Притчи Соломона, Глава 5, стих 3. Толкования стиха

 Ибо мед каплет с уст блудницы, которым сейчас вымазан твой рот, а потом ты обнаружишь, что он горше желчи.  

Главное, от чего предостерегает Соломон в пятой главе, это прелюбодеяние, связь с чужой женой. Явление это распространено сейчас повсеместно. Впрочем, так было всегда. «Не внимай льстивой женщине, ибо мед источают уста чужой жены, и мягче елея речь ее; но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый» (Притч. 5:2–4. Чужая жена сначала говорит ласковые слова, но вскоре они станут горче полыни. Последствия «остры, как меч обоюдоострый». То есть страсть эта, словно обоюдоострый меч, режет всего человека. Такое «удовольствие» хуже полыни. Есть люди, которые настолько увязли в этой страсти, что уже не могут от нее избавиться, хотя им невыносимо тяжело.

Некогда родители его увещевали его самого к приобретению мудрости, как лучшаго украшения и ограждения жизни (3—13), и удерживали от пути нечестивых, потому что они, ненавидя ближних, ходят во тьме 

(14—19—1 Ин. 2:11); особенно же советовали ему -соблюдать, свое сердце от нечестия., потому что сердце источнику жизни (20— 23)— Мф. 12:35, Мф. 15:36); лживость уст, уклончивость в путях, говорили они, должны быть чужды ему(24—27), потому что (как прибавлено в.греч. ,,и лат. переводах}, Господь благоволит только в путям прямым (28. -29); и наконец,, родители его с особенною силою предостерегали, его .от. соблазнов прелюбодейной, жены (5. 1—6). 

Обольщение поначалу скрывается за обманчивыми, полными нежности и очарования словами (ср. описание сладости подлинной любви в Песн. 4:11).

Современная культура в большинстве своих проявлений демонстрирует ориентацию на чувства. Разум воспринимается как нечто су­хое, схоластичное и в итоге скучное и даже мертвящее. Рациональность оставлена на от­куп ученым или предпринимателям, которые должны исследовать материю или организовы­вать бизнес, в то время как взаимоотношения с людьми, как считается, должны основывать­ся на чувствах. По крайней мере такое впечат­ление может сложиться по современным филь­мам и литературным произведениям.

Ориентация на разум, на чувство долга... все это оказывается чем-то незначительным перед сильным чувством, особенно, конеч­но, чувством любви. Уж если герои влюбля­ются, их чувство практически всегда ока­зывается определяющим... Все остальные решения кажутся блеклыми и пошлыми перед всеохватывающим чувством. Если кто-то из них в браке, жизнь сразу представляется им жизнью во лжи, а все и вся, кто стоит на пути к «счастью», оказываются формалистами и ли­цемерами. Отсюда романтизация мимолетных чувств, супружеских измен, нарушения слова, пренебрежения обязанностями... Естественно, ведь перед нами самое прекрасное из чувств.

Конечно, люди научились влюбляться не только в наши дни, просто они по-разному от­носились к чувствам, которые возникали в их душе, да и в любви видели разные оттенки: страстный, дружеский, родственный, жерт­венный. Сравнивая эти картины мира бес­пристрастно, начинаешь понимать, что совре­менное сведение «настоящей любви» только к страстной влюбленности делает наш духов­ный мир примитивным и плоским.

Премудрый Соломон, автор замечательно­го произведения о любви, которое содержится в Ветхом Завете и называется «Песнь Песней», знал, что такое истинная любовь. Именно по­этому, обращаясь к своему сыну, он, прежде чем говорить о любви, говорит о рассудитель­ности.

Кто-то, услышав рядом слова «любовь» и «рассудительность», махнет рукой и скажет: как вообще можно сравнивать эти вещи! Что такое эта ваша рассудительность?

На самом деле все просто: рассудитель­ность — это то же, что трезвенность, адекват­ность и вообще разумность, опора на знание, а не только на ощущение. В сегодняшнем чте­нии Соломон говорит, что, «чтобы соблюсти рассудительность», нужна премудрость. То есть рассудительность есть не просто знание добра и зла, но способность к рассуждению о том, как сделать добро и не сделать зла. Эта способность настолько важна, что древние по­движники называли рассудительность высшей добродетелью. Это не значит, конечно, что она выше любви, но благодаря ей мы учимся про­являть любовь наилучшим образом.

Каково же место чувствам в человеке с точ­ки зрения вероучения Церкви? Разве не Бог вло­жил в нас чувства, разве не Он дал нам разум?

Конечно, именно Бог сотворил нас разум­ными и чувствующими существами. В раю, до грехопадения человека, в нем господство­вал дух, и все остальное было подчинено это­му духу. В человеке были чувства, но они не были омрачены грехом, не были собственни­ческими, эгоистичными, обесценивающими другого... Когда был совершен грех — чувства осквернились и в этом искаженном состоянии стали господствовать.

В нас много прекрасных чувств, но если мы обратим на них пристальное внимание, то увидим, что все они в той или иной мере пораже­ны грехом. К примеру, влюбленность, которую сегодня все принимают за единственно настоя­щую любовь, — действительно может быть тем возвышенным даром Божиим, благодаря кото­рому мы оказываемся способны к тому, чтобы трепетно, бережно, благоговейно воспринять ближнего, быть готовым к верности и жертвен­ности в любой момент... Влюбленность может вырасти до подлинной, сердечной любви, кото­рая не подвластна переменам и никогда не мо­жет причинить боли ближнему. Но если эта же влюбленность становится кумиром, если ее счи­тают высшей ценностью, на которую надо ори­ентироваться, она может стать и хищнической, и потребительской, и безжалостной. Вся возвы­шенность и чистота может померкнуть.

Что же позволит нам правильно вести се­бя? Именно рассудительность, то есть способ­ность трезво, с ориентацией на заповеди Бо­жии, разобраться в себе и, верно оценив свои чувства, удержаться от греха, устремившись к истинной добродетели.

Однажды я отпевал в нашем храме одного еще не очень старого мужчину. Ближе к концу от­певания, чтобы узнать о том, где будет прохо­дить прощание с усопшим, я принялся искать ближайших родственников покойного. Таким родственником оказалась молодая женщина, которая все время стояла в некотором отдале­нии, — она была единственной дочерью умер­шего мужчины. Эта женщина имела совершен­но спокойный вид и не проявляла никакого интереса ко всему происходящему. По всем ор­ганизационным вопросам она отсылала меня к «вон той женщине». «Вон та женщина», на­против, не отходила от тела и видимым обра­зом скорбела об ушедшем.

Не надо обладать дедуктивными способ­ностями Шерлока Холмса, чтобы представить себе предысторию всей этой картины. «Вон та женщина», конечно же, не мать единственной дочери умершего. Это та, о ком сегодня гово­рит Книга Притчей: «Держи дальше от нее путь твой и не подходи близко к дверям до­ма ее, чтобы здоровья твоего не отдать другим и лет твоих мучителю; чтобы не насыщались силою твоею чужие, и труды твои не были для чужого дома».

Конечно, мы не можем никого винить, мо­жем лишь сочувствовать и молиться, чтобы по­добная участь нас не постигла, ведь, если су­дить по статистике разводов и по основной их причине — супружеской неверности, вероят­ность подобного очень велика. Судя по всему, почивший мужчина отдавал предпочтение не своему дому, его труды были не для своего, а для чужого. Финал трагичен: смерть отца не произвела ровным счетом никакого впечатле­ния на единственного ребенка. Конечно, мы не знаем всех подробностей, в истории может быть много подводных камней и оговорок, но конечный результат слишком очевиден, чтобы брать во внимание оговорки.

Премудрый Соломон не вдается в нрав­ственные последствия и ничего не говорит о Богом установленном институте брака, о Са­мом Боге он тоже не говорит, Соломон не вы­ходит за пределы житейской мудрости, и его наставление находится в рамках понятных для любого человека категорий «свое-чужое». Для него супружеская неверность подобна бесплат­ному труду на поле соседа. На такой труд мо­жет согласиться только крайне недалекий че­ловек, у которого помрачен в первую очередь разум. Всемилостивый Господь да избавит нас от этого безумия!