1-ое послание ап. Иоанна, Глава 4, стих 20. Толкования стиха

Тот, кто не любит своего брата, не пребывает в любви, а тот, кто не пребывает в любви, не пребывает в Боге, поскольку Бог есть любовь.
*** Почему не видит Бога? Потому что не имеет той самой любви. Потому не видит Бога, что не имеет любви; потому не имеет любви, что не любит брата своего. Значит, по той причине и не видит Бога, что не имеет любви. Ибо если бы он имел любовь, он видел бы Бога, потому что Бог есть любовь, и очищается это око любовью все больше и больше, так что начинает видеть ту неизменную Сущность, присутствие Которой всегда радует, и от этого преисполняется блаженства, навеки соединившись с ангелами.

Призывая христиан к любви к Богу, Апостол со всей силою убеждения настаивает, что любить Бога можно лишь при условии деятельной любви к ближним: «кто говорит: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец». Любить невидимое гораздо труднее, чем любить видимое, а потому не может быть истинной любви к Богу у того, кто не любит «брата своего».

Любящий Бога соблюдает Его заповеди, ибо любовь к своему брату есть исполнение божественных заповедей. Не любящий брата своего не сохранил заповедь, а не сохранивший не любит Бога. Ибо лжец - не любящий, но говорящий, что любит.

Истинная любовь к Богу имеет необходимую связь с любовью к ближним. Где нет любви к ближнему, там нет любви к Богу. Наш ближний есть видимый носитель образа Божия. Даже не возрожденный, естественный человек сохраняет это достоинство (Быт. 9:6); тем паче оно принадлежит возрожденному благодатью крещения. Но что мы видим, то нам легче любить, чем то, чего не видим, подобно тому, как веровать легче, когда предмет веры пред глазами, чем если бы он не был видим (Ин. 20:29). Чрез чувственное зрение предмет любви производит непосредственное впечатление на душу и живее овладевает ею, чем чрез духовное созерцание. Посему, если бы кто стал уверять, что любит Бога, Которого не видит чувственными очами, но не любит (ненавидит) ближнего, которого видит, тому нельзя верит: он ложь есть. Ибо нельзя надеяться, чтобы не исполняющий легкого, более доступного ему, мог исполнить трудное, менее доступное ему.

Внушая истинную любовь к Богу, Апостол опять показывает необходимость любви к ближнему. Говорит, что без этой любви нельзя любить Бога, и кто говорит, что он любит Бога, а в то же время питает ненависть к ближнему, тот говорит неправду. Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец. Почему лжец?

Ибо нелюбящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, которого не видит? – Прежде сказал святой Иоанн: Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас (1 Ин. 4:12). Каждый ближний наш носит в себе образ Божий; взирая на сей образ и помня заповедь о любви к ближнему, можно ли не любить его тому, кто питает в себе любовь к Богу? Чем легче, и чем скорее можем мы выразить свою любовь к Богу, как не любовью к своему ближнему, как образу Божию? Кто, пренебрегая заповедь Божию о любви к ближнему, не любит брата своего, которого видит, которому тем или другим добрым делом всегда может показывать любовь свою: тот как может питать в себе любовь к Богу, которого не видит, для которого непосредственно ничего не может сделать: ибо Он не имеет нужды ни в чем нашем?

Не любяй брата своего, егоже виде, Бога, егоже не виде, како может любити. «Любовь, — говорит блаженный Феофилакт, — образуется через обращение друг с другом; обращение же предполагает, что человек видит своего брата и по обращению с ним ещё более привязывается к нему любовию; ибо видение весьма много привлекает к любви. Если же так, то кто ни во что ставит гораздо более влекущее к любви, кто не любит брата, котораго видел, как может быть признан истинным, когда говорит, что любит Бога, Котораго не видел и Который ни в обращении с ним не находится, ни объемлется никаким чувством?» Продолжая мысль блаженнаго учителя Церкви, можно сказать ещё, что обращение человека с Богом или к Богу сближает его с Ним, рождает любовь не только к Богу, но и ко всем ближним, погашает в человеке всякую ненависть — и вместе делает человека правдивым, заставляет его во всём истинствовать. Посему, кто ненавидит ближняго и в то же время уверяет, что любит Бога, тот лжец: потому что ненависть и любовь несовместимы, и где есть ненависть там и ложь.

Если ты не любишь любящую тебя с нежностью жену, или матерь, или слуг, или нищих, то как можешь любить Бога, Которого не видишь? А между тем ведь человек — образ Божий. Люби же прежде всего Бога в ближнем. Что же делает не любящий и что любящий? Нелюбящий — нетерпелив, раздражителен, немилосерд, если немного в чем-либо вы не угодили его самолюбию, он сердится, выходит из себя, желая сейчас же поставить на своем; не любящий завидует благосостоянию своих знакомых, товарищей, даже родственников, превозносится, гордится, бесчинствует, ищет своего, а не ближнего, или не Божией славы, например, не спасения ближних, мыслит часто о ближнем злое, подозревает, радуется о неправде, а истине не сорадуется, почти ничего не хочет покрыть любовью, а за всё хочет взыскивать, мало переносит, мало верит, мало надеется на Бога, всего ожидает больше от своих расчетов, трудов, искательств, часто перестает любить. А любящий? — Всё напротив. Смотри 1 Кор. 13:4-8.

Любовь ко Христу разветвляется на любовь к ближнему, любовь к истине, любовь к святости, к миру, к чистоте, ко всему Божественному, ко всему бессмертному и вечному. Все эти виды любви Божественны, святы и вечны, потому что корень их Божественнен, свят и вечен. И корень этот - любовь ко Христу. Все эти виды любви являются естественными и непременными проявлениями любви ко Христу. Если не существует этих видов любви, то не существует и любви ко Христу. Если же не существует любви ко Христу, то не существует ни истинного Боголюбия, ни истинного человеколюбия. Христос есть Богочеловек, и любовь к Нему значит всегда: любовь к Богу и любовь к человеку. Она есть человеколюбие в христианстве. Боголюбие и человеколюбие. Человеколюбие есть свидетельство Боголюбия, и Боголюбие - свидетельство человеколюбия. Любовь к Богу проявляется в любви к человеку как к богоподобному существу, то есть как к одухотворенному брату. Поэтому святой Иоанн Богослов приводит следующее изречение: Кто говорит: “я люблю Бога”, а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?

είίπη aor. conj. act. от λέγω говорить. Conj. с έάν используется в cond. 3 типа, рассматривающем условие как возможное, άγαπώ praes. ind. act. от άγαπάω любить, μισή praes. conj. act. от μισέω ненавидеть, ψεύστης лжец, άγαπών praes. act. part, от άγαπάω. έώρακεν perf. ind. act. от όράω видеть, δύναται praes. ind. med. (dep.) от δύναμαι быть способным, άγαπάν praes. act. inf. от άγαπάω. Инфинитив как дополнение к основному гл.

В древности люди тоже придерживались принципа любви к тем, кто рядом (см., напр., у Плутарха). Считалось, что с новым другом нужно обращаться так же, как со своими старыми друзьями. (Этот тезис взят из речи оратора IV в. до н. э. Исократа.) В Ветхом Завете Бог благотворит тому, кто воздает обездоленному, как если бы он сделал это для Него (Прит. 19:17; ср.: Втор. 15:9).

Осуществлением и ясным доказательством любви к Богу является искреннее расположение к ближнему, достигаемое через добровольное благоволение. Ведь божественный апостол Иоанн говорит: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? Любовь есть путь истины, и ею называет Себя Слово Божие, Которое представляет Богу Отцу идущих этим путем чистыми от всяких страстей. Она есть дверь (См. Ин. 10:9), и входящий через нее вступает в Святая святых, став достойным созерцателем недоступной красоты царственной и Святой Троицы.

Кто говорит и проч.: мы должны любить Бога, но любить Его поистине возможно только тогда, когда мы любим друг друга. Поэтому, кто говорит словом, или языком, или даже в сердце своем, заблуждаясь в совести своей, что любит Бога в сердце своем, и считает себя христианином, исполняющим заповедь Божию и Христову, а брата своего ненавидит (1 Ин. 2:9, 11; 1 Ин. 3:15 и прим.) в сердце своем и показывает это делами, тот лжец, иное думает и говорит, и иное показывает на деле (1 Ин. 2:4). видно, что он лжец, что кто не любит брата своего, или ненавидит его (1 Ин. 2:9), хотя бы он был враг его (1 Ин. 3:15), брата своего, которого видит своими глазами (увидел, в подлиннике прошедшее время, для выражения состояния несомненно одинаково всегда продолжающегося; ср. с. 12), Бога, Которого не видит (ст. 12), как может любить? То есть это дело невозможное, чтобы таковой любил Бога. Кто неспособен к более легкому, тот не в силах исполнить более трудное; любить невидимое гораздо труднее, чем любить видимое. Брату своему, которого видит, тем или другим добрым делом всегда может показать любовь; а Бога, Которого не видит и, следовательно, непосредственно не может ничего сделать для Него, — как может любить? Дело это невозможное. Любовь к Богу может только выражаться и свидетельствоваться любовию к ближним. «Любовь очевидно образуется чрез обращение друг с другом; обращение же предполагает, что человек видит своего брата и по обращению с ним еще более привязывается к нему любовию, ибо видение весьма много привлекает к любви. Если же так, то кто ни во что ставит гораздо более влекущее к любви, не любит брата, которого видел, как может быть признан истинным, когда говорит, что любит Бога, Которого не видел, Который ни в обращении с ним, ни объемлется никаким чувством?» (Феофилакт).

Но любовь к Богу, если она действительно есть, должна проникать все существо человека, отражаться во всех его действиях и главным образом в отношении к братьям. Только in abstracto любовь к Богу может быт отделена от любви к ближнему; в жизни такого разделения не должно быть, поскольку жизнь одушевляется и управляется одним принципом. И если в фактическом проявлении обнаруживается двойственность, то это верный знак, что в жизни или совершенно нет устойчивого принципа или, скорее всего, не тот, какой провозглашается на словах. Так и в данном случае. Если кто говорит: я люблю Бога, – а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит (собств. видел и теперь видит – perl, ἑώρακε), как может любить Бога, Которого не видит (не видел и теперь не видит) – οὐχ ἑώρακε? Апостол возвращается к форме выражения, употребленной в начале послания. Ἐάν τις εῖπῃ – совершенно общее выражение: всякий кто говорит.... есть лжец, хотя, с другой стороны, нельзя не видеть в нем указания на определенные личности, повинные в такой лжи. Ὅτι стоит в начале прямой речи, как recitativum и равняется двоеточию. Апостол предполагает самое резкое раздвоение в душе человека: он говорит, что любит Бога, а в то же время ненавидит своего брата. Сама по себе ненависть в душе христианина неестественна; еще неестественнее она выступает в сопоставлении с заявлением о любви к Богу. Такого противоестественного соединения не может быть; а так как ненависть к брату – факт несомненный, действительный, подлежащий наблюдению, то очевидно, что в его заявлении о любви к Богу – ложь. Но Апостол выражает свою мысль гораздо резче: онψεύστης ἐστίν, ибо утверждает такую несообразную вещь, что приходится заключать, что он не только лжет в настоящем случае, но что он вообще изолгался; весь Его характер отпечатлевает на себе его лживость, и нет ему иного наименования, как ψεύστης. Для доказательства своей мысли Апостол употребляет простой argumentum ad hominem: ὁ γὰρ μὴ ἀγαπῶν τὸν ἀδελφὸν αὐτοῦ, ὃν ἐώρακεν, τὸν Θεὸν, ὃν οὐχ ἐώρακεν πῶς δύναται ἀγαπᾷν? Последний вопрос с особенною выразительностью отмечает невозможность совмещенияμισεῖν τὸν ἀδελφόν и ἀγαπᾷν τὸν Θεὸν. Он не значит: каким образом еще, или: как можно достигнуть, но: как это мыслимо, чтобы.... Ὅν ἑώρακεν и ὃν οὐχ ἑώρακεν показывают, что в них лежит основание решительного οὐ οὕναται. Perfect, ἑώρακεν в обоих случаях должно сохранить свою полную силу: брата видел и в настоящее время видит; Бога не видел и в настоящее не видит. Таким образом, ударение полагается на чувственном восприятии, обусловленном доступностью или недоступностью для него предмета. Из этого ясно, что Апостол совершенно не говорит о возможности или невозможности любить Бога вообще, иначе как только чрез братьев, напротив, он прямо предполагает как несомненное в христианине, что он любит Бога. Апостол только говорит, что любовь к Богу неразрывно соединена с любовью к брату и даже предполагает ее, как низшую ступень, которую необходимо должен пройти всякий, или лучше сказать, как низшую част здания, которое возглавляется любовью к Богу, но из которого нельзя вынуть ни одного камня, иначе обрушится все здание. Апостол несомненно исходит из того предположения, что любить видимое, доступное непосредственному созерцанию и восприятию, несравненно легче, чем любить Бога, Которого никогда не видел (cp. 1 Пет. 1:8). Ср. латинскую пословицу: oculi sunt in amore duces. Отсюда само собою понятно, что кто не способен к более легкому, которое подсказывается и требуется ежедневными жизненными отношениями, тот неспособен к любви, которая требует возвышения сердца над всем земным, чувственным, требует особенного высшего совершенства, духовного сродства не с подобными нам братьями, но с Высочайшим Богом.

 

Но любовь к Богу, если она действительно существует, должна отражаться в действиях человека и главным образом - в его любви к ближнему; недостаток, а тем более полное отсутствие любви к ближним говорит непременно и о недостатке любви к Богу, о любви лишь мнимой, - так что любовью к ближним может быть измеряема наша любовь к Богу. "Любовь, очевидно, образуется чрез обращение друг с другом; обращение же предполагает, что человек видит своего брата и по обращению с Ним еще более привязывается к Нему любовью, ибо видение весьма много привлекает к любви. Если же так, то кто ни во что ставит гораздо более влекущее к любви, не любит брата, которого видел, как может быть признан истинным, когда говорит, что любит Бога, Которого не видел, который ни в обращении с ним, ни объемлется никаким чувством" (Феофил.).

Теперь - снова возводит речь к тому же и говорит: так как на нас лежит долг любить брата, по примеру любви Бога к нам, и, воздавая любовью Богу, мы удовлетворяем этому долгу; то нам непременно должно любить брата для совершеннейшего доказательства любви к Богу. Ибо если этого не будет, то не сохранится и любовь наша к Богу, так как будет нарушен долг по отношению к ближним, долг, вытекающий из любви к Богу. Прибавляет и еще более сильное слово на обличение тех, которые хотят извращать божественную любовь. Апостол говорит как бы так: любовь, очевидно, образуется чрез обращение друг с другом; обращение же предполагает, что человек видит своего брата и по обращению с ним еще более привязывается к нему любовью; ибо видение весьма много привлекает к любви. Если же так, то кто ни во что ставит гораздо более влекущее к любви, не любит брата, которого видел, как может быть признан истинным, когда говорит, что любит Бога, Которого не видел, Который ни в обращении с ним, ни объемлется никаким чувством? Если кто-нибудь бесстыдно будет говорить, что Бога любит, а брата ненавидит, тот, извращая божественную любовь, оказывается сверх сего и преступником следующей Его заповеди: по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою (Ин. 13:35).