Деяния апостолов, Глава 18, стих 18. Толкования стиха

Тимофей возвратился к нему из Фессалоник с известием о состоянии тамошней церкви, впрочем, не совсем радостными. Хотя христиане Фессалоникские и сохраняли свою веру при непрерывных гонениях, но некоторые не совсем были чисты от соблазна языческой развращенности (1 Фес. 4:3 и след. 5:4 и след.). В некоторых ожидание пришествия Иисуса Христа получило мечтательное направление, так что они оставили свои работы и ожидали себе содержания от щедрости зажиточных членов церкви. В церковных собраниях являлись пророки, которые смешивали внушение Духа Божия с мечтами собственного воображения; другие, зная эту их мечтательность, так далеко заходили в противоположную от них сторону, что уничижали и всякия явления истинного вдохновения (1 Фес. 5:19. Духа не угашайте). Принимая все это во внимание, Павел нашел нужным отправить к этой церкви ободрительное и увещательное послание.

Он напоминает в этом послании христианам Фессалоникским, как он действовал между ними, какие давал наставления, указывает на собственный пример трудолюбия; успокаивает их опасения относительно судьбы умерших в это время, предостерегает от покушений назначать время пришествия Иисуса Христа. Это время придет неожиданно; этого времени не высчитаете; христиане всегда должны быть к нему готовы. Они не должны блуждать во мраке, чтобы не застал их этот день, как тать в ночи; как дети света, они всегда должны ходить во свете: постоянно бдеть над собой, чтобы с радостью встретить день явления Господня.

Спусти несколько времени Павел узнал, что это послание не достигло своей цели. Мечтательное направление между некоторыми членами церкви Фессалоникской усилилось еще более. Еще тогда он хотел своим посланием отвести их от обеих противоположностей и от совершенного пренебрежения к пророческим внушениям, внушая вся искушающе добрая держать. Значит еще тогда имел причины подозревать опасность со стороны излишнего доверия ко всему, что выдается за пророчество. Теперь узнал он, что действительно в церкви Фессалоникской явились люди, которые думали иметь откровения о том, что явление Господа весьма близко. Разглашались даже искаженные предсказания самого апостола, данные им во время его пребывания в Фессалониках, которыми подтверждались эти откровения. Но так как послание Павлово ясно противоречило этому мечтательному направлению, которое хотело знать что-нибудь определенное о времени пришествия Христова, то один из этих мечтателей зашел так далеко, что выдумал другое послание от имени Павла, которым подкреплялись его ожидания (2 Фес. 2:2). Это направление имело еще и то вредное влияние, что от него усилилась праздность и с пренебрежением своих дел охота вмешиваться в чужие (3:6, 7). Поэтому Павел счел за нужное послать в Фессалоники еще послание. В нем Павел, предостерегая от напрасных ожиданий последнего решительного времени, обращает внимание на признаки, долженствующие ему предшествовать.

Так как Павел по причине множества дел не писал посланий собственноручно (Рим. 16:22), но диктовал их другому, как это водилось у древних, и только прибавлял что-нибудь своей рукой на конце (1Кор. 16:21), то и поставил это постоянным признаком, по которому могут отличаться его подлинные послания от подложных (2 Фес. 3, последние стихи).

Занимаясь таким образом около полутора года распространением христианства в Коринфе и его окрестностях, Павел наконец заключил этот период своих отдельных действий между язычниками отправлением в Иерусалим.

Прежде нежели заняться дальнейшим распространением христианства между народами языческими, Павел положил намерение посетить Антиохию, средоточие церквей, образованных из язычников, где, может быть, приготовлялось свидание с другими проповедниками. С этой целью его путешествия, по-видимому, соединялась и другая. Он всегда старается воспрепятствовать открытию разделения между христианами из Иудеев и христианами из язычников и отнять у иудеев и христиан из Иудеев всякий даже мнимый предлог к обвинению, будто он враг своего народа и отечественной религии. Поэтому он решился посетить теперь и столицу иудейства, чтобы воздать благодарение Богу Отцев своих и при том, по обычаю иудейскому, в храме публично, и таким образом самим делом опровергнуть то обвинение. Тогда у Иудеев было в обыкновении (вероятно взято с обетов назорейства) подвергшимся какой-нибудь болезни, или другому какому-нибудь важному бедствию, давать обет: если избавлюсь от этой напасти, то принесу Иегове жертву благодарения в храме, тридцать суток не буду пить вина, постригу себе волосы (Jos. de bell. 11, 15). Павел мог наложить на себя такой обет по поводу освобождения от какой-либо опасности в последнее время его пребывания в Коринфе или случившейся при отправлении его отсюда; как много опасностей и бедствий у него было, мы знаем из 2 Кор. 11:26, 27. Форма, в которой выражалось это благодарение, была сама в себе безразлична, и обладая духом христианской мудрости, Павел ни мало не затруднялся в отношении к форме – быть для Иудеев иудеем, в отношении к язычникам язычником. Поэтому когда отправился он с Акилой из Кенхреи в Малую Азию, то и начал исполнение своего обета (Деян. 18:18).

После этого события апостол Павел пробыл в Коринфе еще довольно много дней и затем отправился чрез Ефес и Кесарию сначала в Иерусалим на праздник, а потом в Антиохию.

После инцидента в Коринфе Павел пробыл там «еще довольно дней». Затем он «простился с братиями и отплыл в Сирию, — и с ним Акила и Прискилла, — остригши голову в Кенхреях, по обету» (Деян. 18:18). Фраза у Луки построена так, что слова «остригши голову в Кенхреях, по обету (κειράμενος έν Κεγχρεαίς τήν κεφαλήν, είχεν γάρ ευχήν)», могут относиться как к Павлу, так и к Аки- ле и Прискилле. Однако, учитывая, что Лука составляет жизнеописание Павла, а не Акилы и Прискиллы, мы должны понимать эти слова как относящиеся к Павлу. Причастие κειράμενος происходит от глагола κείρω («стричь») и в данном контексте обычно воспринимается как указывающее на бритье наголо.

О каком обете идет речь? Очевидно, об обете назорей- ства, который Павел дал в соответствии с ветхозаветными установлениями. Согласно книге Чисел, «если мужчина или женщина решится дать обет назорейства, чтобы посвятить себя в назореи Господу, то он должен воздержаться от вина и крепкого напитка... и ничего приготовленного из винограда не должен пить... Во все дни обета назорейства его бритва не должна касаться головы его; до исполнения дней, на которые он посвятил себя в назореи Господу, свят он: должен растить волосы на голове своей» (Чис. 6:2-5).

Павел мог обрить голову в двух случаях: либо он ранее дал обет назорейства и теперь срок этого обета закончился, либо он теперь обрил голову и дал обет, имея в виду не стричься до окончания срока обета. Более вероятным представляется второе понимание, поскольку конечной точкой путешествия Павла был Иерусалим, а именно там в ознаменование окончания обета назорейства остригали волосы и затем приносили их в храм (Чис. 6:18). Таким образом, Павел остригся в Кенхреях, дав обет соблюдать назорейство до прихода в Иерусалим DunnJ. D. G. The Acts of the Apostles. P. 246-247.. В то же время некоторые ученые считают, что Павел мог по окончании обета остричь волосы, не дожидаясь прихода в Иерусалим: в этом случае он просто принес бы с собой в храм остриженные волосы См.: Marshall /. H. The Acts of the Apostles. P. 300; Witherinffon B. The Acts of the Apostles. P. 557..

Как бы там ни было, Лука считает нужным отметить факт острижения Павлом волос «по обету», чтобы указать на то, что он сохранял иудейские обычаи и установления. Будучи противником навязывания этих обычаев обращающимся в христианство язычникам, он в своей личной практике продолжал соблюдать их.

Кенхреи — главный порт Коринфа на перешейке; в нем также были храмы Исиды, Артемиды, Афродиты, Асклепия и Посейдона. Путешествовать по морю было легче, быстрее и дешевле, чем по суше. Но корабли в основном перевозили грузы, поэтому пассажиры должны были сами заботиться о своей постели.

Некоторые языческие жрецы (напр., культа Исиды) брили головы наголо; следовательно, язычник, не знакомый с Павлом, мог принять его за такого жреца. Но иудеи тоже брили свои головы после исполнения назорейского обета, а вера Павла в Иисуса не уменьшила его приверженности иудаизму (21:23,24). Палестинские учителя требовали, чтобы назореи исполняли свои обеты в Иерусалиме, однако в этом вопросе Павел поступает так же, как евреи "диаспоры, в меньшей степени ориентированные на Иерусалим; многие из них не имели ни времени, ни денег для слишком частого посещения Иерусалима.

 Ό δέ Παύλος... και ,Ακύλας, κειράμενος έν Κεγχρεαΐς την κεφαλήν, Αχεν γάρ ευχήν (Павел же... и Аквила, остригши в Кенхреях голову, ибо имел обет) — о том, кто совершил это обрядовое действо, Павел или Аквила, ведутся споры. Грамматически возможны оба варианта: с одной стороны, «Аквила» — существительное, стоящее в именительном падеже непосредственно перед причастием, с другой — именно Павел является основным субъектом действия, более того, единственное число κατέλιπεν («оставил») в следующем стихе относится к нему. Некоторые исследователи считали, что имеется в виду Аквила (см., например: Blass, 199; Preuschen, 113). Такое понимание содержится уже в некоторых рукописях «западной» семьи. Так, в ith стоит: Aquila qui votum сит fecisset Cenchris, caput tondit («Аквила, поскольку он дал обет в Кенхреях, остриг голову»), из этого старолатинского перевода Бласс восстанавливает (в аппарате) следующий текст: ,Ακύλας, ός ευχήν έχων έν Κεγχρειαΐς την κεφαλήν έκείρατο. Богословским основанием для такого истолкования стиха (а также для отрицания историчности эпизода теми учеными, которые считают, что Лука имел в виду Павла, см. ниже) служит неверие в то, что Павел мог следовать иудейской практике давать обеты Богу с целью получить Его милость — это противоречило учению Павла о благодати (Haenchen, 546). Однако мы не знаем содержания обета — это могла быть благодарность, например за дарованный Богом бпагополучный исход конфликта в Коринфе (Вгисе, 398; Witherington, 557).

Большинство комментаторов полагают, что волосы по обету остриг Павел. Именно так понимали этот стих Иоанн Златоуст, Феофилакт, Августин, Иероним, Исидор Севильский, Беда Достопочтенный, Кальвин, Беза, из более поздних исследователей см., например: Alford, 205; Fitzmyer, 634; Haenchen, 542. О каком обете здесь идет речь? Традиционный ответ: о назорейском (см.: Чис. 6:1-21). Назореями называли особую группу евреев, которые в течение всей жизни воздерживались от вина, всего ритуально нечистого и не стригли волосы. Некоторые принимали назорейские обязательства на определенный период (как минимум на тридцать дней), в конце которого должны были принести жертвоприношения. После этого бывший назорей состригал (или сбривал) волосы и мог опять пить вино. Итак, волосы стригли в конце, а не в начале назорейства. Означает ли это, что Павел дал назорейский обет, пока находился в Коринфе? Этому противоречит то, что человек, который дал обет назорейства, находясь вне Иерусалима, должен был, в соответствии с более либеральной традицией, провести как минимум тридцать дней в Иерусалиме и только после этого остричь волосы и принести жертву. Согласно более строгим правилам, стричь голову было запрещено до появлении в Храме, и наказание за нарушение этого установления было сорок ударов плетью (,Str.-B., II, 747-750). В ВС, IV, 230 высказывается предположение, что голову брили и в начале, и в конце выполнения обета, но из источников о такой практике ничего не известно. Появляется вопрос: действительно ли речь идет о назорейском обете? Некоторые исследователи полагают, и, как представляется, вполне справедливо, что Лука имел в виду не назорейство, а нечто сходное: Votum hoc, cuiuscumque rei fuit, proprie non fuit Naziraeatus, sed Naziraeatui affine (Bengel. Gnomon. P. 494). Основания для такого понимания можно найти у Иосифа Флавия (Иуд. война, 2.313-314), где описывается обет, который дала Береника, старшая дочь Агриппы (см.: комм, к Деян. 25:13): τούς γάρ ή νόσω καταπονούμενους ή τισιν άλλαις άνάγκαις, έθος ευχεσθαι πρό τριάκοντα ήμερων ής άποδώσειν μέλλοιεν θυσίας οΊνου τε άφέξεσθαι καί ξυρήσασθαι τάς κόμας. & δή και τότε τελούσα Βερνίκη γυμνόπους τε πρό τού βήματος ικέτευε τόν Φλώρον — «Ибо те, кто болен или поражен какими-либо иными бедствиями, по обычаю, дают обет в течение тридцати дней до жертвоприношения воздерживаться от вина и остричь волосы — такой обет и исполняла тогда Береника и босой перед судейским местом взывала к Флору». Если бы в данном тексте речь шла о том, что волосы должны быть острижены в конце тридцатидневного срока, то глагол ξυρέομαι стоял бы в инфинитиве не аориста, а будущего времени (Necm- der A. Geschichte der Pflanzung und Leitung der christlichen Kirche durch die Apostel. Hamburg, 18474. S. 348). Но в любом случае выполнение обета — назорейского или иного — завершалось жертвоприношением в Храме. Когда Павел оказался в Иерусалиме, то он, в сущности, так и поступил, при этом, по предложению Иакова, оплатив выполнение соответствующих обрядов четырьмя назореями (Деян. 21:24). Следует помнить также, что давать обет остричь волосы в случае спасения от бедствий (в частности, на море) было распространенным обычаем в античности; см., например: NewDocs, 4, 114 f.

κειράμενος (остригши) — при помощи ножниц, ср. Деян. 21:24, где употреблен глагол ξυρέω («брить»).

εν Κεγχρεαις (в Кенхреях) — один из портов Коринфа, откуда отправлялись корабли в восточном направлении, см.: комм, к Деян. 18:1.

После нанесения такого удара иудейской дерзости, для ап. Павла наступил период продолжительного покоя, и он в те­чение его продолжал не только проповедывать слово Божие в самом Коринфе, но и наблюдать за состоянием церквей в других городах. Его сотрудники то и дело посещали окрестные церкви и доносили ему о их религиозно-нравственном состоянии. Среди некоторых юных церквей, оставшихся без властного руководительства в вере, возникали различные недоумения, для разрешения которых требовалось авторитетное слово са­мого апостола; но так как сам он занят был проповедью в Коринфе, требовавшем его постоянного личного присутствия, то он для назидания других церквей прибег к тому спо­собу, который впоследствии пробрел громадное значение для церкви, именно к письменности. И в Коринфе именно на­писаны им были первые послания. Поводом к ним был слух, дошедший до него из Фессалоники, что там среди христиан возникли недоумения касательно второго пришествия Господня и воскресения мертвых, и вот в разъяснение этих недоумений апостол и написал одно за другим два послания, известные под названием «первого и второго посланий к Фессалоникийцам». Так как написание этих посланий требовало значительного труда, то апостол обыкновенно не сам писал их, а диктовал писцу, и собственноручно прибавлял лишь заключительное приветствие, которое и служило для христиан доказательством подлинности посланий. Так положено было начало боговдохновенным посланиям апостола народов.

Устроив все дела в Коринфе, апостол наконец оставил его, чтобы посетить Иерусалим к предстоявшему велико­му празднику Пятидесятницы. При отбытии из Коринфа он принял на себя обет назорейства и вместе с Акилой и Прискиллой отплыли в Ефес, знаменитый порт Средиземного мо­ря, находившийся в постоянных торговых сношениях с Коринфом. Благочестивая чета осталась в Ефесе, где она могла рассчитывать на хороший заработок, а апостол отправился далее в Кесарию и Иерусалим, и оттуда поспешил в Антиохию.

Павел отплыл в Сирию и с ним Акила и Прискилла (точнее – Прискилла и Акила), остригши голову, по обету: и текст несколько неясен, и событие в нем упомянутое несколько загадочно. Неясность текста в том, к кому относить выражение – остригши голову: состав речи позволяет относить и к Павлу, и к Акиле; к Павлу потому, что он здесь главное действующее лицо, о котором повествуется, к Акиле – потому, что выражение – остригши голову стоит рядом с его именем и, следовательно, может относиться прямо к нему, тем более, что имя жены его поставлено здесь впереди его имени как бы именно для того, чтобы показать, что помянутое выражение относится прямо к нему. И надобно сказать, что из самого текста нельзя решить дела положительно в ту или другую сторону, из посторонних соображений – тоже, и вопрос может быть решен только так: может быть Павел остриг голову по обету, может быть Акила, и из толкователей одни защищают первое мнение, другие – последнее. Павел после участвовал в подобном действии в Иерусалиме по совету старейших апостолов (Деян. 21:22 и дал.), следовательно, мог поступить так и теперь, нисколько не противореча своим убеждениям относительно необязательности еврейских обрядовых законов в христианстве, тем более, что даже на добровольное обрезание в христианстве он смотрел как на дело безразличное (ср. Деян. 16:3 и прим.); следовательно, можно приписать ему действие острижения головы по обету, нисколько не соблазняясь подобным его действием. Потому же можно приписать его и Акиле, хотя в то время он, вероятно, был уже христианином (ср. ст. 26).

– Что значит само острижение головы по обету? Действие указывает, по-видимому, на закон о назорействе по обету (Чис. 6). По этому закону, давший Богу обет назорейства на известное определенное время не должен в продолжение этого времени, между прочим, стричь волосы на голове своей; по окончании же времени обета, назорей должен принести при скинии (а по построении храма – при храме) узаконенную жертву, остричь голову и волосы сжечь на огне своей жертвы; этим снимается с него обет назорейства. В случаях осквернения назорея (определенных в законе) он также должен остричь голову, очиститься, принести жертву и снова начать назорейство свое. Но все эти обряды по закону должны совершаться при скинии (а потом при храме), следовательно, в Иерусалиме, следовательно, не идут к рассматриваемому случаю, когда острижение головы совершилось вдали от Иерусалима и храма; предположение же, что для живших в рассеянии и для путешествующих разрешалось исполнять указанные обряды назорейства вдали от храма – не более, как предположение, не имеющее твердого основания, тем более, что жертвы можно было приносить только в храме, а жертва при сем – главное дело. Посему надобно полагать, что упоминаемый в рассматриваемом месте обет не есть обет назорейства, и острижение головы не есть ни окончание, ни возобновление этого обета. А за сим остается предполагать, что этот обет в настоящем случае есть частный обет, и острижение головы есть окончание этого обета; но в чем состоял этот обет, какие были побуждения к нему, какая цель и пр. – остается неизвестным и догадки в сем отношении не приводят ни к чему твердому, да и не нужны они, так как само действие в христиански-нравственном отношении столь незначительно, или лучше сказать безразлично, что дееписатель не считает даже нужным пояснить значение его.

– В Кенхреях: это кенхрейская гавань Коринфа к востоку от него, откуда Павел и его спутники отплыли в Сирию.

Отбытие из Коринфа в Сирию (Антиохию) было ознаменовано совершением обряда острижения волос по древнему иудейскому закону, в чем блаженный Феофилакт усматривает один из способов воздействия на иудеев. «Так как иудеям казалось, — пишет он, — что Павел учит отступничеству от закона, и так как многие гнушались им и не принимали его проповеди, то здесь и в храме Иерусалимском делает это с высокой целью. Это то же, что он говорил: для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных (1 Кор. 9:20). По обету. Разумеет обет отречения. Дал обет остричь волосы, чтобы свою деятельность не посвящать мирским делам, подобно мирским людям, но чтобы, подобно человеку, живущему в Боге, посвятить себя Церкви. Поэтому и пострижение монахов целесообразно».

Острижение совершилось в Кенхреях, в гавани, в которой апостол сел на корабль, чтобы вместе с Акилой и Прискиллой отправиться в родные места. «Сам отправился в Сирию, а спутников оставил в Эфесе, вероятно, для того, чтобы они здесь учили, ибо, будучи при нем столько времени, они многому научились; только от иудейского обычая он еще не отклонил их». Острижение апостолом Павлом своей головы было выражением некоего данного им обета, вероятно, в благодарность Богу за какое-нибудь особенное Его благодеяние. Побуждений же к избранию именно указанной формы обета у святого Павла могло быть два: во-первых, срезывая себе волосы, он выражал свое отношение к Богу совершенно достойным Его образом, так как пользовался символом, имеющим для себя основание в самом Писании (см. Чис. 6). Вовторых, через видимый знак апостол получил возможность явиться в глазах иерусалимских иудеев не в том свете, в котором желали выставить его враги.

Данный апостолом обет в Кенхреях иеромонах Григорий называет назорейским и находит, что он был распространенным в то время. Его сущность заключалась в воздержании от опьяняющих напитков, ращении волос (и острижении их по принесении жертвы в Иерусалиме), а также в неприкосновенны к мертвому телу.

по обету. Хотя это выражение может быть отнесено к Акиле, вероятнее, что имеется в виду Павел. Поскольку назорейские обеты предполагали строгие обряды очищения, не осуществимые в языческих странах (Чис. 6:1-21), это был, вероятно, частный обет, данный Павлом в качестве благочестивого упражнения. Стрижка волос (которые оставались нестриженными на период обета) знаменовала завершение обета.

Дальнейшее пребывание его там сделалось невозможным, потому что иудеи, схватив однажды Павла, представили его на суд проконсула Аннея Галлиона, и хотя тот и отогнал их от себя, не захотел разбирать их религиозные споры, но усилившаяся вражда между эллинами и иудеями побудила апостола отплыть в Сирию со своими спутниками и с удалившимися из Рима иудеями, уверовавшими во Христа, Акилой и Прискилой. Павел оставляет их в Эфесе и сам посещает Иерусалим и возвращается в Антиохию.