Пилат не способен был понять слова Господа в нашем христианском смысле; но он был знаком с сочинениями своих языческих мудрецов, из которых один говорил: "ты царь, если живешь добродетельно"; в таком смысле и понял слова Господа Пилат. Как язычник, он не верил, чтобы люди могли познать истину, и потому, считая Господа простым мечтателем, сказал Ему: "но что такое истина?" Еще не один мудрец не решил этого вопроса: Тебе ли, простому Иудею, решать его?" и с этими словами тотчас вышел вон из претории и объявил иудеям, что он находит Иисуса Христа совершенно невинным. Так язычник защищает Мессию Иудейского перед Иудейскими же начальниками — поистине сей Мессия "пришел к своим, и свои Его не приняли" (Ин. 1:11). Слова Пилата жестоко оскорбили членов Синедриона. Значит: весь Синедрион слеп, не стоит доверия, клевещет на Человека невинного?... Возможно ли это? Но лукавым обвинителям пришлось скрыть свое озлобление. Тем с большим ожесточением они стали клеветать на Иисуса Христа, обвиняя Его во многом, как говорит святой Марк. В чем же именно? Представляли, вероятно, какие беспокойства могут происходить в народе, если предприимчивые люди будут так безнаказанно присваивать себе титул царей, причем, могли указать, как на пример Иуды Галилеянина, недавно бывшего перед тем. Могли указать на чрезвычайную приверженность к Нему народа, на множество Его последователей, которые выжидают только благоприятного случая, чтобы соединиться и действовать открытой силой; могли выставлять в виде возмущения общественного порядка даже некоторые дела Господа, например, очищение храма от торговцев. Только о чудесах старательно молчали. Между прочим упомянули, что у Него много последователей в Галилее. Господь не отвечал на обвинения ни единого слова. Он видел, что всякий ответ был бесполезен: они сами хорошо знали, что говорят ложь на Неповинного, Который стоял теперь, как Агнец непорочный пред стригущим Его, безгласный. Это противоположность между обвинителями и Обвиняемым была поразительна для Пилата. Тогда, говорит Ему Пилат: что же Ты не отвечаешь? Не слышишь сколько свидетельствуют против Тебя? Но Господь продолжал безмолвствовать: И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился… Римлянин, конечно, еще не видывал подобного поведения подсудимого на суде, "Он знал невиновность Иисуса Христа, знал, как Он, силой Своего слова увлекал народ и заставлял молчать Своих врагов, а потому и теперь мог вполне защитить Себя от клеветы и обличить клеветников, оттого и дивился, видя, что Обвиняемый не хочет говорить против обвинителей в защиту Себя" (епископ Михаил).
Сами враги должны были невольно удивляться этому спокойному безмолвию Обвиняемого. Что они думали при этом? Им казалось, может быть, что Галилейский Учитель потерял присутствие духа, или полагается слишком много на снисхождение к Себе прокуратора, или ожидает, чтобы кто-либо из народа вступился за Него… Впрочем, молчание Господа было приятно для Его врагов. Если бы Он заговорил, то могли опасаться, что Он обнаружит не только невинность Своих поступков, но и личную ненависть врагов против Него, что Он может обратить внимание Пилата на Свои чудеса, которые заставят войти в подробнейшее рассмотрение дела, а это потребует справок и времени, чего именно так сильно хотелось избежать врагам Иисусовым." Они хорошо понимали, что Пилат вовсе не верит их преданности кесарю, что он в душе смеется над их лукавым притворством; они видели, что это кроткое спокойствие Иисуса, это неизъяснимое величие в Его лице и взорах — все располагало в пользу Подсудимого. А это еще больше возбуждало их упорство, их настойчивость в клеветах и обвинениях; они с наглостью приступили к Пилату с требованием скорее покончить дело — осуждением Иисуса. Пилат стал искать средства, если не спасти Узника от смерти, то по крайней мере отклонить от себя Его осуждение. И хитрый римлянин нашел это средство. По сказанию святого Евангелиста Луки, он обратился к обвинителям с таким вопросом: "вы говорите, что Он начал возмущать народ в Галилеи: разве Он Галилеянин?"
"Галилеянин," вскричали обвинители в несколько голосов, полагая, что это обстоятельство особенно подействовало на Пилата, который был особенно не расположен к Галилеянам и находился во вражде с их правителем Иродом Антипой. Но в уме прокуратора было совсем другое. Под предлогом нежелания вмешиваться в дела, принадлежащие чужому правлению, Пилат решился отослать Иисуса Христа к Ироду, который находился теперь тоже в Иерусалиме по случаю Пасхи. При этом Пилат надеялся, что такая неожиданная учтивость послужит к примирению с ним потомка Ирода Великого! Вот почему Божественный Узник немедленно отсылается к Ироду, в том же самом виде, в каком приведен из Синедриона, не имея ни малейшего права протестовать против такого перенесения дела из одного суда в другой" (архиепископ Иннокентий).
Для Ирода Антипы, который отдал в награду бесстыдной красавице голову Предтечи Господня, появление теперь в его дворце Иисуса Христа, было столь же приятно, как неожиданно, "Ирод, говорит святой Евангелист Лука, — увидев Иисуса, очень обрадовался, ибо давно желал видеть Его, потому что много слышал о Нем" (Лк. 238). "Но если желал, то что мешало ему давно видеть Его? Не путешествовал ли Спаситель по Галилее? — вопрошает Филарет, архиепископ Черниговский. Он бывал там и в городах, и в деревнях, и на водах, и в пустыне. Кто не знал там Иисуса? К кому из желавших не приближался Он Сам? И Ирод в три года не сделал ни одного шага, чтобы сблизиться с великим Чудотворцем. Можно по этому судить, что это было у него за желание, что за радость, когда увидел Иисуса. Великий Чудотворец во дворце Ирода — утеха тщеславию Ирода. Притом — сам Пилат прислал к нему на суд этого Чудотворца, о Котором так много говорили везде, Который теперь в его власти"…
"Посланные от Пилата, конечно, объявили Ироду в чем дело — (архиепископ Иннокентий) — но Ирод не думал об исследовании дела, незначительность которого была для него столько же очевидна, как и для Пилата. Он думал теперь о том, что обрекаемый на муки и смерть Чудотворец, чтобы склонить его на милость, покажет ему дела Своего всемогущества или искусства: "надеялся увидеть от Него какое-нибудь чудо" (Лк. 23:8). И вот из уст любопытного деспота полилось множество вопросов. Евангелист не говорит, о чем он спрашивал; но что его многочисленные вопросы не касались самого дела, это показывает уже молчание Господа. Всего вероятнее Ирод расспрашивал о прошедших чудесах Господа. Но Господь и здесь является в том же величии, в каком мы видели Его в начале служения, когда искушаемый в пустыне, Он с презрением отверг предложение сатаны — употребить в Свою личную пользу дар чудес. Нет сомнения, что Ирод, увидев какое-либо чудо, освободил бы Чудотворца от опасности Ему угрожавшей; но творить в угождение Ироду и его царедворцев чудеса значило бы оскорблять Духа Святого, силой Коего они совершались, и повергать святыню псам… Не получая удовлетворения своему любопытству, Ирод вознегодовал. Первосвященники тотчас заметили это и, пользуясь его раздражением, начали клеветать на Иисуса Христа, доказывая, что Он как непокорный властям, враг народного спокойствия, давно достоин смерти. Но Ирод не хуже Пилата знал, что за люди члены Синедриона, и можно ли полагаться на их отзывы об Иисусе. А молчание Господа на его вопросы, вероятно, объяснял себе тем, что Иисус не может совершить перед ним чуда, достойного его царского внимания.
"И прежде он едва ли верил слухам о чудесах Иисуса Христа, приписывая их, может быть, какому-либо искусству; а теперь в полной уверенности, что Узник сделал бы для него чудо, если бы мог, (архиепископ Иннокентий) — Ирод принял его за посредственного искусника, который между простым народом прослыл Чудотворцем, а в присутствии просвещенных людей вынужден прибегать к молчанию, но Который нимало не опасен для правительства. Такие люди, думал Ирод, заслуживают не смерти, а осмеяния, и сам первый начал издеваться над Господом. Толпа царедворцев немедленно присоединилась к своему повелителю. Со всех сторон полетели острые насмешки, язвительные укоризны и грубые шутки. Сын Человеческий был осмеян при дворе, подобному двору Антипы. В довершение всех насмешек, Ирод велел надеть на Иисуса Христа длинную, лоснящуюся одежду, в какую одевались в Риме полководцы и все те, которые приготовились искать у народа какой-либо должности. Так, думал насмешливый деспот, должен быть одет и Тот, Кто имел безрассудство представлять из Себя Царя Иудейского. И в этой одежде Иисус Христос отослан обратно на суд к Пилату. Освободить Его Ирод не хотел, вероятно, чтобы не раздражать первосвященников; между тем взаимной учтивостью думал отплатить за учтивость Пилата, и показать, что он перестает быть его недругом. Ибо с этого времени, по замечанию Луки, Ирод и Пилат остались по прежнему друзьями" (архиепископ Иннокентий).
