Псалтирь, Глава 118, стих 164. Толкования стиха

«Семикратно в день прославляю Тебя» (Пс. 118:164); что в другом месте выражено иным образом: «Хвала Ему непрестанно в устах моих» (Пс. 33:2). И многое в этом роде находится в Священном писании, в котором число семь, как я сказал, употребляется обыкновенно для обозначения целой совокупности какой-либо вещи. Поэтому тем же числом часто обозначается Святой Дух, о Котором Господь говорит: «Наставит вас на всякую истину» (Ин. 16:13).

Ибо если пророк, занятый государственными нуждами, говорит: «седмерицею днем хвалих тя» (Пс. 118:164), то как должно поступать нам, о которых написано: «бдите и молитеся, да не внидете в напасть» (Мф. 26:41)? Конечно, должно приносить обычные молитвы с выражением благодарности, – когда пробуждаемся от сна, когда выходим из дома, когда намереваемся принять пищу, когда беремся (за дело), когда воскуряем фимиам и когда, наконец, ложимся в постель.

Человек на этой земле связан с пространством и со временем. Подходящее и предпочтительное время для молитвы не менее важно, чем надлежащее место, как указывал Ориген.

Мы существуем во времени как регулярном чередовании солнца и луны через определенные промежутки. Некоторые из этих чередований циклически повторяются, тогда как в целом время нашей жизни идет прямо к концу. Один из секретов духовной жизни состоит в ее регулярности, с которой она вплетается в ритм нашей физической жизни. Здесь происходит то же, что и во всяком ремесле или искусстве, где, к примеру, чтобы стать хорошим музыкантом, недостаточно время от времени проигрывать несколько мелодий на фортепиано. «Упражнение создает мастера» — так и в молитве. «Практикующий христианин» в понимании святых отцов — это не человек, который более или менее верно исполняет свой воскресный долг, но тот, кто день за днем и даже несколько раз на дню молится, то есть на практике осуществляет свою веру с той же регулярностью, с которой он осуществляет жизненно важные функции: ест, спит, дышит… Только таким образом его «духовное делание» достигнет той естественности, которая представляется само собой разумеющейся для названных функций.

Для человека Библии была сама собой разумеющейся как регулярная личная молитва, так и молитва общинная, или участие в богослужении. Даниил преклонял колена трижды в день и молился Богу (обратившись к Иерусалиму, ибо он был в Вавилонском плену)См. Дан. 6:10, 13.. Это было, видимо, повсеместным обычаем среди благочестивых евреев. Псалмы изобилуют подобными упоминаниями. Излюбленным временем для молитвы были раннее утроСм. Пс. 5:4, Пс. 58:17, Пс. 84:14, Пс. 91:3., вечерСм. Пс. 54:18, Пс. 140:2. и ночьСм. Пс. 76:3,7; Пс. 91:3; Пс. 118:55; Пс. 133:2. как самые спокойные части суток. Как мы видели, и Христос предпочитал именно это время, чтобы удаляться для одиночной молитвы.

Обычай молиться трижды в день, то есть утром, в полдень и вечеромСм. Пс. 54:18., или в третий, шестой и девятый часы, был правилом уже для первых христианУчение двенадцати апостолов, глава VIII (Цит. по изд.: Раннехристианские отцы Церкви. Брюссель, 1978. С. 21).. Древние отцы следовали по стопам самих апостолов, которые, в свою очередь, были верны еврейскому обычаю, как показывает пример Даниила. Вот что писал, например, Тертуллиан между 200 и 206 годами:

«О временах молитвы ничего иного не предписано, кроме как молиться во всякое время (Лк. 18:1) ы на всяком месте (1 Тим. 2:8)»Тертуллиан. О молитве, 25 (Цит. по: Квинт Септимий Флорент Тертуллиан. Избранные сочинения. М., 1994. С. 305)..

Тертуллиан, истолковывая выражение «на всяком месте», говорит, что его следует понимать, сообразуясь с возможностью и необходимостью, чтобы не оказаться в противоречии с Мф. 6:5, и затем пишет:

«Что же касается времени молитвы, то не будет излишним внешнее соблюдение известных часов — тех, разумею, общественных часов, которые обозначают промежутки дня: третий, шестой, девятый, которые и в Писании указаны как самые важные. Дух Святой в первый раз сошел на собравшихся учеников в час третийСм. Деян. 2:15.. Петр в тот день, когда в некоем сосуде ему было послано видение общности между евреями и язычниками, в час шестой взошел на верх дома для молитвыСм. Деян. 10:9.. Он же с Иоанном в час девятый входил в церковь, где возвратил здоровье паралитику»Тертуллиан. О молитве, 25 (Цит. изд. С. 305). Ссылка на Деян. 3:1..

Действительно, Тертуллиан не видит в этом апостольском обычае никакого принудительного предписания, однако он считает полезным придать времени, отведенному для молитвы, «устойчивую форму». Христианам, «за исключением, понятно, обычных молитв, которые без какого-либо увещания надлежит творить при наступлении дня и ночи», следует молиться «ежедневно не менее трех раз, будучи должниками Трех — Отца, Сына и Святого Духа»Тертуллиан. О молитве, 25 (Цит. изд. С. 305).. Тем самым мы будем приступать к молитве пять раз в день, что и по сей день сохраняется у учеников Магомета.

«Не менее» означает здесь, что смысл этих установленных часов не сводится к тому, чтобы молиться только в это время, то есть либо утром и вечером, либо пять раз в день, либо седьмикратно в день (Пс. 118:164), что войдет в обычай позднее.

«Если кто-то устанавливает определенные часы для молитвы, как например: третий, шестой, девятый, — то следует сказать, что „гностик“ молится в течение всей своей жизни, ибо он стремится соединиться с Богом через молитву и, чтобы выразиться короче, отрешиться от всего, что мешает ему на этом пути, и однажды достигнув этого, он становится мужем, совершенным в любви. В остальном такое распределение часов с тремя интервалами, кои соблюдаются при подобной молитве, знакомо тем, кому ведомаСр.: Климент Александрийский. Строматы (Klemens von Alex., Strom. VI, 114, 3). блаженная триада святых обителей (на небесах)» Там же, VII, 40, 3–4..

Этот идеал христианского «гностика», то есть созерцателя, наделенного даром истинного познания Бога, идеал, который Климент Александрийский сформулировал гораздо раньше появления организованного монашества, был воспринят позднее учениками Антония. Отцы-пустынники знали только два периода времени для молитвы — в начале и в конце ночи, которые не были особенно долгими. В дневное время и во время доброй части ночи они пользовались, как мы увидим позднее, определенным «методом», дабы держать «дух постоянно в молитве». Палестинские монахи имели большее число периодов времени, отведенных для молитвы. Так, например, епископ Епифаний СаламинскийСвятитель Епифаний Кипрский. — Ред., родом из Палестины, из разбросанных указаний Псалтири выводит семь периодов для молитвы.

«Епифаний Саламинский, говорил: пророк Давид молился, предваряя рассвет (Пс. 118:147), в полночь вставал (Пс. 118:62), взывая (к Богу), предваряя утреннюю стражу (Пс. 118:148), рано представал (Пс. 5:4) (перед Богом), умолял и вопиял вечером и утром и в полдень (Пс. 54:18). И потому он говорит: „Седьмикратно в день прославляю Тебя“»Epiphanios 7. Последняя цитата Пс. 118:164..

Однако идеалом его была «постоянная молитва», которая в основе своей была уже намечена в Псалмах. Псалмопевец утверждает: Весь день я взывал к Тебе, Господи! (Пс. 87:10) — или что он о законе Его размышляет день и ночь (Пс. 1:2), то есть фактически всегда.

«Блаженному Епифанию, епископу Саламинскому на Кипре, игуменом монастыря его в Палестине было сообщено: „Благодаря твоим молитвам мы не пренебрегаем нашим правилом и ревностно служим первый, третий, шестой и девятый час и вечерню“. Но он укорил его и известил их о следующем: „Из этого следует, что вы в другие часы дня уклоняетесь от молитвы. Истинный монах должен иметь в сердце своем непрестанную молитву (1 Фес. 5:17) и „псалмопение“Епифаний, архиепископ Кипрский, 7 (Цит. по изд.: Отечник. Брюссель: Фототип. изд. «Жизнь с Богом», 1963. С. 108).!»

Соблюдение определенного количества молитв и фиксированных периодов времени для них, распределенных в течение дня (и ночи), что требует определенной самодисциплины, имеет в основе своей единственную цель созидания мостов, по которым наш колеблющийся дух может уходить из потока времени. Благодаря такой практике достигается быстрота и легкость движения, без которых не обходится ни один художник или ремесленник. Конечно, частично она остается просто «рутинной», однако она необходима для совершенствования в том, что мы делаем, идет ли речь об искусстве: в столярном деле, в игре на скрипке или в футбол… но и о молитве, которая, как говорит ЕвагрийЕвагрий. Слово о молитве, 84 (Цит. изд. С. 86)., есть высочайшая и совершеннейшая деятельность нашего духа. Чем больше в ней упражняешься, тем большую естественность обретает молитвенное делание и тем большую радость мы от него испытываем.

* * *

Однако, как и во всяком искусстве, в повседневном упражнении в молитве время от времени приходится преодолевать определенные препятствия. Злейший из врагов — это некоторое, часто не поддающееся определению пресыщение, которое возникает и тогда, когда у нас вдоволь необходимого времени.

Это состояние противления, которое было хорошо знакомо и отцам, может иногда быть столь сильным, что монах, так он по крайней мере думает, не в состоянии прочесть свое ежедневное правило. И если он поддается этому состоянию, то может дойти даже до сомнений в смысле своего существования. И напрасно, потому что:

«Битвы, подобные этим, происходят от своего рода богооставленности, дабы испытать нашу свободную волю и увидеть, в какую сторону она склонится»Jausep Hazzaya. С. 140..

Что же нужно делать в таком случае? Нужно принудить, заставить себя молиться во все предписанные периоды времени, даже если само «правило» придется свести к минимуму, к одному псалму, к трем «Слава Отцу…», к «Трисвятому», к одному поклону — если мы еще способны к этому. Но когда подавленность души слишком велика, приходится прибегать к последнему средству.

«Когда возрастает сила нападения на тебя, о брате, закрой рот и не позволяй себе читать правило даже и в том виде, о котором я говорил выше, тогда понудь себя встать на ноги и ходи по своей келье взад и вперед, прикладываясь ко кресту и творя метания перед ним. Тогда Господь наш по милости Своей пресечет это нападение на тебя»Там же. С. 144..

Когда кажется, что слова утеряли всякий смысл, остаются только телесные формы выражения, однако на этой теме мы подробнее остановимся позднее.

Шин

161) Князи гнали меня ни за что; но сердце мое боялось (только) слов Твоих. 162) Возрадуют меня слова Твои, как нашедшего добычи великий. 163) Неправду возненавидел я и возгнушался ею, закон же Твой возлюбил. 164) Седмикратно днем хвалил Тебя за праведные суды Твои. 165) Мир велик у любящих закон Твой, и нет им преткновения. 166) Я ожидал спасения Твоего, Господи, и заповеди Твои возлюбил. 167) Сохранила душа моя свидения Твои, и полюбила их вельми. 168) Сохранил я заповеди Твои и свидения Твои; ибо все пути мои пред Тобою, Господи.Двадцать первое восьмистишие. Не только обыкновенные люди, но и вельможи, князья преследуют меня; но я чрез это не заблуждаюсь касательно уставов Твоих; не людей, но только слова Твоего боюсь я (ст.161); оно же составляет для меня и величайшую радость, в которой я чувствую себя сильным (ст.162). поелику я ненавижу грех и люблю Твой закон, то многократно каждый день я прославляю Тебя за то, что Ты дал закон (ст.163–164), который доставляет своим почитателям (внутреннюю) радость и защищает их от внешней опасности (соблазн). Поэтому я с уверенностью ожидаю Твоей помощи (165–166а), я любитель и верный блюститель этого закона (ст.166б-168).

Князья — старейшины народные и судьи и те преследуют меня, но туне — напрасно, без основания и без пользы для них самих: но сердце мое боится только Твоего слова, Господи, но которому Ты судишь, а не тех судей, с их преступным приговором. — Возрадуюсь я из-за слов Твоих, — как получающий корысть многу — великую прибыль, — ибо чрез них буду оправдан и получу спасение своей жизни (ст. 166. 173. 175). — Возненавидел я неправду, которой руководствуются на суде гордые и беззаконные князья, она омерзительна для меня, как всякая отвратительная и заразная нечистота, а закон Твои возлюбил, ибо в основе всех Твоих повелений одна святая и вечная правда Твоя. — Седмикратно или вообще постоянно днем я восхвалял — прославлял Тебя, Господи, из-за судов Твоих по правде Закона Твоего ..

Зубы, как пособники слова, навели на мысль о прославлении Бога, дивного в судьбах правды Его, так как между предметами слова нет выше слова о Боге, и между сими словами нет выше славословия. Его-то и выставляет пророк, давая разуметь, что, кто его достиг, тот достиг крайних пределов употребления слова и, прибавим, употребления ума. Когда начинает исторгаться из сердца богохваление, то это значит, что ум начал вступать истинно в область боговедения, которое, отвлекая его внимание от всего другого, как несравненно низшего, приковывает взор его к единому Богу и разверзает пред очами его блеск славы Его, дивного в бытии Своем, в свойствах Своих и в действиях – в творении, промышлении, искуплении и устроении спасения каждого спасаемого. Созерцая это, он переходит от изумления к изумлению и, при каждом предмете созерцания, ничего не может изречь кроме славословия: слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!

Но и между предметами созерцания Бога есть степени. По свидетельству Исаака Сирианина, созерцание того, «как» Бог явил и являет Себя в тварях, есть первая степень; а созерцание Бога, «как» Он есть Сам в Себе, – вторая, высшая. Пророк останавливается на первой, ибо судьбы правды, ради коих он хвалит Бога, означают праведные суды, присуждения и определения Божий, как чему быть, и как что было уже и бывает на деле. Воспоминая это, пророк не может удержать языка своего от восхваления Бога, дивного в судьбах Своих и седмижды, или многократно в день хвалит Его. Святой Афанасий Великий пишет: «Как изучивший законы творения и промышления Божия, исповедуется он о судьбах правды Божией, о тех судьбах, по которым Бог создал разнообразные твари и промышляет о каждой из них. Словом «седмерицею» дает разуметь, что не престает он хвалить, говоря как бы так: «всегда памятую судьбы Твои». Неудержимо стремится душа его к богохвалению. Желая удовлетворить этой жажде, он становится на славословие и, утолив ее несколько, останавливается. Но лишь только остановится, как опять та же жажда начинает возбуждать его и поднимать на ноги, – и так целый день. «Пророк, говорит блаженный Феодорит, выражает этим пламенную любовь свою, так как не доходил до пресыщения в божественном песнопении».

Отчего скучают иные? – Оттого, что не напали на предмет, который занимал бы их всесторонне и насыщал вполне. Такой предмет один – Бог и судьбы правды Его. Отдайте Ему свой труд, время и внимание, – и вам некогда будет скучать; напротив, будете, как в раю, ибо с сладостию богомыслия и славословия ничто не может сравниться. Испытав это, святые отцы все время посвящали на то; на том же основании и Святая Церковь заповедала многократно в день собираться на молитву. Древняя «седмерица» в настоящее время сокращена в «троицу», совмещающую, однако же, все седмь чинов богослужебного славословия: литургия – не в счет. Как Пасха между праздниками есть праздников праздник, так и литургия между службами есть служба служб.