1-ое послание ап. Иоанна, Глава 4, стих 17. Толкования стиха

Он говорит, каким образом каждый испытывает себя в том, насколько любовь в нем достигла совершенства, или, скорее, насколько он сам достиг совершенства в любви. Ибо если любовь есть Бог, то она, как Бог, не убавляется и не прибавляется. Так только говорится, что любовь достигает в тебе совершенства, потому что ты достигаешь совершенства в ней.

Эта любовь так совершенна, что имеет дерзновение перед судом Божьим, и из сердца верующего совсем изгоняет страх. Конечно, Апостол говорит здесь о страхе рабском, который несовместим с сыновней любовью к Богу: страх сыновний этой любовью не исключается.

И каким был Он, как Сам сказал: ибо идет Князь мира сего, и во Мне не имеет ничего (Ин. 14:30), - так же должны быть и мы, чтобы в нас не нашлось ничего, связанного с миром.

Наша любовь к Богу не должна быть только чувством; но истинная любовь, по существу своему, необходимо выражается делами. Если нет дел, соответствующих любви, то нет истинной, совершенной любви. А как должна обнаруживаться совершенная любовь к Богу? Господь Спаситель сказал: Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5:48). Чем более мы любим Бога, тем более должны мы подражать совершенствам Отца небесного. Этого требует существо любви. Бог Отец невидим; но Он явил Себя в сыне Своем Иисусе Христе: потому мы должны поступать так, как поступал Иисус Христос. Если, питая крепкую любовь к Богу, будем подражать примеру Иисуса Христа, будем жить, как Он жил, пребывая на земле в естестве человеческом; то будем иметь дерзновение в день суда. Апостолы, как верные последователи Иисуса Христа, верные в любви к Нему, проходя поприще апостольского служения, всегда поступали, как Он поступал. Потому Богослов и говорит: любовь наша, – т. е. любовь к Богу и ближним, по заповеди Господней, – такого совершенства, чтобы нам иметь дерзновение в день суда, – т. е. надеяться оправдания пред Господом и призвания к вечному блаженству, – достигает в нас тем, что мы поступаем в мире, или в этой жизни, так, как Он поступал в продолжение земной жизни; мы подражаем святым делам Его.

О сем совершается любы с нами (=в нас), да дерзновение имамы в День Судный. Это совершенство прежде всего нужно относить к любви Божией (1 Ин. 4:12); потому что Бог столько и такую любовь проявлял и проявляет к нам что мы смело можем ожидать помилования от Него и в день судный; почему дальше и говорится: совершенна любы вон изгоняет страх. С другой стороны, и наша любовь так может усовершиться, что мы, как дети смело обращаемся к Отцу — Богу и, любя Его, не боимся Его суда, потому что страха несть в любви.

Потому что, каков Он, таковы и мы в мире сем. Так что, как Он щедр и благочестив, сострадателен и терпелив, таковыми и нам надлежит быть в этом мире.

Любовь до того совершенства достигает в нас, что мы имеем дерзновение в день суда... Как же мы будем иметь смелость стоять на Суде потому только, что пребываем здесь в любви? – Так, что кто пребывает в любви, тот и здесь в Боге пребывает, а Бог знает сущих Своих, которые, в свою очередь, имеют свидетельство сами в себе, что они – Божии. Как же не иметь дерзновение в день Суда тому, кто имеет любовь здесь ко всем. Потому что поступаем в мире сем, как Он. Потому мы будем иметь смелость на Суде, что тогда, как мы подвизаемся в этом мире и выражаем свою любовь к Нему и к людям, Он – также в этом мире – присущ нам, видит все наши дела, мысли и чувства. А Он – будущий Судия наш. Мы исполняем Его заповедь, мы любим Его и своих братий – чего же нам бояться Суда Его? И тогда с нами будет Он же, как и теперь.

И мы, “пребывая” в Боге, возрастаем непрестанно в любви, совершенствуемся в ней постоянно и безгранично. Как всемощная Божественная сила, любовь не только изгоняет всякий грех из нас, держит нас в святой жизни, Бого-жизни, но и дает нам свободу не бояться страшного Суда. Да, мы находимся в мире зла и греха, но мы не боимся ни зла, ни греха, потому что живем во Христе, живем в Боге. Он тот, Кто в нас и для нас побеждает Своими Божественными силами всякое зло, господствует над каждым грехом. Мы не от мира, но живем в мире во Христе и, таким образом, поступаем в мире сем, как Он. Жизнь Господа - это образец, это пример для нашей жизни в этом мире. Если святой Иоанн Богослов и написал это много позже после Вознесения Спасителя на небо, он использует настоящее время: якоже Он есть, и мы есмы в мире сем. Здесь святой нам открывает великое таинство, что Господь наш Иисус Христос пребывает непрерывно в этом мире с Церковью. Ведь, присутствуя в ней, Господь постоянно пребывает с нами в этом мире. Одновременно же Он пребывает и с каждым членом Церкви на протяжении всех веков. Поэтому каждый род верующих может сказать со святым Иоанном Богословом: якоже Он есть, и мы есмы в мире сем. Мы в этом мире живем ради Него, якоже Он есть в истине, праведности, в любви, такожде и мы. То, что есть Его, является и нашим. Он нам оставил всего Себя в Церкви и постоянно нам дает Себя, особенно посредством священного таинства Божественной Евхаристии (причастия), и через другие таинства и святые добродетели. Он нам дает всего Себя, чтобы могли и мы жить в этом мире согласно тому, как Он жил, то есть евангельски, Богочеловечески. Главным является евангельская мера, евангельский закон для тех, кто последует Христу: якоже Он есть, и мы есмы и живем, якоже Он есть, и мы ведем себя, якоже Он есть, и мы смотрим на мир и на все, что в мире.

τετελείωται perf. ind. pass, от τελειόω доводить до завершения (см. ст. 12). παρρησία открытость, доверие. уверенностьЧсм. 2:28). έχωμεν praes. conj. act. от έχω иметь. Conj. используется либо в прид. цели, либо в аппозиции к έν τούτω, или относится к прид. с ότι, последний вариант превращает это прид. в парентезу (RWP; Westcott). κρίσεως gen. sing, суждение, суд. έσμεν praes. ind. act. от ειμί быть.

В Ветхом Завете (напр.: Ам. 5:18-20) и в иудаизме «день суда» был днем, которого должны бояться все отступники (2:28). Но пребывающие в любви не должны сомневаться, что будут оправданы перед судом Божьим в этот день, потому что они проводники Его бескорыстной любви.

Связь дальнейшей речи с предыдущим такова: любовь, по которой Бог пребывает в сердце верующего и он в Боге, так высока в своем совершенстве, что достигает до дерзновения пред судом Божиим и из сердца верующего совсем изгоняет страх, как чувство, противоположное любви. — Любовь до того совершенства: любовь человека к Богу и ближнему и в той даже мере, когда и он пребывает в Боге и Бог в нем, имеет степени совершенства. На высокой степени совершенства она стоит, когда имеет дерзновение предстать в день суда пред страшным судищем Христовым. Это дерзновение состоит в непостыдном надеянии на оправдание пред Господом и вечное блаженство в Царстве Христовом (ср. 1 Ин. 3:21 и прим.; 1 Ин. 2:28; 1 Ин. 5:14). Такой высоты совершенства любовь наша, по милости Божией, достигает в нас тем, что мы поступаем в мире сем, в жизни сей, как Он поступал в продолжение земной жизни Своей, идем по стопам Его, по мере нашей веры подражаем Его примеру. «Как Он в мире был непорочен и чист... так и мы будем в Боге и Бог в нас. Если Он есть Учитель и податель нашей чистоты, то мы должны носить Его в мире чисто и непорочно... Если мы будем жить так, то будем иметь дерзновение пред Ним и будем свободны от всякого страха. Ибо, достигши добрыми делами совершенства в любви, будем далеки от страха» (Феофилакт). Тогда исполняется на нас великое слово Христово: будьте совершенны, как Отец, ваш Небесный совершен (Мф. 5:48), и это совершенство достигается и достигается любовию, насколько оно может быть достигнуто ограниченным человеком. В любви к Богу и ближнему примером должен быть для нас Христос, и любовь будет совершенна в нас (1 Ин. 4:12).

Мысль следующих стихов (17–18) и их связь с предыдущим совершенно ясна, хотя в экзегетической литературе она затемнена спором о том, к чему отнести ἐν τούτῳ – к предыдущему или к последующему. Одни из экзегетов740 находят в нем указание на конец 16 стиха – на общение с Богом чрез любовь; другие741 понимают его, как указание на следующее предложение с ϊνα. Мы совершенно оставляем в стороне конструкцию742 ἐντούτῳ – ὅτι καθώς ἐκεῖνος ἐστὶν κτλ., как совершенно неестественную в виду стоящего между ними предложения ἵνα παῤῥησίαν ἔχομεν κτλ., и остановимся на двух указанных толкованиях. Которое же из них несомненно правильное? Необходимо заметить, что как синтаксически, так и по употреблению ἐν τούτῳ у Апостола Иоанна, допустимо то и другое и потому решающий голос должен быть предоставлен контексту. Хотя защитники первого мнения ссылаются на контекст в свою пользу, однако нам кажется, что он свидетельствует о совершенно противном. Все согласны в том, что Апостол Иоанн παῤῥησία противопоставляет φόβος; а если так, то мы имеем полное право считать 18 стих решительным возражением против рассматриваемого мнения. Ἡ τελεία ἀγάπη ἔςω βάλλει τὸν φόβον.... ὁ φοβούμενος οὐ τετελείωται ἐν τῇ ἀγάπῃ, – эти слова Апостола говорят о том, что, по его представлению, любовь и страх – несовместимые, взаимно исключающие друг друга понятия: в совершенной любви совсем не может быть страха. Но что же в ней может быть? Несомненно, это ἡ παῤῥησία, как противоположное ὁ φόβος. На этой противоположности совершенной любви и страха и свойстве совершенной любви – изгонять страх зиждутся 17 и 18 стихи; несомненна также и ясна необходимая связь между τελεία ἀγάπη и παῤῥησια. Отсюда уже не трудно видеть отношение между ἐν τούτῳ τετελείωται κτλ. и ἵνα παῤῥησίαν ἔχωμεν. Вместе с этим для нас твердо устанавливается то положение, что контекст совершенно не дозволяет относить ἐν τούτῳ к предыдущему. Поэтому конструкция 17 стиха представляется в таком виде: ἐν τούτῳ соединяется с ἴνα, а следующее предложение с ὅτι служит обоснованием всей предшествующей части 17 стиха. Правда, конструкция ἐν τούτῳ – ἵνα (вм. ὅτι ст. 9. 10 и др.) кажется необычною, однако у Апостола Иоанна она совершенно возможна (ср. Ин. 15:8), и покоится на том же основании, как и выражения в роде: αὕτη ἐστὶνἡ ἀγγελεία – ἵνα (III, 11), αὕτη ἐστὶν ἡ ἐντολὴ – ἵνα (III, 23), αὕτη ἐστὶν ἡ ζωὴ αἰώνιος, ἵνα (Ин. 17:3). Не ὅτι ἔχομεν, но ἵνα ἔχωμεν пишет Апостол потому, что τελείωσις τῆς ἀγάπης в объективной действительности не дано; ἵνα отмечает ее, как поставленную пред нами цель, отвечающую тому идеальному моменту, который лежит в τετελείωται и в обосновывающем егоὅτι καθώς κτλ. При такой конструкции стиха и в частности – при таком понимании значения ἐν τούτῳ, связь с предыдущим нисколько не разрывается, так как Апостол неуклонно продолжает развивать учение о любви, которая находит свое завершение в παῤῥησία ἐν τῇἡμέρα τῆς κρίσεως. Ближайшее определение смысла стиха стоит в зависимости от установки смысла частностей, которые также представляют некоторые трудности. Апостол полагает силу на τετελειωται, которое по смыслу тожественно с τετελειωμένη ἐστίν ст. 12 и воспринимается в τελεία ἀγάπη 18 стиха. Perf. означает, что выраженное в предложении с ἵνα осуществляется при том условии, если совершенство любви сделается действительным фактом, имеющим прочные и постоянные последствия в его обладателе. Ἡ ἀγάπη стоить без всякого ближайшего определения объекта или субъекта, и сопоставление с предшествующим и последующим показывает, что в восполнении такого определения не представляется никакой надобности. В 10 ст. (о μένων ἐν τῇ ἀγάπῃ, cp. 7. 8. 10) мы имеем всеобщее понятие любви в себе, без всякого определенного объекта; точно также и в 18 стихе всеобщее понятие любви противопоставлено всеобщему понятию страха; в этом же смысле должно принимать ἡ ἀγάπη и в 17 стихе: это – любовь вообще, как она есть в Боге, потому что Бог Сам есть любовь, и как она открылась чрез воплотившегося Сына Божия в нас. По ходу речи здесь мыслится любовь, как она ближайшим образом открылась и совершается в нас. Следующее за η ἀγάπη – μεθ’ ὑμῶν – у нас, в наших кругах (ср. XV, 4: ὅσα ἐποίῃσε ὁ Θεὸς μεθ’ ὑμῶν)743 должно относить к глаголу τετελείωται, а не к ἡ ἀγάπη, как потому, что в противном случае пред μεθ’ ἡμῶν был бы повторен член ἠ, так и по общему требованию построения мыслей настоящего стиха. Предлог μετά с родит. всегда означает связь, сосуществование, совокупное действие, выражаемое глаголом744. Таким образом, и мы (ἡμεῖς) – христиане – являемся деятельными в выражении энергии глагола τετελείωται. Любовь не просто сделана совершенною в нас актом божественной силы; но в достижении этого результата Бог действует с нами. Выражением и вместе конечною целью этого совершенства любви является дерзновение в день суда: ἵνα παῤῥησίαν ἔχωμεν ἐν τῇ ἡμέρα τῆς κρίσεως. Ἡμέρα τῆς κρίσεως несомненно указывает на день суда, когда явится Господь Иисус Христос (II, 28). Это выражение у Апостола Иоанна больше не встречается (в Евангелии: ἐσχάτη ἡμέρα – VI, 89. 40. 44. 54; XI, 24; XII, 48). Но каким образом παῤῥησία ἐν τῇ ἡμέρα τῆς κρισεως совпадает с совершенством любви? На основании предыдущего это совершенно понятно. Пребывание в любви тожественно с пребыванием в Боге (ст. 16); поэтому совершенство любви в нас совпадает с совершенством нашего общения с Богом во Христе и с совершенством нашего богосыновства; а если так, то естественно, что в совершенной любви не может быть никакого страха, но совершенное дерзновение (ср. Ин. 5:24: εἰς κρίσιν οὐκ ἔρχεται). Как основание, почему совершенство любви в нас завершается дерзновением в день суда, Апостол указывает: ὅτι καθώς ἐκεῖνος ἐστὶν καὶ ἡμεῖς ἐσμἐν ἐν τῷ κόσμῳ τούτῳ. Точный смысл этих слов довольно темен. Для выяснения его необходимо предварительно признать, как несомненное, что ἐκεῖνος относится к Иисусу Христу, на которого указывает уже и ἡμέρα τῆς κρίσεως (cp. II, 6; III, 3. 5. 7. 16); ἐστίν удерживает свое значение praesentis, и заключительные слова: ἐν τῷ κόσμῳ τούτῳотносятся только к ἐσμέν, а не обнимают также и ἐκεῖνος ἐστίν, ибо в противном случае не было бы нужды ставить ἐστίν, и, кроме того, выходило бы, что Христос и до сих нор находится в этом мире таким же образом, как и мы. Поэтому сравнение καθώς относится не к εἶναι ἐν τῷ κόσμῳ τούτῳ (какое основание для παῤῥησία в день суда лежит в том, что мы в этом мире?); но καθώς – καὶ скорее указывает на сходство в каком-либо свойстве, качестве; хотя необходимо заметить, что определить tertium comparationis в виду крайней общности выражения в высшей степени трудно. Указывали на страдания Иисуса Христа, богосыновство, праведность, на пребывание Его в мире, но не от мира, на Его любовь; последнее, по-видимому, больше всего отвечает контексту. Но все это высказывается без всякого обоснования. Руководящею нитью в данном случае может послужить ἐν τῷ κόσμῳ τούτῳ. Христос был в мире, но прешел от него (XIII, I); ученики же Его еще в мире (XVII, 11); они посланы в мир совершить Его дело (XVII, 18); в исполнении этого Иисус Христос идеал для них (1 Ин. 2:6); сообразоваться с этим идеалом – постоянное правило деятельности учеников. это уподобление христиан Христу ость уподобление Его образу, как Он существует в настоящее время и в вечности: καθώς ἐκεῖνοςἐστίν, – а не в частной форме, в которой Он обнаруживался исторически (καθώς ἐκεῖνος ἠν). При этом разумеется уподобление не частному свойству Его образа – любви, праведности или чистоте, но всему цельному идеальному образу. Потому, что мы совершенно подобны Христу, мы в пашей любви имеем полное дерзновение пред Ним в день суда. В существенном Апостол обосновывает здесь наше дерзновение, как в III, 21–22 он обосновывает другого рода παῤῥησία тем, что мы соблюдаем Его заповеди и творим благоугодное пред Ним. Но как совершеннейшее откровение божественной любви, Христос отпечатлевает на Себе высочайшую любовь и требует ее и от своих учеников в качестве отличительного признака их (XIII, 34. 35; XV, 12. 13. 17); и по контексту эта черта образа Иисуса Христа как нельзя более подходить в настоящем месте; но утверждать с решительностью такое значение καθώς ἐκεῖνος ἐστίν нет достаточных оснований. Καί по смыслу равносильно οὕτως (11, 6. 18; Ин. 17:18; Ин. 20:21; иногда опускается II, 27). Οὗτος κόσμος – не боговраждебный мир; выражение просто означает этот мир, как сферу обычного земного бытия, а не этическое понятие. Таким образом, мысль разобранного стиха, в связи с предыдущим, представляется в таком виде: Бог есть любовь и пребывающий в любви в Боге пребывает, и Бог в нем; но высшая степень совершенства любви состоит в том, чтобы смело и без боязни мы могли предстать в день суда пред престолом Господа, и это потому, что совершенная любовь возводит нас на такую высоту нравственного совершенства, что мы в этом мире делаемся подобными Ему, нашему будущему Судии. Между нами и Христом нравственное родство; за что же Он может осудить нас и чего нам бояться на том нелицеприятном суде? Затруднение, что признаком совершенной любви в настоящем (τετελείωται) ставится будущее событие, устраняется тем, что состояние παῤῥησία уже и теперь испытывает христианин, который должен делать и делает все, как бы находясь постоянно пред лицом Божиим.

Апостол уясняет вопрос: в чем состоит высшая степень совершенства любви, соединяющей верующих с Богом, и решает этот вопрос в том смысле, что решительным признаком совершенства любви является готовность верующих и любящих безбоязненно предстать в день суда пред страшным судилищем Христовым, - совершенная любовь имеет дерзновение, παρρησίαν, (ср. 1 Ин. 2:28; 1 Ин. 3:21; 1 Ин. 5:14), т. е. уверенность и мужество быть оправданною на суде Христовом. Для этого необходимо, однако, чтобы "мы поступали в мире сем, как Он". "Как Он в мире был непорочен и чист..., - так и мы будем в Боге, и Бог в нас. Если Он есть учитель и податель нашей чистоты, то мы должны носить Его в мире чисто и непорочно...

Бог есть свет, и святые Его, по изречению Евангелия (Мф. 5:14), суть свет мира и чужды страха мучения, потому что исполнены любовью к Богу. Хочу, говорит апостол, чтобы вы усовершились в любви так, чтобы в день суда нам иметь дерзновение пред Богом, потому что и Он есть Судия, по собственному Его изречению: Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну (Ин. 5:22). И что наше дерзновение будет пред Богом вочеловечившимся, апостол выразил в следующих словах: поступаем в мире сем, как Он, то есть когда уже доказали, что Бог в нас и мы в Нем, то мы сами себе свидетели о совершенстве любви. Как Он в мире был непорочен и чист, почему и говорил: идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего (Ин. 14:30); так и мы будем в Боге и Бог в нас. Если Он есть учитель и податель нашей чистоты, то мы должны носить Его в мире чисто и непорочно, всегда нося в теле своем мертвость Его (2 Кор. 4:10). Если будем так жить, то будем иметь дерзновение пред Ним и будем свободны от всякого страха.