Евангелие от Матфея, Глава 26, стих 16. Толкования стиха

Теперь мы должны обратиться к темным делам тьмы, от коих предостерегал Спаситель Иудеев, – к злым совещаниям Иудеев против Иисуса. Здесь первое внимание надобно обратить на того ученика, который послужил орудием к исполнению злых намерений Иудеев. Какое побуждение имел этот несчастный ученик, когда предавал своего Наставника на жертву Иудеям? Вопрос этот не легко разрешить. Как, в самом деле, ученик, причисленный к лику апостольскому, который мог ежедневно испытать на себе впечатления Божественной силы, действовавшей в Иисусе Христе, был свидетелем дел Его могущества, столько имевший опытов Его любви, мог решиться на такой ужасный шаг, на такое нечестие? Без сомнения, он пристал к обществу учеников, не имея в начале намерения предать Иисуса, но так же с искренним расположением, как и прочие апостолы. Конечно и Господь в нем видел способного быть достойным апостола: иначе Он не допустил бы его в близкое общение с Собой, не обращался бы с ним, как и с прочими апостолами. Этим еще не исключается возможность и того предположения, что были однако же в характере Иуды и дурные черты так же, как и добрые и, без сомнения, Господь столько же видел и эти семена зла, сколько начатки добра: только борьба зла с добром еще не была решена и можно было надеяться, что доброе возьмет верх над злым. Спрашивается: какое же было господствующее в Иуде злое расположение, из которого проистекло предательство? Отыскивая исторические указания для разрешения этого вопроса, естественно прежде всего обратить внимание на сребролюбие; Евангелист Иоанн замечает, что Иуда имел при себе денежный ящик, в котором хранилась небольшая касса учеников Господних и что он не был верен в исполнении своей обязанности, но пользовался суммой тайно к своему обогащению. С этим замечанием хорошо соглашается и то обстоятельство, что, по единогласному свидетельству трех первых Евангелистов, Иуда условился за известную сумму предать своего Учителя Синедриону. На основании такого соображения мы могли бы заключить, что эта алчность корысти возросла в нем до такой степени, что для удовлетворения ее он не устрашился такого злодеяния.

Но с этим предположением трудно согласиться. Если бы в Иуде до такой степени преобладало над всем корыстолюбие, то невероятным представляется, чтобы Господь принял такого в число Своих учеников. Так глубоко проникая в сокровенные чувства каждого и умея употреблять каждого на то, в чем кто более может оказать пользы: как Он допустил такого человека до заведывания кассой? И если Иуда единственно по сребролюбию предал своего Учителя Иудеям, то трудно объяснить, почему он удовлетворился такой малой суммой, как тридцать саклей, или сребренников. Можно думать, что Синедрион, имея в виду захватить, кого желалось, до начала пасхи, не поскупился бы дать и более, если бы Иуда потребовал. Разве допустить предположение, что Синедрион поскупился или потому, что имел в виду другие способы захватить Господа, не соглашаясь дать Иуде более, или рассчитывал на характер действий Самого Господа, что Он не воспользуется для Своего защищения никаким стечением народа. Как бы то ни было, столь малозначительная сумма не могла быть единственным побуждением такого действия Иуды. Да и мала ли, велика ли была сумма, во всяком случае надобно допустить, что человек, который пользовался близостью к своему учителю и по крайней мере считал Его Мессией некоторое время, уже довольно времени должен был находиться в других к Нему внутренних отношениях, чем прежде, или чем прочие ученики. Таким образом может статься, что и не сребролюбие было главным побуждением предательства.

Да и точно ли Иуда предвидел исход дела? Его неестественная смерть, это наложение рук на себя, когда увидел он, что Иисус осужден на смерть, по-видимому, дают право заключать, что Иуда на это не рассчитывал.

Есть предположение, что Иуда предполагал ускорить течение дела: поставив Иисуса в опасное положение, он думал Его вынудить к немедленному объявлению Себя Царем-Мессией или к употреблению Божественной силы для торжества над всеми препятствиями. И от того, когда дело получило совсем иной оборот, Иуда, видя, что Тот, Которому сердце его некогда было предано, осужден, пришел в такое отчаяние. Такой образ действования нельзя не назвать преступным. Цель не освящает противонравственных средств. И можно ли так обращаться с делами Божиими!

Что думать об этом предположении? Если бы Иуда следовал таким воззрениям, хотя и незаконным, то конечно Сам Господь не допустил бы его увлечься такой мечтой до ослепления. Еще: допустив такое предположение, никак нельзя согласиться, чтобы Господь, заметив намерение Иуды удалиться с вечери, сказал ему такие слова, какие приводятся у Евангелиста. Они прямо приняты были бы за одобрения: еже твориши, сотвори скоро.

Кажется надобно допустить, что Иуда, как и другие апостолы, пришел к Господу с земными видами, с чувственными надеждами. Но потом скоро в них разочаровавшись, вообще охладел к делу, которым увлекся в начале. Еще за год до Своей кончины, Господь после известной беседы в синагоге Капернаумской, когда многие оставили Его, заметил ученикам, что и между ними есть диавол, разумея Иуду. Конечно и Петру было сказано: иди за Мною, сатана; ты не мыслишь, яже суть Божия, но человеческая (Мф. 16:2–3). Но сердце Петра легко склонилось к раскаянию. Сердце же Иуды было черство. Отделившись от общества Иисусова, связанный с ним только земными интересами, Иуда давно уже перестал быть учеником Его и только выжидал случая благовидно отстать от Него. Господь терпел его при Себе частью в намерении подействовать на его душу, частью потому, что предвидел Свою судьбу, связанную с его личностью ( ведяше бо искони Иисус, кто есть предаяй его. Ин. 6:64).

Остается рассмотреть события последнего времени служения Господа. С того времени, как воскрешение Лазаря стало обращать на себя внимание народа, намерение Синедриона – погубить Иисуса – утвердилось. Не соглашались только еще в том, как это исполнить: хотели определить это, смотря по обстоятельствам. Еще неизвестно было тогда, придет ли Он в Иерусалим. Между тем, против ожидания Синедриона, Иисус не только явился в Иерусалим публично, в виду врагов, грозящих Ему смертью, но и вошел в него с такой торжественностью, как никогда. Господствующая партия фарисеев уже раскаивалась, что допустила зайти делу так далеко: «смотрите, говорили фарисеи между собой, все ваши совещания не ведут ни к чему, весь народ привязался к Нему, что теперь остается делать (Ин. 12:19)»? И стали думать, как бы взять Иисуса хитростью и умертвить (Мф. 26:4): неизвестно, рукой ли тайного предателя, каких тогда было много: или тогда уже составился план – хитростью захватить Его в свои руки и предать Его позорной смерти под законным предлогом. Но то было уже решено, чтобы исполнить это не в самый праздник, но или после праздника, или до него. Последнее более нравилось и было избрано всеми, когда один из самих учеников Господа Иуда Искариотский предложил им свои услуги (Мф. 26:14–16; Лк. 22:3–6). Условились с ним в цене и он обещался им предать своего Наставника и Господа.

+++Горский А. В. прот. История Евангельская и Церкви Апостольской. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 204-207++

Тогда, — говорит опять ев. Матфей (14), разсказавши о вечери в доме Симона прокаженнаго (см. § 97), — один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и предложил им свои услуги предать Иисуса. Очень вероятно, что это собрание Синедриона, желавшаго взять Иисуса хитростию (Мф. 4, Марк. 1), совершилось по поводу прихода к первосвященникам Иуды. Могло быть и так, что Иуда, который, очевидно, еще прежде был в частных сношениях по вопросу о предании Иисуса с отдельными членами Синедриона, знал о времени собрания последняго и, когда состоялось это собрание, явился с предложением своих услуг. Члены Синедриона, конечно, очень рады были его услугам (Мк. Лк.). Однакоже они предлагают ему за труд лишь цену раба (Исх. 21:32), тридцать сребренников, выражая этим свое полное презрение к Иисусу.

Евангелист Матфей, следуя Марку, подчеркнуто ставит рядом два эпизода – помазание в Вифании и предательство Иуды: акт безрассудной любви и отвратительную измену. – Первосвященники и книжники, размышляя, как бы им хитростью схватить и убить Иисуса, внезапно получили помощь с неожиданной для них стороны. Им помог Иуда Искариот Напомню смысл прозвания Искариот (евр. иш-кериййот, «человек города, слободы, из кериофа). Наиболее часто встречается объяснение этого прозвища тем, что Иуда родился в г. Кариоте. Есть и такое предположение: Искариот – это искаженное греч. sika,rioj («сикарий»; «вооруженный кинжалом», «убийца»), как иногда называли зилотов – участников освободительной борьбы против римского владычества в Иудее. , один из двенадцати апостолов. Все Евангелисты подчеркивают, что этот Иуда был Искариотом, чтобы не спутать его с другим апостолом Христа, тоже Иудой, сыном Иаковлевым. Итак, Иуда Искариот «пошел к первосвященникам и сказал: «Что вы дадите мне, и я вам предам Его?» – Если быть точным, то Иуда в Евангелии не говорит о том, что он хочет «предать» Иисуса, то есть совершить предательство. По сути, конечно, он и был предателем. Но сказал он несколько иначе: «Что вы дадите мне, если я вам выдам Его?» – И впоследствии «он искал удобного случая выдать» Иисуса. Не «предать», а именно «выдать». Предателем он и без того уже был: ему не надо были искать «удобного случая» стать таковым. Он искал удобного случая для ареста Иисуса не на глазах толпы, без излишнего шума, которого так опасались первосвященники.

Что же подвигло Иуду Искариота к совершению предательства его Учителя? В Евангелии от Матфея прямо говорится, что им двигало низкое сребролюбие, элементарная жадность: «Что вы дадите мне?» Та же причина предательства – алчность – указана и в Евангелии от Иоанна, где сказано, что Иуда, будучи казначеем общества. 12-ти учеников, использовал свое положение для личного обогащения, то есть крал из общей казны. Иуда, – написано там, – «был вор и, имея денежный ящик, брал то, что туда опускали» Перевод епископа Кассиана (Безобразова). (Ин. 12, 6). «Корень всех зол есть сребролюбие» (1 Тим. 6:10). Оно и сделало сердце Иуды открытым для вхождения в него сатаны. Так пишет евангелист Лука: «Вошел же сатана в Иуду» (Лк. 22:3, ср. Ин. 13:27). Велика ли была сумма, предложенная Иуде? – Тридцать сребреников. Если под «сребрениками» понимать динарии, то, в общем-то, это маловато. Некоторые древние рукописи, а также Ориген и Евсевий Кесарийский сообщают о том, что это были статиры, или серебряные шекели, или тетрадрахмы. Иначе говоря, 30 сребренников могли быть равны. 120 динариям. Это уже сумма покрупнее. Но… вспомним о женщине, которая излила на голову Иисуса миро стоимостью в. 300 динариев, и мы уже в этом почувствуем разницу между щедростью любви и ценой гнусного предательства.

Что касается конкретной суммы в. 30 серебряных монет, то в Библии Ветхого Завета есть одно место, где говорится о том, что именно такая сумма должна быть выплачена за раба, которого забодает бык (Исх. 21:32). Но в Евангелии намек не просто на это место из Закона Моисея. Речь идет о пророчестве Захарии, где говорится о ничтожной цене, в которую оценили неблагодарные люди своего Пастыря, данного им Господом Богом. Его оценили в стоимость простого раба, которого забодал бык: «И скажу им: “Если угодно вам, то дайте Мне плату Мою; если же нет, – не давайте”; и они отвесят в уплату Мне тридцать сребренников. И сказал мне Господь: “Брось их в церковное хранилище, – высокая цена, в какую они оценили Меня!”» (Зах. 11:12-13). С этим пророчеством Захарии мы еще встретимся позже. Но уже сейчас виден весь сарказм происшедшего: стоимость раба, которого забодал бык, – да, это действительно «высокая цена», в какую оценили своего Спасителя неблагодарные люди.

Итак, простая алчность побудила Иуду к предательству? Наверное, евангелисты Матфей и Иоанн, имели основания так считать. Но… не продешевил ли Иуда? Поэтому евангелист Лука и ищет более основательное объяснение его поступку. Одержимость злом – вот движущая сила его зловещего плана: «Вошел же сатана в Иуду» (Лк. 22:3). То же в Евангелии от Иоанна (Ин. 13:27).

Не удовлетворяясь этим слишком общим объяснением, толкователи пытались найти более конкретные мотивы поведения Иуды. Например, назывались зависть и ревность. Даже в Евангелиях легко увидеть, что среди апостолов, существовали разногласия и соперничество. Другие ученики, по-видимому, смогли совладать с собой и преодолеть это, а в сердце Иуды мог укорениться неподдающийся контролю дух ревности и зависти к Учителю.

Часто предполагалось также, что Иуда был фанатичным националистом. Этих националистов называли «кинжальщиками» по-гречески «сикариями» (некоторые именно отсюда производят имя Искариот). Может быть, Иуда был одним из таких сторонников террора и, возможно, смотрел на Иисуса как на ниспосланного небесами вождя, который может осуществить народные мечты о национальной независимости и величии Израиля. Теперь же, когда Иуда увидел, что Иисус не отвечает этим примитивным чаяниям, но вполне сознательно идет навстречу Своей смерти на Кресте, его охватило разочарование и ненависть к Иисусу, Который оказался не тем Христом, каким он хотел Его видеть. –  Было и такое предположение: будучи зилотом-экстремистом, Иуда «хотел спровоцировать Иисуса на открытое выступление против Рима» В. Н. Кузнецова. Евангелие от Матфея. Комментарий. – М. 2003, с. 497-8..

Но, пожалуй, самое необычное объяснение поступку Иуды дал русский писатель Серебряного века Леонид Андреев (1871 – 1919) в своей повести «Иуда Искариот» (недавно была российская экранизация этой повести). Суть этой нашумевшей в свое время повести в том, что Иуда, будучи злым и уродливым человеком, которого все вокруг презирают, только в Иисусе нашел любовь к себе и сам так полюбил Иисуса, что решил взять на себя функцию инструмента, через которого свершится воля Божия – искупительная Смерть и последующая Слава Иисуса. Он, Иуда, взял на себя роль предателя, и тем самым проклятие всего человечества до скончания века. Но сделал он это, мол, в исполнение воли Божией. – Такая вот психологическая фантазия, характерная, впрочем, для религиозных метаний начала XX века.

Иерусалим,, в который пришел на праздник Пасхи Иисус вместе с большими толпами паломников, был переполнен прибывшим народом. Поэтому Он нашел для Себя удобным ночи проводить не в Иерусалиме, а в его пригороде – Вифании. Однако Пасху нужно было праздновать в самом Иерусалиме. В последующем евангельском отрывке речь идет о поиске места в Иерусалиме для приготовления и празднования Пасхи.

Так как члены Синедриона боялись народнаго возмущения (см. 5 ст.), если взять Господа Иисуса открыто, в виду народа.

Мы не знаем, что именно сообщил им Иуда, вероятно, место, где можно было арестовать Его ночью, не на глазах у толпы. Вряд ли он сообщил им что‑то касающееся учения Иисуса, потому что он не предстал в качестве свидетеля на суде. Итак, ему оставалось дождаться удобного случая.

В палату злого совета введен был рыжий, по преданию, иудей, который в своих лукаво сверкающих глазах обнаруживал преступное беспокойство и алчность. Это был Иуда Искариот, единственный в апостольском лике иудей в собственном смысле этого слова, человек из Кариота, городка в области Иудее. Он представляет собою единственную в св. Писании лич­ность, обреченную Самим Господом на погибель. И к этому он пришел по своей преступной любви к миру. Он был самый яркий представитель тех ложных учеников, которые присоединялись к Христу в ожидании земного царства. Но когда Спаситель неоднократно объявлял о предстоящих Ему страданиях и смерти, то он увидел, что ожидания его не оправда­лись; вместо царского престола ему предстояли всевозможные лишения и гонения. Тогда он решился просто предать своего Учителя Его врагам, надеясь, что хоть этим он заработает насколько и вознаградит себя за обманутое ожидание. Алчность была его второю природой. Он уже давно стал удовлетворять ее из общинной кассы апостолов, вверенной ими его попечению, и страсть эта овладела им теперь уже настолько, что он в выражении ее не сдерживался пред учениками, которые явно видели, что он «вор». Когда он на вечери в доме Симона (Лазаря) получил за свое лукавое замечание о благородном подвиге Марии укор от Спасителя, то это окончательно озлобило его, са­тана вошел в него, и он решился сделаться предателем. И вот теперь в глухую ночь он прокрался в Иерусалим и предстал пред синедрионом. Высоким злоумышленникам только того и надо было, и когда Иуда спросил с них за услугу большую для себя, но ничтожную для них сумму в тридцать сребреников, то сделка была готова, условие заключено, и синедрион разошелся с сознанием успеха в задуманном деле, а Иуда, призывая на помощь все силы ада, стал обдумы­вать, как ему достигнуть своей цели.