Но вслед за сим читаемое изречение делает сомнительным, каким лицом оно произнесено, и кому сказано: «
отврати очи Твои от мене, яко тии воскрилиша мя». По мнению некоторых, Владыкою сказано это чистой душе, а я предполагаю, что гораздо приличнее изречение сие приложить к невесте. Ибо ей соответственным нахожу смысл выражаемого словом. И как мне представляется это, изложу кратко. Во многих местах Богодухновенного Писания, слышу, говорится, что у Бога есть крылья, по словам пророчества: «
в крове крилу Твоею покрыеши мя» (
Пс. 16:8); и еще: «
под криле Его надеешися» (
Пс. 90:4); так Моисей еще в великой песни описывает сие, когда говорит: «
простер криле Свои и прият их» (
Втор. 32:11); таково и сказанное Господом Иерусалиму: «
колькраты восхотех собрати чада твоя, якоже собирает кокош птенцы своя под криле свои» (
Мф. 23:37). Все же сие, как скажет иной, смотря на связь речи, недалеко от предлагаемой здесь мысли. Посему, если на каком-либо таинственном основании Богодухновенное слово о Божественном естестве определяет, что у Него крылья, а первое устроение человека свидетельствует, что естество наше сотворено по образу и подобию Божию, то, конечно, созданный по образу во всем был подобен первообразу. Но по Священному Писанию первообраз окрылен. Посему и естество человеческое уготовано было окрыленным так, что и в крыльях имело Божие подобие. Явно же, что именование крыл в некоем переносном образе воззрения взято будет в каком-либо Боголепном смысле, так что названием крыл означаются сила, блаженство, нетление и подобное сему. Итак, поелику было это и в человеке, пока во всем уподоблялся Богу, но после сего преклонность к пороку лишила нас таковых крыл (ибо, став вне крова крыл Божиих, утратили мы и собственные свои крылья), то явилась посему Божия благодать, просвещающая нас, чтобы, отложив нечестие и мирские похоти, снова окрылились мы преподобием и правдою (
Тит. 2:12). По сему, если не далеко это от истины, то прилично невесте признать благодать, явленную на ней очами Божиими. Ибо вместе и Бог воззрел на нас очами человеколюбия, и мы окрылились первобытною благодарю. Сие то, думаю, показывает слово в сказанном, о чем, молясь, Давид в шестнадцатом псалме, говорит Господу: «
очи» Твои «
да видита правоты», то есть мои. Ибо продолжает: «
искусил ecи сердце мое, посетил еси нощию, искусил мя еси , и не обретеся во мне неправда» (
Пс. 16:2-3). Посему сказать: «
очи» Твои «
да видита правоты», значит то же, что – очи Твои да не усматривают противного. Ибо кто видит прямое, тот не видит кривого, и кто не видит кривого, тот, без сомнения, видит прямое. Посему изъятием противоположного Пророк показывает доброе в Божественных очах, которыми снова окрыляется душа, за преслушание первозданных обескрылившая.
Итак, сие уразумели мы из сказанного: когда очи Твои взирают на меня, тогда отвращаются от противного, потому что не увидят во мне ничего сопротивного мне. От сего происходит, что от очей Твоих снова окрыляюсь, и за добродетели возвращаю себе крылья как бы голубицы, при которых появляется у меня способность летать, так что могу и продолжить полет, и упокоиться тем именно покоем, каким почил Бог от дел Своих.
За сими словами следует опять описание невестиной красоты, при чем каждая черта, служащая к полноте красоты, величается в слове каким-либо приличным уподоблением. Ибо восхваляются – красота ее волос, положение зубов, цвет уст, сладость голоса, румянец ланит. Притом похвала всего поименованного у невесты восполняется каким-либо приличным сравнением и сличением. Ибо волосы уподоблены стадам коз, появившимся с Галаада, а стада остриженных, хвалящийся двойным приплодом, по уподоблению служат похвалою зубам; верви же червленой приравниваются уста и оброщением шипка украшаются ланиты. Буквально читается сие так: «
власа твои, яко стада коз, яже взыдоша от Галаада. Зубы твои, яко стада остриженых, яже взыдоша от купели, ecи близнята родящш, и безчадные несть в них, яко вервь червлена, устне твои, и беседа твоя красна, яко оброщение шипка ланиты твоя, кроме замолчания твоего». Поелику все сие достаточно исследовано в сказанном доселе, то излишним было бы делом речь делать скучною повторением тех же взглядов. Но если кто и теперь потребует слова о том же, то ради неслышавших прежних объяснений на речения сии, кратко перескажем значение загадок. Волосы на теле имеют свое особое от прочего тела естество. Когда всему телу служит сила чувствующая, без которой и естество жизни невозможно, потому что чувствование есть телесная жизнь; видим, что одни волосы, составляя часть тела, не имеют части в чувствительности. Особенность же сия в этой части тела доказывается тем, что волосы, ни при жжении, ни при резании, не чувствуют боли, подобно другим частям тела. Итак, поелику, по слову Павлову, слава жен – волосы (
1 Кор. 11:15), украшающие голову плетениями, то похвалою волос у невесты научаемся, что власам, усматриваемым на главе невесты, которыми славится Церковь, надлежит быть совершеннейшими чувств, мудростью прикрывать чувство, как и притча говорит: «
премудрии скрыют чувство» (
Притч. 10:14). У них не зрение служит в отличении хорошего, не вкусом изведывается доброе, не обоняние, не осязанию, не другому какому чувствилищу вверяется суд о прекрасном, напротив того, по умерщвлении всякого чувства, одною душею касаются и вожделевают они благ, представляющихся мысленно, и таким образом прославляют жену – Церковь, ни почестями не надмеваясь, ни от малодушия не теряя духа в обстоятельствах скорбных; но хотя бы стали резать за веру во Христа, хотя бы повергли зверям или в огонь, хотя бы заставили терпеть другое что скорбное, при испытании мучении показывают вид бесчувственности волос. Таков был Илия, пришедший из Галаада в поросшем волосами и иссохшем теле, покрытый козьею кожею, неустрашаемый никакими угрозами мучителя. Посему все те, которые, из подражания великодушию сего Пророка, стоят выше всего мира, «
лишены, скорбяще, озлоблены, в горах и в вертепах, и в пропастех земных, ихже не достоин мир» (
Евр. 11:37-38), – все они, как бы в виде стада, видимые окрест Главы всяческих, делаются славою Церкви, вместе с обитателем Галаада восходя к небесной благодати.
Животное же коза взято в похвалу волосам, может быть, или потому что по естественному свойству животное сие устроено способным к произращению волосов, так что, по природе обросши волосами, служит оно загадочным знаком красоты в волосах, или потому что коза не скользя ходит по скалам, носится по вершинам гор, смело совершает путь по непроходимым и обрывистым стезям, что весьма применимо к преуспевающим на негладком пути добродетели. А с большим правом, может быть, иной скажет: козы служат в похвалу глав, потому что животное сие законодателем взято во многих случаях на законное священнослужение. А я знаю, что в загадочных сказаниях притчи между четырьмя, «
яже благопоспешно ходят» считается одно животное, «
еже добре проходит», и это – «
козел, предводитель стаду» (
Притч. 30:29, 31). Гадательно же разумеем под сим следующее. Всякое промышленное занятое, начинаемое одним, передается от него многим. Так Писание, назвав Фовела изобретателем искусства ковать, к нему возводить знание всех, после него усвоивших себе обработку железа. Так в пастушестве первым был Авель, а в земледелии Каин; Неврода Писание называет начальником в охотничьем деле, а Ноя – в возделывании винограда, об Эносе говорит, что начал уповать на Бога (
Быт. 4:26). И много подобных сведений можно почерпнуть в Святом Писании о том, кто один полагал чему-либо начало, и дело по подражанию входило в жизнь. Так, поелику Илия по преимуществу был примером в самой высокой степени Божественной ревности, то и все, которые после него, подражая его ревности, шли по тем же следам дерзновения пророка, соделались стадом предводительствовавшего в такой жизни; и они то составляют славу и похвалу Церкви, заменив собою красоту волосов, которым несвойственна и чужда жизнь чувств.