1-я книга Царств, Глава 1, стих 11. Толкования стиха

И было две женщины, носивших почетное имя Анна. Одна замужняя, которая родила Самуила; другая вдова, которая признала Святого святых, когда тот был еще ребенком. Замужняя Анна молилась с горем на душе и скорбью в сердце, поскольку у нее не было детей. В ответ на её мольбу Самуил был дарован ей Господом, и она посвятила его Богу на все дни жизни его, ибо она дала обет Господу во время молитвы. Не так просто найти сродство в её молитве с «Отче Наш», за исключением фразы но избавь нас от лукавого. И очевидное зло заключалось в том, чтобы быть замужем и не приносить плода семейной жизни, когда единственное её оправдание в продолжении жизни рода в детях.

Но выслушаем и самые слова ее, и ее прекрасную молитву: «и плачущи проплака, – говорит Писание, – и обеща обет Господу, глаголющи: Адонаи Господи Елои Саваоф». Страшные и грозные слова! Хорошо сделал писатель, что не перевел их на наш язык; он и не мог переложить их на греческий язык с свойственною им силою. Не одним именем назвала она Бога, но многими, Ему свойственными, показывая тем любовь к Нему и пламенное стремление. Как пишущие прошения царю, поставляют вверху не одно только имя, но величают его победоносным, августом, самодержцем, и многими другими именами, и потом уже излагают просьбу, так и она, вознося к Богу некоторого рода просьбу, в начале ее полагает многие имена, выражая этим, как я сказал, свою любовь и почитание Тому, Кого просит. Просьбу эту внушила ей скорбь; потому и скоро была услышана писавшая ее с большим разумением. Таковы молитвы, происходящие от душевной скорби. Вместо бумаги служила (здесь) ее душа, вместо пера – язык, вместо чернил – слезы. Потому и сохранилась просьба ее до наших дней: неизгладимы бывают письмена, которые начертаны этими чернилами. Таково было начало просьбы! Что же далее? «Аще призирая призриши, – говорит Анна, – на смирение раби твоея». Ничего не получив, она начала молитву с обета; приносит Богу дар, ничего не имея в руках. Так она волновалась и тосковала более о том, (чтобы дать), чем о том, (чтобы получить), и для этого просила дать дитя. «Аще призирая призриши на смирение рабы твоея». Два права, говорит, я имею (на получение просимого): служение (Тебе) и несчастие. «И даси рабе твоей семя мужеско, то дам е пред Тобою... дар». Что значит: «пред тобою... дар»? (Я сделаю) его преданным и всецелым рабом Твоим; отказываюсь от всякой власти; хочу только быть матерью на столько, чтобы дитя получило от меня свое начало, а затем отступаю и удаляюсь. Посмотри на благоговение этой жены. Она не сказала,: если дашь мне троих, я отдаю тебе двоих; если двоих, отдаю тебе одного; но: если дашь только одного, весь плод отдаю Тебе. «И вина и пиянственнаго не испиет». Еще не получила дитяти, и уже образует пророка, говорит о его воспитании и входит в договор с Богом. О, смелость жены! Не будучи в состоянии заплатить теперь же, потому что ничего еще не получила, она выплачивает цену из будущего. Как многие из земледельцев, живущие в крайней бедности и не имеющие столько денег, чтобы купить теленка или овцу, берут их у господ из-полу, обещаясь выплатить стоимость из будущих плодов, так, или еще гораздо больше, сделала и она. В самом деле, она получает от Бога сына не из-полу, но с тем, чтобы затем всего отдать Ему, а плодом иметь его воспитание. Для себя она считала достаточною наградою потрудиться над (воспитанием) священника Божия. «И вина и пиянственнаго не испиет», говорит она. Не подумала сама в себе так: что, если он будет слабого сложения и от питья воды потерпит вред? Что, если сделается нездоров, а потом умрет, подвергшись тяжкой болезни? Размыслив, что Давший сына Сам позаботится и об его здоровье, она от самых пелен и рождения повела его к святости, возложив все на Бога, и еще до болезней рождения освящалось ее чрево, заключавшее в себе пророка, носившее священника и жертву, – жертву одушевленную. Для этого Бог попускал ей долго быть в скорби; для этого Он поздно дал (ей сына), чтобы самым способом рождения более прославить ее, чтобы показать ее любомудрие. Ставши на молитву, она не помнила о своей сопернице, не говорила об оскорблениях от нее, не выставляла на вид обид; не сказала: «избавь меня от этой негодной и злой женщины», как делают многие жены; не вспоминая об этих оскорблениях, она молилась только о том, что ей нужно было. Так поступай и ты, человек: когда увидишь, что враг огорчает (тебя), не говори ни одного оскорбительного слова, и не желай ему зла за то, что он враждует против тебя; но, вошедши (в церковь), преклонив колена и проливая слезы, моли Бога – прекратить скорбь, потушить печаль. Так и она сделала – и получила величайшую пользу от враждовавшей против нее женщины, так что и та содействовала рождению дитяти; а как, я скажу.
* * * Нет ничего, возлюбленные, равного молитве, нет ничего могущественнее веры. То и другое недавно показала нам Анна: пришедши к Богу с этими дарами, она сделала все, чего хотела: и испорченную природу исправила, и заключенную утробу отверзла, и бесславие уничтожила, и оскорбления соперницы прекратила, и сама себя привела в состояние великого благодушия¹, пожав тучный колос с бесплодного камня. Все вы слышали, как она молилась, как просила и умоляла, – и получила, родила, воспитала и посвятила (Богу) Самуила. Потому не погрешит тот, кто эту жену назовет вместе и матерью и отцом дитяти: хотя и муж сеял, но силу этому семени дала ее молитва, и она-то сделала начатки рождения Самуилова более чистыми². Подлинно, не сон только и сожитие родивших, как (при рождении) других, но молитвы, слезы и вера были зачатками этого рождения; и (таким образом) пророк, родившийся вследствие молитвы матери, имел рождение более чистое, чем другие. Потому и об этой жене прилично будет сказать: «сеющии слезами радостию пожнут» (Пс. 125:5). Ей поревнуем, мужи; ей будем подражать, жены: она – учительница того и другого пола. Бездетные да не отчаиваются; матери так да воспитывают рожденных ими детей. Все будем подражать любомудрию этой жены до рождения, вере при рождении, усердию после рождения. В самом деле, что может быть разумнее (поведения) этой жены, которая кротко и мужественно перенесла тяжкое несчастие и дотоле не отступила, пока не устранила своего горя, и не положила удивительного и необычайного конца своему бедствию, не имея на земле ни одного заступника и помощника! Она знала человеколюбие Владыки, потому и приступила к Нему одна – и достигла, чего желала. И действительно, для прекращения этого горя нужна была не человеческая помощь, но божественная благодать. Оно происходило не от потери денег, чтобы мог кто-либо, принесши золото, прекратить его; не от телесного недуга, чтобы, призвавши врачей, можно было уничтожить болезнь. Немощна была природа и нуждалась в высшей помощи. Поэтому, оставив все земное, она прибегла к Владыке природы, и не отступила до тех пор, пока не умолила Его разрешить неплодство, отворить утробу и бездетную сделать матерью. Поэтому она блаженна; не потому однако, что стала матерью, а потому, что сделалась ею, не быв (ею по природе)³. Первое есть обыкновенно дело природы; последнее – особенный подвиг этой жены. Она блаженна и по болезням рождения, но не менее блаженна и по всему тому, что предшествовало этим болезням. Все вы, и жены и мужи, знаете, конечно, что для женщины нет ничего тяжелее неплодства, – что, хотя бы она наслаждалась бесчисленными удовольствиями, никогда не может прогнать от себя скорбь, причиняемую ей этим несчастием. Если же оно столь тяжело теперь, когда мы призваны к высшей мудрости, когда стремимся к небу, и, нисколько не занимаясь настоящим, готовимся к иной жизни, когда (воздается) высокая похвала девству, то представь, каким злом оно почиталось в то время, когда не было у древних никакой надежды, ни мысли о будущем, когда все делали для настоящего, и когда бесчадие и неплодство было каким-то проклятием и осуждением. Нельзя сказать и выразить словами скорбь, причиняемую этим обстоятельством. Свидетельницы этого – жены, которые во всем показали мудрость, терпение, а этого несчастия не могли перенести; напротив, или роптали на мужей, или считали жизнь невыносимою. Но эту жену обуревала не одна только скорбь вследствие неплодия, во и другая страсть – гнев вследствие оскорблений соперницы. И как в то время, когда два противных ветра, сталкиваясь друг с другом, захватывают попавшую между них ладью и поднимают множество волн и спереди и сзади ее, кормчий, сидящий при руле, спасает ладью, отражая напоры волн с помощью своего искусства, так и эта жена, когда гнев и скорбь, как противные ветры, овладевали душой ее, омрачали ее мысли и производили большие волнения в течение не двух, трех или двадцати дней, но в продолжение целых годов (ведь сказано: это продолжалось «довольно времени»), мужественно вынесла бурю и не попустила уму своему потонуть в бездне. Это потому, что страх Божий, как кормчий, сидящий при руле, внушал ей мужественно переносить это волнение, и не переставал править душою ее до тех пор, пока не привел в тихую пристань этот корабль, полный груза, это чрево, заключавшее в себе драгоценное сокровище. Она, ведь, несла не золото и не серебро, а пророка и священника; и чрево ее было вдвойне священно: и потому, что зачатое в нем дитя было столь велико, и потому, что начало своего зачатия оно получило от молитвы и от вышней благодати. Но если груз был необыкновенный и удивительный, то способ продажи был и еще удивительнее; она отдала его не людям, не каким-либо купцам и торговцам, но лишь только выгрузила его из корабля, продала Богу, и приобрела такую выгоду, какую доставить свойственно было Богу, – потому что по принятии его, Бог дал ей вместо того другое дитя, да еще и не одно, не два, не три и не четыре только, но гораздо больше: «яко неплоды, – сказано, – роди седмь» (1 Цар. 2:5), и (таким образом) проценты превзошли самый капитал. Такова торговля с Богом: Он возвращает не большую сумму капитала, но увеличенную в несколько раз. И не только детей женского пола Он дал, но составил прибыль из того и другого пола, чтобы радость ее была полная. Говорю это не с тем, чтобы вы только воздали похвалу, но чтобы и поревновали вере и терпению этой жены, о чем вы слышали отчасти и прежде.

*** Молящемуся должно молиться так, чтобы, всецело сосредоточившись и напрягши ум, призывать Бога со скорбной душой, не умножая слов и не распространяясь в молитве, а произнося немногие и простые слова, потому что не от множества слов, а от трезвости души зависит услышание. И это можно видеть на примере Анны, матери Самуила. Она говорит именно: "Господи Саваоф! если Ты призришь на скорбь рабы Твоей… и дашь рабе Твоей дитя мужеского пола, то я отдам его Господу на все дни жизни его, и вина и хмельного не будет пить, и бритва не коснется головы его". Много ли здесь слов? Но так как она совершила эту молитву со вниманием и трезвостию, то достигла всего, чего желала: и испорченную природу исправила, и заключенную утробу отверзла, и себя привела в состояние великого благодушия, пожав тучный колос с бесплодного камня. Итак, молящемуся следует и не многословить, и постоянно молиться. Творить краткие и частые молитвы, с небольшими промежутками, заповедали и Христос, и Павел. Если ты будешь распространяться в словах, нередко делая это без внимания, то дашь диаволу большую свободу подойти к тебе, устроить ковы и отвлечь твою мысль от произносимых слов. А если будешь творить постоянные и частые молитвы, занимаясь все время частым повторением их, то легко сможешь сохранить внимание и самые молитвы будешь творить с большой бдительностью.

Обеты. Обеты — это добровольные соглашения, содержащие некое условие. Сведения об обетах встречаются в хеттских, угаритских, месопотамских и — реже — египетских источниках. В Древнем мире обеты обычно сопровождали просьбу, адресованную божеству. Как правило, условием были помощь и покровительство божества, а то, что посвящалось по обету, было даром божеству. Чаще всего дар принимал форму жертвы, но иногда эти дары предназначались святилищу или священникам. Принесение обета обычно происходило в святилище, и было публичным актом. В угаритском эпосе царь Керет просит бога дать ему жену, которая сможет произвести на свет потомство. В ответ на исполнение этой просьбы он обещает пожертвовать столько золота и серебра, сколько будет весить его невеста. Бритва не коснется головы. Длинные волосы — один из основных элементов обета назорейства (см. коммент. к Чис. 6). Обычно назорейство ограничивалось определенным сроком, но здесь, как и в случае с Самсоном, оно продолжалось всю жизнь. Причина запрета на остригание волос неизвестна, хотя волосы (как и кровь) были, по представлениям древних, сосредоточием жизни. Поэтому волосы часто использовали в магических обрядах. Об этом, в частности, свидетельствует существовавшая в Мари практика посылать царю прядь волос пророка вместе с его пророчествами. Волосы предназначались для гадания, которое должно было определить, заслуживает ли внимания присланное пророчество.

дала обет. Об обетах замужней женщины см. Чис. 30,6-15. на все дни жизни его. См. Чис. 6,1-21. Анна обещает посвятить своего сына Господу, т.е. даст за него обет назорейства, не на время, как это обычно практиковалось, а пожизненно.

Имеется в виду обет назорейства. См. прим. к 6 гл. кн. Чисел. Исходя из того предположения, что Елкана принадлежал к колену Левия (1 Пар. 6:27-28, 33-34), говорят, что Самуил, как левит, и так должен был служить Господу при Скинии. Конечно, как левит, Самуил должен был бы служить Господу при Скинии, но не всю жизнь, а лишь в возрасте от 25 или 30 лет до 50 (Чис. 4:3, 30; Чис. 8:24), и притом без обязательства несения тех аскетических подвигов, какие связаны с обетом назорейства.