Толкование Евангелие от Иоанна, Глава 13: Августин Иппонийский блаженный

Пасха, братья, не является, как считают некоторые, греческим названием. Оно — еврейское, хотя наблюдается удивительное созвучие между словами этих двух языков. Поскольку греческое слово paschein означает «страдать», то и полагали, что Пасха значит страдание, словно бы это название происходило от страданий Христа. Но в собственном языке, то есть в иврите, Пасха означает «прохождение мимо, переход», поскольку пасху впервые праздновал народ Божий, когда он, выходя из Египта, перешел Чермное море (см. Исх. 12). Тот пророческий образ исполнился в истине теперь, когда Христос как агнец идет на заклание (см. Ис. 53:7): чтобы кровью Его, пролитой на косяки наши, то есть знамение Его креста, запечатленное на наших челах, мы спасены были от погибели, ожидающей сей мир, подобно тому как и Израиль спасен был от ига и уничтожения Египтян. Мы совершаем спасительный переход, когда от диавола переходим к Христу, из этого непрочного мира в Его самое прочное Царство. Итак, название это, то есть Пасха, которое, как я сказал, по-латыни значит «переход», разъясняется, можно сказать, благословенным евангелистом, когда он говорит: Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу. Вот и Пасха, вот и переход.

***

Что значит до конца, как не до Христа? Конец закона — Христос, — говорит апостол, — к праведности всякого верующего (Рим. 10:4). Конец совершенствующий, не истребляющий. Конец, к которому стремимся, а не в котором погибаем. Именно так надо понимать слова: Пасха наша, Христос, заклан за нас (1 Кор. 5:7). Он — наш конец, в Него мы переходим. Я вижу, что эти евангельские слова могут быть поняты в каком-то человеческом смысле, будто Христос возлюбил Своих вплоть до смерти и будто таково значение слов: до конца возлюбил их. Однако это понимание человеческое, не к Богу относящееся, потому что не только до сего момента любил нас Тот, Кто любит всегда и безгранично. Да не будет того, чтобы смерть остановила любовь Того, Кто не может быть остановлен смертью! И даже после смерти гордый богач любил пятерых своих братьев (см. Лк. 16:27-28). А о Христе следует думать, что Он любил нас только до смерти? Не дай Бог, возлюбленные! Он напрасно пришел бы с любовью к нам, которая продолжалась только до смерти, если бы этим она и окончилась. Но возможно, что слова до конца возлюбил их означают, что возлюбил настолько, чтобы умереть за них. Ведь об этом Он свидетельствует, когда говорит: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15:13).

***

Вечеря Господня, по Иоанну, должна быть раскрыта с Его помощью в ходе необходимого числа рассуждений и должна быть разъяснена по мере тех сил, которые Он даровал нам. Пред праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их. « Пасха», братия, является не греческим словом, как считают некоторые Ср.: Свт. Мелитон Сардийский. О Пасхе. 46. — Ред., но еврейским. И все же в этом слове весьма кстати присутствует некое согласие двух языков. В самом деле, греческое πάσχειν означает «страдать» (pati), поэтому «Пасха» понималась как «страдание», как если бы это слово было образовано от «страдания». Col. 1785 На своем же языке, то есть на еврейском, «Пасха» означает «переход», потому что народ Божий тогда справил первую Пасху, когда евреи, бежав из Египта, перешли Чермное море (см. Исх. 14:29). И вот теперь, когда тот пророческий образ исполнился в истине, когда Христос, как овца, веден был на заклание (ср. Ис. 53:7), мы, словно помазывая ее кровью наши дверные косяки, то есть осеняя знаком Его креста наши лица, освобождаемся от погибели этого века, словно от египетского плена или от уничтожения ими (см. Исх. 12:22), и совершаем спасительный переход (когда переходим от диавола ко Христу) от этого неустойчивого века в прочнейшее Царство Его. Потому мы идем к вечно сущему Богу, чтобы не прейти нам вместе с преходящим миром. Славя Бога за эту, помогающую нам благодать, апостол сказал: «Он избавил нас от власти тьмы и привел в Царство Сына, Своей любви» (ср. Кол. 1:13).

Итак, блаженный евангелист как бы поясняет нам это слово, то есть «Пасха», которое, как я сказал, на латинский язык переводится как transitus (переход), — говоря: пред праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу. Смотри — Пасха. И смотри — переход. Откуда и куда? Разумеется, от мира сего к Отцу. Надежда членам была дана в Елаве, что они, без сомнения, последуют за Ним, перешедшим к Отцу. Что же неверующие, чуждые и Елаве, и Телу Его? Неужели и они переходят, ведь они не остаются здесь? Конечно, переходят и они, но одно дело — перейти от мира, другое — перейти вместе с миром; одно — к Отцу, другое — ко врагу. Ведь и египтяне перешли, но все же они перешли не в Царство через море, но в море к погибели.

Итак, Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их Конечно, для того, чтобы и через любовь Его они также перешли из мира сего, где пребывали, к своей Елаве, Которая перешла оттуда. Что еще значит до конца, если не «ко Христу»? Потому что конец закона — Христос, — говорит апостол, — к праведности всякого верующего (Рим. 10:4). Это конец завершающий, но не уничтожафщий; конец, до которого мы должны дойти, а не тот, где должны исчезнуть. Так именно следует понимать Пасху: «Пасха наша — Христос, закланный за нас» (ср. 1 Кор. 5:7). Он Сам — конец наш, к Нему переход наш.

Ведь я вижу, что эти евангельские слова могут быть восприняты также неким человеческим образом, так что может показаться, будто слова: до конца возлюбил их — значат, что Христос вплоть до смерти возлюбил Своих. В таком смысле речение оказывается человеческим, а не Божественным1, но ведь Он возлюбил нас не только до того момента смерти, но и навечно, без конца. Нельзя, чтобы смертью исчерпывал любовь Тот, Кто не исчерпывается смертью. Даже после смерти тот горделивый и нечестивый богач любил пятерых своих братьев (см. Лк. 16:27—28), а мы должны думать, будто Христос возлюбил нас только до смерти? Отнюдь, возлюбленные! Он никоим образом не пришел бы к нам из любви вплоть до смерти, если бы Он исчерпывал любовь Свою к нам смертью. Может быть, так должны быть поняты слова: до конца возлюбил их, — что Он настолько возлюбил их, что готов был умереть за них? Ибо об этом Он свидетельствует, сказав: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15:13). Итак, ничего не мешает нам понимать слова Col. 1786 до конца возлюбил их именно таким образом, то есть что эта любовь привела Его на смерть.

При свершении вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его, Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался; потом влил воды в умывальницу, и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан (Ин. 13:2—5). Мы не должны понимать слова про свершенную вечерю (facta coena) так, будто бы она уже завершилась и прошла, ибо она все еще продолжалась, когда Господь встал и омыл ноги ученикам Своим. Ведь после этого Он вновь возлег, после чего передал кусок хлеба предателю Своему. То есть вечеря еще не была завершена, пока оставался хлеб на столе. Так вот, «при свершении вечери» сказано в том смысле, что она уже приготовлена и дошла уже того, когда сотрапезники едят за столом. В отношении же того, что сказал евангелист : когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту, — если ты спросишь, что было вложено в сердце Иуды, то, конечно же, предать Его. Это «вложение» —духовное внушение, оно входит не через уши, но через помыслы, поэтому не телесным, но духовным образом. Ибо не следует то, что является духовным, всегда воспринимать в похвальном смысле. Апостол знал не-которые духовные силы злобы в небесных сферах, против которых, как он свидетельствует, мы должны вести борьбу (см. Еф. 6:12). И не было бы злобных духовных сил, если бы не было злых духов. Ибо получили они имя свое «духовные» (spiritalia) от слова «дух» (a spiritu).

Но каким образом случается так, что вкладываются в сердце диавольские внушения и смешиваются с человеческими помыслами, так что человек считает их как бы своими? Откуда человек знает это? Не следует сомневаться, что и добрые внушения происходят сокровенным и духовным образом от доброго духа, но дело все в том, с какими из них соглашается человеческий ум, либо оставленный поделом без Божественной помощи, либо по благодати поддержанный ею. И вот уже вошло в сердце Иуды через диавольское наущение то, что ученик должен предать Учителя, в Котором он не узнал Бога. Уже таким он пришел на трапезу — как соглядатай за Пастырем, как злоумышленник для Спасителя, как продавец Искупителя. Уже таким он пришел. Иисус же видел, каков он, и терпел, а тот считал себя неразоблаченным, ибо обманывался в отношении Того, Кого хотел обмануть. Но Он, внутри сердца его разоблачив его, сознательно использовал его без ведома его.

Поскольку евангелист намеревался привести столь возвышенный пример смирения нашего Господа, то сначала счел нужным напомнить о Его величии. Именно потому говорит: Зная, что Отец все отдал в руки Его, - все, включая предавшего Его.

***

И что удивительного в том, что встал с вечери и снял с Себя верхнюю одежду Тот, Кто, будучи образом Божиим (Флп. 2:6), уничижил Себя? Что удивительного в том, что препоясал Себя полотенцем Тот, Кто принял образ раба, сделавшись подобным человекам (Флп. 2:7)? Что удивительного в том, что влил воды в умывальницу, которую использовал для умывания ног учеников, Тот, Кто пролил кровь на землю, чтобы смыть ею нечистоты грехов? Что удивительного в том, что полотенцем, которым был препоясан, вытирал умытые Им ноги Тот, Кто плотью Своей, в которую был облечен, проложил крепкие стези ногам евангелистов? Итак, чтобы препоясаться полотенцем, Он снял с Себя верхнюю одежду. Когда же уничижил Себя Самого, приняв образ раба (Флп. 2:7), Он не снимал с Себя то, что имел, но принял то, чего не имел. Идя на распятие, Он лишен был одежд, а когда умер, обернут был пеленами (см. Ин. 19:23-24, 40): все страдание Его — ради нашего очищения. Готовясь претерпеть конец страданий, Он здесь предпослал Свою услужливость не только тем, ради кого шел на смерть, но и тому, кто готов был предать Его на смерть. Вот, столь велика польза человеческого смирения, что его Своим примером демонстрирует даже Божественное Величие. Ведь человек гордый навечно погиб бы, не найди его смиренный Бог. Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее (Лк. 19:10). И поскольку он погиб, подражая гордости обольстителя, то ныне, когда он найден, пусть подражает смирению Искупителя.

***

И вот, зная это, Он встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался; потом влил воды в умывальницу, и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан. Нам следует, возлюбленные, внимательно услышать сказанное евангелистом. Как бы то ни было, намереваясь сказать о великом смирении Господа, он прежде пожелал сказать о Его величии, к чему относится сказанное им: зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит. И вот в то время как Отец отдал Ему в руки все, Он омывал не руки, а ноги учеников, и хотя Он знал, что Он исшел от Бога и к Богу отходит, Он исполнял обязанности не Господа Бога, но человека-раба. К этому же относится и то, что Он захотел сразу сказать о предателе Своем, который уже таким пришел на вечерю и не был сокрыт от Него, — чтобы к величию Его смирения присоединилось также то, что Он не счел для Себя недостойным омыть ноги даже тому, в чьих руках он уже предвидел преступление.

Что удивительного в том, что встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду Тот, Кто, будучи образом Божиим, уничижил Самого Себя? И что удивительного в том, что препоясал Себя полотенцем Тот, Кто, приняв образ раба, по виду стал как человек? (ср. Флп. 2:6—7). Что удивительного в том, что налил воды в умывальницу, чтобы умыть ноги учеников, Тот, Кто пролил в землю кровь, чтобы ею смыть грязь прегрешений? Что удивительного в том, что полотенцем, которым Он был препоясан, отер ноги, которые омыл, Тот, Кто плотью, в которую был облачен, оставил следы для евангелистов? И хотя, чтобы опоясать Себя полотенцем, Он снял с Себя одежды, которые имел, Он все же, чтобы принять образ раба, когда уничижил Самого Себя, не отложил того, что имел То есть не оставил божества. — Пер. , но принял то, чего не имел. Будучи распят, Он действительно был лишен Своих одежд и, умерший было, окутан в полотенца, а все Его страдание является нашим очищением. И вот, готовясь претерпеть смерть, Он проявил покорность не только в отношении тех, ради кого намеревался принять смерть, но и в отношении того, кто решил предать Его на смерть. Разумеется, столь велика была польза человеческого смирения, что даже Божественное величие вверяло его Своим примером, ибо возгордившийся человек погиб бы навечно, если бы не нашел его смирившийся Бог. Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее (Лк. 19:10). Погибло же оно, подражая гордыни обманщика, поэтому теперь, будучи взыскано, пусть подражает смирению Искупителя.

Омывая ноги ученикам, Господь подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Ты умываешь ноги мне? . В самом деле, кто не испугался бы того, что ноги ему омывает Сын Божий? И вот хотя являлось великой дерзостью для слуги перечить Господу, для человека — Богу, все же Петр предпочел поступить таким образом, нежели снести то, чтобы ему ноги омыл Господь и Бог.

И нам не следует считать, что Петр единственный из всех страшился этого и отказывался от этого, в то время как другие спокойно и безмятежно допускали, чтобы в отношении их совершалось подобное. Разумеется, легче Col. 1788 было бы так понять те слова Евангелия, когда было сказано: и начал умывать ноги ученикам потирать полотенцем, которым был препоясан, а затем добавлено: подходит к Симону Петру , — будто бы некоторым Он уже омыл ноги, а после этого подошел к первому. Ведь кто не знает, что первым из апостолов был блаженнейший Петр? Но эго следует понимать не таким образом, что Он подошел к нему после других, но так, что с него Он и начал.

Так вот, когда Он начал омывать ноги ученикам, Он подошел к тому, с которого начал, то есть к Петру, и тогда Петр испугался того, чего испугался также каждый из тех учеников Его, и сказал: «ГосподиПы умываешь ноги мне?» Что значит «Ты»? Что значит «мне»? Это нужно скорее вообразить себе, нежели говорить об этом, чтобы то достойное, что душа воспринимает из этих слов, не уничтожил вдруг язык.

Что значит вовек? Значит: «никогда этого не снесу, никогда не стерплю, никогда не позволю»; это, конечно же, и есть вовек, то есть никогда.

Тогда Спаситель, пугая сопротивляющегося больного, грозя ему тем, что тот не исцелится, говорит: если не умою тебя, не имеешь части со Мною. Было сказано так: |||если не умою тебя, — хотя речь шла об одних только ногах, подобно тому, как обычно говорят «ты топчешь меня», когда наступают лишь на ступню.

Возможно, кто-то возмутится этим и скажет: «О нет! Если он чист весь, зачем нужно ему омывать ноги?» Но Господь знал, что Он говорил, даже если наша немощь не может проникнуть в тайны Его. Нс$тем не менее, поскольку Он удостоил нас, чтобы мы были наставлены и обучены на основе Его закона, я в меру моего понимания и в меру слабых сил моих с помощью Его отвечу кое-что касающееся глубины этого вопроса. Во-первых, мне не составит труда показать, что Он не противоречит Себе в этом речении. Ибо кто может сказать, что сказанное здесь неверно: «Весь чист, за исключением ног»? Но было бы изысканнее сказано, если бы было сказано так: «Весь чист, разве только ноги», — что означает то же самое. Так вот, это-то и говорит Господь: омытому нужно только ноги умыть, потому чист весь. В самом деле, либо так: «чист за исключением ног», либо так: «весь чист, разве только ноги следует омыть».

Но что это значит? Что Он хотел сказать? Что здесь нужно исследовать? Господь говорит,

Истина утверждает, что тот, кто омыт, нуждается в том, чтобы ему омыли ноги. Что, братья мои, вы думаете об этом? Col. 1789 Что, если не то, что человек в Святом Крещении омывается весь (не весь, за исключением ног, но вообще весь), но тем не менее, оказываясь далее среди человеческих привязанностей, он соприкасается с землей. И вот сами человеческие чувства, без которых нельзя жить в этом смертном состоянии, являются как бы ногами, через которые на нас влияют человеческие дела, и так влияют, что если мы скажем, что не имеем греха, то обманем самих себя и не будет истины в нас (ср. 1 Ин. 1:8). 1

И вот каждодневно омывает нам ноги Тот, Кто ходатайствует за нас (ср. Рим. 8:34), и то, что мы нуждаемся каждодневно в том, чтобы омывать ноги, то есть в том, чтобы совершать свой духовный путь, — мы исповедуем в самой молитве, данной Господом, когда говорим: Прости нам долги наши, как мы прощаем должникам нашим (Мф. 6:12). Ибо если мы исповедуем, как написано, грехи наши, то, конечно, есть Тот, Кто уже омыл ноги ученикам Своим, Верный и Истинный, Кто отпустит и нам грехи и очистит нас от всякой неправедности (ср. 1 Ин. 1:9), то есть очистит вплоть до ног, которыми мы ступаем по земле.

Поэтому Церковь, которую Христос очищает банею водною через слово, не имеет ни пятна, ни порока (ср. Еф. 5:26—27) не только в лице тех, которые после бани возрождения тотчас же увлекаются на небеса от сопричастности с этой жизнью и не топчут землю (для чего и необходимо было бы омывать ноги), но и в лице тех, кому Господь, проявив к ним великое милосердие, позволил уйти из этого мира с омытыми ногами. Но хотя Церковь чиста в лице тех, которые задерживаются здесь, поскольку они живут праведно, однако же им нужно омывать ноги, поскольку они, разумеется, не без греха. Поэтому говорит она в Песни Песней: Я вымыла ноги мои, как же мне марать их? (Песн. 5:3). Ибо она сказала это, когда собиралась пойти ко Христу и топтать землю, когда пойдет.

И вновь возникает очередной вопрос. Разве Христос не вверху? Разве Он не взошел на небо и не сидит одесную Отца? Разве апостол не взывает и не говорит: Итак, если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога; о горнем помышляйте, а не о земном (Кол. 3:1—2)? Почему же, чтобы прийти нам ко Христу, мы вынуждены топтать землю, когда нам следовало бы, напротив, сердце устремлять вверх, к Господу, чтобы иметь возможность быть вместе с Ним?

Вы видите, братья, что недостаток времени се-годня заставляет нас сократить этот вопрос. И если вы, быть может, видите его малым, я, со своей стороны, вижу, сколь серьезного обсуждения он требует. Поэтому я прошу: пусть уж он лучше будет отложен, нежели обсужден небрежно или сжато. И ваши ожидания не будут обмануты, а лишь сбудутся с отсрочкой. Ибо Господь, Который делает нас должником, поможет нам вернуть долги.

***

Я не забыл о своем долге и признаю, что пришло время вернуть его Это Рассуждение посвящено не рассмотрению последовательно взятого фрагмента Евангелия от Иоанна, но продолжению рассмотрения того фрагмента, который блж. Августин не успел рассмотреть в предыдущем Рассуждении по недостатку времени. — Ред. . Пусть даст мне то, благодаря чему я вернул бы его, Тот, Кто дал мне возможность стать должником. Ибо Он дал мне любовь, о которой сказано: не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви (Рим. 13:8). Пусть также даст Он слово, которое я должен, как вижу, сказать возлюбленным. А отложил то, что вы ждали, того ради, Col. 1790 чтобы раскрыть по мере своих сил, каким образом мы приходим ко Христу на земле, хотя нам предписывается искать скорее горнее, а не то, что на земле (см. Кол. 3:1—2). Ибо Христос пребывает в горнем мире, сидя одесную Отца, но, разумеется, Он также и здесь, отчего и Савлу, неистовствовавшему на земле, Он сказал: что ты гонишь Меня? (Деян. 9:4).

Что касается вопроса, который нам следует разобрать, то к нему привело нас то, что Господь омыл ноги Своим ученикам, когда ученики уже были омыты и нужно им было только омыть ноги. И тогда стало очевидно, что это нужно понимать таким образом, что, хотя человек весь омывается в Крещении, все же, пока он живет далее в этом мире, он своими человеческими привязанностями, словно ногами, которыми он ступает по земле, то есть самим ходом этой жизни, принимает на себя то, из-за чего говорит: Прости нам долги наши (Мф. 6:12). И потому он очищается ТЬм, Кто омыл ноги ученикам Своим (см. Ин. 13:5) и не перестает ходатайствовать о нас (ср. Рим. 8:34). Далее прозвучали из Песни Песней слова Церкви, сказавшей: Я вымыла ноги мои, как же мне марать их? (Песн. 5:3), когда она хотела пойти и открыть Тому, Кто пришел к ней, постучал и попросил открыть Ему, Который прекраснее сынов человеческих (ср. Пс. 44:3). Здесь возник вопрос, который мы не хотели рассматривать кратко из-за недостатка времени, потому и отложили до сих пор: каким образом Церковь, когда она идет ко Христу, должна бояться замарать ноги, которые омыла в Крещении Христовом?

Ибо она так говорит: Я сплю, а сердце мое бодрствует; вот, голос моего возлюбленного,

который стучится в двери. После этого говорит Он: отвори мне, сестра моя, ближняя моя, голубица моя, чистая моя! Потому что голова моя вся покрыта росою, кудри мои — ночною влагою. И та отвечает: Я скинула хитон мой; как же мне опять надеть его ? Я вымыла ноги мои; как же мне марать их?(ср. Песн. 5:2—3).

О, удивительное таинство! О, великая тайна! Неужели она боится замарать ноги, идя к Тому, Кто омыл ноги учеников Своих? Правильно она боится, ибо идет она по земле к Нему, пребывающему также на земле, потому что Он не оставляет Своих, находящихся здесь. Разве не QH говорит: Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28:20)? И не Он ли говорит: будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому (Ин. 1:51)? Если они восходят к Нему, потому что Он в горнем мире, то каким образом нисходят, если не потому, что Он пребывает также здесь?

Церковь же говорит: Я вымыла ноги мои; как же мне марать их? В тех верующих она говорит это, которые, очищенные от всякой скверны, могут сказать: имею желание разрешиться и быть со Христом, а оставаться во плоти нужнее для вас (ср. Флп. 1:23—24). В тех она говорит это, которые проповедуют Христа и открывают Ему двери, чтобы верою Он вселился в сердца людей (ср. Еф. 3:17). В них она говорит это, когда они обдумывают, следует ли принимать на себя такое служение, для которого считают себя мало подходящими, чтобы исполнить его без ошибки и, проповедуя другим, не стать достойными порицания (ср. 1 Кор. 9:27). Ибо безопаснее слушать истину, нежели ее проповедовать, поскольку в слушателе сохраняется смирение, но едва ли к какому проповеднику не подкрадется хоть какая-то доля хвастовства, посредством которого, конечно же, замарываются ноги. Col. 1791

Поэтому, как говорит апостол Иаков, всякий человек да будет скор на слышание, медленен на слова (Иак. 1:19). Говорит и другой человек Божий: дай мне услышать радость и веселие, — и возрадуются кости сокрушенные (Пс. 50:10). Это то же, что я сказал: в слушающем истину сохраняется смирение. Говорит и другой: а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью.радуется, слыша голос жениха (Ин. 3:29). Давайтё радоваться, слушая то, о чем без звука говорит внутри нас истица. Хотя звучит она и вовне: через читающего, через извещающего, через проповедующего, через изъясняющего, через утешающего, через увещевающего, а также через поющего и читающего псалмы.

И те, кто делают это, должны бояться замарать ноги свои, если они в потаенной любви к людской хвале стремятся понравиться людям. Впрочем, те, которые охотно и благочестиво слушают их, не имеет возможности за счет чужих трудов вознести себя и не с напыщенными, но с сокрушенными костями радостью радуются, слушая голос Господней истины. Поэтому в лице тех, которые умеют слушать с охотой и благочестием и которые проводят спокойную жизнь в сладостном и спасительном усердии, радуется святая Церковь и говорит: Я сплю, а сердце мое бодрствует. А что значит: Я сплю, а сердце мое бодрствует, — если не следующее: «Я так храню покой, что слушаю. Покой мой служит не взращиванию праздности, но обретению мудрости. Я сплю, а сердце мое бодрствует, я отдыхаю и вижу, что Ты — Господь, ибо мудрость книжная приобретается во время досуга, и кто мало имеет занятий, может приобрести ее (ср. Сир. 28:24). Я сплю, а сердце мое бодрствует (Песн. 5:2), я отдыхаю от хлопот, и дух мой устремляется к божественным заботам»?

4. Но в то время как Церковь наслаждается покоем в лице тех, которые таким вот образом находят приятный и смиренный отдых, смотри, как стучит говорящий такое: Что говорю вам в темноте, говорите при свете, и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях (Мф. 10:27). Это голос Того, Кто стучит в двери и говорит: отвори мне, сестра моя, ближняя моя, голубица моя, чистая моя! Потому что голова моя вся покрыта росою, кудри мои — ночною влагою (Песн. 5:2). Он как будто бы говорит: «Ты отдыхаешь, и закрыта предо Мной дверь; ты радеешь о покое немногих, и из-за умножения нечестия охладевает любовь многих (ср. Мф. 24:12)». Ночь — это, разумеется, нечестие. Роса же Его и влага — это те, которые охладевают, претерпевают падение и заставляют голову Христову терпеть холод, то есть делают так, чтобы не было любви к Богу. Ибо Христу глава — Бог (1 Кор. 11:13). Но они лежат на кудрях, то есть допускаются к таинствам, открытым взору, и никогда не достигают потаенных смыслов.

И вот Он стучит, чтобы лишить покоя досужих святых, и кричит: «отвори мне, благодаря крови Моей сестра моя, благодаря приходу Моему ближняя моя, благодаря Духу Моему голубица моя, благодаря слову Моему, которое ты полнее узнала в покое, чистая моя, отвори мне, проповедуй меня! Ведь как Я войду к затворившимся от Меня, если не будет той, которая откроет? Ибо как они услышат без той, которая будет проповедовать? (ср. Рим. 10:14)».

Поэтому выходит так, что и те, которые любят посвящать свой досуг добрым занятиям и не хотят нести на себе бремя Col. 1792 тяжелых забот (потому что чувствуют себя не слишком способными к такого родй служению и к безупречному его исполнению), предпочли бы, eсли бы было такое возможно, чтобы святые апостолы и древние проповедники истины снова восстали против умножения нечестия, из-за которого ослабевает жар любви.

Но в лице тех, которые уже оставили тело и были лишены одежд плоти (ибо они не были отделены от нее), Церковь отвечает: Я скинула хитон мой; как же мне опять надеть его? (Песн. 5:3). Вернется, конечно, этот хитон, и в лице тех, которые умерли, Церковь вновь облачится плотью, но не сейчас, когда охладевшим следует согревать-ся, а тогда, когда умершие воскреснут.

И вот, испытывая затруднения из-за нехватки проповедников и вспоминая тех своих членов, здравых в речах, святых в нравах, но уже оставивших тела свои, Церковь вздыхает и говорит:

«Я скинула хитон мой; как же мне опять надеть его? (Песн. 5:3). Те члены мои, которые превосходно могли, неся Благую весть, открывать Христу двери, как могут теперь вернуться в тела, которых лишились?»

Затем, учитывая тех, которые так или иначе способны проповедовать, собирать народы, управлять ими и тем самым открывать двери Христу, но в этих делах, полных трудностей, боятся согрешить, она говорит от лица ихДалее до конца абзаца блж. Августин приводит слова, вложенные им в уста Церкви. — Пер. : «Я вымыла ноги мои; как же мне марать их? (Песн. 5:3).

-Ибо всякий, кто не согрешает в слове, тот муж совершенный (ср. Иак. 3:2). Кто же совершенен? Кто же не согрешает среди такого умножения нечестивости и среди такого охлаждения любви? Я вымыла ноги мои; как же мне марать их? Поскольку я читаю и слышу: Братья мои! Не многие делайтесь учителями, поскольку вы подвергаетесь большему осуждению, ибо все мы много согрешаем (ср. Иак. 3:1—2). Я вымыла ноги мои; как же мне марать их? Но вот я встаю и открываю. Христос, омой их! Прости нам долги наши, ибо не угасла любовь наша, поскольку и мы прощаем должникам нашим (ср. Мф. 6:12). Когда мы слушаем Тебя, сокрушенные кости радуются вместе с Тобой на небесах (ср. Пс. 50:10). Но когда мы проповедуем Тебя, мы ступаем по земле, чтобы открыть Тебе двери, и поэтому, если нас порицают, мы приходим в смятение, если хвалят, наполняемся спесью. Омой наши ноги, прежде уже чистые, но замаравшиеся, когда мы пошли по земле, чтобы отворить Тебе».

Пусть этого достаточно будет вам на сегодня, возлюбленные. Если мы, возможно, согрешили, сказав иначе, чем следовало, и если больше, чем следовало бы, возгордился я вследствие ваших похвал, просите об омовении ног наших в молитвах ваших, угодных Богу.

Настало время, чтобы исполнилось обещанное блаженному Петру. Ведь исполнение этого было отложено, когда он, испуганный, сказал: Не умоешь моих ног вовек (Ин. 13:8), — и получил в ответ: что Я делаю, ты теперь не знаешь, а уразумеешь после (Ин. 13:7). Вот и пришло это «после». Настало время, чтобы было сказано то, что чуть ранее было отложено. Итак, Господь, помня, что Он обещал открыть смысл Своего деяния, столь неожиданного, столь удивительного, столь пугающего (даже если бы Он Сам сильно не напугал Блж. Августин имеет в виду испуг Петра, которого устрашили слова Господа, что он не будет сопричастен Ему, если Господь не омоет ему ног (см.: Блж. Августин Гиппонский. Толкование на Евангелие от Иоанна. 56, 2). — Пер. ), совершенно непозволительного — чтобы Учитель не только самих апостолов, но и Учитель Анге-лов, Господь не только самих апостолов, но и всего мира омывал ноги учеников и слуг Своих. И вот поскольку Он обещал открыть смысл этого деяния, сказав: а уразумеешь после, то приступил теперь к объяснению того, что значит Его поступок.

«Правильно говорите, потому что истинно говорите; Я, разумеется, именно то, что вы говорите». Заповедано человеку: «Да не хвалят тебя уста твои, но пусть хвалят уста ближнего твоего» (ср. Притч. 27:2). Ибо опасно быть довольным собой, поскольку следует остерегаться гордыни. Но Тот, Кто превыше всего, как бы ни славил Себя, не может поднять Себя выше Своего величия, и Бог истинно не может быть назван надменным. Ибо ведь это нам полезно знать Его, а не Ему; и никто не сможет познать Его, если не засвидетельствует о Себе Он Сам, знающий Себя. Так вот, если бы Он не славил Себя, как бы желая тем самым избежать надменности, то Он отказал бы нам в возможности постичь Его. И никто не может упрекнуть Его в том, что Он назвал Себя Учителем (magister), даже тот, кто считает Его не более, чем человеком. Ибо Он признал Себя тем, кем без всякой надменности признают себя и сами люди в сфере какого-либо искусства, благодаря чему именуются учителями (professores).

Но Он назвал Себя также Господом учеников Своих, хотя они в мирском смысле были свободнорожденными. Кто это снесет от человека? Но это сказал Бог. Здесь нет никакого высокомерия у такого Величия, нет никакой лжи у Истины; наша польза в том и состоит, чтобы подчиняться этому Величию, в том, чтобы служить Истине. То, что Он назвал Себя Господом, — не погрешность Его, но милость к нам. Достойны похвалы слова одного мирского писателя, ибо он сказал: «если уж противна всякая надменность, то особенно противна надменность по поводу своего ума и красноречия» Цицерон. Дивинация против Квинта Цецилия. XI, 36. —

Пер. . И тем не менее когда он же го ворил о собственном красноречии, то произнес: «Я назвал бы это совершенным, если бы так считал и не боялся, говоря истину, быть обвиненным в заносчивости» Цицерон. Об ораторе. 38, 132. — Пер. . И вот если этот красноречивей- ший муж, говоря истину, не боялся обвинения в заносчивости, то почему должна бояться обвинения в заносчивости сама Истина?

Пусть называет Себя Господом Тот, Кто является Господом, пусть говорит истинное Тот, Кто является Истиной, чтобы не остался я в неведении того, что несет мне пользу, если Он умолчит о том, что Он есть. Блаженнейший Павел, разумеется, не Единородный Сын Божий, но слуга и апостол Сына Божия, не истина, но сопричастник Истины, с готовностью и твердо говорит: если я захочу хвалиться, не буду неразумен, потому что скажу истину (2 Кор. 12:6). Ибо не собой, но Истиной, Которая выше его, Col. 1794 он смиренно и праведно хвалился, ведь Он Сам заповедовал, чтобы хвалящийся хвалился Господом (ср. 1 Кор. 1:31). Может ли не бояться обвинения в неразумии любитель мудрости, если захочет хвалиться, и может ли бояться обвинения в неразумии Премудрость, хвалясь Собой? Не боялся быть обвиненным в заносчивости говоривший: Господом будет хвалиться душа моя (Пс. 33:3). Так может ли бояться обвинения в заносчивости могущество Господа, которой хвалится душа слуги Его? «Вы называете Меня, — сказал Он, — Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Потому вы правильно говорите, ибо это — Я. Ведь если бы Я не был тем, чем вы Меня называете, вы бы говорили неверно, даже если бы вы хвалили Меня». Как же Истина могла отрицать то, что говорят ученики Истины? Как может отрицать сказанное учениками Та, Которой они были обучены? Как может отвергать Источник то, что славит пьющий из Него? Как Свет может скрывать то, что получает видящий?

Такое делают в буквальном смысле братья, когда принимают гостей. <...> Конечно же лучше, чтобы это делалось руками и чтобы христианин не пренебрегал тем, что делал Христос. Ибо когда тело склоняется у ног брата, то чувство смирения возникает в самом сердце, или, если оно там уже есть, оно утверждается. А кроме нравственного урока... разве не можем сказать, что брат способен изменить брата, очистив от грязи греха? <...> Давайте исповедоваться друг другу в грехах, давайте молиться о наших грехах (cм. Иак. 5:16). Так мы станем умывать ноги друг другу.

***

Это то, блаженный Петр, что ты не знал, когда не позволял Ему совершать этого. Это то, что Он обещал открыть тебе потом, когда Учитель и Господь, омывая ноги твои, напугал тебя, чтобы ты позволил Ему сделать это. Мы научились, братия, от Всевышнего смирению, давайте же мы, смиренные, будем делать друг другу то, что смиренно сделал Всевышний. Это великое предложение смирения.

И это делают друг другу братья открыто, когда оказывают друг другу гостеприимство, ибо у многих существует обычай такого смирения , доходящего вплоть до такого поступка. Отчего апостол, когда хвалил достойную вдову, произнес: принимала странников, умывала ноги святым (1 Тим. 5:10). И всюду, где у святых нет этого обычая, они то, что не делают руками, делают сердцем, если в числе их те, кому сказано в песне трех бла-женных мужей: Благословите, праведные и смиренные сердцем, Господа (Дан. 3:87). Но это гораздо лучше и, вне сомнения, вернее, чтобы это совершалось также руками, и христианин не должен считать недостойным для себя делать то, что сделал Христос. Ибо когда тело склоняется к ногам брата, чувство смирения пробуждается в сердце и упрочивается, если это чувство уже присутствовало там.

Но помимо этого нравственного смысла мы помним, что объясняли глубину этого Господнего поступка и таким образом: Господь, омывая ноги ученикам, которые уже были омыты и очищены, указал тем самым, что из-за человеческих чувств, которые не дают нам покоя на земле, сколь бы далеко мы ни продвинулись в пости-жении праведности, мы (что должны знать) не без греха, который Он время от времени смывает, ходатайствуя за нас, когда мы молим Отца, сущего на небесах, чтобы Он простил нам долги щши, как и мы прощаем должникам нашим (ср. Мф. 6:12).

Но каким образом это понимание может быть соотнесено с тем, что объяснил Он Сам позже, когда раскрывал смысл Своего поступка, сказав: итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу, ибо Я дал вам пример, чтоб и вы делали то же, что Я сделал вам (Ин. 13:14)? Неужели мы можем сказать, что и брат также может очистить брата от скверны греха? О нет, мы знаем, Col. 1795 что глубина это-го Господнего деяния призывает нас к тому, чтобы мы исповедовали грехи свои друг перед другом и молились друг за друга, как и Христос ходатайствует за нас (ср. Рим. 8:34). Давайте услышим апостола Иакова, со всей ясностью предписывающего это и говорящего: признавайтесь друг перед другом в проступках и молитесь друг за друга (Иак. 5:16). Вот для этого-то и дал нам пример Господь. Ибо если Тот, Кто не имеет греха, не имел и не будет иметь его, молится о грехах наших, то насколько больше мы должны молиться друг за друга! И если прощает нам Тот, Которого не за что нам прощать, то насколько больше должны прощать друт другу мы, не имеющие возможности жить здесь без греха! Ибо на что, по-видимому, указал Господь в том глубоком таинстве, когда сказал: ибо Я дал вам пример, чтоб и вы делали то же, что Я сделал вам (Ин. 13:14), — если не на то, что со всей ясностью сказал апостол: «Прощайте взаимно, если кто имеет на кого жалобу; как Господь простил вас, так и вы» (Кол. 3:13)?

Итак, давайте прощать друг другу проступки и молиться друг за друга из-за проступков наших и так некоторым образом омывать друг другу ноги. Нам принадлежит нести, по дару Его, служение любви и смирения, Ему — не оставлять нас без внимания и очищать от всякой скверны греховной через Христа и во Христе, чтобы то, что мы прощаем другим, то есть разрешаем на земле, разрешилось на небе.

Мы только что услышали, как в Святом Евангелии Господь говорил и изрек: Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его. Если это знаете, блаженны будете, если будете исполнять это. Он потому это сказал, что омыл ноги учеников, как смиренный Учитель, наставляющий словом и примером. Но мы при поддержке Его сможем рассмотреть подробнее то, что требует более обстоятельного рассмотрения, если не будем задерживаться на том, что и без того ясно.

И вот когда Господь произнес это, Он добавил: Не о всех вас говорю: Я знаю, которых избрал. Но да сбудется Писание: «ядущий со Мною хлеб поднимет на Меня пяту свою» ( Пс. 40:10).] Что иное это означает, кроме как: «будет попирать Меня»? Известно, о ком Он говорил. Это относилось к Иуде, предателю Его. Итак, Он не избирал его, отчего в Своих словах и отделил его от тех, кого Он избрал. Вот Он что говорит и о чем я толкую: «Блаженны будете, если будете исполнять это, не о всех вас говорю, есть среди вас тот, кто не будет блаженным и не будет исполнять этого. Я знаю, которых избрал»

Кого Он избрал, если не тех, которые станут блаженными, исполняя то, что Он заповедал, и кому показал, что следует совершать, Тот, Кто может сделать их блаженными? Предатель Иуда, говорит Он, не избран. Что же тогда означает сказанное Им в другом месте: не двенадцать ли вас избрал Я?Но один из вас диавол (Ин. 6:70). Не был ли он избран для чего-то иного, для чего он был необходим, а не для блаженства, о котором Он только что сказал: «Блаженны будете, если будете исполнять это»? Он говорит это не обо всех, ибо знает, кого Он избрал к соучастию в этом блаженстве. Col. 1796 И нет среди них того, кто ел хлеб Его так, чтобы поднять пяту на Него. Они ели хлеб как Хлеб Господа, а он ел Хлеб Господень против Господа; они ели жизнь, а он — наказание. |||Ибо, кто ест недостойно, — говорит апостол, — тот ест осуждение себе (ср. 1 Кор. 11:29).

Хотел ли Он сказать, что дистанция между Ним и тем, кто Им послан, столь же мала, как между Ним и Богом Отцом? Если так понимать, то придется принять арианскую систему градации (да не будет!). Они, когда слышат эти евангельские слова или читают их, тут же спешат к своей догматической градации... и говорят: «Насколько апостол Сына отстоит от Сына, настолько и Сын отстоит от Отца». Но услышьте Самого Сына, Который говорит: Я и Отец - одно (Ин. 10:30). Здесь Истина не оставила вам ни намека на дистанцию между Родившим и Единородным. Здесь Христос перечеркнул ваши градации. <...>

Как же нам воспринимать эти слова Господа? Принимающий Меня принимает Пославшего Меня: эти слова выражают единство природы Отца и Сына. Принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает - эти слова относятся к единству природы Сына и Его посланника. И нет ничего несоответствующего в таком понимании... учитывая, что Слово стало плотью, то есть Бог стал Человеком. Так что Он, вероятно, в единстве с человеческой природой сказал: Принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает, но в соответствии с Божественной природой сказал: Принимающий Меня принимает Пославшего Меня. Однако в этом фрагменте Он не столько говорил о единстве природы, сколько о власти пославшего над тем, кто послан. Пусть всякий принимает посланного, чтобы в нем запечатлеть того, кто послал его. Итак, если будешь искать Христа в Петре, найдешь Наставника Петра. Если будешь искать Отца в Сыне, найдешь Родившего Единородного. Наконец, когда принимаешь того, кто послан, ты не ошибешься, считая, что принимаешь и пославшего.

***

Неужели Он хотел, чтобы мы сочли, будто разница между тем, кого Он посылает, и Им Самим такая же, как между Им и Богом Отцом?

Если мы воспримем это таким образом, то я не знаю, какие ступени Блж. Августин говорит далее о степенях достоинства, которые разделяют, по мнению ариан, Бога Отца и Бога Сына. Мы переводим слово gradus как «ступени», а не «степени», поскольку далее блж. Августин использует это же слово для создания образа лестницы, на разных ступенях которой еретики помещают Отца, Сына, Святого Духа, апостолов и по которой ариане спускаются к смерти, а не восходят к небесам. В конце отрывка он прямо говорит о лестнице (scalae) еретиков. — Пер. мы должны построить (да ни в коем случае!) по принципу ариан! Они, конечно, когда слышат или читают эти евангельские слова, тотчас спешат к тем ступеням своего учения, по которым не к жизни восходят, но спу-скаются к смерти. Они, разумеется, тут же начинают говорить: «Насколько апостол Сына отстоит от Сына, согласно Его словам: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает, — настол ько и Сын отстоит от Отца, согласно Его словам: принимающий Меня принимает Пославшего Меня». Но если ты говоришь так, ты позабыл, еретик, ступени твои. Ибо если на основании этих слов Господа ты определяешь, что расстояние между Сыном и Отцом такое же, какое и между апостолом и Сьйгом, то куда ты поместишь Святого Духа? Неужели исчез у тебя

Тот, Кого вы обычно ставите после Сына? Итак, Он окажется между апостолом и Сыном, и тогда дистанция между Сыном и апостолом будет гораздо больше, нежели между Отцом и Сыном. Или, быть может, чтобы между Сыном и апостолом, а также между Отцом и Сыном сохранялось то же расстояние, Святой Дух будет равен Сыну?

Но вы не хотите этого. Где же вы поместите Его, если устанавливаете ту же дистанцию между апостолом и Сыном, какую между Сыном и Отцом? Поэтому сдержите дерзость вашего предубеждения и не пытайтесь найти в тех словах ту же дистанцию между Отцом и Сыном, что и меж-ду Сыном и апостолом! Послушайте лучше Самого Сына, когда Он говорит: Я и Отец — одно (Ин. 10:30). Истина здесь не оставила нам никакого намека на дистанцию между Родителем и Единородным, здесь Христос сокрушил ваши ступени, здесь Камень разрушил вашу лестницу.

Однако после опровержения клеветы еретиков каким образом мы должны воспринимать эти слова Господа: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает, принимающий Меня принимает Пославшего Меня? Ибо если бы мы захотели понять сказанное: принимающий Меня принимает Пославшего Меня, как утверждение единой природы Отца и Сына, то выраженное схожим построением фразы, в которой сказано: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает, показалось бы нам утверждением единой природы Сына и апостола. И действительно, можно было бы вполне это понять и так, ибо имел двойную природу Исполин, Который радовался пробежать поприще (ср. Пс. 19:5), ибо Слово стало плотию (Ин. 1:14), то есть Бог стал человеком. Поэтому можно предположить, что Он сказал так: «принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает, как человека, Col. 1797 а принимающий Меня как Бога принимает Пославшего Меня». Но если Он говорил так, то подчеркивал тем самым не единство природы, но значимость Посылающего в посланном.

То есть пусть каждый так принимает посланного, чтобы видеть в нем Пославшего. Так вот, если ты будешь искать Христа в Петре, то найдешь Наставника ученика; если будешь искать Отца в Сыне, то найдешь Родителя Единородного Сына. И так в лице посланного ты безошибочно примешь Пославшего.

То, что следует в Евангелии далее, нет нужды втискивать в сжатые рамки времени. И потому, возлюбленные, пусть сказанные слова, словно корм для святых овец, будут хорошо усвоены вами, если этого достаточно, а если недостаточно, то пусть будут тщательно пережеваны.

Хотя ученики почтительно любили своего Учителя, в отношениях между собой их связывала хрупкость человеческих чувств. Совесть каждого известна была только самому себе; а поскольку совести ближнего она не знала, то каждый в себе был настолько уверен, что никто не был уверен во всех, а все не были уверены в каждом.

***

Ведь они были проникнуты самой чистой любовью к своему Учителю, но человеческая немощь все же настраивала их друг против друга. Разумеется, каждый был спокоен за собственную совесть, но поскольку за совесть другого спокоен не был, то всякий, будучи уверен в себе, не был уверен ни в одном из числа других и во всех сразу.

Это тот самый Иоанн, которому принадлежит это Евангелие, как он сам об этом позже говорит (см. Ин. 21:20-24). Ибо прежде, среди тех, кто уготавливал нам священные письмена, было принято, что, когда кто-либо из них должен был сообщить нечто относящееся к самому себе, он говорил так, словно это относилось к другому. Автор таким образом помещал себя в повествование, чтобы быть описывающим происходящие события, а не вещающим о себе самом. То же делал и святой Матфей (см. Мф. 9:9). <...> Разве теряет что-либо истина, когда и события излагаются, и нет никакого хвастовства со стороны писателя?

***

То, что он имел в виду, сказав «на лоне», чуть позже он поясняет, когда говорит: к груди Иисуса (Ин. 13:25). Это был Иоанн, о чьем Евангелии идет речь, как он сам позже открыто говорит (см. Ин. 21:20—24). Ибо это было в обычае тех, кто донес до нас Священные Писания: когда кто- то из них излагает божественную историю и повествование доходит до него самого, он говорит В латинском тексте Евангелия в данном случае для обозначения груди Иисуса используются два разных слова. В первом случае — sinus («лоно», «пазуха»), во втором — pectus («грудь»). Использование в первом случае слова, не напрямую означающего грудь, заставило блж. Августина сделать это пояснение. — Пер. как бы о другом В латинском тексте Евангелия в данном случае для обозначения груди Иисуса используются два разных слова. В первом случае — sinus («лоно», «пазуха»), во втором — pectus («грудь»). Использование в первом случае слова, не напрямую означающего грудь, заставило блж. Августина сделать это пояснение. — Пер. и так включает себя в нить своего повествования, будто бы он повествователь о чужих деяниях, а не рассказчик о самом себе.

В самом деле, так поступал и святой Матфей, который, когда рассказ коснулся его самого, сказал: увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфей, и говорит ему: следуй за Мною (Мф. 9:9). Он не сказал: «Увидел меня и сказал мне». Так же поступил и блаженный Моисей, написав все о себе так, словно бы о другом. Он говорит: И сказал Господь Моисею (Исх. 6:1). Так же поступал апостол Павел, с той лишь разницей, что сделал это не в истории, где описываются события, а в Послании. Ведь он о себе говорил: знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет, — в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает, — восхищен был дбтретьего неба (2 Кор. 12:2).

Поэтому то, что и здесь блаженный евангелист не говорит: «я возлежал на лоне Иисуса», но говорит: один из учеников возлежал, давайте отнесем к обыкновению наших авторов и не станем удивляться. Ибо будет ли нанесен какой-то ущерб истине, если события излагаются, а рассказчик стремится некоторым образом избежать хвастовства? Еще бы! Ведь он рассказывал то, что имело отношение к его великой славе.

А что означает: которого любил Иисус? Что же, Он не любил других, о ком выше говорит сам же Иоанн: до конца возлюбил их (Ин. 13:1)? То есть говорит о себе в третьем лице. — Пер.

Да и Сам Господь говорит: нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15:13). И кто перечислит все свидетельства с божественных страниц, в которых Господь Иисус открывается в Своей любви не только к нему и к другим, бывшим тогда с Ним, но и к будущим Col. 1801 после того членам Своим и ко всей Церкви Своей?

Но здесь, разумеется, что-то сокрыто, и это относится к лону, на котором возлежал сам рассказчик. Ведь что другое обозначается через «лоно», кроме тайны? Однако есть другое, более подходящее место в Евангелии, и тогда Господь позволит нам сказать об этой тайне то, чего будет достаточно.

«И вот Симон Петр дал знак и сказал Ему». Замечательный оборот речи: сказал что-то беззвучно, посредством какого-то жеста. «Дал знак и сказал» — значит сказал жестом. Ведь если что-то можно сказать мысленно, как сказано в Писании: говорили сами в себе (Прем. 2:1), то насколько больше можно сказать жестом, когда уже выражается некими внешними знаками то, что заключено в сердце! Так что же он сказал жестом? Что кроме того, что следует далее? Кто это, о котором говорит ?. Эти слова выразил жестом Петр, ибо сказал не звуком голоса, а движением сердца.

И вот он, припадши к груди Иисуса, — это, несомненно, лоно груди, тайник премудрости, — сказал Ему: Господи! кто это?

Это тот самый Иоанн, которому принадлежит это Евангелие, как он сам об этом позже говорит (см. Ин. 21:20-24). Ибо прежде, среди тех, кто уготавливал нам священные письмена, было принято, что, когда кто-либо из них должен был сообщить нечто относящееся к самому себе, он говорил так, словно это относилось к другому. Автор таким образом помещал себя в повествование, чтобы быть описывающим происходящие события, а не вещающим о себе самом. То же делал и святой Матфей (см. Мф. 9:9). <...> Разве теряет что-либо истина, когда и события излагаются, и нет никакого хвастовства со стороны писателя?

***

То, что он имел в виду, сказав «на лоне», чуть позже он поясняет, когда говорит: к груди Иисуса (Ин. 13:25). Это был Иоанн, о чьем Евангелии идет речь, как он сам позже открыто говорит (см. Ин. 21:20—24). Ибо это было в обычае тех, кто донес до нас Священные Писания: когда кто- то из них излагает божественную историю и повествование доходит до него самого, он говорит В латинском тексте Евангелия в данном случае для обозначения груди Иисуса используются два разных слова. В первом случае — sinus («лоно», «пазуха»), во втором — pectus («грудь»). Использование в первом случае слова, не напрямую означающего грудь, заставило блж. Августина сделать это пояснение. — Пер. как бы о другом В латинском тексте Евангелия в данном случае для обозначения груди Иисуса используются два разных слова. В первом случае — sinus («лоно», «пазуха»), во втором — pectus («грудь»). Использование в первом случае слова, не напрямую означающего грудь, заставило блж. Августина сделать это пояснение. — Пер. и так включает себя в нить своего повествования, будто бы он повествователь о чужих деяниях, а не рассказчик о самом себе.

В самом деле, так поступал и святой Матфей, который, когда рассказ коснулся его самого, сказал: увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфей, и говорит ему: следуй за Мною (Мф. 9:9). Он не сказал: «Увидел меня и сказал мне». Так же поступил и блаженный Моисей, написав все о себе так, словно бы о другом. Он говорит: И сказал Господь Моисею (Исх. 6:1). Так же поступал апостол Павел, с той лишь разницей, что сделал это не в истории, где описываются события, а в Послании. Ведь он о себе говорил: знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет, — в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает, — восхищен был дбтретьего неба (2 Кор. 12:2).

Поэтому то, что и здесь блаженный евангелист не говорит: «я возлежал на лоне Иисуса», но говорит: один из учеников возлежал, давайте отнесем к обыкновению наших авторов и не станем удивляться. Ибо будет ли нанесен какой-то ущерб истине, если события излагаются, а рассказчик стремится некоторым образом избежать хвастовства? Еще бы! Ведь он рассказывал то, что имело отношение к его великой славе.

А что означает: которого любил Иисус? Что же, Он не любил других, о ком выше говорит сам же Иоанн: до конца возлюбил их (Ин. 13:1)? То есть говорит о себе в третьем лице. — Пер.

Да и Сам Господь говорит: нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15:13). И кто перечислит все свидетельства с божественных страниц, в которых Господь Иисус открывается в Своей любви не только к нему и к другим, бывшим тогда с Ним, но и к будущим Col. 1801 после того членам Своим и ко всей Церкви Своей?

Но здесь, разумеется, что-то сокрыто, и это относится к лону, на котором возлежал сам рассказчик. Ведь что другое обозначается через «лоно», кроме тайны? Однако есть другое, более подходящее место в Евангелии, и тогда Господь позволит нам сказать об этой тайне то, чего будет достаточно.

Можно предположить, что сюда нужно вставить рассказ Иоанна, которого нет у других, при этом сам Иоанн тоже пропустил подробности, которые есть у Матфея и Марка. Итак, после слов, которые, по Луке, Господь сказал после преподания Чаши: И вот, рука предающего Меня со Мною за столом, — и далее, вступает Иоанн: Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи, кто это?Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана.
 Может показаться, что Иоанн противоречит не только Луке, который сказал, что сатана вошел в сердце Иуды, прежде чем тот заключил договор с иудеями о своем предательстве и получил деньги, но и самому себе, так как чуть выше, прежде чем Иуда вкусил хлеба, сказал: И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его. А как иначе входит дьявол в сердце, если не вкладывая нечестивые желания в помыслы нечестивцев? Следовательно, мы должны здесь понимать, что Иуда оказался в еще большей власти дьявола. Возрастают, напротив, и в добре. Например, апостолы, которые приняли Духа Святого, когда Иисус после Своего воскресения дунул на них и сказал: Примите Духа Святого, еще полнее приняли Его позже, когда Он был ниспослан им свыше в день Пятидесятницы. Итак, после вкушения сатана вошел в Иуду, а Иоанн продолжает свой рассказ: Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему. А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: «купи, что нам нужно к празднику», или чтобы дал что-нибудь нищим. Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь. Когда он вышел, Иисус сказал: ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем. Если Бог прославился в Нем, то и Бог прославит Его в Себе, и вскоре прославит Его.

Теперь, после хлеба, вошел в него сатана: чтобы уже не искушать принадлежащего не ему, но овладеть им как собственным.

***

Тот, кто внушил ему предать Христа, внушил ему же и накинуть на себя петлю. Да, он раскаялся, предав кровь невинную (Мф. 27:4), но раскаяние его не имело надежды. Он раскаялся, но отчаялся — не верил, что может получить прощение. Он не пришел к Тому, Кого предал, чтобы просить прощения — и не просил. Он не молил Его об освобождении, не вверил себя Его искупительной крови.

***

Я знаю, возлюбленные, что некоторые могут быть взбудоражены: и благочестивые, желая понять, и нечестивые, желая опровергнуть то, что после того, как Господь дал предателю Своему кусок хлеба, в него вошел сатана. Ведь так написано: и, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана (Ин. 13:26—27). При этом они говорят: «Неужели хлеб Христа, взятый со стола Христова, вызвал то, что после этого сатана вошел в ученика Его?»

Мы ответим им, что таким образом мы получаем наставление в том, что следует остерегаться принимать дурным образом доброе. Ведь крайне важно не то, что принимается, но кто принимает, не чем является то, что предлагается, а каков тот, кому это дается. Ведь и хорошие вещи бывают]

вредны, и плохие полезны в зависимости от того, кому они даются. «Грех, — говорит апостол, — чтобы явить себя грехом, посредством доброго причиняет мне смерть» (см. Рим. 7:13). Вот чрез добро случилось зло, когда доброе принимается дурным образом. Он также говорит: чтоб я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня. Поэтому трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня, но Господь сказал мне: «Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 12:7—9). Вот смотрите: через злое совершается доброе, когда злое принимается праведно.

Почему же ты удивляешься тому, что был дан Иуде хлеб Христов, чтобы посредством него он был захвачен диаволом, Col. 1802 если ты видишь, с другой стороны, что ангел сатаны был дан Павлу, чтобы посредством него он преуспевал во Христе? Таким образом, и доброе повредило злому, и злое посодействовало доброму. Вспомните, что по этому поводу написано: кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней (1 Кор. 11:27). О тех шла речь, когда апостол произносил э го, которые Тело Господа принимали, как любую другую пищу, равнодушно и беспечно. Так вот, если обвиняется тот, кто не различает, то есть не отличает Тело Христово от другой пищи, то как должен быть наказан тот враг, который под видом друга пришел ко столу Его! Если порицается неуважение к сотрапезнику, то насколько больше

заслуживает предатель сотрапезника! Что иное означал хлеб, переданный предателю, как не свидетельство того, какой благодатью тот пренебрег?

2. Итак, после этого куска хлеба вошел сатана в предателя Господа, чтобы в большей мере обладать тем, кто был передан во власть его и в кого он прежде уже проник, чтобы ввести в заблуждение. Ибо он уже был в нем, когда тот ходил к иудеям и договаривался с ними о цене за предательство Господа, о чем весьма ясно свидетельствует евангелист Лука, говоря: вошел же сатана в Иуду, прозванного Искариотом, одного из двенадцати, и он пошел и говорил с первосвященниками (Лк. 22:3—4). Вот видите, здесь показано, что сатана уже вошел в Иуду. То есть он вошел прежде, когда вложил в сердце его мысль предать Христа, и вот он уже с таким умыслом пришел на вечерю. Теперь же после хлеба он вошел в него не для того, чтобы соблазнить его как чужого ему, но чтобы завладеть им как своим.

Но Иуда тогда не принял Тело Христово, как думают некоторые невнимательные читатели. Конечно, надо понимать, что Господь разделил между всеми ними Таинство Тела и Крови Своей, когда еще оставался Иуда, как вполне определенно рассказывает об этом святой Лука (см. Лк. 22:19-21), а затем дело доходит до того момента, когда, согласно рассказу Иоанна, Господь весьма определенно, обмакнув кусок хлеба и подав его, указал на предателя Своего, возможно, указав на ложность того ученика посредством смачивания хлеба. Ведь не всё, что смачивается, омывается, но некоторые вещи смачиваются, чтобы быть окрашенными. Если же смачивание здесь символизирует нечто хорошее, то справедливо последующее наказание того, кто пренебрег этим благом.

Но все еще требовалось, чтобы зло Иуды, который принадлежал уже не Господу, а диаволу, после того как хлеб вошел неблагодарному человеку в чрево, а враг в душу, все еще, говорю я, требовалось, чтобы столь великое зло, уже укорененное в сердце, вошло в полную силу, несмотря на то что уже существующее его желание заслуживало наказания.

И вот когда Господь, Хлеб Живой, дал хлеб мертвому и, дав хлеб, раскрыл предателя Хлеба, Он сказал: что делаешь, делай скорее. Он не толкал на преступление, но предсказал Иуде зло, а нам благо. Ибо что могло быть хуже для Иуды и что может быть лучше для нас, чем Христос, преданный им на его же погибель ради нашего, но не его блага? Что делаешь, делай скорее. О, слово скорее спешащего принять страдание, нежели разгневанного! О, слово, не столько грозящее наказанием предателю, Col. 1803 сколько выражающее цену, которую заплатит Искупитель! Ибо Он сказал: что делаешь, делай скорее, не столько негодуя по поводу гибели неверного, столько торопясь к спасению верующих, ибо Он был предан за грехи наши (Рим. 4:25), возлюбил Церковь и предал Себя за нее (Еф. 5:25). Отчего и апостол говорит о себе: «Он возлюбил меня и предал Себя за меня» (см. Гал. 2:20). Если бы Христос не предал Себя, то никто бы не предал Христа. Что имеет Иуда, кроме греха? Ведь, предавая Христа, он не думал о нашем спасении, ради которого был предан Христос, но думал о денежной прибыли, а приобрел погибель души. Он получил плату, которую хотел, но против воли его дано ему было то, что он заслужил. Иуда предал Христа, Христос предал Себя Самого; тот осуществил дело продажи, а Он — дело нашего искупления. Что делаешь, делай скорее — не потому что ты это можешь, но потому что этого хочет Тот, Кто все может.

Итак, и Господь имел сокровищницу, в которой хранились пожертвования верующих и которые Он мог расходовать на нужды последователей или бедных. С этого момента и введен обычай иметь денежные средства в Церкви. Господь показывает, что Его заповедь не думать о завтрашнем дне (Мф. 6:34) не означает, что святые не могут собирать деньги, но что служение Богу не должно преследовать такую цель, а боязнь впасть в нужду не должна отклонять нас от праведности.

***

Таким образом, у Господа был денежный ящик, где хранились пожертвования верующих, которые Он раздавал на нужды Своих учеников и других людей. Тогда впервые был установлен обычай иметь церковные деньги, откуда мы можем понять, что заповедь Его не заботиться о завтрашнем дне (см. Мф. 6:34) была дана не для того, чтобы святые не имели никаких денег, но служили бы Богу не ради них и не отступали бы от праведности из- за страха перед нуждой. Ведь и апостол, предвидя будущее, сказал: Если какой верный имеет вдов, то должен их довольствовать и не обременять Церковь, чтобы она могла довольствовать истинных вдовиц (1 Тим. 5:16).

И сам вышедший был ночью. «И вот, когда ушла ночь, Иисус сказал: ныне прославился Сын Человеческий». Итак, День передал речь дню, то есть Христос — верным ученикам, чтобы они слушали Его и любили, следуя за Ним; и ночь ночи открыла знание (ср. Пс. 18:3), то есть Иуда — неверующим иудеям, чтобы они пришли за Ним и схватили Его, преследуя Его. Но теперь со стороны слушателя требуется особое внимание к этим словам Господам, которые Он произнес для благочестивых, прежде чем Он был схвачен нечестивцами, а потому проповеднику не следует торопиться, а лучше отложить истолкование их на время.

Нечистый Иуда ушел, все чистые остались: остались с Тем, Кто очищает. Так будет, когда прейдет побежденный Христом сей мир и когда не останется среди народа Христова ни одного нечистого; когда плевелы будут отделены от пшеницы, когда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их (см. Мф. 13:24-43). Господь наш, зная об этом наперед, сказал об этом, когда удалился Иуда, словно уже отделились плевелы и Он остался Один с пшеницей — святыми апостолами.

Ныне прославился Сын Человеческий. Будто сказал: «Вот, так будет при прославлении Моем, где не будет ни одного нечестивца и где не погибнет ни один праведник. И не сказано: «Ныне дан знак прославления Сына Человеческого», но: Ныне прославился Сын Человеческий. Подобно тому, как не сказано: «Камень обозначал Христа», но: Камень же был Христос (1 Кор. 10:4). <...> Писание часто говорит о том, что обозначает как об обозначенном. И вот, Господь использует слова Ныне прославился Сын Человеческий для того, чтобы указать, что окончательное отделение от нечестивца и нахождение среди святых является предвосхищением Его прославления, когда порочные люди будут отделены и Он вечно будет пребывать со Своими святыми.

***

Он предсказывает Свое Воскресение, которое последует тут же, а не при скончании мира, как наше. И вот, Он говорит: Ныне прославился Сын Человеческий. Это ныне относится не к приближающемуся страданию, но к Воскресению, которое за ним последует, словно бы то, что случится очень скоро, уже произошло.

Прославление Сына Человеческого - это прославление Бога в Нем, ибо Он добавляет: И Бог прославился в Нем. Если Бог прославился в Нем — ведь Он пришел не Свою исполнить волю, но волю Пославшего Его (ср. Ин. 6:38), — то и Бог прославит Его в Себе так, что человеческая природа, которую восприняло вечное Слово, одарена будет вечностью.

***

Давайте напряжем умственный взор и с Господней помощью станем искать Бога. Так звучит гимн Господу: «Ищите Бога, и оживет душа ваша» (ср. Пс. 68:33). Давайте искать Бога, ибо требуется отыскать Его, давайте постигать Его, когда Он уже обнаружен. Он сокровенен, так что должен разыскиваться Тот, Которого должно обнаружить. И Он безмерен, так что постоянно должен постигаться Он, даже когда уже обнаружен.

Поэтому сказано в другом месте: Ищите лица Его всегда (Пс. 104:4). Он утоляет жажду ищущего по его способностям и делает постигающего более восприимчивым, чтобы он вновь и вновь стремился впитывать в себя, Col. 1804 став более восприимчивым. Однако сказанное: ищите лица Его всегда, — сказано не так, как в отношении некоторых: всегда учащиеся и никогда не могущие дойти до познания истины (2 Тим. 3:7), но скорее так, как Он Сам говорил: когда человек окончил бы, тогда он только начинает (Сир. 18:6), — пока мы не достигнем той жизни, где будем настолько исполнены, что не сможем стать более восприимчивы, потому что настолько будем совершенны, что нельзя нам будет преуспеть еще больше. Ибо тогда нам будет открыто все, что нужно нам. Но давайте здесь всегда искать Его, и пусть плоды разыскания не полагают предел поиску. Ибо мы не должны говорить, что этот поиск будет «не всегда», потому что он ведется только «здесь», но потому мы говорим, что следует искать «здесь всегда», чтобы мы не решили, будто когда-то здесь следует отка-зываться от поиска. Ведь те, о ком сказано: всегда учащиеся и никогда не могущие дойти до познания истины, — они как бы то ни было «учащиеся» здесь, но, когда покинут они эту жизнь, то уже будут не учащимися, а получающими воздаяние за заблуждение свое. Ведь было так произнесено: всегда учащиеся и никогда не могущие дойти до познания истины, будто бы сказано было: «всегда блуждающие и никогда не могущие выйти на дорогу». Давайте же всегда ходить по дороге, пока не придем по ней туда, куда эта дорога ведет. Давайте никогда не останавливаться на ней, пока не приведет она туда, где нам следует остановиться. И вот мы должны упорствовать в поиске, а найдя, обращаться к чему-то еще и переходить к тому, что осталось ненайденным и непостигнутым, до тех пор, пока не наступит предел поиску, когда не останется места для преуспеяния достигшему совершенства.

Пусть эти предварительные замечания, воз-любленные, сделают вас более внимательными к словам Господа, которые Он обратил к ученикам перед Страстями. Ибо в них глубокий смысл, и там, где толкователь намерен потратить много сил, слушатель не должен быть рассеян.

Что же сказал Господь после того, как ушел Иуда, чтобы скорее исполнить то, что намеревался сделать, то есть предать Христа? Что сказал День, когда ушла ночь? Что сказал Искупитель, когда ушел продавец? Он сказал: ныне прославился Сын Человеческий (Ин. 13:31). Почему ныне! Неужели потому, что ушел тот, кто предаст, и потому что скоро придут те, которые схватят и убьют? Неужели ныне прославился, потому что близилось еще большее смирение, потому что над Ним нависли уже узы, суд, осуждение, осмеяние, распятие и убиение? Да разве прославление это, а не унижение? С другой стороны, разве, когда Он творил чудеса, не сказал о Нем Иоанн: «не был еще дан Дух, потому что Иисус еще не был прославлен» (ср. Ин. 7:39)? Так что же, тогда Он еще не прославился, когда воскрешал мертвых, а ныне прославился, когда приближался к мертвым? Неужели Он не прославился, творя Божественные дела, а прославился, намереваясь претерпеть человеческие страдания? Было бы странно, если бы Бог, великий Учитель, указывал на это и учил этому в тех словах. Нам следует подняться выше, чтобы раскрыть слова Высшего, Который немного приоткрывает Себя, чтобы мы обращались к постижению Его, и вновь скрывает Себя, чтобы мы вновь искали Его, и таким образом продвигались, словно бы шагая от того, что обнаружено, к тому, что следует найти. Я вижу здесь что-то, что является прообразом чего-то великого.

Ушел Иуда, и прославился Иисус; ушел сын погибели, и прославился Сын Человеческий. Конечно же, ушел тот, в отношении которого было сказано апостолам: и вы чисты, но не все (Ин. 13:10). И вот когда ушел нечистый, остались только чистые и оставались со своим Очистителем. Col. 1805 Нечто подобное произойдет, когда побежденный Христом этот мир прейдет, и не оста-нется ни одного нечистого в этом мире, когда плевелы будут отделены от пшеницы (ср. Мф. 13:30), праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их (Мф. 13:43). Господь, провидя такое будущее, для того, чтобы засвидетельствовать, что в том событии, когда, будто бы плевелы, удалился Иуда и остались, словно бы пшеница, святые апостолы, был заключен прообраз, сказал: ныне прославился Сын Человеческий, как бы говоря: «Смотрите, что случится во время того Моего прославления, „когда не останется никого из злых и не погибнет никто из добрых».

Конечно, не было сказано так: «Ныне прообразовано прославление Сына Человеческого», — но было сказано: ныне прославился Сын Человеческий. Но точно так же не было сказано: «Камень символизировал Христа», — но: Камень был Христос (1 Кор. 10:4). И не сказано было: «Доброе семя символизировало сынов Царства» или: «плевелы символизировали сынов лукавого», — но было сказано: доброе семя, это — сыны Царства, а плевелы — сыны лукавого (Мф. 13:38). Ибо таков обычный язык Писания: говорить о прообразах, как бы сообщая о том, что они символизируют. Поэтому Господь и сказал: ныне прославился Сын Человеческий, поскольку благодаря тому, что ушел нечестивец и с Ним остались святые, было прообразовано прославление Его, когда Он после отделения нечестивых будет пребывать в вечности со святыми.

После же того, как Он сказал: ныне прославился Сын Человеческий, Он добавил: и Бог прославился в Нем (Ин. 13:31). Ибо само прославление Сына Человеческого нужно для того, чтобы в Нем прославился Бог. Ибо если Он Сам не прославляется в Себе, а Бог в Нем, то Он — Тот, Кого Бог прославляет в Себе То есть Сын Человеческий. — Пер. . Наконец, словно бы показывая это, Он добавил, сказав: если Бог прославился в Нем, то и Бог прославит Его в Себе (Ин. 13:32). То есть: «если Бог прославился в Нем, потому что Он пришел исполнить не волю Свою, но волю Пославшего Его», то и Бог прославит Его в Себе, чтобы человеческая природа (по которой Он является Сыном Человеческим), которая была воспринята вечным Словом, также оказалась наделена вечным бессмертием.

И вскоре прославит Его (Ин. 13:32), — сказал Он, предвещая тем самым, конечно же, Свое воскресение; не такое, каким будет наше, а именно в конце века, но — в скором будущем. Ибо именно это является тем прославлением, о котором уже говорил евангелист (о чем я упоминал чуть ранее). Оно заключается в том, что еще не был особым образом дан Дух тем верующим, которым еще предстояло дать Его особым образом после Его воскресения; ибо Иисус еще не прославился, то есть пока еще смертность не облачилась в бессмертие, а временная немощь еще не обратилась в вечную силу. Можно представить также, что слова о прославлении: ныне прославился Сын Человеческий||| (Ин. 13:31) — сказаны так, что ныне///, как представляется, относится не к приближающемуся страданию, а к последующему за ним воскресению, как если бы совершится то, что близко к ско-рому будущему.

На сегодня, возлюбленные, этого достаточно. Когда Господь позволит, мы потолкуем о том, что следует далее в Евангелии.

Нам, возлюбленные, следует обратить внимание на последовательность и взаимосвязь Господних слов. Ибо сначала Он сказал (после того как Иуда ушел и отделил себя даже от телесного общения со святыми): ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем (Ин. 13:31). Он сказал это или указывая на будущее Царство, когда злые будут отделены от добрых, или на то, что уже тогда произойдет Его воскресение, то есть оно не будет отложено, как будет отложено наше до конца века. Потом Он добавил: если Бог прославился в Нем, то и Бог прославит Его в Себе (Ин. 13:32). Тем самым Он недвусмысленно свидетельствовал о Своем воскресении] в скором будущем. После этого Он еще присоединил следующее: «Дети! Еще недолго Я с вами» (см. Ин. 13:33). Так вот, чтобы они не думали, что таким образом прославит Его Бог, что Он не будет больше связан с ними общением на земле, Он сказал: «Еще недолго Я с вами», — как бы говоря: «Хотя Я буду прославлен в скором воскресении Своем, однако не сразу поднимусь Я на небо, но еще недолго Я с вами». Ибо, как написано в Деяниях апостолов, Он провел с ними после воскресения сорок дней (см. Деян. 1:3), приходил и уходил, ел и пил. Хотя и не имел Он потребности в еде и питии, но показывал тем самым, что плоть Его настолько истинна, что, не имея уже нужды пить и есть, она обладает возможностью делать это.

Так что же? На эти ли сорок дней Он указывал, говоря: «Еще недолго Я с вами», — или на что- то другое? Ведь можно и так понять: «Еще недолго Я с вами, то есть еще, как и вы, Я в этой немощи плоти», — разумеется, до тех пор, пока Он не умрет и не воскреснет. Потому что после того, как Он воскрес, хотя Он и пребывал с ними, как было сказано, сорок дней в полном проявлении телесного присутствия, однако же не был с ними в сопричастности человеческой немощи.

Есть и другое — Божественное — Его присутствие, недоступное человеческим чувствам, о котором Он сказал: Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28:20). Это, разумеется, не то же самое, что «еще недолго Я с вами», ибо «недолго» — это не «до скончания века». Или даже если это так, — ибо время летит, и в глазах Божиих тысяча лет, как один день или как стража в ночи (ср. Пс. 89:5)’, — не следует все-таки думать, что здесь было указано на это присутствие, тем более что далее Он добавляет: «будете искать Меня, и, как сказал Я иудеям, что, куда Я иду, вы не можете прийти. То есть после этого недолгого времени, в течение которого Я с вами, будете искать Меня, и куда Я иду, вы не можете прийти» (ср. Ин. 13:33). Но неужели и после скончания века туда, куда Он идет, не могут они прийти? Но тогда что Он будет иметь в виду, когда скажет несколько позже в Своем обращении: Отче!хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мной (Ин. 17:24)?

Так вот, здесь: «Еще недолго Я с вами», — сказано не о том Его присутствии с ними, в котором Он будет с ними до скончания века, но о смертной немощи, в которой Он с ними до Страстей Его, или о телесном присутствии, Col. 1807 в котором Он будет с ними до вознесения Своего. Тот, кто выберет любое из этих двух объяснений, не вступит в противоречие с верой.

2. Однако чтобы не подумал кто, что это не со-ответствует истине, — а именно то, о чем мы сказали, что Господь мог указывать на общность по смертной плоти, в которой Он вместе с учениками пребывал до Страстей, говоря: «еще недолго Я с вами», — пусть такой человек обратит Под ночной стражей нужно понимать определенный период ночи, когда нес стражу один караул. Например, в Риме за ночь сменялось четыре стражи. — Пер. внимание на Его же слова, сказанные после воскресения, у другого евангелиста: Вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами (Лк. 24:44). Это сказано, будто бы Он в тот момент не был с теми, которые стояли рядом с Ним, видели Его, касались Его и разговаривали с Ним. Что же означает: еще быв с вами, — если не следующее: «Пока Я был в смертной плоти, в которой пребываете вы»? Ибо тогда Он, хотя и воскрес в той же плоти, однако уже не был с ними в той же смертности. Поэтому как там Он, облаченный уже в бессмертие плоти, истинно сказал: еще быв с вами, — в чем мы не можем видеть никакого другого смысла, кроме как: «Когда Я еще был с вами в смертности плоти», — так и здесь не должно восприниматься странным образом то, что Он сказал: «еще недолго Я с вами». Ибо Он как бы сказал: «Еще недолго Я смертен, как смертны вы». Давайте теперь посмотрим на следующие слова.

Будете искать Меня, и, как сказал Я иудеям, что, куда Я иду, вы не можете прийти, так и вам говорю теперь . То есть «теперь можете»1. Когда Он это говорил иудеям, Он не добавлял теперь. Поэтому те апостолы не могли тогда прийти туда, куда отправится Он, но смогут потом, ведь об этом весьма ясно Он сказал Блж. Августин прочитывает евангельские слова vos поп potestis venire et vobis dico modo таким образом, что последнее слово modo (теперь) относит не к глаголу dico (говорю), а к поп potestis (не можете), что не должно выглядеть абсурдным, учитывая, что тексты того времени не имели развитой системы пунктуации. — Пер. чуть позже апостолу Петру. В самом деле, когда тот сказал: Господи!куда Ты идешь?— Он ответил ему: куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти, а после пойдешь за Мною (Ин. 13:36). Но что это означает, мы не должны по небрежности оставить без внимания.

Так вот, куда же не могли пойти тогда ученики за Господом, но могли потом? Если мы скажем, что речь идет о смерти, то может ли быть обнаружено какое-то время для родившегося человека, когда бы он не мог умереть? Ибо такова участь людская в этом преходящем теле, что встретить смерть гораздо легче, чем было обрести жизнь. Поэтому они не были в то время менее способны последовать за Господом на смерть, но были менее способны последовать за Господом к жизни, которая не имеет смерти. Ибо туда отправлялся Господь, где Он, воскреснув из мертвых, уже не умрет и смерть уже не будет иметь над Ним власти (ср. Рим. 6:9).

Разумеется, каким образом они уже тогда могли последовать за Господом, готовым умереть за праведность, если еще не созрели для мученичества? Или каким образом они уже тогда могли последовать за Господом, идущим к бессмертию плоти, если они могли когда угодно умереть, но воскреснуть — только в конце века? Или каким образом они уже тогда могли последовать за Господом, Который, не думая оставить их, отправлялся на лоно Отчее, откуда Он не уходил, когда пришел к ним, если никто не может быть в том блаженстве, кроме совершенного в любви? Поэтому, наставляя, каким образом они могли бы оказаться способными пойти туда, куда Он отправится прежде них, Он сказал: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга (Ин. 13:34). Это те шаги, которыми должно идти вслед за Христом, но более обстоятельную беседу о них нам следует отложить на другое время.

Господь Иисус свидетельствует, что Он дал ученикам Своим новую заповедь, чтобы они любили друг друга, сказав: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга . Но разве это не было уже заповедано в Законе Божием, где написано: люби ближнего твоего, как самого себя (Лев. 19:18)? Почему же Господь называет новой заповедью то, что, как видно, столь старо? Или потому эта заповедь новая, что, слагая ветхого, она облекает нас в нового человека? Разумеется, не всякая любовь обновляет слушающего Его (или, точнее, послушного Ему), но та, в отношении которой Господь, чтобы отличить ее от плотской любви, добавил: как Я возлюбил вас . Ведь любят друг друга мужья и жены, родители и дети, да и всякая другая человеческая необходимость также соединяет между собой людей, не говоря уже о достойной порицания и наказания любви, которую проявляют друг к другу прелюбодеи и прелюбодейки, распутники и блудницы и все прочие, кого притягивает друг к другу не человеческая необходимость, а постыдное безобразие человеческой жизни.

Так вот, дал нам Христос новую заповедь, чтобы мы любили друг друга, как и Он возлюбил нас. Эта любовь обновляет нас, чтобы мы стали новыми людьми, наследниками Нового Завета, певцами новой песни. Эта любовь, возлюбленные

братья, обновила и древних, которые были тогда праведниками, патриархами и пророками, как потом блаженных апостолов; она и теперь обновляет народы, и из всего человеческого рода, который рассеян по всему кругу земному, собирает и формирует новый народ — тело новой невесты Сына Божия, Единородного Жениха, о которой сказано в Песни Песней: «Кто это восходит обеленной?» (ср. Песн. 8:5 LXX). Она обеленная, разумеется, потому, что обновленная. И посредством чего, если не посредством новой заповеди?

Благодаря этому члены ее заботятся друг о друте, и страдает ли один член, страдают с ним все члены, славится ли один член, с ним радуются все члены (1 Кор. 12:25—26). Ибо они слышат и соблюдают: заповедь новую даю вам, да любите друг друга, — не как любят друг друга развратники, и не как любят друг друга люди, поскольку являются просто людьми, но как любят они друг друга, поскольку все они — боги и сыны Всевышнего (ср. Пс. 81:6), так что являются братьями Его Единородному Сыну, любящими друг друга той любовью, которой Он возлюбил их, стремясь привести их к тому пределу, где будет достаток, где насытится благами желание их(ср. Пс. 102:5). Ибо тогда не останется ничего, что они могли бы желать, когда будет Бог все во всем (ср. 1 Кор. 15:28).

Такой предел не имеет предела. Никто не умирает там, куда никто не приходит, кроме тех, кто умирает для этого века, не смертью, общей для всех, когда душа покидает тело, но смертью избранных, когда, даже оставаясь в смертной плоти, сердце устремляется к вышнему. О такой смерти апостол сказал: ибо вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге (Кол. 3:3). И по той же, видимо, причине сказано: крепка, как смерть, любовь (Песн. 8:6). Ибо благодаря этой любви происходит так, что мы, пребывая еще в этом бренном теле, умираем для этого века, и жизнь наша оказывается сокрыта со Христом в Боге, мало того, сама эта любовь — это наша смерть для века и Col. 1809 жизнь с Богом. Ведь если смерть происходит, когда душа покидает тело, то каким образом не является смертью то, когда наша любовь покидает мир? Итак, крепка, как смерть, любовь. И что крепче ее, посредством которой одолевается мир?

Так вот, братья мои, не думайте, что в словах Господа: заповедь новую даю вам, да любите друг друга — содержится отказ от более значимой заповеди, которой предписано нам, чтобы мы любили Господа Бога нашего всем сердцем, всей душой, всем разумением (см. Мф. 22:37). Ибо кажется, что в противовес этой заповеди было сказано: да любите друг друга, как будто бы та заповедь о любви к Господу сказана в отрыве от этой: возлюби ближнего твоего, как самого себя. В самом деле, на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф. 22:39—40). Те, кто правильно разумеет, в каждой из двух заповедей найдут и то и другое. В самом деле, тот, кто любит Бога, не может презирать Его заповедь любить ближнего, а кто свято и духовно возлюбил ближнего, то что он любит в нем, если не Бога? Это та любовь, которая отличается от всякой мирской любви и для пояснения которой Господь добавил: как Я возлюбил вас . Ведь что, если не Бога, Он возлюбил в нас? Не потому что мы обладали Им, но чтобы мы обладали Им, дабы Он привел нас, как я сказал чуть ранее, туда, где будет Бог все во всем (1 Кор. 15:28).

В самом деле, правильно ведь говорят, что врач любит больных. А что он любит в них, кроме здоровья, которое хочет им вернуть? Не болезнь же, которую он приходит удалить. Вот так и мы давайте любить друг друга, чтобы, насколько в наших силах, проявляя любовь, подвигать друг друга к тому, чтобы внутри нас пребывал Бог. Эту любовь даровал нам Сам изрекший: как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга . Ибо таким образом Он возлюбил нас, чтобы и мы любили друг друга; Он тому содействовал в нас посредством любви, чтобы мы были сплочены друг с другом посредством взаимной любви и чтобы мы в качестве членов, связанных такими сладостными узами, стали Телом со столь великой Главою.

Он как бы сказал: «Другие дары Мои, как и у вас, есть у тех, которые не принадлежат Мне, — не только природа, жизнь, чувство, разум и то здоровье, которое общее у людей и скота, но и язык, знание тайн, дар пророчества, познание, вера, готовность раздавать свое имущество бедным и отдавать тело свое на сожжение, — но поскольку они не имеют любви, то они, как кимвал, звучат, они — ничто и не приносят никакой пользы (ср. 1 Кор. 13:1—3).

Так вот, не по тем, пусть и благим, дарам Моим, которые могут иметь даже не ученики Мои, но по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою». О невеста Христова, самая прекрасная среди женщин! О ты, восходящая обеленной и опирающаяся на своего Возлюбленного! Ибо озарена ты светом Его, чтобы самой сиять, ты опираешься на помощь Его, чтобы не упасть! О, сколь хорошо поется тебе в Песни Песней, словно бы в свадебном гимне: «Поскольку любовь в радостях твоих!» (ср. Песн. 7:6 LXX). Она не дает погибнуть душе твоей с нечестивыми, она разбирает тяжбу твою, и, как смерть, крепка она и пребывает в радостях твоих. Сколь удивителен род этой смерти, для которой мало не иметь страданий, так она еще и пребывает в радостях!

Впрочем, нужно на этом Col. 1810 завершить беседу, в другой раз мы растолкуем то, что следует далее.

Предсказание об отречении Петра приводит не только Иоанн, отрывок из Евангелия которого я здесь дал, но и остальные трое евангелистов. Однако не в одном и том же месте своего повествования каждый из них приступает к воспоминанию о нем. Матфей и Марк в схожих местах своих повествований оба вставляют его после одного и того же события, когда Господь вышел из дома, в котором вкушал пасху, а Лука и Иоанн, наоборот, — прежде чем Он вышел оттуда. Но мы можем легко предположить, что или первые сообщили о предсказании позже, или вторые — раньше. Однако недоумение может вызвать еще и то, что в Евангелиях различаются не просто слова, но сами предупреждения Господа, смущенный которыми Петр выразил свою готовность умереть или вместе с Господом, или за Господа. Это убедительно подводит к пониманию, что Петр трижды выразил свою готовность во время беседы Христа и что трижды ему было сказано Господом, что прежде пения петуха он трижды отречется от Него.
6. Нет ничего невероятного, если в разные моменты времени Петр с горячностью доказывал свою верность, как после произносил отречение, и если Господь трижды отвечал ему одно и то же. Также три раза подряд, не отделенных друг от друга ни словами, ни событиями, Господь спросил Петра после Своего воскресения, любит ли он Его. И на троекратный ответ трижды дал Петру одно и то же повеление пасти овец Его. Достоверность предположения, что Петр трижды заявлял о своей верности и трижды услышал от Господа о своем троекратном отречении, может быть подтверждена отличием слов Господа, которые евангелисты приводят по-разному.
Вспомним только что приведенный мною отрывок из Евангелия от Иоанна. Вот Его точные слова: Дети! Не долго уже быть Мне с вами. Будете искать Меня, и как сказал Я иудеям, что, куда Я иду, вы не можете прийти, так и вам говорю теперь. Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою. Симон Петр сказал Ему: Господи, куда Ты идешь ? Из этого изложения очевидно, что Петра побудили спросить: Господи, куда Ты идешь? — услышанные им слова Господа: Куда Я иду, ты не можешь идти. А на ответ Иисуса: Куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти, а после пойдешь за Мною, — Петр воспротивился: Господи, почему я не могу идти за Тобою теперь? Я душу мою положу за Тебя. И на это уверение Господь предсказал ему будущее отречение. В изложении Луки Господь говорит: Симон, се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу. Но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих, — а Петр Ему отвечает: Господи, с Тобою я готов и в темницу, и на смерть идти. Но Он сказал: говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня. Кто может не заметить, что там для Петра был один повод, а здесь другой заявить о своей верности?
Матфей же говорит: И, воспев, пошли на гору Елеонскую. Тогда говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь; ибо написано: «поражу пастыря, и рассеются овцы стада». По воскресении же Моем предварю вас в Галилее. Почти так же у Марка. Но разве похожи эти слова и предупреждение на те, которые побудили Петра выразить свою верность как в случае Иоанна, так и в случае Луки? Матфей же продолжает так: Петр сказал Ему в ответ: если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь. Иисус сказал ему: истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. Говорит Ему Петр: хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя. Подобное говорили и все ученики.
Ί. Почти слово в слово повторяет за Матфеем и Марк, только он гораздо точнее передал предсказание Господа о том, как все произойдет: Истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь, прежде
нежели дважды пропоет петух, трижды отречешься от Меня. Все сказали, что Господь предсказал отречение Петра прежде пения петуха. О том же, сколько раз он пропоет, сказали не все, но только Марк назвал точное число. Отсюда некоторым кажется, что Марк не совпадает с другими евангелистами, но такие люди мало внимательны и очень помрачены в своем упорстве, поскольку с враждебностью настроены против Евангелия. Итак, полное отречение Петра было троекратным. В душевном смятении он переживал совершенный обман, пока не признал, что это было ему предсказано, и не исцелился горьким плачем и душевной скорбью. Но если это троекратное отречение началось после первого пения петуха, то может показаться, что трое евангелистов ошиблись. Так, Матфей сказал: Истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня, а Лука: Говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня, а Иоанн: Истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды. Разными словами и в разном порядке, но они выразили одно и то же предсказа-ние Господа об отречении Петра, прежде чем пропоет петух. Но если троекратное отречение Петр было совершено раньше пения петуха, то уличенным можно считать Марка за лишние слова, которые он привел от лица Господа: Истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь, прежде нежели дважды пропоет петух, трижды отречешься от Меня?.
Что заставляет Марка сказать прежде нежели дважды, если это троекратное отречение полностью совершилось раньше первого пения петуха, а, следовательно, и раньше второго, и третьего, и всех прочих пений петуха в ту ночь? Но речь о том, что это троекратное отречение только началось прежде пения петуха и для первых трех евангелистов важно не то, когда окончит его Петр, а то, сколько раз оно совершится и когда начнется, то есть что оно будет троекратным и начнется до пения петуха, хотя в душе Петр всецело пережил его раньше, чем начал петь петух. На деле же троекратное отречение началось до первого крика петуха, а окон-чилось до второго, но созрело оно полностью по расположению души Петра и его страху раньше первого крика. Не так важно, сколько времени заняло три раза произнести отречение, важно, что оно полностью заполнило сердце Петра еще до первого пения петуха таким сильным и пожирающим страхом, что он смог отречься от Господа не только один раз, но и второй и третий, как только ему задавали вопрос. Несомненно и убедительно для рассудительных, что прелюбодействует в сердце своем посмотревший на женщину с вожделением.
Так и Петр в определенный момент на деле обнаружил свой страх, настолько завладевший его душой, что он не остановился вплоть до третьего отречения, но все троекратное отречение должно быть отнесено к тому времени, когда на него напал этот страх, настолько сильный, что заставил трижды отречься. Поэтому даже если бы слова отречения вырвались из стесненной расспросами груди Петра только после первого пения петуха, то не так уж неразумно и неверно было бы сказать, что Петр троекратно отрекся до пения петуха, поскольку именно тогда его душой овладел такой сильный страх, который смог довести его до третьего отречения. Еще меньше должно смущать, что троекратное отречение, начавшееся до пения петуха, не завершилось и на деле прежде первого пения. Например, если кому-нибудь скажут: «В эту ночь, прежде чем начнет петь петух, ты сядешь писать письмо, в котором трижды меня обругаешь», то, конечно, нельзя будет утверждать, что сказанное оказалось ложью только потому, что этот человек приступил к письму до пения петуха, а окончил его после первого. Марк, приводя предсказание от лица Господа, точнее указывает время, когда отречения были произнесены: Прежде нежели дважды пропоет петух, трижды отречешься от Меня. Когда мы дойдем до описания отречения в евангельском повествовании, мы увидим, что оно произошло именно так, и убедимся, что евангелисты и там остаются согласными между собой.
8.    А если возникнет вопрос о подлинных словах Господа, ко-торые Он сказал Петру, то их, пожалуй, найти нельзя, да и напрасно их отыскивать, так как их значение, ради понимания которого слова и произносятся, можно точно определить даже из различающихся выражений евангелистов. Петр, что вероятнее, при разных поводах, воодушевляясь от слов Господа, три раза заявил о своей верности, а Господь три раза предсказал ему его отречение. Можно, предположив другой порядок повествования, попытаться соединить сообщения всех евангелистов в одну беседу и показать, что Петру, выразившему свою верность, Господь единожды предсказал, что тот отречется от Него. Но в обоих случаях нельзя упрекнуть евангелистов в противоречии, поскольку его нет.

И вот Иисус отвечал ему: душу твою за Меня положишь? «Неужели ты сделаешь ради Меня то, что Я еще не сделал ради тебя? Душу твою за Меня положишь ? Можешь ли ты идти впереди Меня, если не можешь следовать за Мной? Почему ты столь самоуверен? Что ты думаешь о себе? Что ты полагаешь о себе? Послушай, что ты из себя представляешь: истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды. Смотри, как скоро ты проявишь себя, ты, который столь высокомерно говоришь и не знаешь, насколько ты мал. Ты, обещающий ради Меня смерть свою, трижды отречешься от Жизни своей. Ты, полагающий, что можешь умереть за Меня, лучше живи ради себя, потому что, боясь смерти плоти своей, ты отдашь на смерть душу твою». Ибо как жизнь есть исповедание Христа, так смерть — отречение от Христа.

Или апостол Петр (как некоторые, проявляя превратную благосклонность, стараются оправдать его Ср.: Свт. Амвросий Медиоланский. Толкование на Евангелие от Луки. 10, 52; 72—82. — Ред. ) не отрекся от Христа, потому что, когда он был спрошен служанкой, он ответил, что не знает человека Христа, о чем прямо свидетельствуют другие евангелисты (см. Мф. 26:69—70; Мк. 14:66-68; Лк. 22:56-57)? Как будто тот, кто отрекается от человека Христа, не отрекается от Христа, отрицая в Нем то, Кем Он сделался ради нас, чтобы не погибло то, какими Он сделал нас. Так вот, если кто признает Христа Богом таким образом, что отрицает в Нем человека, то не ради него умер Христос, ибо Христос умер как человек. Кто отрекается от человека Христа, тот не примиряется с Богом через Посредника. Col. 1811 Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками человек Иисус Христос (1 Тим. 2:5). Кто отрекается от человека Христа, тот не оправдывается, ибо как непослушанием одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного человека сделаются праведными многие (Рим. 5:19). Кто отрекается от человека Христа, тот не воскреснет в воскресении жизни, ибо как смерть чрез человека, так чрез человека воскресение мертвых; как в Адаме все умирают, так во Христе все оживают (1 Кор. 15:21—22). Ведь как Он является Главой Церкви, если не как человек? Ибо Слово стало плотию (Ин. 1:14), то есть Бог, Единородный от Бога Отца, стал человеком. Ка-ким образом может быть в Теле Христовом тот, кто отрицает человека Христа?

Ибо тот, кто отрицает Главу, как может быть членом Тела? Но мне ли останавливаться на множестве доводов, когда Сам Господь ниспровергает все уловки человеческой аргументации? Ведь Он не сказал: «Не пропоет петух, как отречешься от человека». И не сказал, как обычно Он говорил людям с большим снисхождением: «Не пропоет петух, как трижды отречешься ты от Сына Человеческого». Но Он сказал: не пропоет петух, кЬк отречешься от Меня трижды. Что значит от Меня, если не от Того, Кем Он был? А Кем, если не Христом, Он был? Так вот, от чего бы он ни отрекался в Нем, от отрекался от Христа, отрекался от Господа Бога своего. Ведь и соученик его Фома, когда он воскликнул: Господь мой и Бог мой! (Ин. 20:28); — он не Слово, но плоть осязал, не к бестелесной природе Бога, но к телу прикасался пытливыми руками. И вот он коснулся человека, но узнал Бога. Если то, чего он касался, Петр отрицал, то Петр оскор-бил то, что тот Фома восславил. Он как бы говорит: «Не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды. И пусть ты скажешь: “Я не знаю этого человека”; пусть ты скажешь: “Человек? Не знаю, что ты говоришь?” (ср. Лк. 22:60); пусть ты скажешь: “Я не из учеников Его”, — ты отречешься от Меня». Если подобное (в чем грешно сомне-ваться) сказал Христос и истинно предсказал отречение Петра, то Петр, без сомнения, отрекся от Христа.

Давайте не будем уличать Христа, защищая Петра. Пусть немощь признает грех свой, ибо нет лжи в Истине. Разумеется, немощь Петра признала свой грех, полностью признала его. И ту степень совершенного им зла при отречении от Христа он выразил слезами своими. Он сам изобличил своих будущих защитников и, чтобы изобличить их, привел в свидетельство слезы свои. Не сдедует, когда мы говорим это, стремиться обвинять первого из апостолов, но, взирая на него, нам должно приучать себя к мысли, что никому из людей не следует полагаться на человеческие силы. Ведь что иное хотел сделать для нас Учитель и Спаситель наш, если не показать на примере первого из апостолов, что никто из нас не должен быть самонадеянным?

Поэтому в душе Петра произошло то, что тот предполагал совершить в отношении тела. Он все-таки упредил Господа, но не как самонадеянно предвкушал, а иначе, нежели полагал. Ибо ведь прежде смерти и воскресения Господа он умер, отрекшись, и воскрес, плача. Он умер, потому что горделиво надеялся на себя; а воскрес, потому что Он милосердно позаботился о нем. Col. 1812