Книга пророка Исаии, Глава 58, стих 10. Толкования стиха

Служители Бога

Действительно, как приставник чужого имущества, рассуждал мой отец о собственном, чем только мог, облегчая нищету и отдавая не одни избытки, но и самое необхо­димое, что, конечно, служит весьма ясным доказательством его нище- любия. Не только по закону Соло­монову давал часть семи (Еккл. 11:2), но не рассчитывал, если приходит и восьмой; охотнее расточал, чем иные приобретают; отъял от себе союз и рукоприкладство (что, как думаю, означает скупость и разве­дывания, достоин или нет прием­лющий милостыню) и глагол роп­тания при подаянии, чем страждут многие, подавая, но без усердия, которое важнее и совершеннее са­мого подаяния. Ибо гораздо лучше для достойных простирать руку и недостойным, нежели из опасе­ния встретиться с недостойными лишать благодеяния и достойных. Это, по моему мнению, и означа­ет то, что надобно посылать хлеб свой даже на воду (Еккл. 11:1); он не рассыплется и не пропадет перед праведным Судией, но достигнет туда, где положено будет все ваше и где найдем его во время свое, хотя о том и не думаем.

Тогда откроется, как утро, свет твой, и исцеление твое скоро явится и пойдет пред тобою правда твоя, и слава Господня будет окружат тебя. Тогда ты призовет, и Господь услышит, воззовет, и Он скажет: вот Я.

LXX: Тогда откроется утренний свет твой, и исцеления твои скоро явятся, и пойдет пред тобою правда твоя, и слава Божия окружит тебя. Тогда ты воззовешь, и Бог услышит тебя. Когда ты еще будешь говорить, Он скажет: вот Я.

Если ты не будешь делать того, о чем сказано в предшествующей речи, а будешь делать то, что мы теперь сказали, то будет угодным пост твой и откроется утренний свет твой, то есть Солнце правды, о котором пророк Малахия говорит от лица Бога Отца: возсияет вам, боящымся имене Моего, Солнце правды и исцеление в крилех Его (Мал. 4:2) Кто там называется Солнцем, тот здесь называется светом. Ибо как утренний свет разгоняет мрак, так свет знания и истины изгоняет всякие заблуждения. Исцеления твои, говорит, скоро явятся. Вместо этого Акила, переводя слово в слово, поставил: и рубец раны твоей скоро затянется, то есть в том смысле, что раны грехов наших при восхождении солнца правды, вскоре после того как затянется рубец, закроются. Вместо переведенного Семьюдесятью: τά Ιάματοί σου то есть исцеления твои, латинские переводчики, вследствие сходства слова, поставили ίμάτια, то есть одежды. Поэтому многие, введенные в заблуждение неправильным переводом, пользуются этим свидетельством для доказательства воскресения тела, утверждая именно, что под одеждою души разумеется тело, которое явится в день воскресения. И пойдет пред тобою, говорит, правда твоя, сообразно с тем, что говорит Иаков: послушает мене правда моя во утрешний день (Быт. 30:33), и исполнится написанное: „вот человек и дела его“. И слава Господа окружит тебя, как бы прекраснейшею одеждою, чтобы ты был прославляем пред Богом и пред людьми. Тогда ты призовешь, и Господь услышит, возопиешь, и Он скажет: вот Я, — не словом, а делом, не ответом, а благодеяниями. Это в буквальном смысле потдверждается и в Евангелии, когда на слова прокаженного к Господу: аще хощеши, можеши мя очистити, Господь ответил, сказав: хощу, очистися (Лк. 5:12—13).

Если ты удалишь из среды твоей цепь, и перестанешь простирать перст, и говорить бесполезное, когда отдашь (effuderis) голодному душу свою, и душу изнуренную напитаешь: тогда взойдет во тьме свет твой, и тьма твоя будет как полдень.

LXX: Если удалишь от себя узы (colligationem) и поставление (ordinationem) и слово ропота, и дашь голодному хлеб твой от души своей и душу смиренную насытишь: тогда взойдетъ во тьме свет твой и тьма твоя будет как полдень.

Еврейское слово mota, которое у Иеремии переведено: цепь железная (Иер. 28:10), в настоящем отделе дважды читается. Ибо нужно знать, что в том месте, где мы выше сообразно с Семьюдесятью сказали: разреши узы насильственных обменов (см. выше ст. 6), они вместо одного слова mota поставили насильственные поручительства (cautiones), вместо чего перевели: Акила заблуждение, Симмах уклонение, Феодотион χλοίόν то есть цепь. Затем в настоящем месте, где мы перевели: если ты удалишь из среды твоей цепь и где Семьдесят вместо цепь перевели βονϊεσμον, то есть связывание или узы, Акила, как выше, перевел заблуждение, Симмах, согласно с мнением Феодотиона, поставил цепь. Это сказано относительно разности перевода. Смысл же имеет такую связь с предшествующим: взойдет у тебя утренний свет и скоро явятся исцеления твои, и пойдет пред тобою правда твоя и слава Господня увенчает тебя. Он услышит тебя молящегося и явит свое присутствие. Но оно будет лишь в том случае, если ты к преждеупомянутым делам присовокупишь также то, что удалишь от себя узы и цепь, которою связана душа твоя. О них и Петр говорил к Симону: в желчи бо горести и союзе неправды зрю тя суща(Деян. 8:23). И Павел скорбел, видя город афинян в узах идолослужения. Ибо пленицами своих грехов кииждо затязается (Притч. 5:22). Относительно этих уз души и Давид молился в псалме: от тайных моих очисти мя, Господи, и от нуждах пощади раба Твоего (Пс. 18:13—14). Трудно найти такого, кто не был бы затянут этими цепями. Редко встречается душа, которая не имела бы на своей шее эту весьма тяжелую цепь, теснящую ее к земным делам, чтобы она смотрела не на небо, а на землю. Это сообщается и о евангельской женщине, которая была связана сатаною в течение осьмнадцати лет, чтобы, будучи скорченною, не могла видеть небесного (Лк. 13). Итак, если, говорит, ты удалишь из среды сердца твоего эту цепь и разрушишь подобнoго рода узы и χεφοτονίαν, вместо чего три другие переводчика одинаково перевели: простертый перст, в том смысле, что ты не только сам но должен замышлять и делать зло, но даже не поносить ближнего своего, и не указывать как бы пальцем на каждого и не говорить того, что бесполезно для души твоей, обращая внимание не на свое зло, а на заблуждения других: то получишь присовокупляемое следующими затем словами. Большинство наших разумеют χειροτονίαν, то есть поставление клириков, которое совершается не только чрез словесное призывание, но и чрез возложение руки (для того именно, чтобы, как мы указывали на некоторых, не поставлялись чрез тайное словесное призывание невежественные клирики), так, что применяют к этому свидетельство Павла, пишущего к Тимофею: руки скоро не возлагай и ни на когоже, ниже приобщайся чужим грехом (1 Тим. 5:22) Ибо немаловажный грех — бросать бисер пред свиньями и давать святыню псам (Мф. 7:6), и поставлять в члены клира не святых и не наиболее сведущих в законе Божием, а своих прислужников и исполняющих низшие обязанности, что еще бесчестнее, по просьбам женщин. При этом должно обратить внимание на мудрость говорящего здесь апостола Христова, который, для указания на опасность поставления, присоединил наказания погрешающим: ниже приобщайся чужим грехом. Следовательно, как при поставлении худых бывает участником во грехах поставивший таковых, так при поставлении святых бывает участником в правде их избравший благонадежных (bonos). Далее следует: и слово ропота, — άπό κοινού подразумевается: если удалишь от себя. Слово же ропота бывает тогда, когда Бог говорит против нас: «пусть прекратится предо Мною ропот людей этих, и они будут живы», и когда мы относим свои грехи к Богу, для оправдания в своих прегрешениях, и говорил: телесная страсть превозмогла меня, возбуждение, свойственное юности, покорило меня, Бог создал меня таким, бедность вынудила к воровству. Таким образом, если мы не будем делать того, что сказано, а будем делать то, о чем будет сказано, давая алчущему не хлеб наш, как выше, а душу нашу, и помогая ему всем, чем только можем, и уделяя не как бы с огорчением и принуждением, а от сердца, более получая, нежели оказывая благодеяние, доброхотна бо дателя любит Бог (2 Кор. 9:7), и не отчасти подкрепляя алчущую или изнуренную душу, а насыщая ее, скорбя с скорбящими и плача с плачущими: то взойдет во тьме свет наш, — Тот, который говорит: Аз свет в мир приидох, да всяк веруяй в Мя во тме не пребудет, но имать свет животный (Ин. 12:46; Ин. 8:12). Ибо светильник для нашего тела есть око: если оно будет чисто, то все тело наше будет светло. Если же долженствующее быть светом обратиться во тьму, то все тело будет темным и нам будет сказано: аще свет, иже в тебе, тма есть, то тма колми (Мф. 6:23)? Обратим же внимание на то, сколь многими добродетелями мы достигаем света Божия, чтобы тьма обратилась в полдень и чтобы мы могли сказать с невестою: где пасеши, где почиваеши в полудне (Песн. 1:6)?

Как видим, есть пост телесный, есть пост и душевный. Телесный пост – когда чрево постится от пищи и питья. Душевный пост – когда душа воздерживается от злых помыслов, дел и слов. Изрядный постник тот, кто удерживает себя от блуда, прелюбодеяния и всякой нечистоты. Изрядный постник тот, кто воздерживает себя от гнева, ярости, злобы и мщения. Изрядный постник тот, кто наложил на язык свой воздержание и удерживает его от празднословия, сквернословия, безумия, клеветы, осуждения, льсти, лжи и всякого злоречия. Изрядный постник тот, кто руки свои удерживает от воровства, хищения, грабежа, и сердце свое – от желания чужих вещей. Словом, добрый постник тот, кто от всякого удаляется зла. Видишь, христианин, пост душевный. Полезен нам пост телесный, так как служит к умерщвлению наших страстей. Но пост душевный нужен непременно, потому что и телесный пост без него ничто. Многие постятся телом, но не постятся душой. Многие постятся от пищи и питья, но не постятся от злых помыслов, дел и слов – и какая им от того польза? Многие постятся через день, два и более, но от гнева, злопамятства и мщения поститься не хотят. Многие воздерживаются от вина, мяса, рыбы, но языком своим людей, подобных себе, кусают – и какая им от того польза? Некоторые часто не касаются руками пищи, но простирают их на мздоимство, хищение и грабеж чужого добра – и какая им от того польза? Истинный и прямой пост – воздержание от всякого зла. Если хочешь, христианин, чтобы тебе пост полезен был, то, постясь телесно, постись и душевно, и постись всегда. Как налагаешь пост на чрево свое, так наложи на злые мысли свои и прихоти. Да постится ум твой от суетных помышлений. Да постится память от злопамятства. Да постится воля твоя от злого хотения. Да постятся очи твои от худого видения: «отврати очи твои, чтобы не видеть суеты»* (См. Пс. 118:37). Да постятся уши твои от скверных песен и шептаний клеветнических. Да постится язык твой от клеветы, осуждения, кощунства, лжи, лести, сквернословия, и всякого праздного и гнилого слова. Да постятся руки твои от биения и хищения чужого добра. Да постятся ноги твои от хождения на злое дело. «Уклонись от зла и сотвори добро" (Пс. 33:15; 1 Пет. 3:11). Вот христианский пост, которого Бог от нас требует. Покайся, и, воздерживаясь от всякого злого слова, дела и помышления, учись всякой добродетели, и будешь всегда перед Богом поститься. «Если вы поститесь в ссорах и распрях, и бьете рукою смиренного, зачем предо Мной поститесь, как ныне, чтобы голос ваш был услышан. Не такой пост Я избрал и день, в который смирит человек душу свою, когда согнет шею свою, как серп, и подстилает под себя рубище и пепел. Не такой пост назовете постом приятным, не такой Я избрал, – говорит Господь. – Но разреши всякий союз неправды, разрушь все долги, записанные насильно, отпусти сокрушенных на свободу, всякое писание неправедное раздери, раздробляй с алчущими хлеб твой, и нищих, не имеющих крова введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя. Тогда ты воззовешь, и Господь услышит; возопиешь, и Он скажет: «Вот Я!» Когда ты удалишь из среды твоей ярмо, перестанешь поднимать перст и говорить оскорбительное, и отдашь голодному душу твою и напитаешь душу страдальца: тогда свет твой взойдет во тьме, и мрак твой будет как полдень» (Ис. 58:4-10).
            

Тако глаголаше Господь чрез уста Исаии.
Кому глагол сей? Кому сии благословения? Друг Божий! не тебе ли сие прорицала вера, когда она сопутствовала тебе в дикие некогда и необитаемые места сии? Великое событие дает право отнести и к тебе предсказание великое. Ты сокрылся от света, оставил в нем порок, тобою ненавидимый, но свет добродетелей твоих проник в него из мрака твоего уединения; ты был светильник Церкви по святости, хотя с непреклонною решимостью отрекся быть таковым по состоянию. Твоя душа взыскала и возжадала к Богу крепкому и живому, и она вкушала присно сладость Его присутствия. Орошаемый струями благодати, ты был «яко вертоград напоеный, и яко источник, емуже не оскуде вода», кропил других росою духовною. Наконец, чтобы течение времени не могло удалить от нас примера твоего, ты, восходя горе, оставил здесь некоторую тень бессмертия, там тебе принадлежащую. «Прозябли кости твоя», и останки плоти, еще умерщвленной в животе твоем, кажутся нам живыми по смерти твоей; и созданные тобою пустынные хижины превратились в громаду зданий, постыждающих грады своим великолепием. Века прошли мимо сих памятников и не смели коснуться им, разве для умножения блеска их. Столь знамениты, столь обильны, столь непреложны, столь вечны в самом времени обетования, данные верою! Она едина обещает и не изменяет обещаниям. Она только прорицает истину, когда множество различных обещательных гласов потрясают сердце наше ложным обнадеживанием сделать нас довольными и счастливыми. «Насытишися, якоже желает душа твоя», – объясним сие.
«Насытишися»: говорит плотоугодие, только не простирай взоров твоих далее видимости; умственное блаженство есть блаженство вымышленное, существенное принадлежит чувствам. Если мы сотворены для счастия, то должны искать его близ себя. «Почивай, яждь, пий, веселися» (Лк. 12:19): в сем заключается наука быть довольным.
Как опасно слушать таковые уроки! Когда коварный змий, подавая нам плод запрещенных удовольствий, обещается нас сделать почти богами, тогда бедственное для нас определение уже подписано: терние, труды, болезни, смерть, помещены в нем. На поле сладострастия и роскоши растут только такие розы, которые по услаждении чувств оставляют в душе острые терны, рано или поздно ее уязвляющие; на нем надобно проливать пот долго для кратковременной жатвы. Посреди слез, больше изнуряющих, нежели удовлетворяющих забот или дряхлая застигает старость, или бедность и немощи, которые еще ближе оной ходят по следам невоздержания. И земля тем скорее требует всего своего долга, чем более у нея занимать старались. Ах! не сие ли наши легкие умы называют развязной, веселою жизнию! Боже мой! сии мнимые утехи суть не иное что, как семя горестей; оне суть не пища, но яд для слабого сердца. Если бы не было совсем другого средства к насыщению алчущих желаний, и тогда безрассудно было бы пользоваться сим; лучше томиться бесконечным гладом. «Насытишися»: обещает любостяжание. Умей только пожинать там, где не сеял, собирать там, где не расточал; а когда можешь считать тысящи в руках твоих, призови пышность, покажи другим твои блага, – и ублажай судьбу тебе благотворную. Горе тому, кто поверит сим прорицаниям златого кумира! Что есть блаженство человека пристрастного к богатству? В чем состоит бытие его? – Положить в груду металла сердце свое столь холодное, как сей металл; собирать вместе с драгоценными безделками проклятия убожества, слезы вдовиц и вздохи сирот; трепетать в ожидании роковой минуты, когда или татие из сокровищниц, или смерть из тела похитит душу его; быть произвольным страдальцем и в море изобилия, подобно одержимым огневицею, с каждым дыханием испускать стон или повторять во внутренности: жажду! «Насытишися»: твердит честолюбие. Когда возвысишься из круга народа, когда все будет к твоим услугам, когда почтение будет сопровождать тебя, – какой тогда можешь почувствовать недостаток. Может ли тот быть несчастливым, от кого многие ожидают счастия? Самая зависть, возбуждаемая знатными в низких, свидетельствует о преимуществе их состояния. О, когда бы сии размышления были столько же истинны, сколько привлекательны! К сожалению, оне только льстят надеждою не менее опасною, как лживою. Завидное счастие располагать жребием других – есть тяжкое бремя, и стремление к возвышению – неукротимая сила, которая, когда предаются ее влечению, столь мало знает пределы, что ей обладание вселенной представляется еще малым уделом. И должно ли сему дивиться? Если некогда сей адский глад на небесах не мог быть утолен, то найдется ли когда-нибудь довольно пищи на сей убогой земле? «Насытишися»: вопиет слава. Нет совершеннейшего благополучия, как всегда стремиться к великому, заслужить внимание современников и обессмертить имя свое в потомстве. Любовь к похвале есть побуждение божественное, ее удовольствие есть ангельское. Вот мысли, которые обыкновенно почитают благородными чувствиями! Что бы, впрочем, ни говорили в пользу сей благородной страсти, но хотя бы она и не была источником вражды и соперничеств, не повергала в опасности, не возмущала тишины общественной, не колебала тронов, – однако плод ее все еще был бы сомнителен, удовольствие мечтательно. Не безрассудность ли – полагать основания своего благополучия во мнении других, которые или по неведению, или по своим особенным видам часто нам не отдают справедливости? Не исступление ли – не иметь во всю жизнь покоя для того, чтобы нескольким праздным людям подать материю к разговорам? Утешаться смертному существу бессмертием имени – не значит ли сегодня лишить себя пищи в ожидании заутра? «Насытишися»: учит премудрость мира. Дерзай поднять завесу, скрывающую от взоров непросвещенных истину, возлюби красоту ее; тогда-то познаешь ты удовольствие разумного существа, почувствуешь гармонию природы, предпишешь звездам законы, будешь лобызать следы благости Творческой, поймешь свою цену, соделаешься гражданином всего мира. Какой прекрасный план! Какой пространный путь ко спасению! Так, мудрецы мира! ваши упражнения были бы самые приятные, ваша участь самая счастливая, если бы страсти никогда не закрывали единым облаком светлого лица истины, если бы никогда, вместо любви к ней, не управляло вами тщеславие, соревнование и ненависть; если бы перо никогда не могло действовать так же, как меч. Но когда большую часть вашего знания составляют бесполезные вопросы и неудовлетворительные ответы, сомнения и гибельное искусство обращать в словопрения священнейшие истины: то может ли ваше мнимое просвещение принести сердцу спокойствие? Доколе убо, сынове человечестии, доколе будете любить суету? Доколе будете внимать сим обманчивым предвозвестникам счастия, которых лукавый мир посылает к вам? – Доколе сих послушаете студных пророков. «Дух лжив во устех их» (3 Цар. 22:22), доколе ненасытные ваши желания будут скитаться без цели и вопрошать: «кто явит нам благая» (Пс. 4:7). Вера! Божественная вера! тебе предоставлено положить конец страданиям человека, ты едина даешь узреть «благая»; ты едина призываешь свыше благословения, – и оне нисходят на нас. «Будет Бог... с тобою присно, и насытишися, якоже желает душа твоя». Се сладчайшее обетование, центр всех желаний, верх блаженства, единственная пища духа! «Насыщуся», Господи! «внегда явитимися славе Твоей» (Пс. 16:15)! Насыщуся, когда Ты придешь в сердце смущенное, сотвориши в нем обитель Себе и явиши Себя токмо хотя в зерцале и гадании. Какого счастия мне требовать после сего блаженства? Какого благодеяния после сего бесценнаго дара? Просвещения ли? – «Ты еси свет, ...просвещаяй всякаго человека» (Ин. 1:9). Бессмертия ли? «У Тебе источник живота» (Пс. 35:10). Богатства ли? Но даровавший верной душе «возлюбленна Сына» (Мф. 3:17-17:5; Мк. 1:11-9:7; Лк. 3:22-9:35), в залог щедрот Своих: «како убо не и с ним вся дарствует» (Рим. 8:32)? Чести? величия? Но какие отличия, какия блистательные титла могут сравниться с сими высокими наименованиями: «род избран, царское священие, язык свят, люди обновления» (1 Пет. 2:9), «наследницы... Богу, снаследницы же Христу» (Рим. 8:17)?
Благословим, слушатели, милосердого Царя царей, благоволившего толико почтить непотребных рабов Своих; прославим Бога, ниспославшего нам веру восставить падшего, – исцелить страждущих, – напитать алчущих, – осчастливить несчастных, – оживить мертвых, – прославить не столько хвалением и песнию, не столько тимпаном и псалтирью, сколько духом и сердцем, ревностию к вере и добродетели, да не всуе благодать сию прияхом. Аминь.