То есть твоя жизнь будет свет. О каком свете здесь говорит Софар? Есть несколько видов света. Есть свет видимый, свет Божественный, свет ангельский, свет падших ангелов, а есть свет ума человеческого. Если мы в состоянии спокойно обдумать, что с нами происходит, мы видим и то, что нам предстоит. В этом смысле разум освещает наши пути.

И есть свет в мистическом смысле (поэтому и говорится, что место Божие, в котором Бог является, подобно сапфиру, как само небо ясное). Некоторые исследования духовной природы человека свидетельствуют о некоем свечении, невидимом для простого глаза и очевидном для мистиков.

Есть такая точка зрения, что иные из языческих мистиков могут подняться до этого света. И не обязательно, что неоплатоники видят свет демонов. Это может быть свет ума. Именно поэтому, например, индуисты говорят: я — это Он; я — это Бог. Потому что они принимают свет своего ума за Бога, а это может быть чудовищным преступлением, подобным преступлению Люцифера.

Поэтому языческая мистика на самом деле очень далека от христианского учения. Больше того, мистика света (хочу видеть себя как свет и считаю этот свет Богом) дальше от христианства, чем прямая дьявольщина. Так как человек сотворен по подобию Бога, а Бог есть свет, то и человек есть некий свет. Григорий Богослов учит, что наш ум есть третий свет: первый — Бог, второй — ангел, третий — человек. Но человек внушает себе, что это реальный свет и это Бог. Внушает это в результате своей гордыни, потому что он говорит: я дошел до этого, я прорвался к этому, значит, я и есть Бог. И это самое страшное обольщение, которое есть во многих религиях.

Опыт христианских святых, которые видят Бога, проти-воположен опыту западных или восточных мистиков. Если восточные мистики говорят: «Я — Бог», то, когда христианин видит Бога, он возглашает: я вижу, что мы с Тобой едины, но я вижу и то, что Ты всегда Бог, а я всегда творение, Ты всегда господин, а я всегда — твой слуга. Об этом говорил Макарий Великий.

Язычникам видима только сотворенная реальность. Святой же видит иную реальность — несотворенную.

Представьте, что вам нужно подняться на Эверест, а вы случайно забрались на Монблан. Чем выше поднялись, тем труднее исправить ошибку. Поэтому мистики к Богу не при-ходят. А зачем? Им Бог не нужен. Это самая тяжелая болезнь, которая бывает у человека; именно ею заболел Люцифер, па-дение которого началось с того, что он засмотрелся на свою красоту и решил, что равен Богу. Хотя именно это больше всего удаляет человека от Господа.

С точки зрения христианства человек — это макрокосмос, вселенная — это микрокосмос. Большой космос в маленьком, то есть в нас, — больше, чем снаружи. Православные помнят, что Всемогущий Бог — Творец. Догмат творения — важнейший в вере христиан. Поэтому «Символ веры» и начинается с догмата, что Бог Вседержитель и Творец. Если на секундочку забыть об этом, то христианство сразу же превращается в сатанизм, а человек при этом становится подобен своему страшному врагу — дьяволу. Именно поэтому святые отцы говорят: добродетели, например, йогов, хуже, чем любые пороки христиан, потому что все эти добродетели становятся элементом поклонения сатанизму и даже, скажем так, осатанения человека.

Чем больше в мире мнимых добродетелей, внешних, и даже внутренних, тем больше человек обожествляет себя. Как говорил святой Иоанн Лествичник, представьте себе, что все страсти делятся на четырнадцать частей. Человек может отбросить тринадцать частей, оставить одну — и эта одна часть перевесит все тринадцать. Какая это часть? Гордыня. Ее суть проявляется тогда, когда человек говорит: «Я — Бог». Блудник, убийца, пьяница могут покаяться, они знают, что делают подлость, а «Бог» не знает. Перед кем каяться «Богу»?

Источник

Священник Даниил Сысоев. За что страдает праведник? Толкование Книги Иова. — М. : Благотворительный фонд «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева», 2014. — 384 с. -

Толкования. Иов, Глава 11, стих 17