4-я книга Царств, Глава 3, стих 25. Толкования стиха

Люди утолили жажду и, подкрепившись силами, двинулись на моавитян и нанесли им тяжкое поражение; всю страну их пленили, и по повелению пророка, предали ее опустошению, и после сего с торжеством возвратились в свою страну.

Моавитяне, сильно надеясь на то, что сами для себя выдумали, когда пришли грабить стан, вообразили, будто стража покинула его. Напротив, Иосафат и его соратники цари встали, обнажив свои мечи, когда поняли, что враги приближаются и идут прямо на них. Моавитяне не упорствовали в своей атаке: они развернулись и побежали, ибо пришли невооруженными. Они пришли не сражаться, а грабить. Поэтому израильтяне рассеяли войско врагов, просто обратив против них свое оружие. Затем они разорили всю территорию между ними и моавитянами. И наконец, словно разливающийся поток, они бросились на Моав, срубили дерева, по наущению Елисея, запрудили все протоки вод, разрушили селения и уничтожили все их дома так, что даже перевернули стены. Они окружили и уничтожили их крепости, то есть сравняли с землей стены и разметали все камни.

Последуй за мной и пойдем на поля Моавитские, чтобы увидеть случившееся там страшное дело. Три царя – Иорам Самаринский, Иоасаф Иудейский и царь Эдомский, – соединившись между собой, многочисленным войском победили царя Моавитского. Внезапно вторглись в его страну и всюду разнесли смерть и гибель, опустошение и трепет. Засыпали все источники, порубили все деревья, перетоптали траву, выжгли деревни, перерезали жителей, двинулись с торжеством вперед и наконец осадили со всех сторон царя в городе. Теснимый извне врагами, а изнутри – недостатком припасов, он каждый час подвергался опасности потерять царство, свободу и жизнь. Что было делать? Видя, что более нельзя надеяться на человеческую силу, он прибегнул к силе солнца, которое чтил как бога. Чтобы спасти свой народ и сохранить царство, он, по совету придворных мудрецов, решил пожертвовать своим собственным первородным, которого назначил наследником царства. И вот, ведя его за руку, как овцу на заклание, на виду у своих подданных, шедших за ним с плачем великим, и врагов, смотревших на него тоже с великим изумлением, он взошел на крепостную стену, – в одной руке он сжимал нож, а другой удерживал сына. О солнце, так, мне кажется, он воскликнул, не омрачайся, что увидишь сейчас такое зрелище, какого ты никогда еще не видало на земле. Смотри и свети ярче, чтобы видели это и мои враги! Я не могу принести тебе всесожжение более драгоценное, чем мой собственный сын, мой первый сын, наследник царства моего. К этому привела меня ненависть, которую питают ко мне мои враги, и моя любовь к народу моему. Прими эту невинную царственную кровь, прими ее из моих рук и ниспошли свою силу, чтобы отомстить врагам и спасти народ. Сын мой, прими смерть от рук своего собственного отца и веруй, что мы оба сегодня становимся одним всесожжением и одной жертвой: ты – закланный моей рукой, а я – пораженный горем. Необходимость, неумалимая необходимость влечет сегодня тебя на безвременную смерть, а меня – на жестокое сыноубийство. Твоя смерть есть жизнь и свобода для моего народа, охрана и честь моего царства. Цари, заключившие союз между собой против меня, самаряне, израильтяне, ведущие против меня несправедливую войну, посмотрите, каков ваш враг! Посмотрите, если у меня достает решимости заклать своего сына, у меня будет столько же гнева, чтобы отомстить врагам за сына. Этот нож, который я могу омочить в крови сына своего, я сумею оросить и кровью врагов моих. Солнце, прими сына и услышь отца! С такими словами он протянул руку, вонзил нож в горло сына и принес его в жертву общему спасению. Враги увидали это страшное зрелище, раскаялись в том, что сделали, с великой поспешностью сняли осаду и тотчас убежали. «И поят сына своего первенца, егоже воцари вместо себе, и вознесе его во всесожжение на стене; и бысть раскаяние великое во израили; и отступиша от него и возвратишася в землю свою». – Почему же убегают эти три царя? Что им нужно было делать? Представьте себе, прошу вас, состояние того несчастного отца и царя. Кто так стеснил его, что принудил принести в жертву собственного сына? Те три царя, которые подняли несправедливую войну и привели его в такое состояние, что ему грозила опасность потерять свой престол. И вот, если бы счастье в войне обратилось к нему на помощь, если бы он вышел к ним на битву, победил, обратил в бегство, взял бы их в свои руки, что бы, я спрашиваю вас, с ними сделал так глубоко огорченный отец? Насколько была велика его скорбь, когда он собственными руками убивал сына, настолько велик был бы и его гнев в мести за смерть сына. Гнев увеличил бы его силу; он как затравленный лев напал бы на них, ненасытно пил бы их кровь. Что за гнев! Человек, не пожалевший своего сына, стал бы жалеть своих врагов? Подумайте-ка. Хорошо сделали те три царя, что убежали от него, ибо убежали от его беспредельного праведного гнева.

Расправа над Моавом. Разрушение экологии было направлено на подрыв экономики на долгие годы. В конце концов, источники и поля могли быть очищены от камней, однако необходимость в этом превращала возрождение продуктивного сельского хозяйства в длительный и трудоемкий процесс. Иногда источники находят новые, менее пригодные к использованию русла, а полям наносится столь большой вред, что их плодородие значительно понижается. Вырубка деревьев имела для экологического равновесия еще более ужасающие последствия. Это означало не только утрату источника древесины, но и усиление эрозии верхнего слоя почвы, в результате чего окружающая среда, лишенная благодатного воздействия зеленых насаждений, превратится в пустыню. Некоторые фруктовые деревья (напр., финиковые пальмы) начинают плодоносить только через двадцать лет. Нанесение ущерба сельскому хозяйству и истребление деревьев было типичной тактикой завоевателей, стремившихся наказать своих противников и ускорить их покорение. В ассирийских анналах и рельефах особенно подробно запечатлены карательные меры, в том числе вырубка деревьев, уничтожение лугов и разрушение системы каналов, использовавшихся для орошения. Кир–Харешет. Это обозначение столичного города в южной части Моава, известного также под названием Кир–Моав. Его отождествляют с современным Кераком, в 17 милях к югу от Арнона по «Царской дороге». Здесь не проводились широкомасштабные раскопки, однако поверхностные исследования обнаружили незначительные остатки железного века.

в Кир-Харешете. По всей видимости, этот город был столицей Моава (Ис. 16,7.11; Иер. 48,31.36); он располагался приблизительно в семнадцати километрах к востоку от Мертвого моря и в двадцати двух километрах севернее долины Заред.

Сбылась и вторая, главная половина предсказания Елисея (ст. 18-19). И здесь, как при снабжении союзного войска водой, чисто естественное обстоятельство послужило союзникам на пользу и на гибель моавитян: последние при восходящем солнце ошибочно принимают цвет воды за вид крови (22) и столь же ошибочно делают не невозможное, впрочем, предположение о взаимном истреблении в союзных войсках (ст. 23; ср. Суд. 7:22; 2 Пар. 20:33), - и вместо ожидаемой добычи встретили поражение и полное опустошение страны включительно до укрепленной столицы Моавитской - города Кир-Харешета (LXX, ст. 25: τους λιθους тου τοιχου, Vulg.: muri fictiles, слав.: камение стен), иначе называемого Кир-Моав (Ис. 15:1) или Кирг-Херем (Ис. 16:1); теперь отождествляют его с эл-Кераком, к востоку от южной части Мертвого моря (Onomast. 389. Winer, Bibl Keal Worterbuch:I, 658). Царь моавитский был осажден в Кир-Харешете.