Деяния апостолов, Глава 6, стих 1. Толкования стиха

Общество христиан продолжает состоять почти исключительно из одних чад обетования — иудеев. Но между ними было то различие, что одни из них были рождены и воспитаны в Иудее и говорили на употребительном в то время сиро-халдейском языке, другие же были иудеи рассеяния (Иак. 1:1; 1 Пет. 1:1), были рождены и возросли в странах языческих и говорили на общеизвестном тогда во всех пределах Римской империи языке греческом, или эллинском, и назывались, в отличие от природных евреев, эллинистами. Так как по закону Моисееву всякий еврей обязан был в великие праздники приходить в Иерусалим на поклонение Иегове, то еще в первый день открытия Церкви Христовой многие из эллинистов, будучи свидетелями чуда сошествия Святого Духа на апостолов, слышателями проповеди Петра о Христе, уверовали и присоединились к обществу Христову (Деян. 2:9—11). Так как первые христиане составляли одно семейство, в котором домохозяевами и распорядителями были апостолы, то эллинисты, по обращении в христианство не возвратившиеся в свое отечество, а оставшиеся на жительство в Иерусалиме, вошли в состав этого святого семейства, этого общества братьев и сестер, у которых было одно сердце и одна душа и где никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее (Деян. 4:32).

Чем более увеличивалось число христиан, тем, конечно, затруднительнее было для них жить вместе, не только в одном помещении, но и на одной улице города. Вероятно, они разделялись на большие или меньшие группы, из которых каждая, в случае нужды получая от апостолов все необходимое для материального обеспечения, вела свое особое хозяйство. На это разделение по группам не могло не иметь влияния сказанное различие христиан по происхождению и языку, различие между природными иудеями, говорившими по-еврейски, и эллинистами, говорившими по-гречески. Чрез это различие само собою делалось то, что эллинисты соединялись вместе для жительства в большинстве случаев с эллинистами же, а евреи с евреями.

Так как, кроме того, нуждавшиеся в материальном вспоможении не всегда сами лично обращались к апостолам для получения потребного, но последние, вследствие болезни первых и других причин, ежедневно и сами разносили и рассылали чрез доверенных своих учеников потребное для жизни бедным, — то при великом числе христианских семей, нуждавшихся в вспоможении, случалось то, что иногда вдовы эллинистов оставались без удовлетворения нужд при всем внимании апостолов. Почему не другие бедные христиане терпели этот недостаток внимания, а именно вдовы эллинистов, это понятно: они были менее известны, нежели природные евреи. Следствием этого было то, что эллинисты стали роптать на иудеев за невнимание к их бедным.

Служение, о котором говорят нам тексты Священного Писания, определяется словами Иисуса, сказанными ученикам: Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мф. 20:28). Другими словами, служение это беззаветное, жертвенное, самоотверженное, самозабвенное, не знающее никакого себялюбия, никакого интереса, кроме одного – спасения ближних, полного их благополучия. Это самоотреченное служение любви. Оно описано в одном из отрывков книги Деяний апостольских. «Диакония» по‑гречески означает «служение». Это греческое слово вошло в обиход Церкви и осталось без перевода. Дьякон – служитель.

Служение появилось в Церкви как следствие греха. Точно так же, как и само явление Христа явилось ответом на человеческий грех. На смену эгоистическому себялюбию и вражде пришло самоотверженное самоотречение любви. Речь о ропоте и этнической вражде между эллинистами и евреями, социальном неравенстве, пренебрежении к вдовицам во время ежедневной раздачи необходимого. Совсем как сегодня, словно из нынешней газеты. Люди остались такими же, как были тогда. Себялюбие, разделение, вражда… Попытки социального обслуживания, выродившиеся в социальное зло. А ведь поначалу они были идеальными и появились из неземного феномена Царства Божия. Вот как он описывается в тех же Деяниях апостольских: У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее. Апостолы же с великою силою свидетельствовали о Воскресении Господа Иисуса Христа; и великая благодать была на всех их. Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов. И каждому давалось, в чем кто имел нужду (Деян. 4:32–35).

Итак, в чем заключалось это служение? С одной стороны, в служении слова, а с другой – в практической заботе о распределении пищи. Первое было задачей апостолов – первых учеников Христа, а второе – специально избранных для этого служителей – дьяконов. Причем, хотя обязанности были распределены, резкого разделения между служением слова и попечением о столах, как выражается автор Деяний, не было. Апостолы в частности, и особенно апостол Павел впоследствии, не забывали о насущных потребностях. А дьяконы, например, первый из них, архидиакон Стефан, и другой – Филипп, не оставляли служения слова. Нельзя было заботиться о телесном без духовного содержания, и невозможно было давать духовную пищу, забывая о потребностях тела. Для того чтобы служение было полным, оно должно было быть всеобъемлющим, как служение Самого Христа. Достаточно вспомнить заботу Иисуса о насыщении пяти тысяч человек, слушавших Его проповедь, или заботу Его Матери о хозяевах дома и их гостях на свадьбе в Кане Галилейской, когда Он внял этой Ее заботе и помог новобрачным практически. Это всеобъемлющее служение отражало самую суть пришествия Христа на землю для спасения мира. Он стал человеком – вочеловечился, воплотился, пришел не как дух, а как человек, не только как Божество, но приняв человеческую природу, и не только ее, но и Божественную. Это равновесие отразилось и на всем служении. Слово евангельское сопровождалось телесным Крещением, духовное общение – телесной Тайной вечерей, искупление мира – телесным Распятием на Кресте и Воскресением. Также и духовно‑телесное служение учеников Христовых стало основой их успеха.

Это нам особенно ясно и отчетливо показывает Евангелие, рассказывая о том, как, с одной стороны, мужчины – Иосиф и Никодим – пришли к Пилату и просили тело Иисусово для погребения, а с другой – женщины, жены‑мироносицы, как их называет на славянском языке предание, готовились к погребению Иисуса. Но еще при жизни, до Распятия, в евангельском повествовании упоминается женщина, помазавшая Иисуса миром, но уже не у Симона Прокаженного в доме, и о ней Иисус сказал: Она приготовила меня к погребению. И где только ни будет проповедано это Евангелие во всем мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала (Мф. 26:12–13).

С самого начала христианства в Иерусалиме христиане, воодушевленные и воспламененные новою силою небывалой братской любви, жили так, что, по выражению евангелиста Луки, у них – у множества уверовавших было одно сердце и одна душа;…все у них было общее (Деян. 4:32), и каждому давалось из общей церковной собственности, в чем кто имел нужду (ст. 35). Для наблюдения над церковною собственностью и для справедливой, равномерной и своевременной раздачи церковных средств нуждающимся были приставлены христиане из евреев туземных. Но эти приставники вскоре после своего назначения на эту должность уже перестали руководиться справедливостью ко всем и братским единодушием. При каждодневной раздаче пищи христианам приставники стали очень резко оказывать преимущество и особенную любовь к своим евреям, т. е. палестинским, и бедными христианами из евреев же, но только не палестинских, стали пренебрегать. Они заставляли бедных вдов их с сиротами долго дожидаться насущного хлеба из церковного склада и при этом давали им, что нужно, в меньшем, против евреев палестинских, количестве; выдавали, быть может, с упреками; и бедные семейства христиан из иностранных евреев должны были терпеть все на чужой стороне. Только был у них из-за этого ропот на туземных евреев.

Нищих всегда имеете с собою (Мф. 26:11), — говорил Своим ученикам Спаситель. Так было тысячи лет назад, так остается и поныне. Все мы знаем, как происходит ежедневная раздача пищи бедным людям, выстроившимся в очередь за своей порцией супа или каши. Такому служению посвящают свое время и средства различные благотворительные организации. И это — благородное служение. Вот и в древней Иерусалимской церкви практиковалась ежедневная раздача пищи пожилым вдовам, оставшимся без средств к существованию. Этот обычай в христианство естественным образом перешел из иудейской традиции ежедневного сбора денег, вещей и продуктов для распределения среди нуждающихся. У христиан закупка распределяемых продуктов, возможно, производилась также на деньги, вырученные от добровольной продажи собственности. Как рассказано в той же Книге Деяний, христиане которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду (Деян. 4:34–35).

Однако подобные акции распределения средств редко обходятся без проблем. Кто–то всегда может почувствовать себя обойденным. Где нищета — там и искушения. Не обошлось без проблем и в Иерусалимской церкви, которая состояла из двух групп уверовавших в Иисуса Христа иудеев. С одной стороны, это были местные уроженцы. Они говорили на родном арамейском языке; они гордились тем, что в их крови нет никакой иностранной примеси; они слушали в синагоге чтение Святого Писания на древнееврейском языке. Они–то и названы в Книге Деяний «евреями». Но было немало и таких иудеев, которые родились и выросли в других странах, в рассеянии. Многие из них в течение нескольких поколений жили за пределами Палестины. Давно забыв язык предков, они говорили на «международном» языке тех веков, на греческом, отчего их и называли «эллинистами». Да и Писание в их синагогах читалось в переводе на греческий язык. По той или иной причине они прибывали в Иерусалим, чаще всего на великие праздники. Некоторые оставались жить в Иерусалиме надолго.

Составляя меньшинство, эллинисты были несколько обособлены от местного населения и, как всякое меньшинство, — было то справедливо или нет, — подозревало окружающих в презрительном к себе отношении. Вот и вдовы говорящих по–гречески иерусалимских христиан вдруг почувствовали, что их при ежедневной раздаче пищи обходят вниманием. Мы не знаем, было ли это невнимание умышленным, или нет. Так, например, святой Иоанн Златоуст предполагает, что такое «небрежение о вдовицах происходило не от недоброжелательства, но, вероятно, от невнимательности по причине многолюдства». Как бы то ни было, в среде иерусалимских христиан произошло нечто вроде раскола: эллинисты возроптали на евреев.

Диаконов хотя и избрали вместе все члены первой христианской Церкви, но одним этим избранием дело не ограничилось, ибо „их поставили пред Апостолами и сии помолившись возложили на них руки" (ст. 6). Какое же основание имеют предвосхищать себе власть апостольскаго служения те люди, которые не имеют ни церковнаго устройства: Мф. 18. 16—17, ни посланничества на дело служения?—Еф. 4:11-12; 1 Кор. 12:29.

 Έν δέ ταΐς ημέρας ταύταις (в эти дни) — такое обозначение времени не указывает на точную хронологию, а помечает переход к новой теме; ср. комм, к. 1:15.

μαθητών (учеников) — слово “ученик” как обозначение христиан, а не ближайших последователей Иисуса, лично его знавших, появляется здесь в Деяниях в первый раз.

των Ελληνιστών (эллинистов) — слово “эллинист” ветречается здесь впервые в греческой литературе. В посленикейское время этим словом называли язычников в противовес христианам. Но до того времени оно встречается только в текстах, зависящих от данного стиха Деяний. Ни Филон Александрийский, ни Иосиф Флавий, ни Павел им не пользуются. Таким образом, для определения значения слова в Деяниях приходится опираться только на Деян. 6:1 и. 9:29. Этимологически слово происходит от глагола έλληνίζω и образовано путем добавления -της (обычный исход для nomen actoris). По аналогии со сходными образованиями, слово должно обозначать человека, ведущего греческий образ жизни, будь-το грек, будь-το иностранец. В такой образ жизни естественным образом входит владение греческим языком, который в первые века по Р.Х. был одним из главных (а для некоторых регионов единственным) международным средством общения. Характерно, что глагол έλληνίζω имеет сильные лингвистические коннотации: он может быть противопоставлен βαρβαρίζω (“говорить по-варварски”, Лукиан, Любитель лжи, 16: о δαίμων δέ άποκρίνεται έλληνίζων, ή βαρβαρίζων — “демон же отвечает по-гречески или по-варварски”) или άττικίζω (“говорить по-аттически”, ср. забавное противопоставление “аттического” и “греческого” языков: Посидипп, 28: συ μέν άττικίζεις... ol δ’ 'Έλληνες έλληνί- ζομεν — “ты говоришь на аттическом диалекте ... а мы, греки, по-гречески”). Самая естественная (и общепринятая) интерпретация слова Ελληνιστής у Луки состоит в том, что здесь речь идет о евреях из диаспоры, для которых родным языком был греческий (ср. уже Иоанн Златоуст в 14 Проповеди на Деяния апостолов (PG 60, 113): Έλληνιστάς οιμαι καλεΐν τούς Ελληνιστί φθεγγομένους. ούτοι γάρ Ελληνιστί διελέγοντο Εβραίοι όντες — “эллинистами, я думаю, он называет говорящих по-гречески: ведь они говорили по-гречески, будучи евреями”.). Тем не менее такое понимание термина вызывало сомнение у некоторых исследователей. Одной из основных причин является то, что слово 'Εβραίοι — “евреи”, противопоставленное термину Έλληνισταί, само по себе не означало, в первую очередь, “говорящие по-еврейски” (хотя такой оттенок значения в некоторых контекстах прослеживается, см. ниже), и им, как правило, не обозначалась какая-либо группа внутри евреев. Было выдвинуто предположение о том, что здесь речь идет о язычниках, обратившихся в христианство, и Ελληνιστής таким образом оказывается синонимом "Ελλην (подробнее и тщательнее всего эту гипотезу аргументировал Кедбери — ВС V, 59—74). Однако этой теории противоречит то внимание, которое Лука уделяет обращению сотника Корнилия в христианство, посвятив этому событию целиком 10-ю главу Деяний: если уже с самого начала в Иерусалимской церкви существовала значительная группа христиан из язычников, то почему такое потрясение нисхождение Святого Духа на Корнилия вызывает у спутников Петра? И почему события в Антиохии, где язычники начали'активно переходить в христианство, вызвали такой интерес в Иерусалиме? В целом традиционное толкование соответствует языковой ситуации в Иерусалиме. Многие палестинские евреи были двуязычны, но в диаспоре древнееврейский (и/или арамейский) языки не были употребительными (о языковой ситуации в диаспоре см., например, D. Noy, “The Jewish Communities of Leontopolis and Venosa”, Studies in Early Jewish Epigraphy, ed. J. W. van Henten. P.W. van der Horst (Leiden/New York/Koln, 1994), 162—188). Приехавшие в Иерусалим на праздник или по делам евреи посещали синагоги, в которых Писание и молитвы читались по-гречески (ср. Деян. 6:9). Это приводило к естественной сплоченности грекоязычных евреев, что и отражено в термине Έλληνισταί. См. подробнее М. Hengel, Between Jesus and Paul, 1-11; TDNTIII 511 ai. (Windisch).

πρός τού? Εβραίους (против евреев) — в греческом языке существовало два слова, обозначавшие евреев: Εβραίοι (др.-евр. עברי) и ,Ιουδαίοι (יהודים). В ИЗ ,Εβραίος встречается всего 4 раза, тогда как ,Ιουδαίος 195. Термин 'Εβραίος вообще более редкий (напр., у Иосифа Флавия он встречается 310 раз, главным образом в первых восьми книгах “Иудейских древностей”, тогда как ’Ιουδαίος 1300 раз). В общих чертах разница между обоими терминами состоит в еледующем:

(1) Термин Εβραίοι использовался для обозначения евреев, живших в древности, тогда как современные евреи именовались ’Ιουδαίοι (ср. Иос. Флав., Иуд. древн. 1.146; Тертуллиан, Апология 18.6: Hebraei retro, qui пипс Iudaei — 

“прежде назывались евреями те, кто теперь зовутся иудеями”). Иосиф Флавий пользовался словом Εβραίον также при описании того, что было утрачено евреями диаспоры: языка, собственных денег и т.д. (Иуд. древн., 1.36, 146; 5.323; 9.20; 10.8; Иуд. войн., 6.96 и т.д.).

(2) Это слово могло также подчеркивать чистоту этнического происхождения (Фил. 3:5; 2 Кор. 11:22), а также обозначать происхождение из Палестины или особую связь с Палестиной.

(3) Иногда, в отдельных контекстах ’Ιουδαίον могло приобретать уничижительный оттенок, и в этих случаях Εβραίον становилось вежливым термином (см., например, 4 Макк, passim) — впрочем, этот оттенок не следует особенно акцентировать.

(4) Εβραίον могло использоваться как термин для евреев, говорящих на древнееврейском или арамейском языках. Характерно, что в раввинистической литературе עברי становится обозначением еврейского языка (Hengel, Between Jesus and Paul, 10). См. подробнее TDNT III, 367 сл. (К. G. Kuhn); N. de Lange, Origen and the Jews (Cambridge/London/New York/Melboume, 1978, University of Cambridge, Oriental Pub- lications, 25), 29.

О соотношении эллинистов и евреев см. С. С. НШ, Hei- lenists and Hebrews: Reappraising Division within the Earliest Church (Minneapolis, 1992).

al χήραν αυτών (их вдовы) — вдовы всегда оказываются среди наиболее нуждающихся категорий общества. Хенхен отмечает, что многие благочестивые евреи из диаспоры приезжали перед смертью в Иерусалим, чтобы быть похороненными в святом городе, и что их жены скорее всего сопровождали их, так что в Иерусалиме могло оказаться значительное количество женщин, лишенных кормильцев и полностью зависящих от благотворительности (Наеп- chen, 261).

Деятельность апостолов конечно происходила главным образом среди местных палестинских иудеев, из которых и составилось первое собрание верующих во Христа; но вместе с тем в Иерусалиме бывало по большим праздникам множество и иудеев не палестинских, прибывавших в святой город из всевозможных стран, где только жили иудеи рассеяния, и многие из них также уверовали и крестились. Таким образом в церкви образовалось два класса верующих – евреи в собственном смысле этого слова, и так называемые эллинисты. Эллинистами назывались вообще все те иудеи, которые, живя вне Палестины, со времени Александра Великого всецело поддались греческому влиянию и даже забыли свой родной язык. Хотя многие из них были также ревностными хранителями Моисеева за­кона, но самая жизнь их среди язычников и подчинение гре­ческой культуре и греческим обычаям внушало палестинским иудеям некоторое чувство недоверия по отношению к ним, так что между ними постоянно существовало некоторое разъединение, переходившее иногда во взаимную подозрительность и враждеб­ность. Это чувство сказалось отчасти и в Церкви Христовой, и когда число верующих умножилось, то почти неизбежным стало столкновение между этими двумя различными классами. Так именно и случилось: «у эллинистов произошел ропот на евреев». Частною причиною этого ропота было действительное или воображаемое пренебрежение к вдовам эллинистов при ежедневной раздаче пищи и милостыни. Некоторое неудовольствие могло возникнуть из-за того, что все должности в церкви находились в руках у евреев, которые естественно могли более обращать внимания на нужды своих ближних соотечественниц. Вдовы же были таким классом, который более всего нуждался в помощи. Известно, какое внимание ап. Павел обращал на их положение даже в Коринфе, и некоторые из мудрейших постановлений, приписываемых Гамалиилу, направлялись к облегчению страданий, неразлучных с их положением. Благодаря заключенности, в которой по вековому обычаю жили женщины на востоке, доля вдовы при отсутствии людей, которые могли бы заботиться о ней, могла быть действительно безотрадною. Неравенство в отношении к ним естественно могло возбудить ропот, тем более, что до своего обращения в христианство эти вдовы имели право на пособие из корвана т. е. сокровищницы храма.

В сии дни, когда и пр.: не вполне определенное хронологическое данное, которое однако же указывает на неотдаленность по времени обозначаемого им события от ближайшего предшествующего. После новой победы церкви над внешними врагами (гл. 5), неустанной деятельностью апостолов в проповедовании Евангелия (Деян. 5:42) число учеников, великое и в предшествующее время, умножалось более и более. Но в это время обнаружилось внутреннее нестроение в недрах самого общества и довольно важное, так как указывало на внутреннее разделение и несогласие членов общества: произошел ропот – взаимное неудовольствие, явно во вне обнаружившееся между эллинистами и евреями, т.е. между христианами из эллинистов и евреев. Эллинистами назывались иудеи, жившие в разных странах языческого мира и говорившие на очень распространенном тогда греческом языке. Так как иудеи расселены были и расселялись по преимуществу в странах греко-(эллино)-римского мира, то название эллинистов перенесено было и на тех иудеев, которые жили и в странах не населенных греками. Кажется, под это общее название подходили иногда и прозелиты, т.е. принявшие иудейскую веру язычники (ср. ст. 5). Эллинисты иногда переселялись из языческих стран на жительство в Палестину и Иерусалим, или путешествовали на праздники в Иерусалим и там оставались на более или менее продолжительное время (см. прим. к Деян. 2:5 и д.), или по торговым и другим делам приезжали и жили там. Из них иные, может быть и многие, вступали в общество христианское. Под именем же евреев разумеются здесь христиане из иудеев палестинских, жившие в своей родной земле и говорившие еврейским языком. Между этими двумя составными частями первохристианского иерусалимского общества и произошло взаимное неудовольствие, именно: эллинисты роптали на евреев за то, что их вдовицы пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей. Из общей денежной кассы, бывшей в распоряжении апостолов, каждый нуждающийся получал то, что ему было нужно (Деян. 4:34–35; Деян. 2:45) для ежедневного содержания, и, главным образом, для пропитания (ст. 2, – пещись о столах).

– Ничего нет невероятного, что в разных частях города, в местах общественных собраний христиан, устраивались общие трапезы (Деян. 2:46), кроме того, что каждому нуждающемуся давалось потребное. При этом-то и показалось эллинистам, что вдовы их пренебрегаются. Пренебрежение это зависело, конечно, не от самих апостолов, но от подчиненных им непосредственных распорядителей раздачей милостыни. Откуда происходило это пренебрежение, не довольно ясно. Св. Златоуст полагает, что «это происходило не от недоброжелательства, но, вероятно, от невнимательности по причине многолюдства… ибо в таком случае не может не быть затруднения». Можно также предполагать, что это пренебрежение эллинских вдовиц проистекало из высокомерия евреев: живя в своей родной земле, близ храма, имея возможность строже исполнять закон Моисеев с его строгими требованиями чистоты и праведности, не имея особенных случаев заражаться нечистыми языческими нравами, палестинские евреи с некоторым высокомерием относились к собратьям, жившим среди язычников и волей-неволей поддававшимся более или менее влиянию языческой среды. Этого различия двух составных частей общества не мог, как видно, совсем сгладить даже высокий дух христианства в первом обществе иерусалимском, и оно обнаружилось теперь в пренебрежении эллинских вдовиц со стороны распоряжавшихся раздачей потребного, вероятно, из евреев. Что именно вдовы испытывали на себе это пренебрежение, объясняется тем, что некому было, за неимением главы семейства, позаботиться о них и в случае защитить их; но тем больнее было эллинистам видеть, что именно беззащитные вдовы их в пренебрежении.

вдовицы их пренебрегаемы были. Христианская община, вероятно, унаследовала от иудаизма заботу о бедных и нуждающихся соплеменниках. Проявление этой заботы проступает в описании общественной деятельности (Деян. 2:44, 45; Деян. 4:34-37). Но возникла извечная проблема дискриминации: вдовы евреев-эллинистов считались чужими с точки зрения уроженцев Иудеи и их обходили вниманием.

С делом проповеди у апостолов соединялось дело служения бедным и больным. Единодушие и любовь соединяли всех христиан в одну большую семью и вызывали заботы о всех. Но с умножением числа верующих удовлетворение всех потребностей было невозможно для небольшого числа апостолов и их ближайших помощников. Вследствие этого среди христиан-эллинистов возник ропот против евреев за то, что их вдовы не всегда исправно получали милостыни.

1. Эллинистами здесь названы евреи, родившиеся и жившие вне Палестины, среди язычников, по большей части между греками. Они говорили испорченным греческим языком, который со времен Александра Великого сделался господствующим во всей Малой Азии, в Египте и в Европе; они в синагогах для объяснения еврейского текста, непонятного им, употребляли греческий перевод Библии и, живя среди язычников, по необходимости не могли строго соблюдать всех предписаний закона Моисеева и на язычников смотрели гораздо снисходительнее, чем палестинские евреи, которые за то и ненавидели и презирали евреев рассеяния как нечистых, как нарушителей закона. Самое имя эллинистов, данное им, тоже, вероятно, выражало презрение. Среди обстоятельств, подавших повод к ропоту эллинистов, можно думать, оказалась та же, не сглаженная и христианством ненависть еврея палестинского к евреям рассеяния, – хотя виновниками этой ненависти отнюдь нельзя считать апостолов, а вернее всего тех лиц, которым апостолы, занятые проповедью, поручали дело надзора за прокормлением бедных.

Может быть, даже здесь со стороны христиан из палестинских евреев не было прямого презрения или оскорбления эллинистов, но эллинисты, привыкшие всегда встречать презрение к себе со стороны палестинских собратий, в каком-нибудь случайном и ненамеренном факте усмотрели для себя оскорбление и подняли ропот. Как бы то ни было, но апостолы не отрицают факта презрения и только указывают на невозможность для себя следить за столами для бедных. Евангелист, рассказывая об этом событии, оставляет также этот факт необъясненным.