Деяния апостолов, Глава 3, стих 12. Толкования стиха

Воспользовавшись громадным стечением народа и его изумлением перед совершившимся чудом, святой Апостол Петр обратился к нему с речью. Эта речь распадается на две части: в первой части святой Апостол Петр указывает народу истинного Виновника совершения этого чуда и цель его совершения, поясняя, что не они, Апостолы, совершили это чудо, но Бог для прославления Господа Иисуса, отвергнутого и умерщвленного Израилем; во второй части увещевает народ покаяться и обратиться ко Христу, чтобы получить оставление грехов и стать участником в обетованных пророками мессианских благословениях.  И в этой речи святой Апостол Петр, как и в первой его речи, главное место занимают свидетельства из Ветхого Завета, которыми Апостол доказывает мессианское достоинство Иисуса Христа. «Что дивитесь сему?» — святой Апостол как будто порицает удивление народа. Это потому, что народ, быть может, смотрел на Апостолов, как на людей, наделенных какой-либо магической силой, или как на обладающих каким-нибудь особенным благочестием. Апостол отклоняет оба этих возможных предположения, желая подчеркнуть, что чудо совершено отнюдь не их собственной силой: он хочет представить единственно Христа, действующим через них. Как раньше Сам Господь все Свои дела относил ко Отцу Своему Небесному, так и Апостолы относят их теперь к Господу Иисусу Христу и Богу Отцу.

См. Иез. 1:14

Опять Петр и действует, и проповедует. Прежде возбудило иудеев к слушанию чудо (огненных) языков, а теперь — это. И тогда Петр начал речь с их обвинений, а теперь — с их тайной мысли. Посмотрим же, чем эта пропо­ведь отличается от той и что имеет общего с нею. Та была в доме, когда никто еще не присоединился (к апостолам) и когда они ничего еще не совершили, а эта — когда все удивля­лись, когда подле стоял исцеленный, когда никто не сомне­вался, как в то время, в которое говорили, «они напились сладкого вина» (Деян. 2:13). И тогда Петр говорил, находясь вме­сте со всеми апостолами; а теперь — с одним Иоанном: он уже не боится и говорит сильнее.    Такова-то добродетель: получив начало, она идет впе­ред и нигде не останавливается. Смотри же, как (Промыслом) устроено было и то, что чудо произошло при храме, чтобы и другие стали дерзновенны. Не в сокровенном каком-либо ме­сте совершают его или не тайно; но также — и не внутри храма, где было много народа. Почему же, скажешь, этому поверили? Потому, что сам исцеленный возвещал о благодеянии. А он, конечно, не стал бы лгать и не пришел бы к каким-либо посторонним людям. Итак, апостолы или потому совершили там чудо, что, то место было пространное, или потому, что то было место отделенное. И заметь, как это случилось. Пришли они по одному поводу, а делают другое. Так и Корнилий, по­стясь, молился об одном, а видит другое. До сих пор они везде называют Христа Назореем: «во имя Иисуса Христа Назорея, — говорит (Петр), — встань и ходи», потому что пока еще они только заботились о том, чтобы уверовали в Него. Но не будем утомляться началом рассказа, а напротив, если бы кто, сказав о каком-либо великом деле, остановился, — станем снова повторять начало. Если так всегда будем поступать, то скоро придем к концу, скоро станем на вершине, потому что от усердия, как говорят, родится усердие, а от лености — ле­ность. Кто сделал, как должно, что-либо малое, тот получил побуждение приступить к делу более важному, а отсюда — идти и гораздо далее. И как огонь, чем больше объемлет дров, тем сильнее становится, так и ревность, чем больше возбуж­дает благочестивых помыслов, тем больше вооружается про­тив остального рода мыслей. Скажу пример. Есть в нас, по­добно терниям, клятвопреступление, ложь, лицемерие, коварство, обман, злословие, насмешки, смехотворство, срамословие, кощун­ство; с другой стороны — любостяжание, грабительство, неспра­ведливость, клевета, наветы; далее — похоть злая, нечистота, сла­дострастие, блуд, прелюбодеяние; а также — зависть, ревность, гнев, ярость, злопамятство, мстительность, хула и тысячи по­добных пороков. Если мы исправимся от первых, то мы уже исправимся не только от них, но чрез них — и от следую­щих за ними, потому что наша душа приобретает от того большие силы к уничтожению их. Например, если тот, кто часто клянется, оставит эту диавольскую привычку, то в нем не только исправится этот порок, но появится и другого рода благоговение. Мне кажется, никто из не клянущихся не захо­чет легко сделать какое-либо другое зло, но устыдится той доб­родетели, которой он уже достиг. Как носящий прекрасную одежду стыдится валяться в грязи, так точно — и он. А от­сюда он придет к тому, что не будет ни сердиться, ни драться, ни браниться. Так, если только однажды будет сде­лано и малое доброе дело, то уже будет сделано все. Часто, впрочем, случается и противное: поступив однажды хорошо, мы по лености опять впадаем в прежние пороки, так что от этого и самое исправление становится даже невозможным. На­пример, мы положили себе закон не клясться; в течение трех или даже четырех дней мы исполняли его; но потом встрети­лась какая-либо нужда — и мы расточили всю собранную прибыль. Тогда мы впадаем в беспечность и отчаяние, так что даже не хотим снова коснуться того же. И это естественно. Кто построит себе какое-либо здание и потом увидит, что его строение обру­шилось, тот с меньшим старанием приступает вновь к строению. Но и в этом случае не следует быть беспечным, а напротив, надобно опять употреблять все старание. Итак, положим себе ежедневные законы и начнем пока с легкого. Отсечем от уст своих частую клятву, обуз­даем язык, — пусть никто не клянется Богом. Не требует это издержек, не требует труда, не требует продолжительного обу­чения: достаточно захотеть и — все окончено, потому что это — дело привычки. Да, прошу и умоляю, приложим к этому старание. Скажи мне: если бы я велел (вам) внести (за меня) деньги, — не с готовностью ли каждый из вас принес бы по мере сил своих? Если бы вы увидели меня в крайней опасности, не отдали бы вы даже часть своего тела, если бы можно было отнять ее? И теперь я в опасности, и в большой, так что, если бы я был в темнице, или получил тысячи ударов, или находился в рудниках, — и тогда я не скорбел бы более. Про­стрите же руку помощи. Подумайте, как велика опасность, когда вы не можете сделать и этого крайне малого дела: называю его весьма малым по труду, какого оно требует. Что скажу тогда в ответ на обвинения? Отчего не обличил? Отчего не пове­лел? Отчего не положил закона? Отчего не удержал непо­слушных? Не достаточно будет, если я скажу: я увещевал. А надобно было, сказано будет мне, употребить и более силь­ное порицание. Ведь увещевал и Илий, — но не дай Бог срав­нивать вас с детьми его! И он увещевал, и он говорил: «дети мои, нехороша молва, которую я слышу» о вас (1 Цар. 2:24); а между тем, Писание далее говорит, что он не вразумлял сыновей своих (1 Цар. 3:13), и говорит так потому, что он вразумлял не строго и не с укоризною. Не странно ли, что в иудейских синагогах законы имеют такую силу, хотя все заповедует тот, кто учит, а здесь мы в та­ком пренебрежении и презрении? Не о своей славе забочусь я (моя слава — ваша добрая жизнь); но — о вашем спасении. Каждый день мы вопием, возглашаем в слух вам, и, между тем, как никто не слушает, мы не выказываем никакой строгости. Боюсь, чтобы за это неуместное и большое снисхождение не дать нам ответа в день будущего суда. Поэтому громким и яс­ным голосом объявляю всем и умоляю, чтобы те, которые виновны в этом преступлении и произносят слова, происходя­щие от неприязни (Мф. 5:37), — а это и есть клятва, — не пересту­пали за порог церковный. Но настоящий месяц пусть будет назначен вам для исправления. Не говори мне: меня заста­вляет необходимость, потому что мне не верят. Оставь пока клятвы, произносимые по привычке. Знаю, что многие будут смеяться над нами, но лучше нам быть осмеянными теперь, чем плакать тогда. Да и смеяться будут люди безумные; в самом деле, скажи мне, кто с здравым умом станет смеяться над тем, что соблюдается заповедь? Если же и будут смеяться, то такие люди станут смеяться не над нами, а над Христом. Вы ужаснулись этих слов? Я вполне верю этому. Ведь, если бы я ввел этот закон, то смех относился бы ко мне; если же есть другой Законодатель, то осмеяние переходит на Него. Некогда и плевали на Христа, и били Его по ланите, и заушали: так и теперь Он терпит это, и нет здесь ничего не сообразного. Поэтому-то уготована геенна, поэтому — червь нес­кончаемый.    Вот я опять говорю и свидетельствую. Пусть, кто хочет, смеется; пусть, кто хочет, издевается: на то мы поставлены, чтобы над нами смеялись и издевались, и чтобы мы все претерпели. Мы «как сор для мира, как прах», по слову блаженного Павла (1 Кор. 4:13). Если кто не желает исполнить этого приказания, то я настоящим словом, как бы некоторою трубою, запрещаю такому человеку переступать за порог церковный, хотя бы то был начальник, хотя бы сам носящий диадему. Или отнимите у меня эту власть, или, если я остаюсь с нею, не окружайте меня опасностями. Я не могу восходить на этот престол, не совершая (ничего) ве­ликого. А если это невозможно, то лучше стоять внизу, потому что нет ничего хуже начальника, который не привносит под­чиненным никакой пользы. Постарайтесь же еще, прошу вас, и будьте внимательны; или лучше сказать: станем стараться вместе, и тогда непременно будет какая-либо польза. Пости­тесь, молите Бога, а вместе с вами (будем молиться) и мы, чтобы Он уничтожил в нас эту гибельную привычку. Вели­кое дело — сделаться учителями вселенной; не мало значит, когда везде услышат, что в этом городе никто не клянется. Если это будет, то вы получите награду не только за свои под­виги, но и за попечение о братьях: вы сделаетесь тем же для вселенной, чем я теперь для вас. Тогда, наверно, и другие по­ревнуют вам, и вы поистине будете светильником, стоящим на свещнице. И это, скажешь, все? Нет, это не все, но это на­чало прочих (добродетелей). Кто не клянется, тот волею или неволею, из стыда или боязни, но непременно придет и к другим делам благочестия.    Но многие, скажешь, не согласятся и отступят? Но лучше один творящий волю Господню, нежели тысячи беззаконных (Сир. 16:3). Оттого-то все ниспровержено, все в крайнем беспорядке, что мы, как на зрелищах, ищем множества людей, а не множества людей добрых. Какую пользу, скажи мне, мо­жет принесть тебе толпа народа? Хочешь ли знать, что народ составляют святые, а не толпа людей? Выведите на войну сотни тысяч и одного святого: посмотрим, кто сделает больше? Иисус Навин вышел на брань и один сделал все; и таким образом остальные не принесли никакой пользы. Толпа людей, возлюбленный, когда они не творят воли Божией, ничем не разнится от тех, кого нет совсем. Я молюсь и желаю, чтобы Церковь украшалась множеством людей, но — множеством людей добрых: ради этого я охотно позволил бы растерзать себя на части. Если же это невозможно, то я желаю, чтобы немногие были добрыми. Не видите ли, что лучше иметь один драгоценный ка­мень, нежели тысячи мелких монет? Не видите ли, что лучше иметь здоровый глаз, нежели, потеряв его, отяготить себя туч­ностью тела? Не видите ли, что лучше иметь одну овцу здоро­вую, нежели тысячи шелудивых? Не видите ли, что лучше не­много детей добрых, чем много дурных? Не видите ли, что в царстве — немногие, а в геенне — многие? Что мне от множе­ства людей? Какая польза? Пользы никакой, а скорее вред для прочих. Ведь это то же, как если бы кто, при возможности иметь или десять здоровых, или тысячи больных, привел эти тысячи к тем десяти. Большинство, когда они не делают ничего доб­рого, не принесут нам ничего другого, кроме наказания там и бесславия здесь. Ведь никто не скажет, что нас много, но (всякий) будет порицать за то, что мы бесполезны. Так именно (язычники) всегда говорят нам, когда слышат от нас, что нас много: много вас, — говорят, — да худых. Вот я опять запрещаю и громким голосом возвещаю вам: пусть никто не считает этого шуткою. Я удалю и не допущу непослушных. И пока я буду сидеть на этом престоле, — я не откажусь ни от одного из прав его. Если кто низвергнет меня, я буду уже невинен. А пока я подлежу ответственности, до тех пор не могу пренебрегать, не ради собственного наказания, но ради ва­шего спасения, так как я пламенно желаю вам спасения. Об этом я терзаюсь и болезную. Но послушайтесь меня, чтобы и здесь, и в будущем (веке) вы получили великую награду, и мы (все) вместе насладились вечными благами, по благодати и человеколюбию единородного Сына Божия, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь. В настоящей речи больше смелости (чем в прежней). Это — не потому, чтобы прежде (апостол) боялся, но потому, что те люди — насмешники и ругатели — не снесли бы (подобной сме­лости). Поэтому-то, начиная ту речь, он тотчас же и возбуж­дает их внимание предисловием, говоря: «сие да будет вам известно, и внимайте словам моим» (Деян. 2:14). А здесь ему нет нужды в таком приготовлении. Эти люди не были беспечны; чудо сделало всех их внимательными, — почему они и были объяты страхом и ужасом. Поэтому-то апостол и не имел нужды начинать (здесь) с того же, но (начал) с другого, чем всего более и расположил их к себе, отклонив от себя то мнение, какое они себе составили. Ведь ничто так не полезно и не приятно для слушателей, как то, если говорящий не только не говорит о себе ничего великого, но даже уничто­жает и мысль о том. Таким-то образом (апостолы) больше прославили себя тем, что презрели славу и показали, что то было дело не человеческое, а Божие, и что они также, наравне с другими, должны удивляться, а не служить предметом удив­ления. Видишь ли, как (Петр), будучи чужд честолюбия, от­вергает от себя славу? Так поступали и древние. Например, Даниил говорил: «мне тайна сия открыта не потому, чтобы я был мудрее всех живущих» (Дан. 2:30). И еще Иосиф: «не от Бога ли истолкования?» (Быт. 40:8) И Да­вид: «когда, бывало, приходил лев или медведь», во имя Господа я раз­рывал их руками (1 Цар. 17:34, 35). Так теперь и апостолы: «что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит?» И это, говорят, принадлежит не нам, потому что не своим достоинством привлекли мы на себя благодать Божию. Но посмотрим тщательнее на то, что выше прочитано. Сначала (апостол) внушает, что не они сделали чудо, сказав: «что дивитесь»? А чтобы не дать возможности сомневаться в словах своих и чтобы сделать их более достоверными, — предупреж­дает суд этих людей. «На нас», говорит, «что смотрите... как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то»? Если это беспокоит и смущает вас, то поймите, кто сделал это, и не ужасайтесь. И смотри, как всегда безбоязненно порицает их, когда прибегает к Богу и говорит, что все — от Него. Поэтому и выше говорил: «Мужа, засвидетельствованного вам» (Деян. 2:22).

По их мнению, никто не должен быть прославляем за дары и чудеса Божии, а всякий за собственные только добродетели, которые требуют деятельности ума и большого старания. Ведь весьма часто, как уже было сказано выше, люди с извращенным умом и противники веры именем Господа и демонов изгоняют, и совершают великие дела.

Имея силу творить столь великие чудеса, такие мужи ничего не приписывали себе; они сознавались, что эти дела были совершаемы не ради их заслуг, а милостью Господа, и как только замечали удивление, возбужденное произведенным чудом, то отвергали человеческую славу, говоря подобно апостолам: «мужи Израильские! что дивитесь сему, или что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит?» (Деян. 3:12).  По их мнению, никто не должен прославляться за дары и чудеса Божии, а всякий только за собственные добродетели, которые требуют деятельности ума и усильного старания.

Из пророчеств святых сила Господа и слава Его Царства стали известны, возможно, потому что менее известное меньше бы искали. Его сила также стала известной, когда Петр и Иоанн исцелили хромого от чрева матери, говоря: Мужи Израильские! что дивитесь сему... как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит? А немного позже они говорят, что он исцелился именем Иисуса Христа. И сила Господа стала известной, когда апостолы стали творить различные чудеса, призывая Его имя.

ίδών aor. act. part. См. ст. 3. άπεκρίνατο aor. ind. med. (dep.) от άποκρίνομαι отвечать, έπϊ τούτω этому — либо исцеленному человеку, masc., либо акту исцеления, п. (Haenchen). εύσεβείςι dat. sing, благочестие, набожность (TDNT; EDNT; RAC, 6:985-1052) instr. dat. πεποιηκόσιν perf. act. part. dat. pl. от ποιέω делать, исполнять, вызывать, осуществлять; с inf. выражающим результат действия: "как будто это мы сделали так, что он ходит" (BAGD). Perf. указывает на непреходящие результаты и выражает ответственность в контексте хвалы (К. L. McKay, "On the Perfect and Other Aspects in New Testament Greek", Nov Τ 23 1981: 317). περιπατεί ν praes. act. inf., см. ст. 6.

Евреи считали, что чудотворцы способны творить чудеса (напр., вызывать дождь) благодаря своему великому благочестию, которое заставляет Бога обращать на них внимание. Лука подчеркивает, что апостолы были обыкновенными людьми, исполненными Божьего Духа (Деян. 14:15).

У истинных служителей Христовой Церкви постоянно замечается тревога, как бы верующие не подумали о них больше, чем они есть на самом деле (2 Кор. 12:6). А верующие весьма часто склонны подумать об учениках Спасовых выше меры. Стоит какому-либо ревностному православному пастырю или святителю отдаться всей душою апостольскому служению — искренно молиться Богу, усердно проповедовать слово Божие, вести чистую христианскую жизнь, как окружающие его духовные чада начинают воздавать ему почести и преклоняться перед ним... Здесь сказывается черта нашего православного человека, о которой говорил славный философ-писатель Ф. М. Достоевский: что у нас есть особенность отыскать праведного человека и, найдя его, преклониться и пасть пред ним... Никто, конечно, не может осудить этого: бедная христианская душа, измученная окружающим безбожием, лицемерием и развратом, жаждет найти хотя бы маленький огонек искренней живой веры, правды и чистоты, и если находит такого христианина, то переносит на него всю полноту своей любви и преданности, впрочем, не о всех здесь это говорится... Добрые служители Церкви Божией, ученики Христовы, должны помнить обо всем этом, и они помнят. Они сами ни на одну минуту не забывают, что если доброе и творится среди них, то это они совершают не своею силою и благочестием, а благодатью Христовою, открыто заявляя вместе с великим апостолом Павлом, паче всех апостолов потрудившимся: благодатию Божиею есмь то, что есмь; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их потрудился: не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною (1 Кор. 15:10). А также и верующим истинный ученик Христов постоянно внушает, что самые самоотверженные пастыри и апостолы Спасовы являются лишь прахом и пеплом пред Божественным Учителем своим; что Он, как Бог, есть центр жизни людей всех времен и стран, что Христос Спаситель признается в собственном смысле Учителем и Наставником людей (Мф. 23:8, 10), что пастыри и святители православные оказываются лишь соработниками Христовыми: они, правда, трудятся, но без Божьей помощи ничего не могут сделать доброго (Ин. 15:5), они достигают многого среди людей в области религиозной, но все это от Бога возращающего (1 Кор. 3:7). Несомненно, здравому человеческому разуму кажутся чрезвычайно странными и нелепыми всего лишь мысленные сравнения между людьми хотя бы и высокой жизни и Христом Спасителем. Но в действительности такие уродливые явления иногда имеют место. Так было, например, с приснопамятным батюшкой отцом Иоанном Кронштадтским, этим праведником земли русской. Его глубокая детская вера, чистота сердца, нравственная высота, самоотверженное пастырское служение, полное бескорыстие и беспрестанное молитвослужение до того пленили иных, что они стали его обоготворять, к великому ужасу и печали самого батюшки... Он с амвона анафематствовал этих неразумных своих почитателей, и они причинили горя Кронштадтскому пастырю гораздо больше, чем все его другие многочисленные враги. Конечно, не все почитатели отца Иоанна были такими неразумными... В этом чрезмерном прославлении достойных служителей Христовых, несомненно, есть направляющая рука невидимого исконного человекоубийцы — сатаны, который нарочно раздувает до преувеличения то естественное чувство любви и преданности, какое живет в душе христианина в отношении к добрым и самоотверженным пастырям Православной Церкви.

В ответ на недоумение и изумление народа Петр держит снова речь, сходную с первою (в день Пятидесятницы), доказывая народу, на основании свидетельств Ветхого Завета, Мессианское достоинство Господа Иисуса и убеждая народ к покаянию и вере в Него. Но прежде этого он рассеивает неправильное понимание народом причин чуда. Удивленный взор народа, устремленный на апостолов, как бы вопрошал: что за силу имеют в себе эти люди, совершая столь великие чудеса?.. или: как велико должно быть благочестие этих людей, что Бог прославляет их столь дивными знамениями?.. Апостол устраняет разом оба таких объяснения: "это, говорит, принадлежит не нам, потому что не по своему достоинству привлекли мы благодать Божию..." (Злат. ).

Мужие исраилтяне, что чудитеся о сем? Эта речь к народу исполнена большего дерзновения (чем прежняя) не потому, что бы в прежней он боялся (говорить смело), но потому, что тогда иудеи, как люди лукавившие и дерзкие, не могли еще вынести такого тона. Поэтому, начиная прежнюю речь, он в самом начале ее располагает их к вниманию следующими словами: сие вам разумно да будет, и внушите глаголы моя (Деян. 2:14). А здесь он не нуждается уже в таких оборотах, так как они (иудеи) не выходили уже из себя; но внимание всех их обращается на знамение; и они исполнились страха и изумления. Смотри, как он уклоняется говорить о славе самих апостолов; потому что ничто так не полезно для слушателей, как то, чтобы говорящий не только не говорил бы ничего о своем величии, но запрещал бы и всякому другому говорить об этом. Итак, презрев славу, какой могли достигнуть у людей, они (апостолы) еще более прославили себя, показав людям, что то, что случилось, было делом не человеческим, но Божеским.