Евангелие от Матфея, Глава 1, стих 17. Толкования стиха

12. Некоторые здесь пускаются в рассуждения, почему у Матфея от Авраама до Христа перечислено сорок два поколения, а у Луки пятьдесят и почему Матфей провел родословие (manasse) через одних людей, а Лука через других. Этим подтверждается то, о чем мы сказали раньше: хотя Матфей перечислил одних предков Господа, а Лука других, оба они показали, что прочие предки произошли от Авраама и Давида.

16. Не лишено смысла, что святой Матфей, удвоив таинственное число семь, счел нужным разделить поколения на ряды по четырнадцать: от Авраама до Давида, от Давида до переселения вавилонского и от переселения вавилонского до Христа (см. Мф. 1:2-16), и, разделяя поровну, отметил вехи перемен. От Авраама до времен Давида иудейский народ жил без царей — законное царство начинается с Давида; затем иудейским народом управляли цари, и царствование их пребывало нерушимым до переселения вавилонского; после переселения этот обрезанный избранный народ, вырождаясь, стал приходить в упадок. Что касается пятидесяти поколений, которые Лука счел нужным исчислить от Авраама, ясно, что он подчеркивал таинственный смысл этого числа. Также числа десять и семь имеют таинственное значение, и утроение того и другого означает тайну, и Пятидесятница, которую предпочел Лука, и Четыредесятница, благодать которой имел в виду Матфей, вполне и более чем вполне явили таинственное число.

45. Нельзя обойти вниманием и то, что от времени Давида до Иехонии, то есть до пленения, было семнадцать царей Иудеи, но святой Матфей перечислил четырнадцать поколений; а от Иехонии до Иосифа перечисляется, считая по людям, двенадцать поколений, после того он упоминает четырнадцать поколений. Написано так: Итак, всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов . Прежде всего, нужно учитывать, как мы сказали ранее, что царей может получиться больше, а поколений меньше. Некоторые живут дольше и рождают детей позже, а некоторые остаются вовсе бездетными, так что царское правление не равно поколению. По этой причине Матфей опустил тех, кого он счел не относящимися к родословию. Если бы перед ним стояла задача перечислить царей, мы бы справедливо удивлялись, что в Книгах Царств и Паралипоменон говорится, что после Иорама правил Охозия, Иодам и Амасия, Амасии же наследовал Озия (см. 4 Цар. 8:24; 4 Цар. 11:2; 4 Цар. 12:21; 4 Цар. 15:1; 2 Пар. 22:1; 2 Пар. 24:1; 2 Пар. 25:1; 2 Пар. 26:1), а святой Матфей пропустил трех царей: Охозию, Иодама и Амасию, — и сразу после Иорама поставил Иосафата. Но он его поставил не по порядку правлений, а по порядку родословия, как он сказал сам, что перечисляет поколения. Могло так случиться, что Иорам родил сына довольно поздно, а Иосафат поздно получил царство, и потому Иорам не унаследовал власти от отца, но был его преемником по рождению.

46. Что касается двенадцати поколений, которые перечисляет евангелист после Иехонии, то если посмотреть внимательно, здесь тоже можно обнаружить четырнадцать поколений: двенадцать — до Иосифа, а не до Христа, Христос тринадцатый, после Иосифа. Но неважно, на два поколения ошибка или на одно, главное, чтобы здесь тебя не подстерегла Кафарейская скала и кораблекрушение истины. История сообщает, что было два Иоакима, то есть два Иехонии: один жил до переселения в Вавилон, второй родился уже во время переселения, это были отец и сын. Отец — он наследовал Иосии — причислен к старшему поколению, а сын к более позднему, он наследовал отцу и был внуком Иосии. Что их было двое, сообщают Книги Царств. Написано так: И воцарился фараон над Израилем, когда Иоаким, сын Иосии, правил в Иудее вместо Иосии, отца своего, и переменил имя Иоакима во время царствования... Иоаким царствовал в Иерусалиме одиннадцать лет (4 Цар. 23:34, 36). А после этого добавлено: Прочие слова Иоакима и все, что он сделал, разве не написано в книге слов во дни царей Иудейских? И почил Иоаким с отцами своими, и воцарился Иоаким, сын его, вместо него... Юношей восемнадцати лет был Иехония, когда воцарился, и три месяца царствовал в Иерусалиме; имя матери его Месола. И все, что делал отец его неугодное в очах Господних, он также делал. И во дни его подступил Навуходоносор, царь Вавилонский, к Иерусалиму (4 Цар. 24:5—6, 8—10). Видишь теперь, что один из них был сын Иосии, другой внук. Сыном был тот, кому дал имя Иеремия (см. Иер. 37:1), а внуком гот, кого назвали в честь отца. И правильно святой Матфей решил следовать за пророком и называть его Иехонией, а не Иоакимом. Евангелист, как мы сказали раньше, полнее открыл нам обилие любви Господа, не требовавшего от всех благородного происхождения, но соизволившего родиться от грешников и пленников, ибо Он пришел объявить освобождение плененным (ср. Ис. 61:1). Итак, евангелист пи одного не пропустил, но упомянул обоих, потому что обоих звали Иехония. Если добавить младшего Иехонию, получится четырнадцать поколений. Вот как у Матфея.

Евангелист разделил все родословие на три части, желая тем показать, что иудеи с переменою правления не делались лучшими; но и во время аристократии, и при царях, и во время олигархии предавались тем же порокам: под управлением судей, священников и царей не оказали никакого успеха в добродетели. Но для чего же евангелист в средней части родословия опустил трех царей, а в последней, поместив двенадцать родов, сказал, что их четырнадцать? Первое предоставляю собственному вашему исследованию, не почитая нужным решать для вас все, чтобы вы не обленились; о втором же скажем. Мне кажется, что он причисляет к родам время пленения, и самого Иисуса Христа, всюду совокупляя Его с нами. И кстати упоминает о пленении, показывая, что иудеи и в плену не сделались благоразумнее, так что из всего была видна необходимость пришествия Христова. Но скажут: Почему Марк не делает того же, и не излагает родословия Иисусова, а говорит обо всем кратко? Думаю, что Матфей прежде других писал евангелие, — почему и излагает с точностью родословие, и останавливается на важнейших обстоятельствах, а Марк писал после него, — почему наблюдал краткость как повествующий о том, что было уже пересказано, и сделалось известным. А почему Лука излагает также родословие, и притом еще полнее? Потому, что он, имея в виду евангелие Матфея, хочет доставить нам больше сведений, чем Матфей. Притом каждый из них подражал учителю, — один Павлу, который разливается как река, а другой Петру, который любит краткость. А почему Матфей в начале евангелия не сказал по примеру пророков: видение, которое я видел, или: слово бывшее мне? Потому, что писал к людям благомыслящим, и таким, которые были к нему весьма внимательны. И бывшие чудеса подтверждали им писанное, и читатели исполнены были веры. Во времена же пророков не было столько чудес, которые бы подтверждали их проповедь, напротив являлось множество лжепророков, которым охотнее внимал иудейский народ, — почему им и нужно было таким образом начинать свои пророчества. А если когда и бывали чудеса, то бывали для язычников, чтобы они в большем числе обращались к иудейству, и для явления силы Божией, когда враги, покорявшие себе иудеев, думали, что они победили их силою своих богов. Так случилось в Египте, откуда вышло за иудеями множество народа; таковы же после были в Вавилоне — чудо в пещи и сновидения. Впрочем, были чудеса и в пустыне, когда находились там иудеи одни, как было и у нас; и у нас явлено множество чудес, когда мы выходили из заблуждения. Но после, когда благочестие всюду насаждено, чудеса прекратились. Если же бывали чудеса у иудеев и после, то не в большом числе и изредка, как-то: когда остановилось солнце, и в другой раз, когда отступило назад. Опять и у нас можно видеть тоже: и в наше время с Иулианом, превзошедшим всех в нечестии, много совершилось чудесного. Когда иудеи предприняли восстановление иерусалимского храма, огонь вышел из под основания и помешал работам; и когда Иулиан безумно посягнул поругаться над священными сосудами, хранитель сокровищ и дядя Иулианов, соименный ему, первый умер — изъеденный червями, а другой расселся по полам. И то было весьма важное чудо, что во время принесения там жертв иссякли источники, и что в царствование Иулианово города были постигнуты голодом.

Бог обыкновенно творит знамения, когда умножается зло. Когда видит, что Его рабы утеснены, а противники без меры упиваются мучительством над ними, тогда показывает собственное Свое владычество. Так поступил Он с иудеями в Персии. Итак, из сказанного видно, что евангелист не без причины и не случайно разделил предков Христовых на три части. Заметь же, кем начинает, и кем оканчивает. Начав с Авраама, ведет родословие до Давида; потом с Давида до переселения Вавилонского, а с последнего до самого Христа. Как в начале всего родословия обоих — Давида и Авраама — поставил рядом, так точно упомянул об обоих и в конце родословия, потому что, как я прежде сказал, им даны были обетования. Почему же, упомянув о переселении в Вавилон, не упомянул о переселении в Египет? Потому что египтян иудеи уже не боялись, а вавилонян еще трепетали, и потому что первое случилось давно, а последнее недавно; притом в Египет отведены были не за грехи, а в Вавилон за беззакония. Если же кто пожелает вникнуть в значение самых имен, то и здесь найдет много предметов для созерцания, много такого, что послужит к объяснению нового завета; таковы имена Авраама, Иакова, Соломона и Зоровавеля, так как имена эти даны им не без намерения. Но чтобы не наскучить вам продолжительностью, умолчим об этом и займемся необходимым. Итак, когда евангелист перечислил всех предков и окончил Иосифом, он не остановился па этом, но присовокупил: Иосифа мужа Мариина, показывая, что для Марии упоминал в родословии об Иосифе. Потом, чтобы ты, услышав о муже Марии, не подумал, что Иисус родился по общему закону природы, смотри, как он устраняет эту мысль дальнейшими словами. Ты слышал, говорит он, о муже, слышал о матери, слышал об имени данном младенцу; теперь выслушай и то, как Он родился. Иисус-Христово рождество сице бе. Скажи мне, о каком рождении говоришь ты? Ты уже сказал мне о предках. Хочу, говорит евангелист, сказать и об образе рождения. Видишь ли, как он возбудил внимание слушателя? Как бы намереваясь сказать нечто новое, обещает изъяснить образ рождения. И заметь, какой превосходный порядок в рассказе. Не вдруг стал говорить о рождении, но прежде напоминает нам, которым был Христос (в порядке родов) от Авраама, которым от Давида и от переселения в Вавилон; а этим побуждает слушателя тщательно исследовать время, желая показать, что Он есть тот самый Христос, Который предвозвещен пророками. В самом деле, когда исчислишь роды и по времени узнаешь, что Иисус есть точно Христос, тогда без затруднения поверишь и чуду, совершившемуся в рождении. Поелику же евангелисту нужно было говорить о великом деле, каково рождение от Девы, то сперва, не приступая к исчислению времени, он с намерением затемняет речь, упоминая о муже Марии, и даже прерывает повествование о рождении, а потом исчисляет уже лета, напоминая слушателю, что рожденный есть Тот самый, о Котором говорил патриарх Иаков, что Он явится при оскудении князей от Иуды, и о Котором пророк Даниил предвозвестил, что Он придет по истечении многих седмиц. И если кому угодно те годы, которые ангел определил Даниилу числом седмиц, от построения города вычислить до рождения Иисусова, тот увидит, что время рождения Его согласно с предсказанием.

Явствует, что Евангелист с намерением хотел представить числом три четыренадесятицы. Ибо во второй четыренадесятице, то есть, от Давида до преселения Вавилонского, хотя умолчал о трех именах — Охозии, Иоаса и Амассии, также и о имени Иоакима и о упоминаемом имени в третьей четыренадесятице — Иехонии, однако без всякой премены так написал: «от Давида до преселения Вавилонскаго родове четыренадесяте». Но понеже невозможно нам и думать, что Евангелист напрасно и без всякой причины старался написать три четыренадесятицы: очень вероятным кажется, что и четыренадесятое число и три четыренадесятицы заключают таинственный смысл, изъявляющий Божественные вещи. Богослов Григорий, сделав замечание на родословие, описанное Лукою, в том, что Христос был седмьдесять седмый от Адама, показал в своем поучении на день Пятидесятницы, рассуждая о седьмочисленном числе, и о седмьдесять седьмом от Адама до Христа. И хотя ничего не сказал о трех Матфея четыренадесятицах, однако подал нам случай к дальнейшему умствованию. Седьмое число значит, кроме другого, покой Господа от дел: «и почи», пишется, «в день седмый от всех дел Своих, яже сотвори» (Быт. 2:2). Но как есть дело Божие творение мира, так его и возобновление: было же возобновление чрез воплощение. Ибо и Сам Спаситель наш тако говорил: «дело соверших, еже дал Ми еси, да сотворю» (Ин. 17:4); также и вися на Кресте: «совершишася!» Что ж совершилось? Известно, яко дело спасения. Два убо суть дела Божия, творение и возобновление мира: а следственно, два и покоя из сих дел. Поколику же дважды седмь делает четыренадесять, того для четыренадесятое число означает сии два покоя. Представляет убо Евангелист три четыренадесятицы, да сим покажет покой Пресвятой Троицы от сих двух дел. Изложив же тако таинственным образом Христово родословие, начинает описывать и безсеменное Спасителя воплощение, говоря:

четырнадцать родов. Матфей разбивает родословие на три части по четырнадцать (дважды семь) поколений, чтобы показать, что у Бога есть замысел в истории: начало ее (ведущее к Давиду), время царей (ведущее к изгнанию) и годы по возвращении — все ведет ко Христу и указывает на Него. Иехония включен и во вторую, и в третью части, но это — не большая ошибка, чем сокращение Матфеем родословия (ср. с Езд., гл. 2 и с 1 Пар., гл. 1-9). Вполне возможно, что четырнадцать поколений соответствуют "семидесяти седьминам" (Дан. 9:24).