Книга пророка Даниила, Глава 4, стих 29. Толкования стиха

Великий царь сорвал с себя одежды, убежал в лес, чтобы траву там есть и представлять себя волом. И действительно, мы даже из клинописных текстов знаем, что царь говорит: надо мной лились воды, а я не мог ничего делать. Семь времен длились три с половиной года, потому что в Вавилоне, считали не годами, а временами: время дождей и время лета. Три с половиной года были возмездием царю Навуходоносору. Они являются напоминанием о времени Антихриста, которое тоже будет три с половиной года, т.е. семь времен. При Антихристе будет время как бы коллективного безумия, но не одного человека, а всего человечества, которое хочет построить без Бога рай на Земле. Так что слово гордыни было тотчас же наказано, причем наказано очень жестко. Раз хотел быть как Бог, будешь зверем, как сказано в псалмах: «Человек, который в чести и неразумен, подобен животным, которые погибают» (Пс. 48:21). Человек, будучи в чести, не понял, не уразумел, кто источник этой чести, и за это уподобился скотам бессмысленным и стал подобным им. Навуходоносор стал в прямом смысле подобным зверям¹. Сколько людей было подобных Навуходоносору, которые гордились и сразу сходили с ума. Самый замечательный пример — Фридрих Ницше. Когда он написал свое произведение «Антихрист» и когда себя Антихристом убедил, то сразу же сошел с ума и пятнадцать лет спокойно прожил в дурдоме. Никого не узнавал, жутко боялся коров, говорил, что корова — это бес. Такие вещи малоизвестны, но на него нападали панические, жуткие страхи, когда он сошел с ума, — его мучил некто. Думаю, понятно кто? Но вина его была больше, чем вина Навуходоносора, и он не возвратился в состояние разума до самой смерти. Навуходоносор не знал о Христе, а Ницше лично пошел против Христа, поэтому Ницше и кончил таким страшным наказанием.

Доколе познаешь, что Всевышний владычествует над царством человеческим. Великое утешение для несчастного, когда он, находясь среди страданий, знает, что за ними последует благоденствие; но Навуходоносор находился в таком исступлении и был столь безумен, что во время зол не вспоминал о тех благах, которые Бог обещал ему.

Вот определение свыше постигшее самого Навухо­доносора. И все до конца исполнилось. Ты не ценил, говорит, человеческого благородства, поэтому пал до низости зверей. Ничто не могло быть постыднее этого, ни то, если бы Бог сде­лал его бедным, или узником, или кем-нибудь другим по­добным. Впрочем, Он не лишил его естественного благород­ства, не сделал тела его звериным, но то, чем отличается человек от бессловесных, Он довел до зверского состоя­ния. И сделал это так, что и другие могли узнать это по его пище, по виду. Чему же мы научаемся из этого? Тому, что, хотя бы с нами и не случилось ничего подобного, мы бываем нисколько не лучше бессловесных, если впадаем в гордость, или в другую зверскую страсть. Многие и ныне, подобно Наву­ходоносору, имеют душу зверя. Послушай Матфея, который говорит: «змии, порождения ехиднины» (Мф. 23:33); и про­рок говорит: «откормленные кони: каждый из них ржет на жену другого» (Иер. 5:8); другой говорит: «все они немые псы, не могущие лаять» (Ис. 56:10); иной называет лю­дей «лисицами» (Иез. 13:4), иной – «аспидами и василисками» (Пс. 90:13). Но гораздо хуже дойти до зверства в обычной жизни, нежели испытать случившееся с Навуходоносором. В нем душа нисколько не пострадала; а мы, накопляя так много грехов, сделались гораздо худшими, как уже сказано. Мудрецы языческие, говорят, превращали людей в зверей. Но то – басня, а это – истина. Для чего они превращали их? Без всякой цели; а Писание высказывает и причину: «дабы знали живущие, что Всевышний владычествует над царством человеческим». Видишь ли, как все возможно для Бога, – и из людей сделать зверей, и изме­нить разум? Представь же, как поразительно было видеть человека, жившего прежде в таком блеске, обитающим вместе с зверями, нагим. Он не переменил своего вида; иначе здесь не было бы ничего страшного. Получить «сердце зверя» не то значит, будто он лишился разума, но то, что, имея человеческую душу, он чувствовал свое положение. Если бы он превратился в зверя, то не сознавал бы случив­шегося. Что же значит: «дастся ему сердце звериное»? Т.е. он одичал и не хотел быть вместе с людьми, или боялся быть с людьми, или боялся людей, как зверей. Что было выше его, и что теперь ниже его? «И отлучен он был от людей». Могущество нисколько не защитило его. Он не сделался плотояд­ным зверем, но ел траву, и был подобен бессловесному животному. Ты будешь употреблять траву, как привычную пищу. Как звери не съели его? Как тело его могло переносить такую пищу? Как он не погиб? А времени прошло не мало. Он ходил, представляя всем образец унижения, нося на себе знаки наказания, как заклей­менный. Может быть скажут, что ему лучше было бы терпеть это, оставаясь с людьми; но это не было позволено для усиле­ния его наказания; а вразумление все-таки получалось, так как все рассказывали о случившемся с ним, и, может быть, сами видели его вне (города); видеть же это было гораздо ужаснее. Притом времени прошло не мало, но целая седьмица. «Доколе не пройдут, – говорит, – над ним семь времен», три года с половиною.

Отрицание божественной власти было умоисступлением, лишением человеческого смысла. По воле Божией это состояние превратилось из кратковременного в продолжительное на «семь времен». Навуходоносор подвергся одной из самых страшных форм душевной болезни, так называемой ликантропии. Он лишился разума (Дан. 4:31) и вообразил себя быком, в результате чего человеческие желания и потребности сменились животными. Покинув человеческое общество, царь стал питаться травою и, благодаря влиянию атмосферных перемен, приобрел наружность зверя; неостригаемые волосы отросли, подобно гриве льва (славян. чтение), а ногти стали, как когти хищных птиц. Постигшая Навуходоносора болезнь не представляет чего-либо небывалого и невероятного: аналогичные формы умопомешательства известны с самых древних времен. Так, Геродот рассказывает о неврах, превращавшихся по его словам, в волков; о существовании ликантропов сообщает также Орибазий, придворный врач императора Юлиана, а памятники 14—15 вв. говорят о появлении данной болезни и в Европе. На основании этих свидетельств, безумие Навуходоносора считается действительным фактом, а не выдумкою писателя кн. Даниила. Достоверность его повествования подтверждается еще, по мнению экзегетов, одною надписью самого Навуходоносора, в которой он говорит о четырехлетнем перерыве в своем царствовании. «В течение четырех лет, замечает он, мое сердце не радовалось трону моего царствования; я не предпринимал никаких построек, не пел хвалебных гимнов в честь Меродаха, не приносил ему жертв, не очищал каналов». Понимая этот перерыв в царствовании Навуходоносора в смысле устранения его от дел правления из-за болезни, экзегеты находят указание на него в той надписи второго преемника Навуходоносора Нериглиссора, в которой он называет себя «сыном Билусумискуна, царя Вавилонского». В вавилонских летописях нет имени последнего царя, на основании чего и делается предположение, что Билусумискун был не настоящим царем, а только регентом во время болезни Навуходоносора. Самолюбивый же сын (Нериглиссор) назвал своего отца «царем». Что касается продолжительности болезни, то библейское определение ее — «семь времен» — понимается различно. Одни (Генгстенберг, Геферник, Кейль), исходя из того соображения, что семь — число полноты, и еврейское выражение «iddan» употребляется в книге пророка Даниила для обозначения времени вообще, — в смысле неопределенном (Дан. 2:8-9; Дан. 3:5, 15), разумеют под «семью временами» период неопределенный, но вполне достаточный для вразумления и просвещения царя. Другие (Гитциг, Розенмюллер, Фюрст), ссылаясь на Дан. 7:25; Дан. 12:7, 11), где выражение «время, времена и полувремя» определяется 1 290 или 1 260 днями, понимают «семь времен» в смысле семи лет. И, наконец, третьи (из древних отцов церкви Иоанн Златоуст и Ефрем Сириянин) принимают «семь времен» за 3 12 года. Подтверждением такого взгляда является свидетельство самого Навуходоносора о четырехлетнем перерыве в его царствовании.

Царство твое прейде от тебе, (29) «И от человек отженут тя, и со зверми дивиими житие твое, и травою аки вола напитают тя, и седь времен изменятся на тебе, дондеже увеси, яко владеет Вышний царством человеческим, и емуже восхощет, даст е». Потом, показывая скорость постигшей казни, царь говорит, что за словом немедленно последовало и дело.