Евангелие от Матфея, Глава 13, стих 34. Толкования стиха

Не потому, что не сказал ничего в прямом смысле, а потому, что почти всё обозначил через притчу, сколько бы в этой речи ни говорил каким-либо другим образом и прямо. Так, хотя часто можно обнаружить Его речь, всю изложенную притчами, нельзя найти ни одной (речи), полностью изложенной прямо. Истолкованными же речами я называю те, когда по какой-то случайности Он начинает говорить до тех пор, пока не определит всё, что относится к самой вещи, и не перейдёт к другому.

На самом деле иногда один Евангелист ставит рядом то, что другой обозначает как сказанное в другое время. Ведь каждый построил повествование, которое начал, вовсе не в соответствии с порядком деяний, а согласно своим воспоминаниям.

Заключив это воззванием: имеяй уши слышати, да слышит, Господь продолжал свои наставления также в притчах (в таком виде они даны Апостолам, конечно для того, чтобы глубже могли укорениться и занять их внимание).

+++Горский А. В. прот. История Евангельская и Церкви Апостольской. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 125++

Эта маленькая притча тоже говорит о возрастании Царствия Божия. Некая женщина «спрятала» (так буквально: не «положила», как в нашем переводе, а именно «спрятала») закваску в три «меры», то есть примерно в. 48 литров муки. Конечно, такое количество муки для приготовления теста в обычной жизни не употреблялось. Но мы ведь имеем дело с символикой контраста: малая закваска сквашивает такое огромное количество теста, из которого можно испечь хлебов чуть не на целый палестинский город. Тесто поднялось, и его рост символизирует творческую силу Божию, которая из маленькой, «спрятанной», почти незаметной закваски начáла христианского движения производит великое движение вселенского христианства. Силой Божией «всё вскисает». Проповедь Царствия, началась с выступления Самого Иисуса Христа. Затем Он посылает на проповедь Царства Своих апостолов: «И послал их проповедывать Царствие Божие» (Лк. 9,2). После Своего Воскресения Господь поручает апостолам всемирную миссию: «Идите, научите все народы» (Мф. 28:19). Книга Деяний завершается проповедью апостола Павла в столице империи, в Риме, где он пребывал, «проповедуя Царствие Божие и уча о Господе Иисусе Христе» (Деян. 28,31). Ну а что было после этого, всем нам хорошо известно из истории.

Любопытно, что, вообще говоря, в иудейской традиции закваска символизировала некое злое начало. Вспомним слова Самого Иисуса: «смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской» (Мф. 16:6). Бытовала и пословица, которую приводит в своих посланиях апостол Павел: «малая закваска квасит все тесто», призывая при этом христиан очиститься от старой закваски (1 Кор. 5:6-7). Ведь по Закону перед празднованием Пасхи всякая закваска должна быть удалена из дома. Но Иисус традиционно отрицательный образ использует как положительный! Это лишний раз обнаруживает Его свободу от устоявшихся представлений.

В притче о закваске важно отметить не только рост Царствия, но и призыв к миссии. Этот призыв направлен к каждому христианину, который в своей мирской среде может оказаться единственным малым горчичным зерном и малой, «скрытой» в толпе неверующих закваской Царствия Божия. Пока закваска находится вне теста, она бездейственна. Она должна проникать внутрь теста. Но и этого мало: силу жизненного роста дереву, силу сквашивания теста дает Бог. Мы должны постоянно помнить слова Иисуса, наставляющие апостолов в день Вознесения: «Вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли» (Деян. 1:8). «Когда сойдет на вас Дух Святый»! Оттого мы и призываем Духа ежедневно: «Прииди и вселися в ны».

К притче о закваске Евангелист Матфей добавляет следующее замечание:

³⁴ Всё сие Иисус говорил народу притчами, и без притчи не говорил им, ³⁵ да сбудется реченное через пророка, который говорит:

«отверзу в притчах уста Мои;

 изреку сокровенное от создания мира».

Евангелисту Матфею и его церкви надо было понять, почему учение Иисуса Христа, подкрепленное Его чудесными деяниями, не вызвало в израильском народе ожидаемого отклика, веры. Почему народные массы иудеев остались глухими, а то и враждебными к провозглашенному Иисусом Евангелию? Почему лишь небольшая группа учеников составила – и то не сразу – раннюю церковь в Иерусалиме и в Галилее? На эти волнующие вопросы евангелисты пытаются ответить. Один из возможных ответов сводился к тому, что Иисус «говорил народу притчами, и без притчи не говорил им». С одной стороны, притчи кажутся простыми рассказами. Но с другой стороны, они же представляются загадочными. Далеко не каждый может постичь их глубинное измерение. Это мы сейчас, спустя две тысячи лет христианства с его богословием, проповедями и библейскими исследованиями способны с относительной легкостью понимать притчи Иисуса. Но народ, окружавший Христа, был в этом отношении не похож на нас. Для того народа и мысли, и учение и поведение Иисуса Христа были чем-то невиданным и неслыханным, чем-то революционным. Далеко не все имевшие уши слышать, слышали Иисуса, то есть мало кто понимал услышанное от Него. Даже своим ближайшим ученикам Он должен был, как мы видели, подробно растолковывать смысл притч.

В том, что Иисус учил загадочными притчами, с точки зрения Матфея, исполнилось «реченное через пророка». Правда, далее евангелист приводит цитату из книги Псалмов, а не из того или иного пророка:

«Открою уста мои в притче

 и произнесу гадания из древности» (Пс. 77:2).

Дело в том, что евангелист считал всё Священное Писание пророческим. Всё оно указывало на грядущего Мессию, то есть на Иисуса Христа. Вот и вольно цитируемый евангелистом. 77-й Псалом тоже предвозвещает способ учения Иисуса Христа притчами, сокровенными «гаданиями» (то есть «спрятанными» загадками) из древности. 

Без притчи ничесоже глаюлаше (ничего не говорил) к ним (народу), т. е. — именно в это врея, а не в другое, так как И. Христос учил не одними только притчами. Да сбудется реченное пророком, — именно пророком Асафом (Пс. 77:2). Пророк Асаф в приведенных евангелистом словах говорит о самом себе; но в то же время он служит прообразом И. Христа, и потому эти слова относятся ко Христу: так как свв. пророки нередко изображали собою Мессию. Отрыгну сокровенная от сложения (изреку сокровенная от создания) мира. Сокровенное, т. е. остававшияся от создания мира доселе сокрытыми, тайны Божии, — тайны истинной веры.

.35 Притчи и откровенны, и сокровенны. Иисус приводит начало Пс. 77, где иносказательно повествуется о том, как Бог вызволил из рабства Свой народ. Кульминация рассказа — избрание Давида "от дворов овчих". Сами искупительные события скрыты не были, но значение их не для всех было явным. Псалмопевец сам раскрывает его.

В Евангелии сохранено множество притч Христа и приточных речений, то есть кратких сравнений, например: «Вы – соль земли… Вы – свет мира» (Мф. 5:13, 14). Притча – это поучение-загадка; в притче обязательно присутствует образ, что-то символизирующий. В части евангельских притчей есть довольно развернутый сюжет (например, притча о сеятеле, о закваске, притча о злых виноградарях, притча о мытаре и фарисее, притча о блудном сыне), в других притчах даются только характерные образы, находящиеся в определенных отношениях между собой (например, добрый Пастырь, овцы, волк, наемники и воры в притче о Пастыре добром в Евангелии от Иоанна; или связь лозы и ее ветвей в притче о виноградной лозе в том же Евангелии).

В греческой Библии есть два слова, употребляемых для обозначения того, что на русский язык и на славянский мы перевели бы как «притча»: «параболи, » (отсюда название такого образного выражения, как парабола) – сравнение, подобие, образ и «паремия, » – поговорка, пословица. В синоптических Евангелиях используется слово , в Евангелии от Иоанна – .

Почему Господь говорил притчами? Во-первых, это свойство восточного образа проповеди, Господь не отделял себя от семитского, восточного менталитета, Он в нем родился, в нем жил и в этом смысле для своих был своим. Притчи часто использовали и пророки, это библейская традиция. Многие евангельские образы являются ветхозаветными аллюзиями, легко опознаваемыми слушателями и составляющими, как выражаются лингвисты, «фоновое знание» Подробнее см.: Грилихес Л., свящ. Евангельские притчи и внебиблейские языковые данные // Альфа и Омега. 2002. 4 (34). С. 22.. Например, когда в одной из притчей Царствие Небесное уподобляется закваске, которую жена взяла и спрятала в трех мерах (сатах) муки, доколе не вскисло все (Мф. 13:33), образ трех мер был хорошо знаком слушателям Христа: в книге Бытия описано, как Авраам спешит к Сарре и говорит: «Замеси три меры саты муки» (Быт. 18:6). Жена из притчи явно перекликается в сознании иудеев, наизусть или близко к тексту знавших Писание, с супругой «отца всех верующих» (Рим. 4:11) и невольно обращает мысли к значению этого образа.

Кроме того, Господь говорил притчами, «чтобы сделать свою речь более выразительной и запоминающейся, при помощи образов внушить им определенные вещи» Иоанн Златоуст, свт. ///Беседы на Евангелие от Матфея. 44. 2.. Очевидно, что пересказать притчу о мытаре и фарисее легче, чем Нагорную проповедь или беседу о равенстве Сына и Отца, так как выразительный и знакомый образ, сюжетная история удобнее для запоминания. Но что важно: притча отнюдь не упрощает проповедь, не делает учение очевидным (иначе ученики не подходили бы к Христу и не говорили: мы ничего не поняли, разъясни). Притча – это прикровенное знание, символ От греч. – соединение., который связывает разные планы бытия: мир духовный и мир земной. В этом отношении притча сопоставима с функциями оконного стекла: с одной стороны, оно соединяет нас с внешним миром, сообщает нам знание о том, что происходит за окном, а с другой стороны, отделяет от него. То есть функция символа двойственна – сообщить некое знание и в то же время сохранить это знание от чрезмерного дерзновения человеческого ума; символ дает возможность прикоснуться к тайне духовного мира, тайне богооткровенной и в то же время защищает ее. Притча – это и откровение, и препятствие. Проповедь в притчах защищает истину от поругания: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7:6). Христа окружала толпа, в который были не только искренние, непредвзятые люди, но и те, кто искал, как бы уловить Христа в слове: «Потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите – и не уразумеете, и глазами смотреть будете – и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Мф. 13:13–15). Понятно, что тот, кто хотел слышать, чье сердце было для Христа открыто и готово к вере, тому тайны Царства открывались и в приточном образе: «Кто имеет уши слышать, да слышат|||» (Мф. 13:9).