Деяния апостолов, Глава 25, стих 11. Толкования стиха

Павел давно уже питал в себе мысль проповедывать Евангелие в столице мира. Обстоятельства иерусалимские по-видимому затмевали эту мысль. Но в ту саму ночь, которая следовала за объяснением его в Синедрионе, где свидетельствовал он свою веру, Сам Господь явился ему и уверил, что как свидетельствовал он о Христе в Иерусалиме, так же он должен свидетельствовать о Нем и в Риме. Конечно это видение заставило его передать свое дело на аппеляцию к императору, когда он заметил, что прокуратор хотел пожертвовать им из угождения народу.

Открылся снова суд над Павлом, и снова пришедшие из Иерусалима иудеи начали обвинять его пред прокуратором; но многие и тяжкие обвинения, которые они возводили на Павла, остались бездоказательны. Фест мог бы освободить Павла, но как иудеи противоречили (Деян. 28:19), то он, желая угодить им, сказал апостолу: не хочет ли он, чтобы суд над ним перенесен был в Иерусалим и передан был синедриону? Но Павел не желал быть выданным иудеям и потребовал суда кесарева.

Καισαρα επικαλούμαι (Я апеллирую к цезарю) — сохранилось три текста, в которых речь идет о праве римского гражданина на апелляцию в соответствии с Юлиевым законом о публичном насилии (Lex Iulia de vi publica). Они цитируются в комм, к Деян. 16:37.

Как принято считать, Павел пользуется своим правом на provocatio (на русский язык этот термин обычно переводится так же, как appellatio, «апелляция», что может создать путаницу, и поэтому я оставляю его без перевода). Глагол επικαλούμαι соответствует латинскому provoco, и Лука, как считает ряд исследователей, хронологически совершенно точно говорит о системе provocatio, а не о системе appellatio, которая начинает развиваться во второй половине II в. по Р. X. В соответствии с этой теорией процедура appellatio (самые ранние тексты датируются временем Марка Аврелия, но окончательно она входит в жизнь только после соп- stitutio Antoniana), по существу, не отличалась от той, которая существует в современном мире: осужденный гражданин имел право в течение двух или трех дней после вынесения приговора обжаловать этот приговор у императора. Принципиальное отличие provocatio состояло в том, что обвиняемый требовал суда высшей инстанции или до начала формального рассмотрения дела, или на самом его раннем этапе: дело передавалось на рассмотрение императору, и процесс судопроизводства проходил с самого начала; см.: Jones А. Η. М. Studies in Roman Law and Government. Oxford, 1960. P. 53 ff., 69 ff.; интерпретацию Джонса принимают Келли (Kelly J. М. Princeps iudex: eine Untersuchung zur Entwick- lung und zu den Grundlagen der kaiserlichen Gerichtsbarkeit. Weimar, 1957 (Forschungen zum romischen Recht, 9). S. 75); Шервин-Вайт (Sherwin- White. Roman Society. P. 68 f.). См. также: NewDocs, 4. P. 85.

Иная теория была предложена П. Гарнзи (Garrtsey P. The Lex Iulia and Appeal under the Empire // JRS. 56. 1966. P. 182 ff.). Он считает, что различие между системами provocatio и appellatio является ученой конструкцией и что та система, которая описана в Дигестах (т. е. апелляция после суда), являлась единственной и соответственно существовала в то время, когда происходили события, описанные в Деян. С его точки зрения, Павел воспользовался совершенно иным правом, гарантированным римскому гражданину, — правом на reiectio: обвиняемый мог отклонить состав суда, причем без объяснения причин. Если причина приводилась, то это было предположение о предвзятости судьи (iniquus iudex). Люди, обладавшие особыми привилегиями (например, граждане свободных городов), имели право выбора суда — местного или римского. Римские граждане имели право требовать, чтобы их дела рассматривались римскими судьями. При империи к этому добавилась еще одна возможность: предстать перед императорским судом. Но это была возможность, а не право.

Римский гражданин не всегда мог требовать суда императора: в том случае, когда император назначал специального чиновника для организации городских дел (или legatus pro praetore или curator civitatis), гражданин этого права лишался. Обязан ли был наместник передать дело на суд императора в случае, если обвиняемый римский гражданин этого требовал? П. Гарнзи (The Lex Iulia. P. 184 f.) уверен, что наместник был 

свободен в вынесении решения: «Фест не был обязан выполнить требование Павла. Он мог бы судить его и вынести приговор самостоятельно. То, что он обсуждал дело с советниками (ст. 12), само по себе показывает, что отправка Павла в Рим была не само собой разумеющимся делом, которое Фест обязан был исполнить. Почему тогда он это сделал? Павел обладал некоторым значением благодаря своему гражданству и своей славе (или дурной славе). С ним было трудно, и он доставлял неприятности, куда бы он ни отправлялся. Фест был только рад избавиться от него тем более, что не знал, что с ним делать». Другие исследователи полагают, что выбора у Феста не было. Так, Моммзен считал, что при принципате наместник был обязан отослать гражданина, которому угрожали смертный приговор или телесные наказания, к императору, если упомянутый гражданин этого требовал (Mommsen Th. ROmishes Staatsrecht. 2. Leipzig, 18873. S. 269). Он отмечает, что только в определенных случаях губернатор мог отклонить просьбу: если гражданин пользовался своим правом только для того, чтобы затянуть процесс; если отсрочка с вынесением приговора могла вызвать нарушение общественного порядка; если подсудемый обвинялся в изготовлении фальшивых денег или похищении людей {Mommsen. Staatsrecht. S. 470 f.); см. подробнее: Tajra, 149 ff.

25:9 -11 — здесь впервые в своих судебных сценах Лука описывает дебаты между судьей и обвиняемым.

Но ап. Павел очень хорошо знал, что он гораздо более мог рассчитывать на спра­ведливость в руках римлян, чем в руках иудеев, преступления которых теперь приводили к гибели самый Иерусалим. Иудейские суды постоянно и с яростью обвиняли его; языческие трибуналы с такими судьями, как Галлион, Лисий, Феликс, Фест, даже такое чудовище, как Нерон, всегда при­знавали его невинным. Но ему уже надоели эти отсрочки, это яростное повторение клеветы, которую уже он опроверг десять раз; ему надоело быть яблоком раздора для взаимной вражды, равно как надоели и произвольные капризы областных прави­телей. Скучные казармы Кесарии для пламенной ревности Павла были столь же ужасны, как и мрачная тюрьма Махер для сво­бодной души Иоанна Крестителя, и он жаждал выйти из этого томительного состояния. Он видел, что ему нечего было боль­ше ожидать от первосвященников или прокураторов, и поэтому он воспользовался первым благоприятным случаем, чтобы из­бавиться от всего этого. Как римский гражданин он имел одно важное преимущество, именно то право обращения к кесарю, которое было одним из высших преимуществ римского народа. Ему стоило только произнести слово «appello» и на время должны были смолкнуть все враги, жаждавшие его крови. Он решил вос­пользоваться этим правом. Прокуратор был лишь тенью кесаря. Его предложение по-видимому было добросовестно, но ап. Павел предвидел его последствия. «Я стою», сказал он, «пред судом кесаревым, где мне и следует быть судиму. Иудеев я ничем не обидел, как и ты хорошо знаешь. Ибо если я не прав и сделал что-нибудь достойное смерти, то не отрекаюсь умереть: а если ничего того нет, в чем судьи обвиняют меня, то никто не может выдать меня им», и затем он воскликнул: «требую суда Кесарева» (Caesarem appello).

К этому апостол присовокупляет решительное заявление, что он не уклоняется от законного суда и всех следствий его, как бы тяжелы для него они ни были или могли быть; но решительно не хочет стоять перед судом, который он предполагает пристрастным, и в обеспечение себя от этого пристрастного суда кратко и категорически требует себе суда лично перед Кесарем, в Риме. Я, говорит апостол, подвергаю себя всякому наказанию по римским законам, даже смерти, если бы оказалось, что я сделал преступление достойное смерти; но я сознаю себя невинным в том, в чем враги мои обвиняют меня, и надеюсь, что законный суд по римским законам оправдает меня; а если так, то никто не может выдать меня (подарить меня) врагам моим. Этим последним замечанием апостол тонко опять дает заметить прокуратору, что желание его сделать угодное иудеям выдачей его на суд их синедриона неуместно, когда дело идет о законных правах и о законном суде. Требуя суда Кесарева, апостол, очевидно, не надеялся на беспристрастие не только суда перед синедрионом, но и прокураторского; он мог приметить, что Фест, при желании угодить иудеям, не очень тверд в своих началах беспристрастия, и мог опасаться, что интриги его смертельных врагов восторжествуют и над прокуратором, и над ним. К тому же воодушевляли его слова Господа, сказанные ему некогда, что как он свидетельствовал о Нем в Иерусалиме, так надлежит свидетельствовать и в Риме (Деян. 23:11); обстоятельства теперь сложились именно так, что в них апостол мог уразуметь время отправления его в Рим для проповеди там Евангелия Христова, и он решительно потребовал суда у Кесаря.

Требование апостолом Павлом кесарева суда над собой имело юридические основания и вызывалось необходимостью, так как Павел убедился, что и Фест не защитит его от иудейской злобы. Главное же — должно было исполниться откровение Божие о том, что ему предстоит свидетельствовать о Христе и в столице тогда известного мира, в Риме. «Коснувшись этого (неправого отношения к нему Феста), апостол смягчает речь свою, — говорит святой Иоанн Златоуст. — Он присовокупляет: Ибо, если я неправ и сделал что-нибудь, достойное смерти, то не отрекаюсь умереть. Я произношу, говорит, приговор против себя самого. Это слова не самоубийства, но всякого дерзновения; ибо и правда должна быть соединена с дерзновением, дабы действовать сильнее. А если ничего того нет, то никто не может выдать меня им. Если бы и захотел, говорит, не может... Не сказал: я не повинен смерти или достоин освобождения, но: готов судиться перед кесарем; при этом он вспомнил сновидение и говорил тем с большим дерзновением. Не сказал: ты, но: никто, присовокупив: Требую суда кесарева, дабы не оскорбить его». «Требую, говорит, этого от тебя». «Я предан на суд кесаря; так как суд прокуратора производится именем кесаря, то здесь мне и следует быть судимым как римскому гражданину. Иудеев я не обидел и судиться перед их верховным судилищем — синедрионом — не хочу. И потом категорически требует себе суда лично перед кесарем в Риме. Обстоятельства теперь сложились именно так, что в них апостол мог уразуметь время отправления его в Рим для проповеди там Евангелия Христова, и он решительно потребовал суда кесаря». «Всякий гражданин имел право на такую апелляцию, и произнесение ее уничтожало силу предшествующего суда» (см. «Воскресное чтение». 1873 г. Ч. 2).

Требую суда кесарева. Чувствуя, что Фест готов склониться на просьбу иудеев, Павел теперь прибегнул к своему праву - в качестве римского гражданина быть судимым перед лицом цезаря (Нерона) в Риме. В этот период своего правления Нерон, пребывавший под благотворным влиянием философа-стоика Сенеки, еще не проявил своего крайне отрицательного отношения к христианству. Таким образом, Павел мог надеяться, что будет оправдан Нероном, а христианство будет официально объявлено дозволенной религией.