Псалтирь, Глава 118, стих 58. Толкования стиха

Перейдем ко второму стиху восьмистишия, который звучит так: Я молился ПРЕД лицом Твоим, Господи, ВСЕМ СЕРДЦЕМ моим, ПОМИЛУЙ МЕНЯ по РЕЧЕНИЮ ТВОЕМУ! (ПС. 118:58). Мы читаем в Ветхом Завете, что Моисей молился о том, чтобы увидеть лицо Божье, и получил ответ: Никто не может увидеть лица Моего и остаться в живых (Исх. 33:20). Узнаем сначала таинственный смысл этих слов. Моисей получил образ закона. Закон посредством сокровенных тайн возвещает Христа, показывая Его не так, как показало Евангелие, — лицом к лицу. С самим же Моисеем Бог говорил лицом к лицу, хотя в Евангелии явился Человек, рожденный от Девы, а Слово обнаружило Себя в делах. И возможно, Моисею было возвещено о будущей гибели иудейского народа, который увидел Христа лицом к лицу и не уверовал в Него. Если эти слова ты отнесешь к закону, то Христос также является концом закона, согласно апостольскому речению: Конец — Христос, согласно закону, для всякого верующего (Рим. 10:4). А телесное толкование закона умерло, когда Господь Иисус Христос показал духовную благодать закона. Верно и другое толкование. Все мы, которые облеклись во Христа, крестившиеся во Христа, умерли для греха (Рим. 6:3, 2), потому что живыми мы были связаны узами закона. А когда мы умерли во Христе, то, конечно, мы умерли для закона телом Христовым, чтобы принадлежать другому, Воскресшему из мертвых (Рим. 7.4). Таков таинственный смысл.
Нравственный смысл ветхозаветной истории побуждает нас вспомнить события, относящиеся к святому Моисею. Желая видеть Бога лицом к лицу, он просил Бога, чтобы Тот показал ему Себя. Конечно, святой Божий пророк знал, что он не сможет увидеть невидимого Бога лицом к лицу, но святое благочестие преодолевает ограничения, полагая, что для Бога возможно даже бестелесное сделать доступным для восприятия телесных глаз. Такое заблуждение не заслуживает порицания, наоборот, это желание бесконечно прекрасно — Моисей желал словно удержать рукой своего Господа и увидеть Его взором очей своих. Он знал, что человек был сотворен по образу и подобию Божьему. А когда Господь избрал Моисея для освобождения народа, он наполнился Духом премудрости, увидел ангела и узрел лицо его во славе. Моисей был объят трепетом, когда воссиял ангельский свет, он увидел, что терновый куст горит и не сгорает. Пораженный увиденным сиянием, движимый благодатным желанием, он приблизился, чтобы лучше рассмотреть это сияние в терновом кусте. Если Моисей претерпел такой жар от огня, подчинившись столь сильному желанию, когда увидел ангела в пламени огня из тернового куста, что был объят трепетом, хотя он и не решился разглядывать, однако же хотел увидеть, то насколько же сильнее он жаждал увидеть лицо Господне в телесном виде, говоря в себе: «Это лицо исполнено света, исполнено славы, исполнено силы, исполнено Божественности!» Более не могу сказать или помыслить о Боге! Ведь когда человек заканчивает, тогда он только начинает, и когда перестанет, тогда придет в недоумение (Сир. 18:7), как написано, потому что вечное величие Бога непостижимо.
Конечно, прошение не могло быть исполнено, но заслужило одобрение душевное состояние раба, который благочестием преодолел пределы собственного естества и об ангелах Господних думал, насколько сильнее он желал бы пред лицом Господа исполнить свое стремление. Он знал, что в самом человеке после смерти будет иная слава, иное сияние. Ведь как звезда от звезды отличаетсяяркостью, так и при воскресении мертвых (1 Кор. 15:41—42); даже если что-то сеется в тлении, восстает в нетлении (1 Кор. 15:42), восстает во славе, восстает в силе, восстает тело духовное (1 Кор. 15:43, 44). Поэтому тот, кто мог это знать, имел полное основание ожидать, что у него возникнет сильное желание узреть лицо Божье, что возможно только после телесной смерти. Несомненно, он также принял такой образ, и Господь признал его, чтобы служитель и исполнитель небесного пророчества не отличался от ангелов. А поскольку он знал, что ангелы малых сих ежедневно видят лик Отца Небесного (Мф. 18:10), то подумал, что ему теперь следовало бы увидеть лик Божий, словно, отложив плоть, он забыл о теле, подобно тому, кто, находясь еще в теле, был восхищен в рай и сказал, что не знает, в теле ли или вне тела он был восхищен до третьего неба (2 Кор. 12:2). Ведь святые, даже когда носят тело, пребывают не во плоти, но в Духе, ибо пребывающие в плотской похоти и живущие по плоти, Богу угодить не могут (Рим. 8:8). А жизнь святого протекала не по плоти, а на небе, как показал Павел.
И что нам сказать о похвальном желании видеть лицо Божье? Возьми, например, людей: если они слышат, что кто-то знатен, могуществен, мудр, то, считая такого как бы сверхчеловеком, испытывают сильное желание увидеть его. Шествует император, чьей царской власти вверена часть всего мира; все сбегаются отовсюду и среди великого множества людей стремятся рассмотреть только его, из-за блистания порфиры считая, что в лике императора присутствует что-то необыкновенное. А у тебя вызывает удивление, что желанно лицо Божье, между тем как всякий человек удивляется себе подобному? Отсюда можно понять, что всякий человек, на ком нет никакой вины, стремится повстречаться с императором. Даже если совесть и тяготит вина, однако она скрыта в сердечных глубинах, пока человек не оказался подвергнут публичному обвинению и пока его вина не сделалась явной. Так что некоторым обвиняемым, вызванным для судебного разбирательства, запрещается показываться перед императором и перед самими судьями. Точно так же презренные личины сводников и блудниц не допускают на глаза судьи или императора, чтобы их бесстыжие образы не оскорбили светлость царского лика. А тот, кто не знает за собою вины, кто не совершил преступления, выходит вперед, уверенный в своей невиновности.
Теперь на основании сказанного постараемся понять душевное состояние Моисея. Как человек непорочный он хотел увидеть лицо Божье, взирая очами совести, словно желая открыть Богу лицо своей внутренней души. Стремился быть глубже познанным и Моисей, и сам святой Давид, который говорит в другом месте: Искуси меня, Господи, и испытай меня (Пс. 25:2); ведь он не хотел бы подвергнуться ни испытанию, если бы знал за собою вину, ни искушению, если бы знал, что порабощен 

сильным страстям. Он, будучи свободным от греха, желал явиться пред Богом. Но, возможно, Моисей еще не был чист от порока, хотя Бог часто являлся ему; сначала он не был совершенным, так как ему немного раньше было сказано: Сними обувь с ног твоих (Исх. 3:5), а это, конечно, та обувь, в которой он вышел из Египта, то есть покров телесной жизни. Потому Господь и говорит ему: Никто не может увидеть лица Моего и остаться в живых (Исх. 33:20).
Посмотри, когда это было сказано! Моисею еще не было сказано: Я сделаю тебя Богом фараону (Исх. 7:1), ведь пока еще он был человеком, потому так и говорится ему. Чтобы стать богом, Моисею было необходимо преуспеяние, и потому было сказано ему: «Я сказал о человеке. Перестань грешить человеческими грехами и увидишь лицо Мое. Кто видит Мое лицо, тот должен быть без греха». Но поскольку человек не может быть без греха, потому-то и увещает Он Моисея, чтобы тот мог возрастать и получить именование бога. И что мне сказать об именовании богом? Будь ангелом, то есть служителем Божественной власти, подчиняйся заповедям Господним! Когда станешь ангелом, тогда увидишь лицо Господне. Великое дело — видеть лицо Божье! Закон говорит тебе, чтобы ты трижды являлся в Иерусалим. Сам Господь Иисус говорит: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5:8). Понимаешь ли ты, что от тебя требуется, чтобы ты увидел Бога? Какому образу жизни предоставлено исключительное право видеть Бога? Итак, очищай свое сердце, чтобы обновленным духом ты становился новым человеком! Выбрось из своего сердца все нечистые помыслы! Пусть не будет ничего, что могло бы осквернить твои чувства! Пусть пребывают простодушие и неподдельная чистота! Таких людей Господь удостаивает Своего явления, когда они сбрасывают телесный покров.
Скажем теперь об оставшейся части этого стиха. Давид говорит: ПОМИЛУЙ МЕНЯ по СЛОВУ ТВОЕМУ! (ПС. 118:58). Конечно, милость — это часть правосудия, так что если бы ты захотел подать нищим, то эта милость оказывается правосудием, согласно сказанному: Он расточил, раздал нищим; правосудие его пребывает 

вовек (Пс. 111:9). Кроме того несправедливо, что подобный тебе человек не получает помощи от своего товарища, особенно когда Господь Бог наш пожелал, чтобы эта земля была общим владением всех людей и доставляла общие для всех плоды, но жадность нарушила права собственности. Значит, справедливо, когда ты требуешь что-то для себя в частное владение, что было собрано для общего владения человеческому роду, более того, всему живому. Ты, по крайней мере, потом бросаешь какие-то подачки бедным, не отказывая в пропитании тем, с которыми ты должен иметь общие права.
Милости также свойственно прощать грех; это и милость, и правосудие. Божественное Писание приписывает правосудию прощение грехов, как было прочитано сегодня: Благословенно древо, которое появляется посредством правосудия; и проклято древо, которое появляется посредством рук человеческих (Прем. 14:7—8). Первое относится к Господнему Кресту, второе — к греху язычников, почитающих деревья. А в чем заключается правосудие Креста, если не в том, что Господь Иисус Христос, восходя на этот Крест, распял рукописание наших грехов и Своей Кровью омыл грех всего мира? В чем праведен Бог, если не в том, что Он знал, что образовал человека из земного праха, а эта земля подвержена порче и пороку опасной страсти? По этой причине Господь, сотворивший тебя в отношении твоей души по Своему образу и подобию, то есть разумным, праведным и целомудренным — потому что ты тогда являешься образом Божьим, если ты праведен, так что являешься образом правды, и если ты чист, так что в тебе ярко сияет образ Непорочного — как Праведный простил прегрешения немощного и непостоянного естества, зная, что по телесной немощи человек подвержен тлению.
Однако не исключено, что кто-то скажет: «Почему же Адам подвергся проклятию и приговору? Разве Бог неправеден?» Конечно, нет! Бог заранее дал Адаму, как немощному и слабому, повеление о том, чего ему следует опасаться — ведь слабый должен не присваивать себе власть, но подчиняться приказам, — по- 

этому Бог обвинил Адама скорее в предательстве, а не вынес приговор за его грех. Итак, ему был вынесен строгий и справедливый приговор, потому что он захотел узнать то, что знать не полезно. А нам, скованным наследственными узами и пребывающим в этой плоти, уже ослабленной из-за приговора прародителям, закоренелой в грехах и уже не способной освободиться от уз, Бог как праведный явил милость. Справедливо Бог даровал прощение наследнику, который страдает от ущерба, причиненного истинным преступником.
Таким образом, существует праведное милосердие, но также существует и неправедное. В законе написано о ком-то: Да не помилуешь его! (Втор. 19:13) — и в книгах Царств читаешь, что Саул потому впал в немилость, что пощадил вражеского царя Агага, которого Божественный приговор запретил оставлять в живых. Так что судья, тронутый мольбами детей разбойника и слезами его жены, решит отпустить злодея, в котором еще живо стремление к преступлениям, разве таким образом он не предаст на погибель невинных, освободив замышляющего погубить многих? Если он удерживает меч, отменив казнь, и снимает узы, то почему освобождает от ссылки? Почему более мягким способом судья не лишает преступника возможности совершать разбой, будучи не в состоянии принудить его волю? Кроме того, если на суде между двумя, то есть между обвинителем и обвиняемым, которым в равной степени грозит смертный приговор — одному, если он не докажет, другому, если будет полностью изобличен, — неужели судья поступит вопреки справедливости и, сочувствуя подсудимому, осудит обвинителя, или, имея расположение к обвинителю, не способному доказать вину, приговорит невиновного? Тогда такое милосердие не может называться праведным.
В самой Церкви, где наиболее пристало миловать, в полной мере должно присутствовать некое право, чтобы грешник, отлученный от причащения, вовремя пустив заготовленную слезу 

или даже зарыдав, благодаря мягкости священнослужителя не до-бивался причастия, о котором он должен просить по истечении долгого времени. Неужели потворство одному недостойному не подтолкнет многих к падению? Излишняя снисходительность в прощении дает повод к совершению проступков. Так было сказано, чтобы мы знали о том, что согласно Слову Божьему и согласно разуму, следует оказывать милость должникам. Вот и врач, если он находит глубокий след от змеиного укуса, хотя должен рассечь болезненный нарыв, чтобы тот не увеличился еще больше, под влиянием слез больного отказывается от своего намерения вскрыть и прижечь рану и накладывает лекарства на нарыв, который необходимо было разрезать при помощи инструмента, и разве это не бесполезная милость, когда из-за боязни временной боли от разреза и прижигания все тело чахнет и жизнь угасает? Вот и епископ, как хороший врач, должен отделить язву от всего церковного тела, чтобы она не разрослась еще больше, и скрытый яд греха выпустить наружу, а не согревать его, чтобы, пока священник раздумывает о необходимости удалить из Церкви одного, не появилось множество других, заслуживающих удаления.
Итак, апостол справедливо поощряет нас Божественным примером, говоря: Посмотри на благость и строгость Божию: строгость к отпадшим, а благость к тебе, если пребудешь в благости (Рим. 11.22), показывая, что иудейский народ справедливо был отделен от тела Церкви, чтобы яд нечестия не проник в Церковь, а народ из язычников благостью Господней был принят и прославляется в служении послушания. По праву его поддерживает Божественная благость, когда он пребывает в Божественной благости, если же и он отпадет, то будет осужден согласно тяжести своего преступления. Из-за этой благодати Господь изображается 

и как свет, и как огонь, чтобы, подобно светилу, светить ходящему во тьме, чтобы тот, кто ищет сияния света, не мог впредь блуждать. А для того, кто сделал много такого, что не должно остаться, но должно сгореть, Господь является огнем, истребляя сено и солому наших дел и спасая нас с помощью полезного несчастья, подобно тому как более чистое золото больше ценится.
Кто-нибудь, возможно, спросит: «Почему пророк написал: ПОМИЛУЙ МЕНЯ по слову ТВОЕМУ! (ПС. 118:58)?» Слово Божье справедливо. Если же пророк полагался на справедливость, то почему сначала сказал о милости, а если искал милости, то почему он думал, что ее следует испрашивать в меру справедливости? Кто поступает правильно и живет правильно, тот не имеет нужды в милости, потому что милость освобождает от греха. Мы обычно оказываем милость не богачам или тем, кто полагается на свою силу и благополучие, но нуждающимся и немощным, тем, кто, потеряв богатства, впал в нищету, попал в плен или впал в нужду. Итак, грешник нуждается в милосердии, а кто не является грешником, тот, конечно, праведен и не имеет нужды в милости Божьей.
Итак, рассмотрим, в каком положении каждый человек нуждается в милости или получает правосудие. Ведь ангел Божий нуждается в правосудии иначе, чем человек; особым образом нуждается в милости архангел, по-другому — человек. Ангельское естество совершенно не подвержено тлению в отличие от естества рода человеческого, и потому нуждается в милости Божьей, чтобы не грешить и, отвергнув от себя Божью благодать, не склониться к пороку. А человек, даже если он обладает твердым характером, из-за вереницы накопленных грехов все же ищет милость Божью. Таким образом, и ангел, и человек, хотя и нуждаются в милости, но одна милость нужна для ангела, другая — для человека. Ведь незначительный порок у ангела подвергается более суровому суду, также и у человека: грех, совершенный в юности, пресекается более снисходительным приговором и скорее получает прощение, чем грех, совершенный в старости. 

Значит, в этом стихе пророк различает два обстоятельства, чтобы и милость испросить как обычный человек, потому что нет никого чистого от греха, и потребовать правды как пророк. Или верно и такое понимание: хотя как человек он согрешил и как грешник нуждается в милости, однако он исправил ошибку, принес покаяние, воздержался от опьянения грехом, сохранив трезвость добродетели. Он просит правды согласно Слову Божьему, потому что Оно предписывает даровать прощение обратившимся, при условии правильного обращения.

Хет 57) Доля моя, Господи, сказал я, хранить закон Твой. 58) Молился я лицу Твоему всем сердцем моим. Помилуй меня по слову Твоему, 59) Размышлял о путях моих, и обратил ноги мои к свидениям Твоим. 60) Я готов был и не смущался исполнять заповеди Твои. 61) Вервия грешников опутали меня, но закона Твоего я не забывал. 62) В полночь вставал славить Тебя за праведные суды твои. 63) Общник я есмь со всеми боящимися Тебя и соблюдающими заповеди Твои. 64) Милостию Твоею, Господи, полна земля. Уставам Твоим научи меняВосьмое восьмистишие. Задача моей жизни соблюдать закон Твой (ст.57); молю Тебя, помоги мне к разумению его (сообщением Твоей благодати и смирением моих врагов). Главное внимание я обращаю всегда на жизнь свою (пути), которую я стараюсь направлять по законам Твоим (ст.59), от коих ничто не может отклонить меня (ст.59). Правда, враги причиняют мне много огорчения, но я и в величайшем бедствии помышляю о Твоем законе (ст.61); даже ночью встаю я, чтобы прославлять Тебя, Законодателя и Судию (ст.62). Все добрые люди – друзья мои (ст.63); яви и Ты Себя милостивым, сообщив мне Твою просвещающую благодать (ст.64)..  

Здесь, в этой жизни, я как бы на земле пришельствия моею (ст. 54), и как странник в чужом городе, не имею своей собственности; но Ты, Господи, часть моя — удел мой, т. е. от Тебя я получаю все, необходимое для земной жизни, как всякий постоянный обитатель на своей наследственной земле получает все со своего удела или участка, пшеницу, виноград и проч. Посему я и сказал: буду хранить закон Твой, — ибо только при этом условии Ты будешь уделом моим. — Молился я лицу Твоему или Тебе: помилуй меня по слову Твоему, — ибо Ты милуешь того, кто хранит закон Твой. — Помыслах пути 1воя, — размышлял я о путях Твоего промысла, и — возвращал нош мои во свидения Твоя, — обращался на тот путь, какой указан в откровениих Твоих, следовал указаниям их в делах своей жизни.-- Уготовихся и не смутихся, или решился и не смущался хранить заповеди Твои, хотя, разумеется, встречал препятствия к тому со стороны гордых и беззаконных, — клевету, порицание, насмешки (ст. 21. 22. 23. 39. 42. 51. 53).

Человек-грешник положил намерение не оскорблять более грехами своими Господа и всегда хранить закон Его; ну, а с прежнею-то жизнию как быть? Куда девать это множество безобразных дел, которые в книге правды вечной числятся за грешником и должны быть изглажены, чтобы та же самая правда дала свободный доступ милостям Божиим к грешнику? К такому изглаждению грехов у самого грешника нет никаких способов. Осмотревшись кругом и ниоткуда не чая в этом отношении помощи, он прибегает только к милости Божией, и вопиет: «помилуй мя!» И не просто говорит это, но от всего сердца, и не как-нибудь неопределенно, но ясно сознавая Бога присущим пред собою и правосудяшим неправды его, не предъявляя никаких прав на милость, которую оскорблял, греша в надежде на нее, а припоминает только обетование Божие, что Он готов принимать всякого кающегося: «помилуй мя по словеси Твоему!»

На этом пункте враг обык уловлять обращающегося от греха безнадежней помилования, ради множества грехов, и тем пресекать ему путь к обращению. «Куда, говорит, идешь? Нет тебе помилования! Видишь, сколько срамных дел ты наделал! С каким лицом предстанешь ты пред Бога, Всесвятого и всеправедного?» Поразительно раздается этот голос в совести; и нет грешника, который не был бы им поражаем на пути обращения своего. Доселе враг выставлял только прелести царства своего, как у него все сладко, славно и всего вдоволь; но когда грешник, ощутив горечь сластей его, срамоту славы его, убыточность довольства его, решительно отринул все, – то он берется за другой прием: «Отсюда отстанешь, представляет он ему, а туда не пристанешь. Видишь, каков ты? Кто тебя примет? Уж оставайся так, как есть. Бог правды решил уже участь твою и положил, ради великих непотребств твоих, не принимать тебя более на лицо к Себе».

Искренно кающийся все это и сознает, и соглашается, что так и следовало бы поступить с ним; но вера удостоверяет его, что нет греха, побеждающего милосердие Божие. Он видит в Боге не милость, которую заслоняет правда, а правду, заслоняемую милостию, – и милостию не голою, а такою, которая ведет с правдою все расчеты праведно, удовлетворяя все ее предъявления. Он верует, что Господь Иисус Христос все грехи наши вознес на древо и крестом все рукописания их растерзал. Остается только усвоить себе этот акт экономии спасения нашего, что и делает он, прилагая к обету хранить закон обет спострадать Господу. Воодушевляясь этим, грешник говорит пред Богом в совести: «Я все готов перенесть, и внешно, и внутренно, измучу себя, преогорчу за греховные сласти и утехи, только помилуй!» Эта совестная епитимия, согреваемая верою и от ней получающая вес пред Богом, открывает вход благонадежности в сердце; и наперекор искусителю, устрашающему, что Бог на лицо его не примет, обращающийся начинает лицу-то Божию и молиться от всего сердца: «помилуй мя», живо сознавая, что он стоит пред Самим Богом, неисследимо великим и всеправедным, и притом так, что в оправдание свое ничего не может представить, – а все-таки стоит перед Ним, окриляемый благонадежностью, что давший ему бытие и хранивший его во дни беззаконий его не отринет его и не лишит участия во спасении, щедродательно устроенном для всех и всем независтно подаваемом. Сознание о Боге живо в кающемся, и наипаче с той стороны, что Он есть огнь поядаяй. Оттого и благонадежен он, стоя пред Ним и предавая участь свою в руки Его, потому-то от всего сердца и молится Ему: «помилуй мя!»

От всего сердца – не с холодным рассуждением, а с полнотою покаянных чувств. То стыд, что так унизился, то самоукорение, что мог, да не хотел, то сокрушение, что столь милосердого Бога оскорблял, то жаление, что так себя испортил, то страх – ну, если в самом деле Бог отвергнет, то опять благонадежность, что Тот, Кто Сына Своего не пощадил для нашего спасения, как же не даст прощения, испрашиваемого во имя Его? Все такие чувства проходят одно за другим и держат молящегося в напряженном состоянии, в котором он болезненно вопиет из глубины души: «помилуй мя по словеси Твоему!»

Доколе же так вопиять ему? – Начал, и пусть вопиет. Разве можно забыть, как много оскорблен Бог? – Если нельзя, то нельзя назначать и времени, когда совесть перестала бы вынуждать вопли сокрушенного покаяния. И это еще за прошедшее; а тут поминутно подбавляется и новое, хоть и не самоохотно; потому-то сокрушенному покаянию нет предела. Оно составляет фонд богоугодной жизни: «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50:19). Путь сокрушенного безопаснее от падений, ибо смиренны «стопы его, и не поткнутся» (Пс. 36:31).