К Филиппийцам послание ап. Павла, Глава 3, стих 20. Толкования стиха

Мне, говорит Апостол, подражайте в шествии узким и тесным, крестным путем самораспятия, ибо нам христианам не подобает прилепляться к земле, так как «наше же жительство – на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа, Который уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его» – не о земном, а о небесном должны помышлять истинные христиане и приучать себя к правилам и законам Царства Небесного.

Наше же жительство — на небесах, то есть на земле мы волочим тело как тень, душу же охраняем как сожительницу неба.

Наши же дела, очевидно обетования, на небесах суть, откуда ожидаем видеть не того, кто соделал нас обладателями земли Хананеев, но Господа нашего Иисуса, животворца наших тел, - <...>

Наше житие на небесех есть. Противополагая поведению лжеучителей истинно-Христианское поведение, Апостол доказывает, что они не правы уже потому, что цель Христианина на Небе, что он живёт для Неба и готовится к Небесной жизни. Было бы большой ошибкой приготовляться к какому-нибудь новому состоянию или роду деятельности способами, совершенно противоположными тем, какие требуются тем состоянием. Ко всякому состоянию приготовляются постепенно совершением таких именно дел, какия приличны тому состоянию. Из поведения же лжеучителей можно увидеть, что они и о Царстве Божием думают такия же непотребства, какия сами совершают здесь. Но думать так крайне нечестиво.

Не будем же и мы искать покоя здесь (на земле); пожелаем сделаться славными там, где и житие наше. Постепенно возводит нас: с неба, говорит, Спаситель наш, доказывая величие местом и лицом. Все для нас на небесах, и Спаситель, и град, и – что ни сказал бы кто. «Откуда, – говорит, – мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа». И это – дело Его человеколюбия. Сам опять грядет к нам, а не нас туда влечет, и таким образом, взявши нас, отходит: и это великая честь для нас. Если Он пришел к нам, когда мы были Его врагами, то тем более (придет), когда мы сделались (Его) друзьями. Не поручает этого ни ангелам, ни рабам; но сам грядет на облаках, чтобы призвать нас в царство Свое. А может быть и те, которые Его почитают, восхищены будут на облаках: и «мы», – сказано, почитающие Его «восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем» (1 Фес. 4:17). Кто же окажется верным и мудрым рабом? Кто те, которые удостоятся таких благ? Как жалки отпавшие! Если бы мы и всегда оплакивали потерявших царство, оплачем ли достойно (участь их)? Если бы ты насказал и тысячи геенн, то не скажешь ничего равного тому мучению, какое будет терпеть душа тогда, когда потрясется вся вселенная, и прозвучат трубы, – когда будут предходить ангелы первого чина, потом второго, затем третьего, после того бесчисленные сонмы сойдут на землю, потом херувимы, которые также многочисленны и бесконечны, далее серафимы, – когда наконец придет сам (Христос) в той неизреченной славе, – когда пришедшие вперед будут поспешно выводить избранных на средину, – когда потом Павел и все прославившиеся подобно ему, пред лицом всего небесного воинства, будут увенчаны от Царя, провозглашены и почтены. Даже если бы не было геенны, каково бы и тогда было одним получить честь, а другим бесчестие? Нестерпима геенна, признаюсь, весьма нестерпима; но лишение царства нестерпимее ее. Скажи мне, если бы какой царь, или сын царя, отправившись, окончивши множество войн и заслужив себе удивление, в сопровождении всего войска вошел в какой-нибудь город на колесниц с трофеями, с бесчисленными полками (воинов) покрытых золотом, с телохранителями, имеющими золотые щиты, и весь город был бы украшен, и при нем находились бы все властители вселенной, а за ним следовали бы всякого возраста чужеземцы, заключенные в оковы, с эпархами, сатрапами, ипатами, тиранами и архонтами, – если бы при всей этой славе он одних из встречающих его граждан и принимал и приветствовал, и подавал им руку, и позволял им говорит с полной откровенностью, или даже со всеми стоящими разговаривал как с друзьями, говорил, что весь этот путь он совершил для них, но затем одних ввел в свои царские чертоги, а других оставил, – то какому бы наказанию не было это равносильно, хотя бы (оставленные) и не были наказываемы? Если же столь горько лишиться такой славы от человека, то тем более от Бога, когда все горние силы будут с Царем, а демоны связаны и унижены, и когда сам дьявол и вся сила вражья поведется в узах, когда силы небесные, когда сам (Христос) придет на облаках. Поверьте мне, что от скорби, угнетающей мою душу при этом повествовании, я не могу докончить слова. Подумаем, какой великой славы мы лишаемся, тогда как можно бы не лишиться. Мучительно то, что мы, при всей возможности с нашей стороны не терпеть этого, терпим. Когда (Христос) одних примет и поведет к Отцу на небеса, а других оставит; и когда этих последних против их воли, плачущих и поникших долу, некоторые ангелы взявши повлекут в огонь гееннский, наперед обличив пред целой вселенной, – какая тогда, полагаешь ты, будет скорбь? Итак, постараемся, пока есть время, и с великой ревностью позаботимся о своем спасении. Сколько можем мы сказать такого, что говорил богатый? Если бы кто теперь позволил нам, то мы надавали бы полезных советов; но никто не позволяет. А что мы (много) наговорили бы, это известно не от одного (богача) того, но и от многих других. Или ты не знаешь, сколько было таких, которые находились в горячке и говорили: если бы нам выздороветь, то уже не подвергнемся таким (мучениям)? Много такого наговорим мы тогда; но подобно тому богачу услышим, что есть пропасть, что мы здесь «получили... добро...» (Лк. 16:25). Итак, умоляю вас, будем горько воздыхать; или лучше, не воздыхать только, но и жить добродетельно. Будем теперь плакать для спасения, чтобы не плакать тогда тщетно, рыдать теперь, и не рыдать тогда о нечестии. Нынешний плач (происходит) от добродетели, а будущий от бесполезного раскаяния, – будем же скорбеть ныне, чтобы не скорбеть тогда. Не все равно скорбеть здесь, или там: здесь ты скорбишь кратковременно, или лучше вовсе не чувствуешь скорби, зная, что скорбишь о благе; а там скорбь ужаснейшая, так как безнадежна, беспрерывна, бесконечна и вечна. О, если бы все мы, избегши такой скорби, получили успокоение! Но так как для того, чтобы не лишиться этого, потребно усильное старание и непрестанные молитвы, то прошу вас, будем стараться. *** "Наше же жительство - на небесах", и жизнь наш там, "потому что, – говорит, – сокрыта со Христом в Боге" (Кол. 3:3). И награды наши там, и подвиги наши из-за тамошних венцов, потому что эта жизнь наша не прекращается со смертью, но тогда (по смерти) еще более просиявает.

Возгревая в себе любовь к Родине, христианин должен помнить, что земное Отечество – лишь предградие Града Небесного, в который он стремится.

Апостол, обвинив мудрствующих о земном, сказал, о премудрый: наше бо житие на небесех есть (Флп. 3:20), – и сим делающих что-либо маловажное и худое противопоставил совершающим дела великие и смелые. Ибо одни презренны и низки, а другие высоки духом и парят к небесам. Смиряя же превозносящихся пред братиями, говорит он: не высокая мудрствующе, но смиренными ведущеся (Рим. 12:16), и сим не воспрещает им помышлять о премирном, но искореняет в них презорство и кичливость. Ибо велемудрие, то есть высота духа, – это одно, а другое – гордость, то есть высокомерие. Первое все случающееся уничижает собственным своим мужеством, а вторая всех людей признает низшими собственной своей низости; первое помышляет о премирном, а вторая мечтает о земном; первое вожделеет славы Божественной и приснопамятной, а вторая любит славу угасающую.

πολίτευμα гражданство. Это слово обозначает либо государство и конституцию, которую должны соблюдать граждане; либо гражданские функции (Lightfoot; Vincent; TDNT; Ρ, 127-34; см. 1:27). υπάρχει praes. ind. act. от ύπάρχω существовать, быть (см. 2 Кор. 12:16). άπεκδεχόμεθα praes. ind. med. (dep.) от άπεκδέχομαι ожидать с нетерпением, жаждать. Предложные сочетания указывают на страстное, но сдержанное ожидание (см. Гал. 5:5). Христианское "гражданство" не связано с фиктивным "родом", подобным римской Вольтинии, но имеет реальный источник в небесах, и скоро Господь придет за своими "гражданами" (Р, 130-31).

Мы знаем, что и это хорошо сказано, что мы должны жить как странники и пришельцы (Евр. 11:13)¹... стараясь не пользоваться творением, но благодарить за все и хранить высоту помыслов.

Граждане Филипп, римской колонии, автоматически становились гражданами Рима, со всеми правами и привилегиями, даже если никогда в жизни не бывали в Риме. (Не все жители Филипп были полноправными гражданами этого города, но гражданство многих членов "церкви, особенно владельцев домов, в которых они встречались, поднимало статус всего христианского движения.) Читателям Павла было вполне понятно, что значит быть гражданином города, даже никогда не побывав там. Многих богов в Филиппах называли «спасителями», как и императора; хотя этот титул Иисуса восходит к "Ветхому Завету и указывает на Бога, он являет собой резкий контраст с язычеством, с которым христианам приходилось повседневно сталкиваться за пределами Палестины.

Так что поэтому крещеные и хранящие Божественные заповеди не далеки от ангельского жительства. И еще потому, что они стараются сохранять в теле чистоту бесплотных ангелов, согласно Апостолу, который возглашает и говорит: «Наше же жительство – на небесах» (Флп. 3:20). То есть наша христианская жизнь –небесная и ангельская.

Можно ли, видя солнце чувственными очами, не радоваться? Но сколько радостнее бывает, когда ум видит внутренним оком Солнце Правды — Христа! Тогда воистину радуется он радостью ангельской. О сем-то и Апостол сказал: Наше бо житие на небecex есть (Флп. 3:20).

Как явно разделение света и тьмы и смешение их невозможно: «кое бо общение свету ко тьме, или какая часть верну с неверными» (2 Кор. 6:14, 15): так такое же бывает разделение одного с другим, и в тех, кои имеют Святого Духа, и в тех, кои не имеют Его. Ибо духоносцы имеют житие свое на небесах, сделавшись из людей более ангелами, а эти (не имеющие Духа) сидят еще во тьме прародительской и в сени смерти, прикованные к земле и земному. И те освещаются обильно мысленным невечерним светом, а эти только чувственным; те видят и себя самих и ближних, – а эти, видя каждый день и себя самих и ближних умирающими душевной смертью, не знают и не верят, что есть воскресение мертвых, суд и воздаяние каждому по делам его.

Такое направление жизни совершенно несоединимо с христианством. Отечество христианина (точнее: гражданское состояние τό πολίτευμα) находится на небе. Земля для христианина нечто чуждое. Его мысли направлены туда, где находится Христос (Кол. 3:1 и сл.) и откуда Он явится, чтобы привести верующих к желанной им цели. Они ожидают, что Христос тогда изменит их земное тело, в котором они чувствуют себя как бы связанными (ср.: Рим. 8:23) и которое будет заменено другим, похожим на то светлое тело, в каком восстал из мертвых Христос (ср.: Рим. 8:29). Ап. Павел мыслит это превращение тел как действие чудесной силы Господа Иисуса Христа и как простирающееся на всех христиан, как живых, так и умерших (1 Кор. 15:51 и сл.). См. толк. на Флп. 3:12

Итак, они прилепились к земле, а мы помышляем о небе и оттуда ждем Владычнего пришествия. Ибо Господь, освободив тело наше от тления, украсит оное бессмертием. В залог же сего упования дал нам то, что воскресил собственное Свое тело и исполнил оное славы. Сие: «преобразит» употребил Апостол в означение не претворения образа, но избавления от тления. Сказал же, что тело наше соделается сообразным телу славы Его не по количеству, но по качеству славы, потому что и оно будет световидно. А сотворит Господь это как имеющий неизреченную силу, легко прекращающий тление и смерть, прелагающий тела наши в бессмертие и всех приводящий к тому, чтобы к Нему возвели взор.

Итак, мы должны думать о вышнем, должны стремиться к нашему отечеству, где нам назначено жить, так как Господь и Царь наш там, и оттуда мы ожидаем Его пришествия во славе Отца со святыми ангелами. Итак, и место, и лицо должны возбуждать вас к стыду.

Наше бо житие на небесех есть, отонудуже и Спасителя ждем Господа нашего Иисуса Христа, иже преобразит тело смирения нашего, яко быти сему сообразну телу славы Его. (Флп. 3:20, 21). Как бы ни приятно кто жил на сей темной земле: однако никто, надеюсь, не станет спорить, что несравненно приятнее должно быть житие на светлых небесах, если туда кто может переселиться. Посему не достойна ли полнаго внимания нашего весть, которую слышим от Апостола о житии на небесах, что оно действительно есть, и даже что оно для нас не чуждо? Житие наше на небесех есть. Небесный житель, который, видно, еще живя на земли обладал небесным житием, потому что все земное пренебрег и оставил, и потому что еще тогда силу небесной жизни проявлял в себе духовною прозорливостию, исцелениями, властию над преисподними силами, Преподобне Отче Сергие! Твоею молитвою и благословением споспешествуй нам возвести помышления и сердца наши к небесному житию, да не погрязнем в суете жития земнаго. Разуму земному странным показаться может Апостольское возвещение, что житие наше на небесех есть. Он скажет: и птицы небесныя не на небесах живут, хотя мы уступаем им преимущественно называться небесными; мы меньше птиц можем отделять себя от земли. Наша жизнь стоит на земле, как на основании; питается земною пищею; покрывается земною одеждою; укрывается в земном жилище. Как же можно сказать, что житие наше на небесех есть? Иное дело, еслибы сказано было: житие наше на небесех будет. Но и сие кому известно? А то как возможно? Вы оправдаете меня, братия, в том, что я не соглашусь поправлять, или ослаблять слов Апостольских в угодность непонимающих. Я стою твердо в Апостольском уверении, что житие наше на небесех есть. Чтобы сделать истину сию внятною и ощутительною, надлежит различить и сравнить жизнь временную и вечную, телесную и духовную. Если бы городскаго жителя, во время путешествия, в поле, или в деревне, спросили: где он живет? без сомнения, он не сказал бы: вот здесь на дороге, или вот здесь в сельской гостинице; но сказал бы, что живет в городе, где у него дом и семейство, хотя бы во время вопрошения и далеко был от города. И справедливо: ибо мы живем не там, где случайно странствуем, где ночуем в постоялом доме, но где имеем постоянное пребывание. Примените сие к Апостолу: и просто будет его необычайное по первому виду изречение. Святый Павел жизнь временную представлял только странствованием, землю – не больше, как постоялым домом; как мысль странника упреждает его, и находится уже в доме, когда он еще на пути, так сердце Апостола, во время земнаго странствования, было уже там, идеже есть сокровище его, где Бог живет во свете, где Христос царствует во славе, где обители Святых и жизнь их истинная и вечная. Так он мыслил и чувствовал, такия мысли и чувствования предполагал и во всех Христианах, как участниках той же веры, как наследниках той же вечной жизни: и потому не о себе только, но вместе с собою и о всех нас уверительно сказал: житие наше на небесех есть. Как жизнь временная есть едва приметное мгновение пред вечною: так жизнь телесная, или чувственная, едва заслуживает название жизни в сравнении с духовною. Святый Апостол, тогда как возвещает житие небесное, с горестию и негодованием отвергает преобладающую в некоторых людях жизнь телесную или чувственную. Мнози бо ходят, ихже многажды глаголах вам, ныне же и плача глаголю, враги креста Христова, имже кончина погибель, имже бог чрево, и слава в студе их, иже земная мудрствуют (Флп. 3:18, 19). И не духовный человек оскорбится, если ему скажут, что он живет только чревом: так низко думают о чреве и о жизни чрева даже и такие люди, которые не духовно мыслят. Но если всякий поклонник без сомнения много ниже своего Божества: то подумайте, как низки люди, имже бог чрево, которые идолу чувственнаго наслаждения приносят в жертву время и жизнь, тело и душу, дары природы и приобретения в мире! Если это жизнь, то разве скотская: а жизни человеческой, кольми паче Христианской, ни искры тут нет. Какая же быть может жизнь, которую нам не стыдно было бы назвать нашею жизнию? скажут ли: жизнь сердца? или: жизнь разума? На сие скажу относительно жизни сердца, что, если она не возвышена особенным средством, то близко граничит с жизнию чувственности, и потому легко низвергается в ту же пропасть низости, которую мы не давно указали; или же удобно переходит в жизнь зверя, который находит удовольствие в том, что терзает; что касается до жизни разума, кроме того, что она с трудом, и то в немногих, восходит до некоторой высоты, земный разум также висит над пропастью чувственности, и нет в природе человеческой силы, которая была бы достаточна безопасно поддержать его. Почему Апостол, тех, иже земная мудрствуют, ставит рядом с теми, имже бог чрево и слава в студе их, то есть, которые, предавшись чувственности, полагают славу в делах постыдных, и имже кончина погибель. Какая же, спрошу еще раз, быть может жизнь, которую мы могли бы назвать нашею, не подвергаясь стыду и опасности? – Не иная, как только жизнь духа, – жизнь, в которой уды сущие на земли, то есть чувственныя похоти и страсти, умерщвляются крестом Христовым, то есть чрез повиновение заповедям Его, и чрез последование примеру Его, – жизнь, в которой разум пленяется в послушание веры, и от нея получает и чистый свет, дабы видеть истину, и силу, дабы непоколебимо стоять в оной, – жизнь, в которой вселяется Христос верою в сердца человеков, и любовию действует в них к миру внутреннему, к благополучию внешнему, к благоустройству общественному, к блаженству вечному. Сия жизнь не есть земная, потому что она земное умерщвляет; не есть земная, потому что раждается от семени небеснаго и Божественнаго. Она есть небесная жизнь, потому что хотя сеется на земли, но растет в небо, и даже превыше небес, она есть небесная, еще прежде окончания видимой жизни земной, потому что нам возвещен живот вечный, иже бе у Отца, и явися нам, и в следствие сего есть общение наше со Отцем и с Сыном Его Иисусом Христом (1 Ин. 1:2, 3), есть общение Святаго Духа со всеми нами (2 Кор. 13:13); а сие общение, без сомнения, есть небесное и пренебесное. Познаем, возчувствуем, Христиане, достоинство Христианства. Поверим возвещению Апостольскому, уразумеем сие возвещение, возрадуемся о сем возвещении, что житие наше на небесех есть. И если между тем устрашают нас превратности жизни временной, озабочивают нужды жизни телесной, возмущают искушения плоти, да возводим взоры наши от темной и коловратной земли к светлому и неподвижному небу, отонудуже и Спасителя ждем, Господа нашего Иисуса Христа, Который и превратности времени, и нужды тела, и искушения плоти окончательно прекратит, когда преобразит тело смирения нашего, яко быти сему сообразну телу славы Его, что предначал Он для нас, и в чем обнадеживает нас Своим преображением, воскресением, вознесением. Житие наше на небесех есть! В сем Апостольском слове, подаю вам, чада Церкви воинствующей, оружие против многаго, чтo сражается с вами на земли. Тяготит тебя печаль о добром и возлюбленном умершем. Скажи себе: житие наше на небесех есть; не благоразумно было бы разслаблять себя на пути печалию о том, кто упредил нас; лучше напрягать силы и внимание, чтобы верным путем идти туда, где житие обоих. Искушает тебя любовь к земным вещам и желание многаго приобретения. Скажи опять: житие наше на небесех есть, а здесь мы путешествуем; не надобно путешественнику слишком увеличивать ношу путеваго запаса; нелепо было бы останавливаться на дороге, и строить себе великолепный дом для ночлега. Обижают тебя, лишают собственности, чести, награды, Еще скажи себе: житие наше на небесех есть; там наши сокровища некрадомыя, венцы нетленные, воздаяния вечныя. Не нужно заботиться много, если отнимают лепту на пути; позаботимся лучше, чтобы сохранить безценное наследие в доме Отца небеснаго. Так сильною мыслию о небесном, верою в небесное, любовию к небесному, надеждою небеснаго возмогай, земнородный, над земным и преисподним; и подвизайся непрестанно, да будет в тебе небо Благодатию, да будешь наконец ты в небе со славою вечною. Аминь". "Слова и речи". 103. Беседа о нашем житии на небесех. (Напечатана в собраниях 1844 и 1848 гг.)