить невозможно. Но скажут: "как могу я страдать теперь, когда прошло время (подвигов) мученичества? Что ты говоришь? Разве теперь прошло время мученичества?" Оно никогда не проходит, напротив – всегда перед нашими глазами, если только мы бодрствуем. Ведь не повешение только на дереве делает мучеником. Если бы так было, то Иов остался бы без венца мученического. Он не стоял пред судилищем, не слыхал голоса судии, не видал мучителя, не был строгаем по ребрам, повешенный и поднятый на дерево. И однако он страдал более, нежели многие мученики; сообщения вестников, приходивших друг за другом, нестерпимее всякого удара поражали его и прободали со всех сторон; а уста червей лютее множества палачей отовсюду терзали его.
5. Итак, с каким мучеником не может он сравняться? Подлинно (он равен) с бесчисленно многими. Он отовсюду выдерживал борьбу и собирал венцы - и от потери имущества, и от погибели детей, и гниения тела, и от укоров жены, и от друзей, и от врагов, и даже от рабов своих, - потому что и те плевали на лице его, - и от голода, и от сновидений, и от мучительной боли, и от зловония. Вот почему я и сказал, что он может равняться не с одним, не с двумя, не с тремя, а с бесчисленным множеством мучеников. Кроме сказанного, и самое время дает великое преимущество венцам его, потому что он терпел эти скорби прежде закона и благодати, терпел в продолжение многих месяцев, и все в высшей степени, притом же все эти несчастия обрушились на него вдруг, тогда как каждое из них и само по себе нестерпимо, не исключая даже и потери стяжаний, которая, по-видимому, (не)сноснее других зол. В самом деле, многие перенесли удары, а потери имущества не перенесли; напротив, предпочитали лучше терпеть бичевание и множество других мучений, нежели уступить что-нибудь из своих стяжаний, так что потерю их считали для себя самым тяжким ударом. Таким образом, и потеря имущества есть некоторый род мученичества для того, кто мужественно ее переносит. Но как, скажешь, перенести мужественно такие потери? Ты научишься этому, когда узнаешь, что через одно слово благодарности ты приобретешь больше, чем потерял. В самом деле, если, услышав о погибели наших благ, мы не смутимся, а скажем: "Благословен Бог", - то этим приобретем гораздо большее богатство. И действительно, не столько ты получишь пользы, тратя свое богатство на неимущих, всюду обходя и ища бедных, расточая все, что имеешь, алчущим, сколько приобретешь одним этим словом. Вот почему я не столько удивляюсь Иову, отверзавшему для бедных дом свой, сколько изумляюсь и с удивлением восклицаю, видя, как он с благодарением переносил потерю своих стяжаний. То же самое можно приложить и к потере детей. И здесь ты можешь получить не меньшую награду, чем и тот, который возложил на жертвенник и готов был заклать сына своего, если, видя умирающим свое детище, будешь благодарить человеколюбивого Бога. В самом деле, поступающий так чем будет ниже Авраама? Авраам еще не видел (сына своего) лежащего мертвым, но только готовился к этому, так что если он и имеет преимущество в том отношении, что хотел принести в жертву (сына своего), протянул руку и взял нож, то, с другой стороны, он уступает в том отношении, что здесь лежит уже мертвый сын. Кроме того, Авраама ободряла уверенность, что он совершает доблественный поступок, и что славный этот подвиг есть дело собственного его мужества; да и глас с неба, им слышанный, воодушевлял его к этому подвигу; здесь же, напротив, нет ничего подобного. Вот почему тому, кто видит распростертого и лежащего во гробе единородного сына своего, воспитанного в богатстве и подававшего добрые надежды, нужно иметь адамантовую душу, чтобы кротко перенести постигшее его несчастие. И если таковой, укротив естественное волнение, сможет без слез сказать с Иовом: "Господь дал, Господь и взял"
Господь даде, Господь отъят (1:21), то за одно это слово встанет в ряд с Авраамом и вместе с Иовом будет прославляем. И если, остановив вопли жен и воспретив клики плачущих, обратит всех к славословию Бога, то получит бесчисленные почести и от Бога и от людей: люди будут ему удивляться, ангелы рукоплескать, Бог увенчает его славою.
6. Но как могу я не плакать, скажешь ты, когда я человек? (Можешь), если подумаешь о том, что и патриарх, и Иов, будучи оба людьми, ничего подобного не испытали, и притом еще живя оба прежде закона и благодати, и не зная еще тех богомудрых законов, какие у нас; если сообразишь, что умерший переселился в лучшую страну и перешел к лучшему наследию, и что ты не потерял сына, а только препроводил его в безопаснейшее жилище. Итак, не говори: "Я не могу уже называться отцом". Почему тебе не называться отцом, когда сын твой жив? Разве ты потерял детище? Разве ты погубил сына? Напротив, приобрел его, и с большею безопасностью владеешь им. Чрез это ты не здесь только будешь называться отцом, но и на небе, и не только не потерял имени отца, но приобрел право на еще большее наименование: ты будешь называться отцом уже не смертного сына, но бессмертного, отцом мужественного воина, вечно пребывающего в доме Божием. Не думай, что он уже и погиб, если не стоит пред тобою. Ведь если бы он находился теперь в путешествии, то его телесное отсутствие не прекратило бы между вами родственной связи. Не останавливай же своих взоров на лице лежащего, потому что возбудишь этим в себе страдание; но возведи мысль твою от лежащего к небу. Не этот лежащий труп есть сын твой, но тот, который отлетел и восшел на неизмеримую высоту. Итак, когда видишь закрытые глаза, сомкнутые уста и неподвижное тело, не о том помышляй, что эти уста уже не говорят, эти глаза уже не видят, эти ноги уже не ходят, и все обращается в тление, - не так говори, а совершенно напротив: эти уста будут говорить лучше, эти глаза увидят больше, эти ноги понесутся на облаках, это разрушающееся тело облечется в бессмертие, и я опять получу сына, но светлейшего. Если же видимое тобою печалит тебя, то скажи себе: это – одежда, и он скинул ее для того, чтобы опять получить ее же, но более многоценную, это – дом, но он разрушается для того, чтобы стать светлее. Подобно тому как мы, когда хотим очистить дом, не дозволяем оставаться внутри его живущим в нем, чтобы предохранить их от пыли и от шума, но велим на некоторое время выйти; когда же совсем устроим дом, тогда опять безбоязненно вводим их, - так делает и Бог: разрушив гнилую храмину усопшего, Он взял его в Свой отеческий дом, даже к Себе, чтобы после, как она разберется и вновь перестроится, опять отдать ему ее в лучшем и светлейшем виде. Итак, не говори, что он погиб, и что не будет его более; это слова неверующих; но говори: он спит и восстанет; он отправился в путь и возвратится с Царем. Кто так говорит? Тот, кто имеет в себе говорящим Христа. "Ибо, если мы веруем, - говорит (апостол), - что Иисус умер и воскрес и живет, то и умерших чрез Иисуса Бог приведет с Ним"
Аще бо веруем, яко Иисус умре и воскресе тако Бог и умершия приведет с ним (1 Фес. 4:14). Итак, если ты ищешь сына, ищи его там, где находится Царь, где воинство ангелов, не в гробе, не в земле, чтобы, тогда как он вознесен на такую высоту, тебе самому не остаться поверженным на земле. Если мы таким образом будем любомудрствовать, то легко преодолеем всякую подобную печаль. Бог же щедрот и Отец всякия утехи утешит сердца всех нас, и подобными скорбями и другими печалями одержимых, дарует нам избавление от всякого уныния, и сподобит нас стяжать духовную радость и получить будущие блага, которых и да сподобимся все мы достигнуть благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
