Евангелие от Матфея 13 глава 22 стих

В данном отделении ев, Матфей передает 7 притчей: а) о сеятеле и семени (3—9. 18-23), б)о плевелах между пшеницею (24—30. 86—43), в) о зерне горчичном (31—32), г) о закваске (33), д) о скрытом на поле сокровище (44), е) о драгоценной жемчужине (45—46) и ж) о неводе (47— 50). Ев. Марк здесь же передает только три притчи: а) о сеятеле и семени (8—9. 13—20), б) о семени, по действию земли произрастающем и созревающем (26—29), и в)о зерне горчичном (30—32). А ев. Лука передает здесь только одну притчу—о сеятеле и семени (5—8. 11—15). Что в данный раз И. Христос произнес не одну, а несколько притчей, это видно из указания ев. Матфея (3) и Марка (2 и 33), что И. Христос в данном случае учил народ притчами много. Но все-таки можно думать, что ев. Матфей, но обыкновению своему собирать в одном месте однородный исторический материал, и здесь передает некоторыя притчи Господа, произнесенныя Им в другое время; по крайней мере, некоторыя из переданных здесь притчей у ев. Луки находятся в другой связи (13:18—21). После первой притчи, которая имеется у всех трех евангелистов, ученики приступили к Иисусу с вопросом: „для чего притчами говоришь им» (Мф. 10)? „Чтобы значила притча сия" (Лк. 9 ср. Мк. 10)? Из ответа Господа видно, что вопрос учеников касался того и другого, т.-е. и причины, по которой Христос учит народ в притчах, и смысла предложенной притчи. Учеников Христовых не могло удивлять то, что Господь учил народ притчами, которыя составляли обычную форму поучений у раввинов востока; они недоумевают, почему И. Христос говорит притчами, не объясняя их смысла, тогда как п они, ближайшие Его ученики, не понимают Его речи. Этот вопрос ученики предложили Иисусу, по ев. Марку (10), когда около Господа остались только 12 и ближайшие Его последователи; ев. Матфей ие делает такого замечания (10), а потому представляется на первый взгляд, что как-будто, по его изображению, и ответ на вопрос учеников и следующия три притчи И. Христос предложил вслух всего народа; после же 4-й притчи И. Христос, отпустив народ, вошел в дом (36), по просьбе учеников объяснил им притчу о плевелах на поле и наедине предложил им еще три притчи. Первая половина ответа Господа на вопрос учеников, почему Он говорит к народу притчами, показывает, что этот ответь должен был быть сказан вслух только учеников. Поэтому, если и допустить, что в данный раз И. Христос произнес все притчи, переданныя здесь еванг. Матфеем, и именно при той обстановке и в том порядке, какие представляются по изображению этого евангелиста, то нужно дело представлять так, что 12 учеников Христовых п некоторые из ближайших Его последователей были вместе с Ним в лодке, вследствие чего ответь Господа на тот вопрос мог быть высказан так, что он слышен был только учениками, а после того Господь обратился с новыми притчами к народу. После изъяснения притчи о сеятеле и семени, по ев. Марку (21—23) и Луке (16—18), И. Христос предложил приточныя изречения о свече, которую не ставят под сосуд, а на подсвечник, чтобы входящие видели свет, и о том, что нет ничего тайнаго, что не сделалось бы явным (параллельныя изречения у 15 И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме.Мф. 5:15, 7, 2. 10, 26. 13, 12. 25, 29). В этих изречениях И. Христос или выражает цель, с которою он говорить в притчах: не для того, чтобы скрыть, но чтобы открыть истину; или же указывает цель, для которой Он вообще просвещает учеников светом Своего слова: для того, конечно, чтобы они после и в слове и в жизни своей открывали миру то, чему теперь научаются от Господа. Так как впоследствии откроется, как кто слушал, то они должны наблюдать за собой, как они слушают (Лк. 16 — 18), и возможно тверже запечатлеть в сердце своем то, что они слушают (Μк. 21—25). После всех притчей о царствии Божием И. Христос, по ев. Матфею (51 — 52), предложил еще притчу о благоразумном книжнике, ученике царствия Божия, который из сокровищницы своей выносит старое и новое. Этою притчею Он дал ученикам наставление, чтобы и они, проповедуя Евангелие, выносили из сокровищницы своих знаний и употребляли в дело и старое, повидимому, ничего не стоющее, всем известное (напр., посев, закваска и пр.), и новое — новыя христианския понятия, для которых то старое служило образом. — Ев. Марк после всех изложенных у него притчей (33—34), а ев. Матфей после четырех притчей, произнесенных вслух всего народа (34—35), делает замечание, что в данное время И. Христос говорил народу притчами и без притчи не говорил им. В этом ев. Матфей видит исполнение слов 2 Открою уста мои в притче и произнесу гадания из древности.Пс. 77:2, принадлежащих Асафу. Асаф в 30 И сказал царь Езекия и князья левитам, чтоб они славили Господа словами Давида и Асафа прозорливца, и они славили с радостью и преклонялись и поклонялись.2 Пар. 29:30, иазывается пророком. Как пророк, он является прообразом Мессии, и слова его о себе евангелист применяет к И. Христу.

Цель притчей Христовых заключается, прежде всего, в том, чтобы посредством образа, взятаго из видимой природы или круга человеческих действий, яснее и живее изобразить истину; отвлеченная духовная истина чрез притчу делается как бы созерцаемою чувственными глазами и доступною осязанию; плотяный ум человеческий, постоянно привязанный к этому дольнему миру и чрез то неспособный вдруг возвыситься до чисто-духовной области, постепенно ведется к миру горнему по образам притчи, как бы по ступеням знакомой лестницы. Но притчи Христовы имеют и другую цель, которая достигается одновременно и которая совершенно противоположна первой, именно: скрыть истину от недостойных и неспособных, оценить и воспринять ее. Обе эти цели своих притчей показал нам Сам Христос. На вопрос учеников: для чего Он говорит к народу прнтчами, 1. Христос отвечал: „вам дано знать тайны царства небеснаго, а им не дано (Мф. 11), им, внешним, все бывает в притчах» (Мк. 11. ср. Лк. 10). Разъясняя потом, почему же ученикам дано знать тайны царствия Божия, а народу не дано, И. Христос говорить: „ибо кто имеет, тому дано будет я преумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет (Мф. 12), что ои думает иметь» (Лк. 18), т. е. кто имеет искреннее желание, стремление я оттого способность понимать и усвоять тайны царства Божия, тому уже притчи откроют эти тайны (дано будет), а потом ов удостоится и прямого, неприкровеннаго научения, разъяснения этой притчи (« преумножится); а кто не имеет этого желания и стремления, кто слушает Христа из простаго любопытства, или даже с злостною целию найти в учении Его что-либо, удобное для перетолкования и осуждения, у того отнимется и то, что ов думает иметь: прослушавши, наир., речь о сеятеле и семени, он думает, что он все тут понял; но так как духовнаго смысла этой речи он не понимает, то его знание должно пройти безследно и для его ума и для сердца, ибо приточный покров сам по себе не имеет никакого значения. Так как для выражения сих мыслей И. Христос употребил предисловие, имеющее свое ближайшее отношение к положению богача и бедняка, то теперь Он из этого присловия делает применение к Своим слушателям: „потому говорю им притчами, что они, видя, не видят» я пр. (Мф. 13), т. е. причина, вследствие которой И. Христос говорит к народной толпе прикровенно, в притчах, заключается в ней самой, в духовном ослеплении людей, вследствие котораго они не видят дел и учения И. Христа в их настоящем свете. Приводя далее (15 Когда же настал вечер, приступили к Нему ученики Его и сказали: место здесь пустынное и время уже позднее; отпусти народ, чтобы они пошли в селения и купили себе пищи.Мф. 14:15) пророчество Исаии (6:9. 10. по LXX), И. Христос, с одной стороны, показывает, что это пророчество, в известной мере справедливое и по отношению к современникам пророка, вполне совершенно исполнилось (άναπληροδτα в отличие от просто κληρούχοι) теперь в духовном ослеплении Его современников; с другой, — что эти последние сами виноваты в своем ослеплении, добровольно замкнули очи свои, чтобы не видеть около себя дел Божиих. В противоположность этим духовным слепцам, И. Христос блаженными называет учеников, которые своими разумными очами видят и правильно разумеют совершающееся вокруг них (Мф. 16—17).

Предмет притчей Христовых есть царствие Божие, царство Мессии. В 7-ми притчах, изложенных в разсматриваемом отделении у ев. Матфея, с различных сторон изображается это царство, но так, что первая притча говорит об его начале, основании проповедию или словом И. Христа, а последняя— о конечном, решительном суде над миром. Вторая притча показывает, что пока царство Божие или церковь Христова воинствуют здесь на земле, в ней всегда будут не одни только праведные, истинные сыны этого царства, но и грешные, сыны лукаваго. Третья и четвертая притчи выражают одну и ту же мысль, — что церковь Христова, начавшись небольшим, почти незаметным для мира числом членов, имеет разростись и распространиться так, что все народы мира прийдут под ея покров. Различие же между ними состоит в том, что притча о зерне горчичном изображает внешнее, повсюдное распространение церкви Христовой на земле, а притча о закваске показывает в христианстве нравственную мировую силу, имеющую преобразовать и усовершить все человеческия стремления деятельности и отношения. Пятая и шестая притчи представляют царство Божие и Его блага таким неоцененным сокровищем, ради котораго человек должен пренебречь всеми благами мира, лишь бы приобрести Его. Различие между ними заключается в том, что в притче о скрытом на поле сокровище изображается человек, нечаянно нашедший сокровище истины во Христе и Его церкви, а притча о драгоценной жемчужине изображает человека, нашедшаго это сокровище после более или менее продолжительнаго искания истины. Содержание последней притчи сходно с содержанием второй: в том и другом случае проходят две мысли: а) с самаго начала царства Божия и до конца его земнаго существования в нем без видимаго различия будут пребывать и праведные и грешные; б) разделение добрых от злых произойдет только при кончине мира. Но как видно из эпилога притчи о неводе (ст. 49 и 50), в ней говорится главным образом о конечном суде над миром; первая мысль предваряет эту главную для полноты и цельности изображения. Во второй же притче мысль о суде есть второстепенная, входящая в притчу для законченности целаго; главная же мысль—о появлении в церкви Христовой, вскоре после ея основания, неистинных членов, порождений невидимо действующаго в мире злаго духа. В Евангелии Марка притчу о зерне горчичном предваряет притча о семени, произрастающем и созревающем по действию земли, без ведома сеятеля; эта притча имеет целию поселить в учениках, пред которыми она была произнесена, уверенность, что семя слова Божия, раз брошенное в сердца человеческия, не погибнет и не заглохнет, но будет постепенно растя и развиваться и несомненно достигнет полной зрелости, когда и последует жатва.

«Упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог» (11 Остановитесь и познайте, что Я - Бог: буду превознесен в народах, превознесен на земле.Пс. 45:11). Пока мы занимаемся предметами вне Бога, не можем вместить в себе познания о Боге. Ибо кто, заботясь о мирском и погрузившись в плотскую рассеянность, может внимать учению о Боге и иметь довольно тщательности для столь важных умозрений? Не видишь ли, что слово, падшее в терние, бывает подавлено тернием? А терние – плотские удовольствия, богатство, слава, житейские заботы. Ищущий познания о Боге должен будет стать вне всего этого и, приведя себя в бездействие страсти, воспринимать познание о Боге. Ибо в душу, затесненную предварительно занявшими ее помыслами, как войдет понятие о Боге?

Убийственные сорняки

На первый взгляд тернистая почва кажется чистой, но под верхним слоем уйма сорняков ждет своего часа, чтобы взойти и уничтожить семя Евангелия. Тернистая почва плодородна, семя в ней может возрастать и приносить плод; но ее ресурс занят другими семенами. Люди, уподобленные тернистой земле, обычно имеют опыт покаяния, отвращения от греха, они уже вошли в Церковь, начали духовно расти. Но при этом пытаются усидеть на двух стульях и не желают радикально менять прежний образ жизни. Они хотели бы просто добавить к нему Христа. Но этот конфликт ценностей неразрешим, и уйти из их жизни придется Богу.

Преподобный Симеон Новый Богослов пишет: «Бог человеколюбив к тем, кто чувствует Его человеколюбие, почитает Его и благодарит, как подобает. Если же ты, ни во что не ставя Его всеуслаждающую любовь, полюбишь что‑нибудь другое и с этим свяжешь все стремление своей души и станешь услаждаться другой сладостью, яствами, или питием, или одеждой, или прекрасным лицом, или золотом и серебром, или чем угодно другим, и душа твоя возжелает того и побеждена будет любовью к тому, – возможно ли, чтобы чистый по естеству Бог, сделавший и тебя чистым по благодати Духа Святого, продолжал быть в общении с тобой, когда ты уклонился сердцем к другому, а не тотчас оставил тебя? Конечно, Он оставит тебя».

Мирские ценности, которыми руководствуется окружающий мир, противоположны ценностям Царства Божия, о которых говорит Христос: служению Богу и ближним. Поэтому Он предупреждает каждого из нас о необходимости сделать выбор: Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне (24 Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне.Мф. 6:24).

Поверхностное сердце постоянно терзается и беспокоится: вместо того чтобы устремиться к Богу, исполняя Его волю, оно разделено в самом себе, а «разделяй и властвуй» – это лозунг князя мира сего. Разделенный ум и сердце всегда будут препятствовать слову Божию приносить плоды в нашей жизни. Если мы сконцентрированы на мирской мудрости, земных наслаждениях и личных амбициях, то наше сердце полно терний и Евангелие постепенно в нем умирает.

В каждой душе живет первородный грех, все мы без исключения грешники, все согрешили и лишены славы Божией (23 потому что все согрешили и лишены славы Божией,Рим. 3:23). Но, осознав серьезность положения и постоянно делая правильный свободный выбор, мы можем с помощью благодати Божией противостать греховному состоянию; а за нас этого не сможет сделать никто.

«Грешить и угождать плоти так же удобно, как плыть по течению реки. Но против греха стоять, умерщвлять и побеждать его нам самим так же неудобно, как плыть против течения без гребцов или паруса. Непременно надо плывущему против быстрины речной иметь или гребцов, или парус с попутным ветром. Так, хотящему стоять против греха, подвизаться, и побеждать его, и благочестиво жить во Христе Иисусе нужна сила Духа Святого, помогающая, укрепляющая и поощряющая. Потому что от природы всякий человек стремится к угождению своей плоти и воле, самолюбию и всякому греху» (святитель Тихон Задонский).

Разъясняя, что такое терние, Христос говорит, что это «заботы, богатства и наслаждения житейские», смертельные для нашей духовной жизни. Стрессы и страхи уводят нас от Бога. Житейские заботы отнимают энергию и время на возделывание нашей души.

Обратимся вновь к словам святителя Тихона Задонского: «Видишь, что сосуд наполненный не вмещает ничего другого. Так и сердце человеческое подобно сосуду. Когда оно наполнено будет любовью к миру сему и мирскими заботами, оно не вмещает слова Божьего и остается бесплодно. Поэтому заботы века сего и обольщение богатства уподобляются тернию, которым подавляется семя слова Божьего и оставляет сердце без плода (см.: 22 А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово, но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно.Мф. 13:22)… Человек, наполненный мирской суетой хотя и слышит проповедуемое и зовущее его Божие слово, но не слушает его, не повинуется ему, и так делает себя недостойным великой вечери, то есть Царствия Небесного, к которому зовут пророки, апостолы и проповедники».

Мы работаем по сорок‑шестьдесят часов в неделю, а сколько времени мы посвящаем Богу? Как часто мы придумываем для себя благовидные предлоги, чтобы не молиться, не читать Священное Писание – ведь нам надо работать, вести детей в школу, убирать квартиру и готовить ужин… Чем глубже мы погружаемся в пучину забот, тем больше отпадаем от Бога, и заботы заполоняют наше сердце.

Богатство ослепляет нас иллюзией, что счастья можно достичь с помощью материальных ценностей. О тщетности этого говорит Екклезиаст: Умножается имущество, умножаются и потребляющие его; и какое благо для владеющего им: разве только смотреть своими глазами? Сладок сон трудящегося, мало ли, много ли он съест; но пресыщение богатого не дает ему уснуть. Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем его во вред ему. И гибнет богатство это от несчастных случаев: родил он сына, и ничего нет в руках у него. Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришел, и ничего не возьмет от труда своего, что мог бы он понести в руке своей. И это тяжкий недуг: каким пришел он, таким и отходит. Какая же польза ему, что он трудился на ветер? А он во все дни свои ел впотьмах, в большом раздражении, в огорчении и досаде (10 Умножается имущество, умножаются и потребляющие его; и какое благо для владеющего им: разве только смотреть своими глазами?11 Сладок сон трудящегося, мало ли, много ли он съест; но пресыщение богатого не дает ему уснуть.12 Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем его во вред ему.13 И гибнет богатство это от несчастных случаев: родил он сына, и ничего нет в руках у него.14 Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришел, и ничего не возьмет от труда своего, что мог бы он понести в руке своей.15 И это тяжкий недуг: каким пришел он, таким и отходит. Какая же польза ему, что он трудился на ветер?16 А он во все дни свои ел впотьмах, в большом раздражении, в огорчении и досаде.Еккл. 5:10-16). Чем больше мы стремимся к достижению материального счастья, тем больше терний вырастет в сердце. Если деньги – наш бог, то духовный рост невозможен.

Под наслаждениями понимаются развлечения, провождение времени, вытесняющее Бога из сердца. В отдыхе нет ничего плохого, в Патерике даже сохранился рассказ о том, как монахи преподобного Антония Великого играли в мяч. Мимо шел охотник и изумился: «Монахи – и играют?!» На что преподобный попросил охотника натянуть тетиву его лука. Тот послушался. Антоний велел: «Сильнее. Еще сильнее!» Охотник воскликнул: «Не могу, она не выдержит, порвется». – «Вот также и монахи», – ответил Антоний Великий.

Только не надо ставить развлечения на ступеньку выше духовной жизни. А поводов для этого современная индустрия досуга нам предоставляет достаточно. Телеканалов столько, что можно смотреть сутками, а проведя вечер у телевизора, мы жалуемся, что не осталось ни сил, ни времени для вечерней молитвы. Мы вынуждены постоянно делать выбор: пойти в воскресенье в храм или поехать на дачу, отвести детей в воскресную школу или отправить в какую‑нибудь секцию и т. д. Соблазнительно, что по‑мирски живут все кругом.

«Что говоришь, человек: другие то и то делают!.. Другие, творя беззаконие, идут к гибели: неужели и тебе надо им следовать?.. Когда будешь делать, что они делают, то за ними последуешь и к гибели. Ведь ты христианин, тебе светит светильник слова Божьего и показывает, что добро и что зло, что польза и что вред, что добродетель и что порок, куда ведет путь узкий и куда просторный. Если хочешь спастись, надо делать не то, что люди делают, но чему учит Божье слово. В Содоме все беззаконновали; но праведный Лот на них не смотрел, а жил свято и богоугодно. Будь и ты в мире, как Лот в Содоме. Хотя и все в роскоши и беззакониях будут утопать, ты не смотри на них, но делай то, чему учит слово Божье, и живи так, как должны жить истинные христиане» (святитель Тихон Задонский).

Надо выкорчевывать из сердца сорняки, очищать его, поскольку поврежденное грехом естество противится Евангелию и наша плодородная земля остается бесплодной. Сорняки питаются жизненными соками нашего сердца, мы сами их растим. Но если мы перестанем питать их – обращать внимание, соглашаться с ними, – они рано или поздно погибнут.

+++Владимир Хулап прот. Евангельские притчи. Вчера, сегодня, завтра. Глава: Операция на сердце. Притча о сеятеле++

А сеянное в тернии, се есть Посеянное в терниях – это тот, о ком скажем. Слышай слово, и печаль века сего и лесть богатства подавляет слово, и без плода бывает Марк (19 но в которых заботы века сего, обольщение богатством и другие пожелания, входя в них, заглушают слово, и оно бывает без плода.Мк. 4:19) к лести присоединил и другие пожелания, разумея всякое вредное пожелание; а Лука (14 а упавшее в терние, это те, которые слушают слово, но, отходя, заботами, богатством и наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода;Лк. 8:14) подобным же образом с заботою соединил сласти житейские. Века сего, т.е. этой жизни, так как есть и другой век – будущая жизнь, в собственном смысле век, как вечно пребывающий и никогда не скончаемый.

См. 7 иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его;Мф. 13:7

А посеянный среди терний это тот, который слушает слово, но заботы мира сего и обольщение богатства подавляют слово, и оно бывает без плода. - Мне кажется, что и буквально сказанное Адаму: Среди терний и колючек будешь вкушать хлеб свой (18 терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою;Быт. 3:18) в таинственном смысле обозначает то, что всякий, отдающийся мирским пожеланиям и заботам временным, будет вкушать небесный хлеб и истинное брашно среди терний. Кроме того, Он присовокупил прекрасные (elegamter) слова: Обольщение богатства заглушает слово (22 А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово, но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно.Мф. 13:22). В самом деле богатство льстиво: оно обещает одно, а делает другое. Обладание богатствами обманчиво, как они переходят то туда, то сюда, и нетвердым движением или покидают тех, которые их имели, или наполняют тех, у которых их не было. Посему Господь и говорит, что богатые с трудом вступают в Царство Небесное, это потому, что богатства подавляют слово Божие и ослабляют силу добродетелей.

Третье семя падает в т.ерние т. е. в сорную траву (ст. 7). Это семя означает людей, у которых, подобно как пшеницу заглушает сорная трава, заглушает (подавляет) слово забота (печаль) века сего и обольщение (лесть) богатства, т. е. заботы о временных нуждах и благах и особенно обольщение богатством поглащают все внимание и время у этих людей, и не приходится им особенно-то заботиться о душе. Св. Златоуст замечает: „Христос не сказал: век, но забота века, не сказал: богатство, но лесть богатства. И так, будем обвинять не самыя вещи, но испорченную волю; ибо можно и богатство иметь, и не обольщаться им, и в веке сем жить, и не подавляться заботами. Почему Господь не сказал о других пороках, напр., о вожделении плотском, о тщеславии? вопрошает св. Златоуст и отвечает: Сказав: печаль века сею и лесть богатства, Он все сказал, потому что и тщеславие, и все другое есть дело века сего и лесть богатства.

Если и подавляется слово, то не от терния это происходит, но от тех, которые допустили взойти ему. Можно, если захочешь, не допустить этого негодного растения и богатство употребить, как должно. Потому Христос не сказал: век, но: «забота века»; не сказал: богатство, но: «обольщение богатства». Итак, будем обвинять не самые вещи, но испорченную волю. Можно и богатство иметь, и не обольщаться им, — и в веке этом жить, и не подавляться заботами. Богатство соединяет в себе два противоположные зла: одно сокрушает и омрачает — это есть забота; другое расслабляет — это есть роскошь. И хорошо сказал Спаситель — «обольщение богатства», потому что все в богатстве лесть, — имена только, а не действительность. Подлинно, и удовольствие, и слава, и пышность и все тому подобное — один только призрак, а не действительная истина. Итак, сказав о различных родах погибели, Он, наконец, говорит и о доброй земле, чтобы не привести в отчаяние, но подать надежду на раскаяние и показать, что возможно из камня и терния обратиться в добрую землю. Но если и земля хороша, и сеятель один, и семена одни и те же, то почему одно семя принесло плод во сто крат, другое в шестьдесят, третье в тридцать? Здесь опять различие зависит от свойства земли, потому что и в хорошей земле можно найти много различия. Теперь видишь, что виной этому не земледелец, и не семена, но приемлющая земля. Различие это зависит не от природы людей, но от их воли. И здесь открывается великое человеколюбие Божье в том, что Господь требует не одинаковой степени добродетели, но и первых приемлет, и вторых не отвергает, и третьим дает место. Это говорит Он для того, чтобы последователи Его не подумали, что для спасения достаточно одного слушания. Почему же, скажешь ты, Он не сказал о других пороках, — например, о плотском вожделении, тщеславии? Сказав: «забота века сего и обольщение богатства», Он все сказал, потому что и тщеславие, и все другие пороки дело века сего и лести богатства, как, например, удовольствие, жадность, зависть, тщеславие и все прочее, подобное этому. О пути же и камне Он упомянул, желая показать, что недостаточно освободиться от любви к богатству, но нужно позаботиться и о другой добродетели. Что пользы в том, если ты не пристрастен к богатству, но женоподобен и изнежен? Что пользы в том, если не изнежен, но беспечно и нерадиво слушаешь слово? Недостаточно одной добродетели для спасения нашего, но нужно, во-первых, тщательное слушание слова и всегдашнее памятование о нем; потом нужно мужество; далее — презрение богатства, и, наконец, — бесстрастие ко всему житейскому. Слушание слова потому ставит Он, прежде всего прочего, что оно, прежде всего, нужно. «Как уверуют», если не услышат (14 Но как призывать Того, в Кого не уверовали? как веровать в Того, о Ком не слыхали? как слышать без проповедующего?Рим. 10:14)? Так и мы (если не будем внимать слову, не будем иметь возможности узнать то, что должно делать). Потом уже говорит Он о мужестве и о презрении настоящих благ. Итак, зная это, оградим себя отовсюду, будем внимать слову, глубоко насаждать его в себе и очищать себя от всего житейского. Если будем одно делать, а о другом нерадеть, то не будет нам никакой пользы: так или иначе, все равно погибнем. Какое различие, если погибнем не от богатства, а от беспечности, или не от беспечности, а от изнеженности? Земледелец все равно скорбит, как бы он ни погубил семени. Итак, не будем утешаться тем, что мы погибаем не во всех отношениях, но будем плакать, каким бы образом мы ни погибали и будем сжигать терние, потому что оно подавляет слово. Это знают богатые, которые не способны не только к этому, но и ни к чему другому. Будучи рабами и пленниками страстей, они не способны и к гражданским делам. Если ж они не способны и к этому, то тем более к небесному. Двоякая язва заражает помышления их: роскошь и забота. Каждая из них сама по себе достаточна для потопления челнока. Представьте же, какое произойдет волнение, когда обе соединятся! Не удивляйся тому, что Христос назвал роскошь тернием. Ты, упоенный страстью, не знаешь этого; но не зараженные этой страстью знают, что роскошь уязвляет более, нежели терние, и изнуряет душу сильнее, нежели забота, и причиняет самые мучительные болезни, как телу, так и душе. Не столько мучит забота, сколько пресыщение. Когда бессонница, боль в висках, тяжесть в голове и болезни в желудке мучат пресыщенного, то представь, скольких терний несноснее это! Как терние, с какой бы стороны ни брали его, окровавливает руки, так и роскошь вносит язву и в ноги, и в руки, и в голову, и в глаза, — словом, во все члены; она безжизненна и бесплодна как терние, и гораздо больше его вредна, и вредна для существеннейших частей. В самом деле, она преждевременно приближает к старости, притупляет чувства, омрачает мысль, ослепляет проницательный ум, наполняет тело влагами, скопляет гной, причиняет множество болезней и производит большую тяжесть и непомерную тучность, от чего и бывают постоянные падения, частые крушения. Для чего, скажи мне, утучняешь ты тело? Разве мы собираемся принести тебя в жертву? Или предложить на трапезу? Хорошо откармливать птиц, — или лучше сказать, и их не хорошо, потому что, когда они утучнеют, употребление их в пищу уже не бывает для нас здоровым. Так-то велико зло — пресыщение: оно вредно и бессловесным. Откармливая, делаем их бесполезными и для них самих, и для нас, потому что от этой тучности и пища неудобно варится, и соки гниют. Но те животные, которых не много кормят и которые, так сказать, постятся, употребляют пищу в умеренном количестве и находятся в трудных работах, бывают весьма полезны и для себя и для других, годны для пищи и для всего прочего. Те, которые питаются ими, бывают более здоровы; те же, которые употребляют в пищу жирных животных, уподобляются им, становятся ленивыми, больными и сами на себя налагают тягчайшие узы. Ничто столько не противно и не вредно телу, как пресыщение; ничто столько не разрушает, не обременяет и не губит его, как неумеренное употребление пищи. Поэтому можно только удивляться безумно пресыщающимся, что они не хотят даже и настолько поберечь себя самих, сколько другие берегут мехи. Продавцы вин не наполняют и мехи более надлежащего, чтобы не прорвать их; а они и такой заботы не хотят иметь о бедном своем чреве, но до чрезмерности обременяют его пищей, наполняют себя вином до ушей, ноздрей и самого горла, и таким образом сугубо стесняют дух и ту силу, которая устраивает животную жизнь. Для того ли дана тебе гортань, чтоб ты до самых уст наполнял ее вином и другими вредными веществами? Не для того, человек, но чтоб, во-первых, славословить Бога, воссылать к Нему священные молитвы, читать божественные законы; во-вторых, подавать советы полезные ближним. А ты, как будто для обжорства только получив гортань, не даешь ей ни малейшего времени для священного занятия, а всю жизнь употребляешь ее на постыдную работу. Таковые люди поступают подобно тому, кто, взяв арфу, имеющую струны золотые и хорошо настроенную, вместо того, чтоб ударять в нее и извлекать гармоничные звуки, завалит ее навозом, всякой дрянью. Навозом я называю не пищу, но пресыщение и всякую неумеренность, так как то, что сверх меры, не питает уже, а только вредит. Одно чрево дано только для принятия пищи, а уста, гортань и язык даны и для других, более необходимых занятий; или лучше, и чрево дано не просто для принятия пищи, но для принятия пищи умеренной. Оно само показывает нам это, так как всегда вопиет против нас, когда мы повредим ему таким излишеством; и не только вопиет, но, в отмщение за несправедливость, налагает на нас и величайшее наказание. И, во-первых, оно наказывает ноги, которые носят нас и водят на роскошные пиршества; потом связывает служащие ему руки за то, что они доставляли ему столь многие и столь хорошие яства. А многим оно повредило и самые уста, глаза и голову. Как раб, когда возложат на него что-либо свыше сил, в сильном негодовании оскорбляет своего господина, так и чрево, которому сделали насилие, часто губит и портит, вместе с прочими членами, и самый мозг. Потому хорошо устроил Бог, соединив с неумеренностью такие вредные следствия, чтобы ты, если по доброй воле не хочешь поступать благоразумно, хотя невольно, из-за страха и великого вреда, научился умеренности. Итак, зная это, будем убегать от роскоши, будем заботиться об умеренности, чтобы и здоровьем телесным наслаждаться и, избавив душу от всякой болезни, сподобиться будущих благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

σπαρείς aor. pass, part., см. ст. 3. μέριμνα беспокойство, забота, "мирские заботы и интересы" (Hill), άπάτη заблуждение или наслаждение (ММ), πλούτου gen. sing, от ·πλούτος богатство; сокровище (DJG, 705), здесь: "богатства, которые вводят в заблуждение", συμπνίγει praes. ind. act. от συμπνίγω давить, букв, "сдавливать вместе". По поводу перфективирующего использования прист. с гл. см. МН, 325f. άκαρπος неплодотворный.

Матфей называет Сатану Злодеем, как и в. 5:37 и. 6:13. Если сама притча призвана укрепить и ободрить людей, смущенных незаметным ростом Царства, то главная задача истолкования – указать на ответственность людей. Вера слишком многих поверхностна и мелка, они видят в Царстве лишь выгоду, но не готовы противостоять гонениям и жизненным соблазнам.

Очень многие комментаторы склоняются к мысли, что истолкование принадлежит не Иисусу, а ранней Церкви. Действительно, у большинства притч нет истолкования, и, кроме того, в этом отрывке много слов, которые в Евангелиях в метафорическом значении не употребляются («сеять», «корень», «бесплодный», «приносить урожай»). Целый ряд слов не встречается в Евангелиях вообще: например, «недолговечный», «обман». «Слово» также употреблено здесь в абсолютном значении, как «Слово Бога». Жизненный контекст тоже предполагает более позднюю ситуацию, когда вера христиан подвергалась самым различным испытаниям. «В таком истолковании притча потеряла свой изначальный эсхатологический смысл, став просто предостережением и ободрением для христиан в условиях преследований и мирских соблазнов»¹.

Комментаторов смущает и очевидная аллегоризация притчи, что одно время считалось совершенно невозможным. Относительно последнего взгляды несколько изменились, понятно, что притчу и аллегорию разделяет слишком тонкая грань и они могут перетекать друг в друга. Поэтому сейчас точка зрения начинает меняться. Ученые обращают внимание на то, что здесь аллегорически истолковываются не все элементы, например, цифры, как это делали некоторые Отцы Церкви. Четыре вида почвы легко, без натяжки допускают отождествление с четырьмя основными типами людей, в то время как обычно аллегорические толкования поражают своей неестественностью и субъективизмом. Поэтому вопрос о принадлежности истолкования разумнее всего оставить открытым.

А посеянное в тернии означает того, кто воспринимает слово и дает ему возможность произрастания в своем сердце; но забота века сего и обольщение богатства с течением времени заглушают в них Слово Божие, и оно бывает бесплодным.

А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово, принимает его, но вместе со словом спасения открывает своё сердце и для земных грешных забот о житейских делах и удовольствиях; но забота века сего, сия чрезмерная забота о том, чтобы не умереть с голоду, без веры в Промысел Божий, пекущийся о человеке, и обольщения богатства, всё то, чем обольщает человека мир с его соблазнами, что даёт пищу человеческому тщеславию, что возбуждает в нём греховные страсти, всё это заглушает в его сердце слово, благодатное семя спасительной истины. Сердце такого человека как бы двоится: его к себе влечёт и слово Божие, но ему жаль совсем расстаться и с земными удовольствиями; он пытается помирить в своём сердце то и другое, хочет служить и Богу и мамоне, но это невозможно, и вот, земные заботы и соблазны совсем овладевают его сердцем, и благодатные семена заглушаются их тернием, всякое духовное желание замирает, душа холодеет к добру, и доброе семя слова Божия не приносит в нём плода, оно бывает бесплодно.

«В тернии»: терние означает заботы о временных благах и особенно обольщение богатством, которые поглощают время и внимание людей, не оставляя достаточно ни того, ни другого для удовлетворения и большего раскрытия потребностей духовных. В особенности богатство обольщает; хотя обыкновенно оно и не дает тех благ, какие обещает, но все более и более привязывает человека к себе и — так нередко до смерти, почему сребролюбие и считается матерью всех зол (9 А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу;10 ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям.11 Ты же, человек Божий, убегай сего, а преуспевай в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости.1 Тим. 6:9-11). Немудрено посему, что оно заглушает посеянное в сердце слово, и слово сие остается в таком человеке бесплодным. «Христос не сказал; век, но «забота века»; не сказал: богатство, но «обольщение богатства». Итак, будем обвинять не самые вещи, но испорченную волю; ибо можно и богатство иметь, и не обольщаться им, и в веке сем жить, и не подавляться заботами. И хорошо сказал И. Христос: «лесть богатства», потому что все в богатстве лесть, имена только, а не действительность: удовольствие, слава, пышность и все, подобное этому, суть только призрак, а не действительная истина» (Злат., ср. Феофил.).    

обольщение богатства. Богатство — это благоволение Божие, но оно может быть опасным, если овладеет сердцем.

Обольщение богатства душит, как и слово иноверных. Ибо богатые суть лжецы, и нищий праведник сильнее их, нищий словом и знанием, но праведный жизнью. А апостольская забота о всех церквах (28 Кроме посторонних приключений, у меня ежедневно стечение людей, забота о всех церквах.2 Кор. 11:28) не есть забота века сего, но ей являются житейские заботы. И все это претерпевает тот, кто не обновил собственную землю, а принял слово беспечно и взрастил тернии, посредством которых земля была проклята из-за преслушания Адама, который услышал: Терния и волчцы произрастит она тебе (18 терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою;Быт. 3:18), чей конец — сожжение (8 а производящая терния и волчцы негодна и близка к проклятию, которого конец - сожжение.Евр. 6:8). Они не сеются, но вырастают в человеке сами, заглушая слово Божье из-за порочного произволения. Истинно сведущий разумеет и плодоносит. Если же кто-то кажется разумеющим, не принося при этом плодов, то он не разумеет, а если кажется плодоносящим, не разумея, — он не плодоносен. А слова: в шестьдесят, тридцать и сто крат показывают многообразие добродетели, поскольку не все проявляют равное рвение о добродетели, но одни радеют о ней меньше, другие больше, так что [эта притча] показывает, что [Господь] соразмерно приемлет и тех, и других.

Слышите! – это слово, которым Господь начал поучение, приготовляло слушателей к чему-то необыкновенному и замечательному, и черты первой притчи взяты прямо с природы: засеянные поля окрестности Галилейского моря, крепко утоптанная дорога, пролегавшая по ним, птицы, летающие над полями в надежде найти себе пищу, выжженные солнцем посевы на каменистых местах, терние и сорные травы, заглушающие доброе семя, наконец, тучная земля, покрытая зреющими колосьями, oбещающими обильный урожай, – все это было пред глазами здесь же, на отлогостях холмов, окружающих Галилейское море, или там и сям на прибрежных равнинах. Се изыде сеяй сеяти семени своего, и егда сеяше, ово паде при пути и попрано бысть, и птицы небесныя приидоша и позобаша е; а другое паде при камени, идеже не имяше земли многи, и абие прозяб усше, зане не имяше глубины земныя – и зане не имеяше влаги, – солнцу возсиявшу присвяде, и зане не имяше корене, изсше; другое паде в тернии, и взыде терние, и подави е, и плода не даде; другое паде на земли добрей, и даяше плод восходящ и растущ, и приплодоваше на тридесять, и на шестидесять, и на сто. и, сказав притчу, возгласил: имеяй уши слышати, да слышит!

В притче о cеятеле Господь сказал, что только четвертая часть семени пала на добрую землю, а в притче о плевелах, – что враг, пользуясь беспечностью и нерадением людей, не оставляет не растленным и того семени, которое пало на добрую землю (блж. Феофилакт). Уподобися Царствие Небесное человеку, сеявшу доброе семя на селе своем; спящим же человеком, прииде враг его, и всея плевелы посреде пшеницы, и отыде. Егда же прозябе трава и плод сотвори, тогда явишася и плевелие. Пришедше же раби Господина, реша ему: Господи, не доброе ли семя сеял еси на селе твоем? Откуду убо имать плевелы? Он же рече им: враг человек сие сотвори; раби же реша ему: хощеши ли убо, да шедше исплевем я? Он же рече (им): ни, да не когда восторгающе плевелы, восторгнете купно с ними (и) пшеницу; оставите расти обое купно до жатвы, и во время жатвы реку жателем: соберите первее плевелы и свяжите их в снопы, яко сожещи я, а пшеницу соберите в житницу мою...

После сего спросили Господа, что бы значила притча о сеятеле? он отвечал: не весте ли притчи сея? и како вся притчи уразумеете? – Вы же услышите притчу сеющего. – Сеяй слово сеет, – семя есть Слово Божие; а иже при пути, суть слышащии слово царствия и неразумевающии, потом же приходит диавол и вземлет слово от сердца их, да не веровавше спасутся; а иже на камени, иже егда услышат, с радостию приемлют слово, – и сии корене не имут – и привремени суть – иже во время веруют и во время напасти – бывшей печали или гонению словесе ради, абие соблажняются – и отпадают; а еже в тернии падшее, сии суть слышавшии, и от печали и богатства и сластьми житейскими ходяще подавляются и не совершают плода; а иже на добрей земли, сии суть, иже добрым сердцем и благим слышавше слово, держат и плод творят в терпении – на тридесят, и на шестьдесят, и на сто. По просьбе учеников Иисус Христос объяснил им также и притчу о плевелах следующим образом: сеявый доброе семя есть Сын Человеческий, а село есть мир; доброе же семя, сии суть сынове царствия, а плевелы суть сынове неприязненнии, а враг, всеявый их, есть диавол, а жатва кончина века есть, а жатели Ангели суть. Якоже убо собирают плевелы и огнем сожигают: тако будет в скончание века сего. Послет Сын Человеческий Ангелы Своя, и соберут от царствия Его вся соблазны и творящих беззаконие и ввергут их в пещь огненную; ту будет плач и скрежет зубом. Toгдa праведницы просветятся, яко солнце, в царствии Отца их. Имеяй уши слышати да слышит!

(18 Посеянное в тернии означает слышащих слово,Мк. 4:18; 14 а упавшее в терние, это те, которые слушают слово, но, отходя, заботами, богатством и наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода;Лк. 8:14). По Златоусту. «Спаситель не сказал: век, но: но забота века сего; не сказал: богатство, но: обольщение богатства. Итак, будем обвинять не самые вещи, но испорченную волю. Можно и богатство иметь и не обольщаться им, — и в веке этом жить и не подавляться заботами». Под «заботой века сего» следует разуметь обычные людские хлопоты и заботы в их борьбе за существование, которые отличаются разным характером и ведутся при помощи различных средств в различные века. Для απάτη ср. 10 и со всяким неправедным обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения.2 Фес. 2:10; 13 Но наставляйте друг друга каждый день, доколе можно говорить: "ныне", чтобы кто из вас не ожесточился, обольстившись грехом.Евр. 3:13.

А ПОСЕЯННОЕ В ТЕРНИИ ОЗНАЧАЕТ ТОГО, КТО СЛЫШИТ СЛОВО, принимает его, но вместе со словом спасения открывает свое сердце и для земных грешных забот о житейских делах и удовольствиях; НО ЗАБОТА ВЕКА СЕГО, эта чрезмерная забота о том, чтобы не умереть с голоду, без веры в Промысл Божий, пекущийся о человеке, И ОБОЛЬЩЕНИЯ БОГАТСТВА, все то, чем обольщает человека мир с его соблазнами, что дает пищу человеческому тщеславию, что возбуждает в нем греховные страсти, все это ЗАГЛУШАЕТ в его сердце СЛОВО, благодатное семя спасительной истины. Сердце такого человека как бы раздваивается; его влечет к себе и слово Божие, но ему жаль совсем расстаться и с земными удовольствиями; он пытается помирить в своем сердце то и другое, хочет служить и Богу и маммоне, но это невозможно; и вот, земные заботы и соблазны совсем овладевают его сердцем, и благодатные семена заглушаются их тернием, всякое духовное желание замирает, душа холодеет к добру, И доброе семя слова Божия не приносит в нем плода, ОНО БЫВАЕТ БЕСПЛОДНО.

Это слушатель, в жизнь которого так много интересов, что часто самые важные вещи оказываются вытесненными из его жизни. Современная жизнь как раз тем и отличается, что всего так много и везде нужно успеть. Человек настолько занят, что ему некогда помолиться; он занят столькими вещами, что забывает учить Слово Божие; он настолько погружается в заседание, хорошие дела и благотворительное служение, что не остается времени для Того, от Которого исходит вся любовь и всякое служение. Иной настолько захвачен своими делами, что слишком устает, чтобы думать о чем-нибудь еще. Опасны не те вещи, которые отвратительны и дурны на вид, а вещи хорошие, потому что «хорошее – враг лучшего» Человек ведь даже не умышленно изгоняет из своей жизни молитву, Библию и Церковь, он, может быть, даже часто помнит о них и все пытается выкроить для них время, но почему-то в своей переполненной жизни никогда не доходит до них. Надо быть внимательным, чтобы Христос оказался на высшем месте в нашей жизни.

Не сказал: "этот век заглушает", но "забота века сего", не "богатство", но "обольщение богатства". Ибо богатство, когда оно бывает раздаваемо бедным, не заглушает, но умножает слово. Под терниями же разумеются заботы и роскошь, потому что они возжигают огонь похоти, равно и геенны. И как терние, будучи остро, впивается в тело и с трудом может быть извлечено оттуда, так и роскошь, если она овладевает душою, впивается в нее и едва может быть искоренена.