Книга Екклеcиаста, Глава 3, стих 2. Толкования стиха

И это написано в Писании, и всем уже стало ясно. Если сокрыто и утаено от всех людей - почему и какая мера назначается каждому, - то всякий, однако же, знает, что как есть время весне, лету, осени и зиме, так, по написанному, время умирать и время жить.

Нынешнее же время полно всяких противоположностей – рождения, потом смерти, насаждения растений, потом исторгания, исцелений и убийств, созидания и разрушения, плача и смеха, рыдания и ликования. Ныне собираешь плоды с земли, ныне же и выбрасываешь; и то безумно стремишься к женщине, то чувствуешь отвращение к ней. Сейчас только нашел что-либо и ныне же потерял; только что хранил и тотчас же выбросил; то убивал, то сам убит; говорил, потом замолчал, любил, потом возненавидел. Ибо дела человеческие то борются между собою, то примиряются, и отличаются таким непостоянством, что то, что казалось добрым, в скором времени изменяется в признаваемое всеми дурным.

Время раждати, – говорит Екклезиаст, – и время умирати. Прекрасно в первом месте сопряг словом сию необходимую чету, с рождением сочетавая смерть (ибо за рождением необходимо следует смерть, и всякое рождение разрешается в тление), чтобы при совокупном указании на смерть и рождение, напоминанием о смерти, как бы жалом каким, пробудить погруженных в плотскую жизнь и поставить к заботливости о будущем. Тоже самое сокровенным образом в первых надписаниях книг любомудрствует друг Божий; Моисей, прямо после «Бытия» написавший и Исход, чтобы читающие написанное самым порядком книг научены были, что нужно им знать о себе самих. Ибо кто слышал о «Бытии», тому не возможно не подумать тотчас и об «Исходе». Ту же мысль имевшим оказывается здесь и великий Екклезиаст, когда восставляет смерть в такой близости с рождении. Ибо говорит: «время раждати, и время умирати» то есть, пришло время, и я родился; придет время, и я умру. Если все обратим на сие внимание, то не пойдем, оставив это сокращенное шествие, кружиться с нечестивыми, добровольно блуждая по круговратному пути жизни, увлекаясь властительством, знатностию и богатством, которыми будучи замедляемы на таком множестве путей этого мира, не находим исхода из лабиринта сей жизни, тем самым, что, по-видимому, употребляем усилие, смешивая для себя признаки непогрешительного пути. Сколько блаженны, говорит Екклезиаст, те из людей, которые, оставив коловратные обольщения жизни, приводят себя на сокровенный путь добродетели. А на этом пути тот, кто не обращает души ни к чему здешнему, но со тщанием устремляется к предложенному в уповании верою. Но исследуем сказанное снова. «Время, – говорит Екклезиаст, – раждати, и время умирати». О, если бы и для меня соделались и рождение последовавшим во время, и смерть благовременною! Ибо никто не скажет, будто бы невольное это рождение и произвольная смерть указываются теперь Екклезиастом, как средства к преспеянию в добродетели: потому что не по воле жены муки рождения, и не в произволении кончающихся смерть. А что не зависит от нас, того не назовет никто ни добродетелию, ни пороком. Посему надлежит уразуметь сие благовременное рождение, и сию смерть, бывающую во время. Мне кажется, что то рождение зрело и не преждевременно, когда кто, как говорит Исаия, зачав от страха Божия, с душевными муками рождения породит собственное свое спасение (Ис. 26:18). Ибо делаемся некоторым образом отцами себе самим, когда образуем, порождаем и производим себя на свет добрым произволением. Совершаем же это приятием в себя Бога, делаясь чадами Божиими, чадами силы, и сынами Вышняго. И опять рождаемся преждевременно, и делаемся недоносками и легковесными, когда не вообразился в нас, как говорит Апостол (Гал. 4:19), образ Христов. Ибо должно совершенным быть Божию человеку (2 Тим. 3:17). Совершен же конечно тот, в ком совершенно исполнился закон естества. Посему, если кто своею добродетелию соделал себя чадом Божиим, прияв право на сие благородство, то он познал время доброго рождения, и справедливо по Евангелию радуется, «яко родися человек в мир» (Ин. 16:21). Но соделавшийся «чадом гнева» (Еф. 2:3), «сыном погибели» (2 Фес. 2:3), исчадием тмы, рождением ехидным (Мф. 3:7), порождением злым, и всем другим, что только порицается, как рождение лукавое, не познал порождающего в жизнь времени. Ибо одно, а не много, времен рождающих в жизнь. Кто погрешил в оном неблаговременностию рождения, тот родил себя на погибель, и повил душу на смерть. Но если явно то, как можем родиться во время, то очевидно также всякому, как можно и умирать во время; например у святого Павла всякое время было благовременно для благой смерти. Ибо в собственных своих писаниях взывает о сем, подтверждая некоторого рода клятвою, когда говорит: «по вся дни умираю, тако ми ваша похвала» (1 Кор. 15:31)! и еще: «Тебе ради умерщвляеми есмы весь день» (Рим. 8:36); и: «сами в себе осуждение смерти имехом» (2 Кор. 1:9). Конечно же не неизвестно, как «по вся дни» умирает Павел, который никогда не живет греху, всегда умерщвляет плотские уды, и носит в себе мертвенность тела Христова, всегда сраспинается Христу, и никогда не живет себе самому, но имеет в себе живущего Христа. Та смерть, по нашему рассуждению, будет благовременна, которая делается виновницею истинной жизни. Ибо сказано: «аз убию, и жити сотворю» (Втор. 32:39), в удостоверение, что быть умерщвленным греху и оживотворенным Духу по истине есть Божий дар: потому что сим умерщвлением Божественное Слово обещается оживотворить. Но подобно сказанному и следующее за сим: Время, – говорит Екклезиаст, – садити, и время исторгати сажденое. Знаем, кто наш «делатель», и чье мы «тяжание». Ибо одно дознали мы от Христа, а другое от раба Христова Павла. Господь говорит: «Отец Мой делатель есть» (Ин. 15:1); Апостол же сказует нам: «Божие тяжание есте» (1 Кор. 3:9). Посему великий Делатель умеет насаждать только благое (ибо «насади Бог рай во Едеме на востоцех» (Быт. 2:8)); исторгает же все противное благому. Ибо «всяк сад, егоже не насади Отец Мой Небесный искоренится» (Мф. 15:13). Посему фарисейские злоба, неверие и неблагодарность за совершаемые Господом чудеса, – вот растения исторгаемые. Ибо надлежит одержать верх спасительной проповеди; надлежит проповедану быть Евангелию в целом мире; надлежит всякому языку исповедать, «яко Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» (Флп. 2:11). Итак, поелику сему надлежит совершиться непременно; то преобладающее ныне неверие некоторых есть насаждение не Отца, но всеявшего плевелы, или во Владычнем винограднике насадившего содомские розги. Так чему научены мы в Евангелии Владычним словом, то же самое узнали теперь в этой загадке Екклезиаста, а именно, что одно и тоже время – и принять в себя спасительное насаждение веры, и исторгнуть вместе плевелы неверия. Но что сказано частию о преспеянии в вере, то следует разуметь и о всякой добродетели. «Время садити» целомудрие «и исторгати» насаждение непотребства. Так, когда насаждена справедливость, искореняется прозябение неправды; насаждение смиренномудрия ниспровергает кичливость; прозябшая любовь иссушает лукавое древо ненависти, как и плодами противоположного древа, то есть, ненависти, приумноженная неправда охлаждает любовь. А таким образом (чтобы не промедлить слова, говоря о всем порознь) не погрешим, подобно сему представляя себе и все иное.

Время жить и время умирать. Узрите же, братия возлюбленные, что сим предречено о времени рождения и смерти Господа. Ведь тем самым вы должны принять Рожденного от Девы, дабы уверовали мы не только в то Слово, Которое было в начале и о Котором сказано, что Оно «есть», но, как я сказал, и в Человека, Который был воспринят и рожден. Уверовали же в то, что Он - Господь и рождённый человек, ибо сказано: Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух (Ин. 3:6). Уверовали и в то, что претерпел и смерть, и погребение, и воскрес не Бог, но человек, ибо не Бог в человеке, но человек в Боге воскресает.

Время рождаться, и время умирать, время насаждать, и время вырывать насажденное.    Нет сомнения, что и рождение и смерть людей известны и предопределены Богом, и что рождать есть тоже, что и насаждать, умирать тоже, что вырывать насажденное. Но, так как у Исаии мы читаем: «от страха Твоего, Господи, мы зачали и болели и родили», то нужно сказать что у мужа совершенного плод этот, который родился от страха, умирает, когда он начнёт любить Бога. «Ибо совершенна любы, вон изгоняет страх» (1 Ин. 4:18). Все, что здесь написано о различии времён до того места, где говорится: «время брани, и время мира», Евреи понимают в отношении к Израилю. Так как нет надобности представлять, как они толкуют и понимают каждый стих в частности, то я только кратко изложу их толкование, более пространное размышление об этом предоставляя самому читателю. Было время рождать и насаждать Израиля, и время смерти его и отведения в рабство; время умерщвления Евреев в Египте, и время освобождения из Египта; время разрушения храма при Навуходоносоре, и время построения при Дарии; время плача о разрушении города, и время радости и ликования при Зоровавеле, Ездре и Неемии; время рассеяния Израиля, и время собирания во едино, время как бы облечения Богом народа Иудейского препоясанием и перевязью (читай о препоясании у Иер. 13:1 и сл.), и время отведения его в плен Вавилонский и гниения его там за Евфратом. Время находить Евреев и сберегать, и время терять и бросать. Время раздирать Израиля, и время снова сшивать; время молчать пророкам — ныне под владычеством Римлян, — и время говорить им, — тогда, когда и в земле вражеской они не лишались утешения и глаголания Божия. Время любви, которою Бог прежде возлюбил их при отцах, и время ненависти, так как они подняли руку на Христа. Время брани, когда они не приносили покаяния, и время мира в будущем, когда по вступлении полноты язычников, весь Израиль спасется.

Даже то самое, что для многих представляется главою благ и верхом зол, именно, жизнь и смерть, и они не прямо таковы; но также принадлежат к предметам средним, которые могут быть и тем и другим по душевному настроению пользующихся ими. Например, жизнь – добро, когда пользующийся ею употребляет ее по надлежащему, а когда он употребляет ее на грехи и беззакония, то она уже не добро, но лучше такому умереть. И наоборот то, чего по мнению многих нужно избегать, может доставить бесчисленные блага, когда будет к тому надлежащая причина. Это доказывают мученики, которые за смерть сделались блаженнее всех. Потому и Павел желал не просто жить со Христом, но потому, что это было для него «плодом дела. Не знаю, что избрать. Влечет меня то и другое, – говорил он, – имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас» (Флп. 1:22-24). Потому и пророк говорит: «честна пред Господом смерть преподобных Его» (Пс. 115:6), не просто смерть, но такая именно смерть; и в другом месте: «смерть грешников люта» (Пс. 33:22). Видишь ли, что и это есть нечто среднее, не прямо добро и не прямо зло, а смотря по настроению испытывающих это. Потому и премудрый Соломон, считая полезным среднее между тем и другим, любомудрствуя об них и показывая, что не прямо первая есть добро, а последняя зло, но и она бывает добром в надлежащее время, хотя и кажется тяжкою, когда бывает не в надлежащее время, говорит: «время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное»

Как Спаситель три дня и три ночи пробыл в сердце земли (Мф. 12:40), так и вы первым появлением из воды изобразили первый день, а погружением - первую ночь пребывания Христа в земле. Ибо как человек ночью более не видит, а днем находится во свете - подобно и в погружении, как в ночи, вы ничего не видели, а в появлении из воды были как во время дня. И в то же время, вы умирали и рождались, и эта спасительная вода была вам и гробом, и матерью. И что Соломон о других вещах сказал, то и вам приличествует. Сказал: ...время рождаться, и время умирать; хотя к вам относится противоположное: время умирать и время рождаться. Но единое время совершило и то, и другое - и смерть, и рождение ваше вместе сошлись.

В конце второй главы Екклезиаст подошел к главной причине неосуществимости человеческого стремления к счастью. Между человеческим хотением и его выполнением стоит Некто, Кто может отнять хлеб у одного и дать другому. Теперь, в 3 главе, он углубляется в эту мысль и распространяет ее на всю сферу человеческой жизни. И здесь Екклезиаст находит то же беспрогрессивное круговращение, то же неустранимое влияние законов, и здесь все человеческие желания и предприятия стоят в постоянной зависимости от времени и обстоятельств и, подобно явлениям внешней природы, проходят в строгой последовательности. Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Hephez значит, собственно: склонность, намерение, предприятие. Екклезиаст говорит здесь не о предметах природы, а о деятельности человеческой, о явлениях человеческой жизни, как это видно и из дальнейшего развития мысли. Он хочет сказать, что факты человеческой жизни не суть продукты вполне свободной воли человека, лежат вне пределов его сознательных желаний.