Евангелие от Иоанна, Глава 10, стих 30. Толкования стиха

Сими словами Господь выражает не то, что Он есть Отец, и не то, что два естества, различныя ипостасию, составляют одно, но то, что Сын — Отчий точно и совершенно удерживает и сохраняет единство с Отцем, имеет в Себе отпечатленное самым естеством подобие Его, ни в чем от Него неотличное, есть совершенный Образ Отца, самое выразительнейшее отображение (χαρακτήρ) Первообраза.

* * *

«Я и Отец одно есть. Как сказал Господь, не Отцом самого себя провозглашая, и не представляя две природы ипостаси, однойприродой¹, но что именнокак отеческое подобие произведен спасать Сын Отечь, все подобие из природы Его отпечатлевший, и неизменным образом Отца являющийся и прообраза запечатленным начертанием»

Потом, чтобы ты не подумал что сам Он бессилен, но овцы находятся в безопасности по причине силы Отца, Он присовокупил: «Я и Отец — одно». Как бы так говорил: не потому Я сказал, что ради Отца никто не похитит овец, будто сам Я не силен охранить их: «Я и Отец — одно», — то есть по отношению к могуществу, так как вся речь у Него была о могуществе. Если же одно и тоже могущество, то, очевидно, и существо. Так как иудеи вооружались бесчисленными средствами, строили ковы, отлучали от синагоги, то Он говорит, что все это они предпринимали напрасно и бесполезно; овцы находятся в руке Отца Моего, как и пророк говорит: «Вот, Я начертал тебя на дланях Моих» (Ис. 49:16). Потом, показывая, что рука одна, Он называет ее то Своею, то Отчею. А когда ты услышишь слово: «рука», не представляй себе ничего чувственного, но силу, власть. Если же потому никто не мог восхитить, что (Отец) облек Его силою, в таком случае излишне было бы дальнейшее изречение: «Я и Отец — одно». Если бы Он был меньше (Отца), то это изречение было бы очень дерзновенно, потому что оно показывает не что другое, как равенство могущества.

* * *

И обрати внимание на различие. Где употребил "одно", там не сказал: "пославший Меня", но: "Отец". Где желал доказать единство и тождество, там не сказал: "Я и Тот, Кто послал Меня – одно", но: "Я и Отец". Между Отцом и Сыном нет ничего промежуточного. А где имеет место: "более", там присоединяет: "пославший Меня". Послать – дело домостроительства; и быть посланным – не изъяснение Божества, но изъяснение домостроительства. Ведь Бог ни посылает телесно, ни посылается. А каким образом это – слушай. Тот, кто посылает, посылает в те места, в которых сам не находится лично. Поэтому покажи место, где не было бы Отца, покажи место, где не присутствовал бы Сын, укажи место, свободное от Святого Духа. Конечно, можно указать место, если бы ты буквально понял, что один послал, а другой послан. Следовательно, слово: "послан" обозначает не переход с места, но воплощение. Когда Писание говорит: "Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн" (Ин. 1:6), то мы не думаем, конечно, что Иоанн пришел с небес. Если он там был, то как он послан? Но так как ему была поручена известная задача, то ее Писание и назвало посланничеством. Исайя в Иерусалиме в самом храме видел "Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном" (Ис. 6:1). Находясь в городе и в храме, созерцая видение и удостоившись видеть Бога, насколько это возможно человеку, он услышал, что Бог говорил: "кого Мне послать?" (кого послю к людем сим) (Ис. 6:8). Он был среди народа, и каким образом посылается к народу? Таким образом, посланничество обозначает не местный переход и не рабское служение, но определяемое человеку назначение. Иначе же, если ты – раб буквы, то и постыдись ее. Если Господь послан, то как же Он говорит: "Пославший Меня есть со Мною" (Ин. 8:29? Никто, посылая, не идет вместе с посланным, так как иначе значило бы не послать, а вместе идти. "Я в Отце и Отец во Мне" (Ин. 14:10). Где тут посланничество? И чтобы кто-либо не подумал, что изречение "пославший Меня Отец со Мною есть" произнесено в отношении к деятельности и помощи, Господь говорит: "Отец во Мне пребывает" (Ин. 14:10) и: "Я в Отце и Отец во Мне" (Ин. 14:11). Это изречение предвозвестил Исайя, говоря: "труды Египтян и торговля Ефиоплян, и Савейцы, люди рослые, к тебе перейдут и будут твоими; они последуют за тобою, в цепях придут и повергнутся пред тобою, и будут умолять тебя, говоря: у тебя только Бог, и нет иного Бога" (утрудися Египет, и купли Ефиопские, Саваимстии мужи высоцы и к тебе прейдут, и в след тебе пойдут связани узами ручными, и поклонятся тебе, и в тебе помолятся, яко в тебе Бог есть, и несть Бога разве Тебе" (Ис. 45:14). Как возможно это? Если в нем находится иной, то таким образом, кроме него, нет другого? "В тебе Бог, и нет иного Бога" (несть Бога разве Тебе). Разве это не толкование того Евангельского благовестия, которое говорит: "Я в Отце и Отец во Мне, и Я и Отец – одно"? Выражение "В тебе Бог, и нет иного Бога" (несть Бога разве Тебе) есть толкование слов "Я и Отец – одно". И заметь мудрость этого изречения и полноту его силы. Изречение "Я и Отец – одно" (Аз и Отец – едино есма) – обоюдуострый меч, рассекающий еретиков. Слово "одно" (едино) изобличает безумие ариан, а слово "есма" — Савеллиево слияние. "В тебе Бог, и нет иного Бога" (Яко в тебе Бог есть, и несть Бога разве Тебе). И чтобы показать, что один и тот же Бог — в Боге, пророк присоединяет: "Ты Бог сокровенный" (Ты бо еси Бог, и не ведехом) (Ис. 45:15). Ты не знал, что Он – Бог? Разве не предвозвестил этого до тебя Моисей? Ты пришел не после ли двадцать первого рода от Моисея? От Моисея до Давида семь поколений. От Давида же до Исайи двенадцать поколений. Ведь Исайя был за два поколения до вавилонского плена. Итак, каким же образом о Том, Кого проповедали за пятнадцать поколений ранее пророки, что Он – Бог, о Ком Моисей говорил: "Слушай, Израиль, Господь Бог твой – Господь един", о Ком то же самое восклицал Самуил, о Ком это же проповедовал, конечно, и Давид, о Ком тоже именно предсказывал и всякий пророк, – повторяю: каким же образом о Нем говорит пророк Исайя: "Ты Бог сокровенный" (Ты бо еси Бог, и не ведехом), если только поистине не намекает на Спасителя, Который был, конечно, тогда, но оставался незнаемым? Словами "Ты Бог сокровенный" (Ты бо еси Бог, и не ведехом) пророк порицает не свое неведение, но воспринимает на себя лицо народа. Учение "Ты Бог сокровенный" (Ты бо еси Бог, и не ведехом) стоит в соответствии со словами: "Господи! рука Твоя была высоко поднята, но они не видали ее" (Господи, высока Твоя мышца, и не ведеша) (Ис. 24:11). И, однако, что он мог сказать: "Истинно Ты Бог сокровенный, Бог Израилев, Спаситель" (Ты бо еси Бог, и не ведехом, Бог Исраилев, всех Спас) (Ис. 45:15); послушай ангелов, говорящих и благовествующих пастырям: "не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам Спаситель Который есть Христос Господь" (Лк. 2:10, 11). "Ты Бог Израилев, всех Спаситель. Будут постыжены и посрамлены противящиеся Тебе; и со стыдом пойдут" (Ис. 45:15, 16), потому что станут подобными несуществующим и обветшают, как одежда. "Противящимися" он называет тех, которые проявляют противодействие слову. Если ты скажешь эллину или кому-либо другому, чуждому истинной религии, что есть Бог, то он не спорит; а если скажешь, что есть Христос, то он приходит в неистовство, как говорит в одном месте и блаженный Давид: "Господь царствует: да трепещут народы! Он восседает на Херувимах: да трясется земля!" (Господь воцарися, да гневаются людие; седяй на херувимех, да подвижится земля) (Пс. 98:1. Кто "восседает"? Не ясно ли, что Тот, к Которому говорит тот же самый пророк (т. е. Исайя): "Сидящий на херувимах (Ис. 37:16), явись, возбуди могущество Свое и приди, чтобы спасти нас"? Видишь ли, что коварство, проявляемое еретиками, ввиду слов такого рода не имеет места? Но там, где имеется в виду равночестность, говорится: "Я и Отец"; а где – домостроительство, читаем: "пославший Меня более Меня", ввиду посланничества Его Господь меньше по сравнению с Отцом, но не ввиду Божеского Их единения.

Невозможно, как писал ты, увидеть света, сокровенного в Писании, из объяснения, тобою даннаго; напротив того, тебя, скорее, ослепляют возсиявающие из Писания лучи. Ибо сказать, будто бы из Писания видно, что ипостась Отца и Сына одна — признак великого неразумия, лучше же сказать, бессмыслия. Если с точностью исследуешь написанное, не подвергающееся сомнению, то найдешь непогрешительное изложение тайны. Сказано: Аз и Отец едино есма, а не Аз и Отец едино есмь. Посему словом: едино выражается единая сущность, а словом: есма (двойственное число) означаются две ипостаси.

Оставив человеческое, Христос восходит к Божескому своему достоинству, выставляя на вид присущие Ему по природе преимущества для пользы верующих и здравой веры, которая требует, чтобы отнюдь не считали Сына меньшим Отца. Так, показывает Себя точным образом Отца, сохраняющим в Себе всецелое и совершеннейшее отражение Отца.

Впрочем, изречения Спасителя нашего в Евангелиях не разделяем ни на ипостаси две, ни на лица, ибо не двойственен один и единый Христос, хотя и мыслится из двух и различных природ (πϱαγμάτων) соединенным в нераздельное единство, подобно как человек ведь из души и тела (состоит), однако ж не двойственен, а, напротив, один из двух. Но мы правильно думаем, когда утверждаем, что и человеческие и Божеские (свойственные человеческой и Божеской природам) изречения высказываются Одним. Так, когда говорит о Себе то, что свойственно Божеству: «Я и Отец одно есмы», мы разумеем здесь Его Божескую и неизреченную природу, по которой Он и есть одно со своим Отцом благодаря тожеству сущности, как образ и отражение и отблеск славы Его. Когда же, не пренебрегая мерою человечества, обращается к иудеям с словами: «Ныне же ищете Меня убить – человека, что истину вам сказал» (Ин. 8:37), то опять и при человеческой Его ограниченности признаем Его, однако же, нисколько не менее (пребывающим) в равенстве с Отцом. Ведь если веруем, что, будучи Богом по природе, Он стал человеком или как человек, одушевленный разумною душою, то какое основание будет у нас стыдиться тех речей Его, которые соответствовали Его человечеству? Если бы Он отказывался от подобающих человеку слов, то кто принудил Его сделаться подобным нам человеком? Низведя Себя ради нас в добровольное уничижение, по какой причине Он стал бы отказываться от слов, подобающих этому состоянию уничижения? Поэтому к одному лицу (πϱοσώπῳ) должно относить все изречения в Евангелиях, к единой ипостаси (ὑποτάσει) воплотившегося Слова, ибо един есть Господь Иисус Христос, по этим изречениям.

Кроме того, если Отец больше всех, то есть как обладающий Божеским превосходством над творениями должен быть и вне всего и над всем и, имея такую природу и такое достоинство, есть одно с Сыном, то каким образом Рожденный будет тожествен по сущности с Нерожденным Отцом? Или как Больший всех вместе с Отцом, и именно Больший настолько, насколько Бог по сравнению с тварями, может быть как тварь причислен ко всем?

«Я и Отец одно есмы». Словом «одно» обозначает тожество сущности, а словом «есмы» делит мыслимое на двойство и снова связывает в одно Божество.

Впрочем и на то надо сослаться против ариан, что в словах Я и Отец одно есмы содержится указание не на тожеволие (ταὐτοβουλία), но на единство сущности, как это поняли и иудеи, то есть что, говоря это, называет Себя Богом и равным Отцу. И Христос не отрекся от того, что сказал это в том именно смысле, как они понимали.

***

Одно же говорим об Отце и Сыне, не смешивая их в числе, как некоторые называют Отца и Сына одним и тем же (лицом), но веруя, что особо (ипостасно) существует Отец и особо Сын, сводя Двоих в одно тожество сущности и считая Их имеющими одну силу, так что Каждый является в Другом неизменно и всецело.

Возражение (латинян): Но, говорит, Отец и Сын — не два начала, а одно. Ибо Сам Сын говорит: «Я и Отец одно». Говорить же, что «от Одного» исходит один Дух, не составляет нелепости; напротив, даже необходимо. Потому что если скажем, что Дух исходит от Отца, а от Сына не исходит, то будем противоречить Сыну, говорящему: «Я и Отец одно». А те не одно, из коих от одного исходит, а от другого не исходит.

Решение: Не совсем так, говорим: но и одно, и не одно. По естеству или сущности, или как ни назвать преестественную и пресущественную сущность субстанцию Божества, одно — Отец и Сын и Дух; а по Лицам или Ипостасям — не одно, но три. Из них одно признавать происходящим от двух — весьма нелепо. Ибо скажи, как, говоришь, исходит Дух, от Отца и Сына, или от одного естества? От Отца, конечно, и Сына, то есть, от двух Лиц одно; потому что Отец и Сын и Дух суть имена Лиц. Если же говоришь — от Отца и Сына, но не как Лиц, а как сущих одно по естеству, то что мешает соединяющему с двумя Лицами и третье, так как и Три — по естеству одно, говорить — от Отца и Сына и Духа, так что ты допустишь исхождение Духа и от Него Самого? Или опять. Тогда как Дух и Отец одно, почему на этом основании не говоришь, что и от Духа рождается Сын, рождающийся от Отца? По-твоему же следовало бы таким образом говорить (но богохуление падает на твою голову), что и Отец рождается и исходит от Сына и Духа. Потому что Три — одно, и говоримое о каком-либо из них необходимо, по твоему уставу, говорит и о прочих. Но в действительности, когда допущена одна нелепость, будто на том основании, что Отец и Сын одно, и Дух исходит от Отца, не составляет разницы говорить, что Он и от Сына исходит, то необходимо последовали и другие. А надлежало тебе принимать во внимание не «одно» только, а и «есмы», и в этом усматривать различие Лиц. Потому что, разделяя Лица, сказал: «Я и Отец»; потом, соединив по естеству, опять разделил: «одно есмы», — вместе указав на общность сущности и на различие Ипостасей, тем и другим наперед отринув твое смешение Лиц на основании выражения «одно». Поскольку и вообще существа, составляющие одно по природе, суть многие по числу, как, например, отдельные люди, будучи одно по естеству, по числу не ограничены. Только здесь, хотя многие люди и одно по естеству, но не один человек, а многие люди; а там, хоть и три счисляемые, но не три Бога, а один Бог в Троице, как и Моисей боговидец возвещает, говоря: «Слушай, Израиль! Господь Бог твой Господь един есть» (Втор. 6:4). И Авраам прежде Троице оказывает гостеприимство, и однако же называет Ее в единственном числе Господом (Быт. 18); но через это Троица не перестает быть и Троицей. Но хотя и один Бог есть, и называется один Господь по совершенной тождественности и неизменности сущности, по собезначальности и совечности, по равночестности и общности славы, по единству власти и хотения, по естественной силе и действию, но признается и Троицей, и Ее имена суть Отец и Сын и Дух Святый, которые открыл нам единородный Сын и один из Троицы. Если бы и ты последовал Ему и различал Лица при неслитном Их единении, и соблюдал особенность (личное свойство) каждого, то ни с начала не полагал бы ничего нелепого, ни за этим первым положением не следовали бы другие нелепости.

Это не может быть голосом какого-либо человека. Я и Отец — одно; один только Христос произнес это о понимании Божественности.

***

Но так как нам часто предлагают то место, где было написано: Я и Отец — (мы суть) одно ego et pater unum sumus¹, то и в этом мы их легко победим. Ведь если, как считают еретики², Отец был Христом, то следовало говорить: «Я и Отец — (я есть) одно» ego pater unus sum. Но так как Он говорит «Я», а затем вводит Отца, говоря «Я и Отец», то отделяет и отличает Свою личность, то есть Сына, от Отчего авторитета не только по звуку имени, но даже по порядку распределенной силы, Тот, Кто мог бы сказать «Я — Отец», если бы думал, что Он — Отец.

И так как сказал «одно», пусть еретики думают, что не сказал «один». Ведь «одно», поставленное в среднем роде, означает единодушие сообщества, а не единство личности. Ведь говорится «одно», а не «один», так как речь идет не о числе, Одно, как Он говорит, относится к единодушию и к той же самой мысли и к самой общности благодати, так что по справедливости Отец и Сын — одно по согласию, и по желанию, и по любви. И хотя от Отца есть все, что есть, Сын есть, однако остается различие, что Отец не Тот, Кто Сын, ибо и Сын не Тот, Кто Отец. Он не добавил бы «мы суть», если бы думал, что Он один и один Отец оказались Сыном.

Я и Отец — одно. Иисус и Отец — не идентичные личности, а Личности, единые по Своей сущности.

Так наш Спаситель и Господь с Отцом и Богом всяческих есть не единая плоть и не единый дух, но то, что выше плоти и духа, — единый Бог. Ибо следовало к людям, прилепляющимся друг к другу, приложить имя «плоть»; к человеку праведному, прилепляющемуся ко Христу, приложить имя «дух»; а ко Христу, пребывающему в единении с Отцом, приложить имя не «плоть» и не «дух», но то, что почетнее их — «Бог». Отсюда слова: Я и Отец — одно, будем понимать так.

Мы — одно, а не «Мы — один», сказал Он. Если бы Он сказал: «Мы — один», то я смог бы поддержать их точку зрения, ибо «один» оказывается значением единственного числа. Хотя до сих пор были двое мужского рода, Он говорит «одно» слоном среднего рода (что не относится к одиночеству, но к единству, к подобию, к связи, к любви Отца, Который любит Сына, и к послушанию Сына, Который подчиняется воле Отца).