1-ое послание к Фессалоникийцам ап. Павла 2 глава 8 стих

Проповедуя в Фессалониках Евангелие Божие, апостол Павел жил в изнурении: ночью и днём трудясь, чтобы никого не обременить (2.9). Он лелеял фессалоникийцев, как своих детей, и в сердечном устремлении к ним хотел «передать им не только Евангелие Божие, но и свою жизнь, потому что они стали для него дороги» (2.8). И поскольку Павел «свято и праведно и безупречно показал себя верующим» (2.10), фессалоникийцы приняли его проповедь не как слово человеческое, а как слово Божие («каково оно воистину») (2.14).

Находясь в Фессалониках, он увещевал каждого, «ночью и днём трудясь» (2.9), проповедуя не только на словах, но и на деле. Павел не стал обузой для своих подопечных... Именно пример обеспечивает успех проповеди.

Он не сомневается, что Бог на его стороне. Бога, Которому известно всё, Павел призывает в свидетели безупречности своей жизни.

Скорби — это печать Бога, доказательство связи, которая существует между Ним и теми, кто в Него поверил. Он испытывает тех, кому вверяет Евангелие. Подобно военачальнику, Бог ставит своих служителей в такие условия, которые показали бы их верность и преданность Ему. Сам апостол, до того как пришёл в Фессалоники, был испытан в Филиппах, а в Фессалониках был вынужден скорбеть, нуждаться и работать своими руками (9 Ибо вы помните, братия, труд наш и изнурение: ночью и днем работая, чтобы не отяготить кого из вас, мы проповедывали у вас благовестие Божие.1 Фес. 2:9). Поэтому страдания, обрушившиеся на молодую фессалоникийскую общину, не должны быть для неё чем-то неожиданным: «Ибо и тогда, когда мы были у вас, мы говорили вам заранее, что предстоит нам скорбеть, как и произошло, и вы знаете» (3.4). Павел не обещал новообращённым последователям Иисуса Христа лёгкой жизни и всеобщего одобрения. Христиане не изъяты из превратностей мира, «ибо... так нам суждено» (3.3).

Так с благоволением оказывали мы вам сострадание, что­бы передать вам не только Евангелие животворное, но даже и души наши отдали мы вам во время преследования нас в городе вашем. За жизнь и спасение ваше переносили мы страдания, и все, что было у нас, вме­сте с душой нашей отдали мы вам, — потому что возлюбленными для нас стали вы более, чем любовь кормилицы к детям.

"Так", – говорит, – "из усердия к вам" то есть, усердствуя к вам; мы, говорит, преданы вам до такой сте­пени, что не только ничего не берем от вас, но, если бы нужно было, не отказались бы отдать вам и свои души. Итак, человеческий ли это расчет, скажи мне? Но кто будет столько безрассуден, чтобы сказать это? "Восхотели передать", – говорит, – "вам не только благовестие Божие, но и души наши". Последнее, следовательно, труднее первого. А что больше приносит пользы? От благовествования действительная польза для них; но пре­дать душу – подвиг больший по своей трудности. В самом деле, не все равно – проповедовать только, и – отдать душу. Первое само по себе досточтимее, последнее гораздо труднее. Мы готовы были, говорит, если бы это было нужно, и души свои истощить для вас. Так как (апостол) и прежде хвалил и теперь хвалит (фессалоникийцев), то и говорит поэтому: мы делаем это не для выпрашивания денег, не из лести, не для снискания у вас славы. Обрати однако внимание! Так как (фессалоникийцы) оказали много подвигов, и их следовало без­мерно хвалить и им удивляться, чтобы они явили себя еще более непреклонными, то похвала такого рода могла показаться подозрительною. Поэтому, устраняя всякое подозрение, он гово­рит о своих бедствиях. С другой стороны, опасаясь, чтобы не подумали, что он говорит о бедствиях с целью показать, как он трудился для них и какою, следовательно, честью должен у них пользоваться, он, сказав о бедствиях, прибавил: "потому что вы стали нам любезны", показывая таким образом, что мы даже охотно отдали бы вам свои души, потому что были вам совершенно преданы. Итак, благовествование мы возвещаем вам потому, что Бог повелел нам это; но, со своей стороны, мы вас столько любим, что, если бы нужно было, отдали бы вам даже свои души. Так-то должен любить истинно любящий. Он не откажет даже в своей душе, если бы у него потребовали ее и если бы это было возможно. Но что я говорю: потребовали? Он сам вызовется на такое пожертвование. Ничего, подлинно ничего не может быть сладостнее такой любви. Для нее ничто не представляется прискорбным. Верный друг поистине – услада жизни. Верный друг поистине – твердый покров. Чего, в самом деле, не сделал бы искренний друг? Какого не доставил бы он удовольствия? Какой пользы? Какой безопасности? Укажи ты на бесчисленные сокровища, и все это – ничто в сравнении с искренним другом. Но скажем прежде, сколько удовольствия заключает дружба в себе самой. Взирающий на друга просветляется от радости, тает от удовольствия и соединяется с ним по душе каким-то особенным союзом, заключающим в себе неизъяснимое наслаждение. Он оживает духом и окрыляется даже при одном только воспоминании о нем. Я говорю о друзьях искренних, единодушных, готовых умереть друг за друга, горячо любящих друг друга. Не думайте опровергнуть мои слова, воображая себе обыкновенных приятелей, сообщников застольных, друзей по одному имени. Кто имеет такого друга, о каком говорю я, тот поймет мои слова. Хотя бы он видел его каждый день, он не пресытится; он желает ему того же, чего и себе самому, Я знал одного человека, который, призывая в молитве за друга святых Божиих мужей, молил их предстательствовать прежде за него, а потом уже за себя. Друг так мил, что даже места и времена становятся любезны от него. Как светлые тела разливают свет на окружающие предметы, так и друзья самим местам, в которых случалось им бывать, сообщают свою приятность. И часто бывает, что, посетив эти места без дру­зей, мы плачем, вспоминая о тех днях, в которые были здесь вместе, и рыдаем. Невозможно однако словами выразить, сколько удовольствия доставляет присутствие друзей; это понимают только те, которые испытали. От друга можно без зазрения и просить услуги, и принимать услугу. Когда они приказывают нам, мы им благодарны, – и скорбим, когда они стесня­ются. У нас нет ничего, что не принадлежало бы им. Часто, презирая все здешнее, мы однако не хотим расстаться с здешнею жизнью только для них. Они вожделеннее нам самого света. И действительно, друг вожделеннее самого света. Я го­ворю о друге искреннем. И не дивись этому. В самом деле, лучше для нас, чтобы солнце померкло, чем лишиться друзей; лучше проводить жизнь во тьме, нежели жить без друзей. И я скажу, почему это. Многие, взирающие на солнце, находятся во тьме, а богатые друзьями никогда не бывают скорбны. Я говорю о друзьях духовных, ничего не предпочитающих дружбе. Таков был Павел, который, охотно отдавая (друзьям) свою душу, хотя они и не просили его о том, охотно бросился бы за них в геенну. Так надобно любить пламенною любовью! Я хочу представить пример дружбы. Друзья дороже отцов и сыновей, – друзья о Христе. Не говори мне о друзьях нынешних, потому что вместе со многим другим утрачено ныне и это благо; но вспомни, что при апостолах, – не говорю о первостоятелях, а о самих даже веровавших, – у всех, как ска­зано: "было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее. И каждому давалось, в чем кто имел нужду" (32 У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее.Деян. 4:32, 35). Тогда не было моего и твоего. Вот дружба, когда кто не почитает своего своим, но принадлежащим ближнему, а собственность ближнего считает чуждой для себя, – когда один так бережет жизнь другого, как свою собственную, а тот платит ему взаимно таким же расположением. Но где же, скажут, можно теперь отыскать такого друга? Именно, нигде нельзя, потому что мы не хотим быть такими, а если бы захотели, было бы даже очень можно. Если бы это было в самом деле невозможно, то Христос не заповедал бы этого и не говорил бы так много о любви. Великое дело дружба, и в какой мере великое, этого никто не может понять, этого не выразит даже никакое слово, разве кто узнает по своему опыту. Непонимание ее произвело ереси; оно заставляет эллинов доселе еще оставаться эллинами. Любящий не желает ни пове­левать, ни начальствовать; но рад лучше сам находиться под начальством и принимать приказания. Он желает лучше бла­годетельствовать, нежели принимать благодеяния, потому что он любит и, следовательно, всегда находится в состоянии чело­века, как бы не удовлетворившего своему желанию. Он не столько радуется, принимая благодеяние, сколько делая благодеяние, потому что желает лучше обязать другого, нежели быть обязанным ему, лучше же сказать – хочет и быть обязанным ему и его иметь своим должником. Он и хочет благоде­тельствовать и не хочет показать, что благодетельствует, но представляет себя как бы должником другого. Думаю, что многие из вас, может быть, не понимают сказанного; поэтому считаю необходимым опять повторить то же. Он хочет и на­чать благодеяние и не казаться начинающим, а только как бы платящим за одолжение. Так и Бог поступил с людьми. Он восхотел даровать за нас Сына Своего; однако, чтобы не показать, что (единственно по благодати) дарует Его, но – как бы отдает нам долг, Он повелел Аврааму дать (Себе) сво­его сына, чтобы казалось, что Он, делая нечто великое, ничего не делает великого. Когда нет дружбы, то мы ставим в укор другим наши благодеяния, превозносим их даже при всей их незначительности. А когда есть дружба, мы скрываем их, и великие хотим выдать за малые, чтобы не показать, что друг у нас в долгу, но – что мы сами одолжены ему тем, что он позволил нам одолжить его. Знаю, что многие не понимают того, о чем я говорю; причина этого в том, что я говорю о такой вещи, которая имеет место теперь только на небе. Если бы я стал говорить о каком-нибудь растении, прозябающем в Индии, которого никто здесь не знает по опыту, то, сколько бы я ни говорил, слово было бы не в состоянии вполне изобра­зить его: так и в настоящем случае, сколько я ни стану го­ворить, буду говорить напрасно, потому что никто не в состоянии будет понять. На небе насаждено это растение; ветви его отягчены не жемчугами, но плодом гораздо приятнейшим – жизнью добродетельной. Какое хочешь, представь себе удовольствие – низкое ли, благородное ли – сладость дружбы будет выше всех их. Укажи даже на сладость меда, но и мед делается приторным; а друг никогда, пока остается другом, напротив – любовь к нему более и более возрастает, между тем происте­кающее из нее удовольствие никогда не производит пресыщения. Друг милее этой временной жизни. Потому-то многие по кончине друзей не желали более жить. С другом иной с удовольствием может жить и в ссылке; а без друга и дома жить не захотел бы. С другом и бедность не тяжела, а без него в тя­гость и здоровье и богатство. Имеющий друга имеет другого себя. Жалею, что не могу объяснить этого примером, так как сознаю, что все сказанное будет гораздо менее того, что следо­вало бы сказать. Вот что значит дружба для этой жизни. А у Бога уготована ей такая великая награда, что и выразить нельзя. Он дает нам награду для того, чтобы мы любили друг друга. Люби, говорит, и прими за это награду, – между тем как мы за это должны бы воздавать награду. Молись, говорит, и получи за это награду, – тогда как мы должны бы принести воздаяние, потому что мы просим у Него благ. За то, что просишь, говорит; получи награду. Постись, и получи награду. Будь добродетелен, и получи награду, хотя ты сам должен бы вознаградить. Истинно, как отцы, когда сделают своих детей благонрав­ными, дают им тогда награды, потому что считают себя долж­никами за то, что (дети) доставили им удовольствие, так и Бог. Получи, говорит, награду, если ты добродетелен, потому что ты радуешь Отца, и Я должен тебя за это наградить. А если ты зол, нет тебе ничего, потому что ты оскорбляешь Родившего тебя. Не будем же оскорблять Бога, но постараемся радовать Его, чтобы сподобиться царства небесного во Христе Иисусе Господе нашем (с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь).

Такому богочеловеческому человеколюбию нас учит Сам единый Человеколюбец. В этом святом человеколюбии содержится все Евангелие Христово, все наше существование и все существование Апостолов. Ради Него мы предаемся на муки и смерти, ведь всю нашу бесконечную любовь ко Господу Иисусу Христу Сам Он чудным и чудотворным образом обратил во святое человеколюбие, чтобы через Него и ради Него мы любили людей безмерно, любили их и в их грехах, и в их смертях и мучениях! И это происходит только для того, чтобы спасти их от греха, смерти и мучения – спасти посредством единого Спасителя и единственного Евангелия спасения! Ведь наше святое призвание заключается в том, чтобы спасать грешников от грехов, а не убивать их за грехи! Чтобы избавлять грешников от смерти, а не осуждать их на смерть! Чтобы извлечь грешников из мучений, а не ввергнуть их в муку! Таково Евангелие чудного Спасителя. Это Евангелие принесло вам божественную любовь и человеколюбие. Так что мы, из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши, потому что вы стали нам любезны, потому что все является Христовым, а не нашим. Потому что в нас нет нас, но всяческая и во всем Христос (ср.: 11 где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос.Кол. 3:11) и Господь. И вы это почувствовали! И увидели, что для вас мы желаем самого большого блага, единственного вечного блага, – и приняли нас как благовестников Спасителя и спасения. Поэтому и мы стали для вас любимыми. И как вам было не возлюбить нас, если вы прежде возлюбили Господа и Спасителя, а через Него – свое спасение и душу свою, а через них и нас, Его Апостолов?

όμειρόμενοι praes. med. (dep.) part, от όμείρομαι относиться по-доброму, стремиться к кому-л. Этимология неясна (Lightfoot, Notes; Morris; ΜΗ, 251; Richard). Оно употребляется в надписи на надгробье, по отношению к тоске родителей, потерявших ребенка, и выражает глубокое чувство и глубокое стремление (Moore; ММ), εύδοκούμεν praes. ind. act. от εύδοκέω быть довольным, быть радостно настроенным. Это слово обращает наше внимание на сердечную доброжелательность автора (Milligan). Хотя по форме это praes. ind., вероятно, это тот случай, когда impf. используется без приращения (Best; BD, 37). μεταδούναι aor. act. inf. от μεταδίδωμι разделять. Это вид дарения, когда дающий владеет одной частью предмета, а получающий — другой, то есть они владеют предметом совместно (von Dobschiitz). ψυχάς асс. pl. от ψυχή душа, жизнь. Это слово обозначает, что человек делится с другим своей жизнью. Душа — жизнь человека, его поведение, вся совокупность земного опыта Павла, которую могли наблюдать другие (PAT, 346f). διότι следовательно, потому что. Очевидно, это слово всегда имеет причинное значение в НЗ (Milligan). άγαπητός возлюбленный, дорогой, έγενήθητε aor. ind. pass, (dep.) от γίνομαι становиться.

Дион Хризостом утверждал (приводя при этом в пример самого себя), что истинный философ должен, не думая об опасности, говорить правду, не взирая на то, понравится она его читателям или нет. Нежные влюбленные часто повторяли такие слова: «Я люблю тебя... как собственное дыхание» (Апулей, «Метаморфозы» 5.6). В отличие от большинства писателей, которые выступали с такими заявлениями, Павел, находясь среди фессалоникийцев, продемонстрировал свою нежную привязанность к ним своим отношением.

Здесь и дальше, в 2,17-20 и 3,6-12, проявлена глубокая любовь Павла к своим духовным детям, которые всего несколько месяцев назад были совершенно чужды ему.

См. ст. 6 Сказал же: «в тяготе», разумея тех, которые не с удовольствием снабжают потребным. «Но быхом тиси посреде вас, якоже доилица греет своя чада». «Тако желающе вас, благоволихом подати вам не точию благовествование Божие, но и души своя, занеже возлюблени бысте нам». В подобии дал видеть свою ласковость и попечительность, ибо уподобил себя матери, радующейся о собственных своих малых детях, так как одну и ту же называет и «доилицею», и матерью, и говорит: «якоже доилица греет чада своя»; подобно ей и мы лелеем вас и желаем, сверх духовного учения, отдать вам и души свои; столько «вы возлюблени бысте нам».

Тако желающе вас — ομειρομενοι υμων. Слово сие означает сильное желание соединиться с кем, вступить с ним в общение и сердечный союз, в отношении к отсутствующим — желание видеться с ними и опять быть вместе. Солуняне были прежде чужие по вере, как на стране живущие. Апостол выражает сим, как он желал их привлечь к себе, желал сердечного союза с ними, желал именно их, а не чего-либо ихнего, как в другом месте (14 Вот, в третий раз я готов идти к вам, и не буду отягощать вас, ибо я ищу не вашего, а вас. Не дети должны собирать имение для родителей, но родители для детей.2 Кор. 12:14) сказал: не ищу вашего, но вас. Благоволихом — ευδοκουμεν. Слово сие означает охотное, радостное и удовольствием сопровождаемое свободное решение доброй воли. Оно употребляется и для выражения Божия благоизволения о спасении рода человеческого и каждого лица (19 ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нем обитала всякая полнота,Кол. 1:19; 15 Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволилГал. 1:15; 21 Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих.1 Кор. 1:21), и о добрых устремлениях человеческих желаний (26 ибо Македония и Ахаия усердствуют некоторым подаянием для бедных между святыми в Иерусалиме.Рим. 15:26; 8 то мы благодушествуем и желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа.2 Кор. 5:8 и другое). Подати вам... души своя, μεταδουναι — передать. Напрасно хотят видеть здесь только δοττα — дать, отдать,—под душою разумея жизнь, так, чтоб было: мы охотно желали не только преподать вам Евангелие, но и души свои за вас положить, если б потребовалось (сравни: 28 так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих.Мф. 20:28). Но тогда стояло бы за вас, а не вам. К тому же так толковать, значит в одной и той же фразе раздвоять значение одного и того же слова μεταδουναι. В отношении к душам — отдать. Хотя и отдать за кого душу в значении пожертвовать жизнию показывает сильную любовь, но все же это слабее того, что хочет выразить Апостол. Он хочет сказать, что именно душу свою он охотно желал передать им. Подобно как мать, с которою сравнивает себя Апостол, — не только в опасностях готова положить жизнь свою за детей, но постоянно готова изливать и изливает душу свою в них, то же, что душою своею живет в них. Так и святой Павел уверяет, что готов был излить именно свою в них душу. По святому Златоусту, Апостол выражает: «Мы вас столько любим, что, если бы нужно было, отдали бы вам даже свои души», потому что были вам совершенно преданы. Мы не одно Евангелие вам преподали, но вместе с словами, которые, не щадя сил, обильно сеяли в вас, мы благоволили самые души передать вам, как душа матери переходит как бы в дитя, которого она питает не сторонним чем, а элементами своей жизни. Сильная любовь все готова передать, или перенесть, в любимого. Так Христос Спаситель, в показание беспредельной любви Своей к нам, Себя Самого всего подает нам в Святом Причащении. Такой же характер любви и у Павла. Только что Спаситель делом подает, то Апостол передал благоизволением. Зане возлюблены бысте нам. Высказав такое расположение и вместе напомнив солунянам, что оно действительно и явлено таким, спешит Апостол охарактеризовать его, указав истинный его источник не в чем-либо стороннем, а в одной любви. Могли тогда думать, или теперь подумать, что они чего-либо заискивали. В отвращение такого подозрения говорит Апостол: все это было не по чему другому, а зане возлюблены бысте нам (Златоуст, Феофилакт).

Так мы, из усердия (ίμειρόμενοι; у блж. Феофилакта: όμειρόμενοι) к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши. 'Όμειρόμενοι υμών, то есть привязанные к вам, и заботящиеся о вас, из όμοΰ (вместе) и εϊρω (соединяю). (Далее блж. Феофиилакт говорит: некоторые прочитали: ίμειρόμενοι, то есть желающе, но это неверно). Посему, не только, говорит апостол, мы не брали ничего от вас, но восхотели, то есть сильно желаем истощить для вас даже души свои, если нужно будет. Посему подавать благовествование - дело драгоценнейшее, но отдать душу - гораздо труднее и есть дело необыкновенной любви, - таков его вывод. Потому что вы стали нам любезны. Чтобы не показалось, что он ведет речь обо всем этом потому, что трудился для них, и поэтому должен пользоваться почетом от них, говорит: делаю это не по чему другому, как по любви. Ибо я не ищу вознаграждения, но делаю все ради самого долга.