Евангелие от Иоанна, Глава 18, стих 37. Толкования стиха

Значит, – настаивает Пилат, обращаясь ко Христу, – Он признаёт, что считал себя царём? Иисус отвечает, что Его приход в мир связан с откровением и распространением истины. Его ученики – те, что ищут истину и соглашаются с ней. «Говорит Ему Пилат: что есть Истина?» И, не дожидаясь ответа, снова выходит к иудеям, так как объективной истины для него нет.

Пилат мог бы вполне удовлетвориться таким ответом, но так как Иисус все-таки не сказал, в чем же заключается Его царская власть и над кем Он намеревается царствовать, то Пилат спросил: «Итак, Ты все-таки считаешь Себя Царем? Какой же ты Царь? Скажи же прямо: Ты Царь?». Задавая такой вопрос, Пилат как бы хотел дать Иисусу понять, что при таком понимании Им Своего Царства не следовало бы и называть Себя Царем и тем навлекать на Себя обвинение в присвоении царской власти. Но Христос, отдав Себя добровольно во власть врагам Своим, не захотел, конечно, пользоваться такими средствами защиты, на какие явно намекал Пилат, и потому на вопрос — Ты Царь? — ответил утвердительно: «Да, Я Царь (выражение — ты говоришь, что Я Царь, — равносильно словам: да, Я Царь); Я не отрекаюсь от этого, потому что это — истина. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об этой истине, с какой бы опасностью это свидетельство ни было сопряжено, и всякий, кому дорога эта истина, поверит Мне».

Только слово «царство» (Господь не без намерения произнес его) звучало сомнительно в ушах политика; тем более, что враги Иисуса Христа могли толковать его в худую сторону. Притом Господь сказал только, в чем не состоит Его царство, а не сказал, в чем состоит оно; о чем также нужно было знать игемону.

«Однако же Ты царь?» — спросил Пилат, давая, без сомнения, уразуметь, как неуместно слово это в устах Обвиняемого.

«Ты глаголеши, яко царь есмь Аз», — отвечал Господь, давая со Своей стороны знать игемону, что названия этого, как оно ни кажется ему опасным, нельзя не употреблять, когда уже оно употреблено обвинителями и, в чистом своем смысле, совершенно сообразно с истиной. «Аз на сие родихся, — продолжал Он, как бы в оправдание Своей твердости в употреблении опасного, но истинного названия, — и на сие приидох в мир, да свидетельствую истину (с какой бы опасностью это свидетельство ни было сопряжено), и всяк, иже есть от истины (для кого она дорога и у кого есть в душе чувство истины), послушает гласа Моего».

Еще ап. Павел назвал это признание Господа Себя царем на суде Пилата свидетельством доброго исповедания (1 Тим. 6:13). В самом деле, оно показывало самую высшую степень самоотвержения и вместе мудрости. Словами: «Я на то родился, чтобы свидетельствовать об истине», — Господь показал, между прочим, что и тайный намек Пилата — удержаться от именования Себя царем, как весьма опасного, совершенно недостоин Его, потому что Он действительно есть Царь, в самом возвышенном смысле этого слова, Царь — единственный, вечный. Между тем, этими же самыми словами до очевидности обнаружилось свойство царства Христова и Его безопасность для римской власти.
Римский всадник не способен был понять все это в смысле христианском, конечно, а лишь в философском. Римляне, особенно вельможи римские, были в то время знакомы с философией стоиков, по учению которых, истинный мудрец и человек добродетельный есть царь. Изречение Горация: «Ты правитель (rex), если право поступаешь», — сделалось в Риме почти народной пословицей. Одно, может быть, не нравилось игемону, что царь, мудрец, подлежащий его суду, упорен не только в своих мыслях, но и выражениях, даже опасных: обыкновенный, думал он, недостаток мудрецов-энтузиастов, не знающих политики…

Вниде (вошел) Пилат в претор и пригласи (призвал) Иисуса. Это значит, что Пилат вошел с Иисусом в самую свою судебную палату, чтобы допросить Его наедине. Ты ли еси царь иудейский? Когда члены Синедриона увидели, что Пилат сам желает произвести суд над Господом и не хочет прямо привести их приговор в исполнение; то, по сказанию еванг. Луки, начали обвинять И. Христа именно с того, что Он развращает народ, называя Себя Христом, Царем иудейским (Лк. 23:2). Прочие евангелисты, повествуя об этом допросе Пилата кратко, приводят и ответ Господа в кратких положительных словах (Мф. 27:11. Мк. 15:2. Лк. 23:3). Но еванг. Иоанн излагает допрос подробно, и в ответе Господа, по его сказанию, выражается ясно, полно понятие об Его царстве, для устроения котораго Он пришел с неба. Услышав от обвинителей, что Господь будто бы называет Себя царем иудейским, Пилат спросил: так ли это на самом деле: Ты царь иудейский? —царь в политическом смысле, но, конечно, не в том, как Господь принял это название, когда на суде в Синедрионе спрашивали Его, Он-ли Христос, Сын Божий (истинный Мессия); и Пилат, несомненно, ожидал прямого отрицательнаго ответа. Но Господу угодно было в это время выяснить, в каком именно смысле Он действительно есть Царь, и это Он начал вопросом самому Пилату: от себя (о себе) ли ты, говоришь это (сие глаголеши), или другие сказали (инии рекоша) тебе о Мне? Т. е. «сам ли ты, вследствие каких либо известий, полагаешь, что Я ищу царства, или иудеи насказали тебе о Моих мнимых замыслах, которых, как тебе самому лучше всякаго известно, вовсе у Меня не бывало». Пилат действительно не мог не знать этого, так как уже 7 лет управлял Палестиною, и потому все знал, что касалось отношений иудеев к римлянам. Но он на вопрос Господа отвечал: разве я иудей (еда аз жидовин семь),—т. е. что буду верить их мечтам о появлении царя-завоевателя из среды их? Но вот Твой народ (род) и первосвященники (архиерее), в составе целаго Синедриона, предали Тебя (предаша Тя) мне. И на это, конечно, есть причина. Если же Ты действительно не домогался царства, то скажи: что же такое Ты сделал (еси сотворил), что Синедрион присудил Тебя к смерти? Тогда И. Христос объясняет Пилату, а в лице его и всем, что Он действительно Царь,—но не в политическом, а духовном смысле, объясняет при этом и характер самого Своего царства: Царство Мое, говорит Он, не (несть) от мира сего, т. е. не мирское — политическое, каково, напр., царство римское; оно не имеет ничего общаго с царствами мира сего: оно будет в мире, в царствах мирских, но характер его не таков, как характер обыкновенных политических царств. И вот доказательство на это: Если бы царство Мое было от мира сего, т. е. обыкновенное, политическое, то служители (слуги) — сторонники— Мои подвизались бы (подвизалися быша) за Меня — ратовали бы за Меня, защищали бы Меня, чтобы Я не впал в руки Синедриона,—не был предан иудеям. Но этого ничего не было,—как бы продолжает Господь,—никто не подвизался за Меня. Теми многочисленными толпами народа, которыя несколько дней назад встречали Меня, как царя, и называли царем, Я не хотел воспользоваться не только для того, чтобы провозгласить Себя царем Израилевым, но и для того, чтобы защитить Себя от мероприятий Синедриона против Меня. Из этого всем ясно можно видеть, что царство Мое не политическое, мирское» (Мих.). Пилат, как язычник, конечно, не мог понять, что такое за царство не от мира сего, когда этого не могли хорошо понять и самые избранные ученики Господа (Деян. 1:6); но он все-таки должен был понять, что это царство действительно не политическое, и что И. Христос не бунтовщик против римскаго Кесаря. Только в данном случае самыя слова: царь, царство казались Пилату странными в устах обвиняемаго: поэтому Пилат в недоумении снова спросил Его: итак, Ты царь (царь ли еси Ты)? Тут Господь снова повторяет, что Он действительно Царь: ты говоришь (глаголеши), что Я Царь (Царь есмь Аз) —ты говоришь, это значит то же, что да (ст. 28. Мф. 26:25, 64)—и объясняет, в каком смысле Он есть царь,—что Он Царь духовнаго царства истины, и Его подданные те, которые от истины и следуют проповедуемой Им истине: Я на то родился (Аз на сие родихся) и пр. Я, воплотившись, родился в мире, как человек; пришел (приидох) в мир, как Я говорил, будучи послан от Бога (Ин. 3:17; Ин. 10:36 и др.), — родился и пришел на то, чтобы свидетельствовать об истине (да свидетельствую истину), об истине, которую, как Я тоже говорил, видел и слышал от Бога (Ин. 3:11, 32 и др.). Под истиною здесь разумеется Господом проповедуемая Им истинная вера, религия. И всякий, кто (иже есть) от истины, продолжает Господь, т. о. кто ищет истины, сочувствует ей и готов и может внимать ей, (это — то же, что Господь говорил прежде, привлеченный Отцем (Ин. 6:44), или данный Сыну Отцом (Ин. 8:47))—такой человек слушает (послушает) гласа Моего (Ин. 10:27), т. е. принимает Мое учение и поступает по оному,—становится Моим учеником, последователем.

Итак, Ты Царь? — спросил он Узника, царство которого было не от мира сего. И как прежде на заклинание первосвященника, так и теперь на вопрос представителя земного величия был дан ответ, совершивший решительный переворот в мировой истории: Ты говоришь, что Я Царь . Тот, кто говорил так с римским правителем, знал, что этими словами Он сам возводил себя на крест и что последующие немногие часы будут последними в Его полной судеб жизни. И эта мысль представлялась Его уму, ибо Он намеренно прибавил: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине». Какой бы иной смысл ни заключался в словах столь великих, это свидетельство об истине, конечно, заключало уже в себе то свидетельство, которое раньше дано было Им, когда Он «засвидетельствовал пред Понтием Пилатом благое исповедание» (1 Тим. 6:13) о существовании царства истинного и реального, хотя и не от мира сего. Но это прибавление к прежним словам имело более глубокое значение, чем одно утверждение существования царства духовного, отдельного от мирского. Оно провозглашало существование того, что служит основанием всякой человеческой добродетели и справедливости, но что в последние века сделалось чуждым для римского слуха, — существование вечного мира истины вне человека, всеобщей божественной системы вещей, стоящей выше всякого местного или народного предания и, конечно, выше всех человеческих верований и желаний. Над этой объективной истиной люди не имеют никакой власти: их высшее преимущество состоит в том, чтобы признавать и исповедовать ее. И ее признает тот, кто уже имеет родственное влечение к этой средоточной (центральной) истине, — всякий, кто от истины. Последние слова Того, Кто заявлял теперь право на достоинство как свидетеля, так и царя этого великого мира истины, были: «Всякий, кто от истины, слушает гласа Моего».

***

Чтобы поправиться от смущения, Пилат опять ухватился за слово «царство». Узник, повидимому, хочет как-то иначе объяснить Свое царство; но ведь царство предполагает все-таки царя. Упирая на это, Пилат с настойчивостью задает опять вопрос: «Итак Ты Царь?»—«Да, Царь!»—отвечал Иисус, употребляяя своеобразный оборот утвердительного выражения. Пилат не мог не изумиться столь странному ответу, которым Узник Сам подвергал Себя страшной опасности быть обвиненным в оскорблении величества, тем более, что по римским законам сознания преступника было достаточно для его осуждения. Но его изумленно- строгое выражение не могло не перейти в благодушное, когда он выслушал дальнейший ответ Узника, Который говорил: «Я на то родился, и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего». Вот в каком смысле Я царь и вот кто Мои последователи. Такой ответ положительно разсеял в Пилате все сомнения на счет Узника. Он убедился, что этот Узник отнюдь не мятежник обычнаго рода, а просто какой-нибудь совершенно безвредный мечтатель, который, наподобие греческих философов и их римских подражателей, всецело занят решением вопросов об истине и тому подобных возвышенно безплодных предметах, совершенно не касающихся римской власти.

Свободно подтверждает Спаситель то заключение, какое вывел Пилат из слов Его; свободно утверждает, что Он точно — Царь. Так называли Мессию Пророки (Пс. 2:8. Дан. 7:13). Иисус явил Себя, говорит Апостол (1 Тим. 6:13), свидетелем добраго исповедания пред Понтием Пилатом. Это было доброе исповедание как по содержанию, так и по духу, с каким оно было произнесено. Покойно, безтрепетно, в виду грозных опасностей, свидетельствует Иисус Христос об истине.

В объяснение своего исповедания не говорит Господь о полном значении духовнаго своего царства, чего не мог понять Пилат, но говорит о доступном и для ума Пилата. Назначение земной жизни Иисуса состояло между прочим в том, чтобы свидетельствовал Он об истине, которую люди частию превратили в ложь произволами ума и сердца, частию не в состоянии узнать без помощи небесной (Рим. 1:21—28. 1 Кор. 1:21). Лучшие философы говорили о себе, что они ищут истину, стремятся к истине, и более того не имели права говорить о себе. Но Тот, Кто сшел с неба, свидетельствует об истине, — открывает истину, как вполне известную Ему, — говорит о ней как ея очевидец. — Так говорил о Себе Иисус и в слух Иудеев (Ин. 3:11, 32). — Это звание не доступно ни для кого другаго; но оно оставляет в покое права о власть земных царей; оно если и может касаться их, то только с тем, чтобы выгонять мрак лжи и заблуждений из всех обществ человеческих и следовательно с тем, чтобы содействовать благу царств и народов. Отселе и подданные Иисуса — не то, что вооруженные воины, и не то, что платящие подать граждане. — Христа Иисуса слушают, Христу Иисусу покоряются те, которые от истины, имеют сродство с истиною, в которых любовь к истине, возбуждена свыше (Рим. 11:8). — Об этом говорил Господь и Иудеям: Почто беседы Моея не разумеете? Вы отца вашею диавола есте.... Он ложь есть и отец лжи.... Иже есть от Бога, глаголов Божиих послушает (Ин. 8:43, 44, 47). Овцы Моя гласа Моего слушают (Ин. 10:27). Таким образом Пилат мог понять и то, почему Синедрион ненавидит Иисуса.