Деятельная, истинная любовь к братьям, а но любовь только словом и языком, имеет величайшее значение в нравственной жизни человека в том постоянном процессе, конец которого есть радость совершенна» в живом общении с Отцем чрез Сына. Плоды такой братской любви Апостол изображает в остальных стихах III-й главы и прежде всего в стихе 19.
Ἐν τούτῳ несомненно здесь указываете на предыдущее и именно ближайшим образом на 18 ст., который, собственно говоря, обнимает все сказанное Апостолом о любви, как особенном проявлении ποιεῖν τὴν δικαιοσύνην. Этим устанавливается самая тесная связь 19 стиха не только с 18-м, но и со всеми предыдущими. На эту же связь указывает и καί. Кроме того, ἐν τούτῳ, указывающее на последующее, обыкновенно соединяется в послании с ὅτι, ἐὰν или ταν (II, 3; III, 16. 24; IV, 2. 9. 10. 13; V, 2).715 Мысль представляется в таком виде: если мы любим ἐν ἔργῳ καὶ ἀληθεία, то уразумеваем (в собственном личном опыте, а не созерцательно, теоретически), ὅτι ἐκ τῆς ἀθηθείας ἐσμέν. Εἷναι ἐκ τῆς ἀληθείας не можете быть истолковано в смысле ἀληθεύειν (Гал. 4:16; Еф. 4:15), т. е. согласия между словом и делом любви; с другой стороны оно не тожественно и с εἶναι ἐκ τοῦ Θεοῦ. Выражение обозначает: иметь истину источником, из которого проистекают влияния, руководящие и образующие мысли и поведение (cp. II, 21; Ин. 3:31; Ин. 8:47). Под ἀλήθεια, как известно, Апостол Иоанн разумеет истину, возвещенную и осуществленную Христом; эта истина – в Нем, и Он Сам истина. На истину наставляет верующих Дух Святой, Дух истины, которая делает их свободными (ср. Ин. 18:37; Ин. 16:13; 14 и друг.) и которая осуществляется верующими во всем их поведении. Она есть объективное, реальное, божественное содержание Евангелия. Поэтому, кто принимает Евангелие, тот принимает саму истину; кто пребывает в том, что слышал от начала, тот пребывает в истине, во Христе, в Боге, или истина, жизнь, Христос, Бог пребывают в нем. Поэтому на основании одного и того же признака мы познаем, что мы от Бога и что мы от истины. Предлог ἐκ должен удержать всю силу своего значения: бытие от истины означает не искренность или истинность, но возрождением установленную тесную связь с вечною божественною истиной, которая проистекает от Бога, сообщена Христом и питает и определяет все направление жизни чад Божиих. Выражение избрано Апостолом несомненно в соответствие с предшествующим (ἐν) ἀληθεία (ст. 18). Исполнение заповеди об истинной братской любви, по примеру показанной Им любви, приводит нас к уразумеванию опытному, основанному на положительных данных и потому исключающему возможность самообмана, что мы – истинные дети Божии. А если так, то из этого сознания, основанного именно на факт любви ἐν ἔργῳ καὶ ἀληθεία (= ἐν τούτῳ), само собою вытекает и второе следствие, которое Апостол ставит рядом с первым (καί), как самостоятельное и имеющее важное значение для нравственной жизни христиан: καὶ ἔμπροσθεν αὐτοῦ πείσομεν τὰς καρδίας ὑμῶν. Ἡ καρδὶα, поупотреблению в Свящ. Писании, означает центр всей личной жизни человека, как но ее внутреннему состоянию, так и по обнаружениям, – всю сознательную нравственную природу его (Еф. 4:18; Еф. 3:17; 1 Пет. 3:4; Деян. 4:12; Флп. 4, и друг.). У LXX сердце «является не только источником помышлений, желаний, чувствований и действий, по слову Спасителя: от сердца исходят помышления злая, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы (Мф. 15:19), но и хранилищем естественного и сверхъестественного, чрезвычайными откровениями данного, закона Божия, вместилищем совести, средством для проверки чистоты и истинности мыслей, чувств, желаний и действий человека, органом души, с которым ближе всего соприкасается Сам Бог в Своем воздействии на человека..».716. У Апостола Иоанна καρδία обозначает внутреннейшее седалище чувствований, страха (Ин. 14:1, 27), печали (Ин. 16:6), радости (Ин. 16:22). Вообщеκαρδίαобнимает собою все силы, способности и деятельность человеческого духа, включая сюда и совесть, как способность (συνείοησις, ср. 2 Цар. 24:10; 1 Цар. 29:6), которая, принадлежа к человеческому духу, ставит его деятельность пред лицом божественного закона и отмечает малейшее уклонение от него; поэтому в здоровом состоянии совесть по справедливости называется голосом Божиим в человеке, нелицеприятным судьей, показателем нравственного состояния человека. Апостол Иоанн не выделяет совесть, как особенную силу, но берет нравственное чувство человека, нравственную чуткость его души нераздельно от всего его нравственного сознания и полагает в καρδία. Исходя из того положения, что верующие получили помазание от Бога, которое учит их всему истинному, и потому с полною уверенностью могут отличать ложь от истины, он не редко обращается к их христианскому сознанию (II, 5. 9 – 11.20 – 21. 29; III, I – 2. 14. 17; V, 9), находя в нем твердую основу как для признания истинности его собственной речи и ложности учения еретиков, так и для определения их собственного нравственного состояния и степени совершенства в христианской жизни. Но каким образом возможно последнее? Очевидно, Апостол полагает, что в нравственном сознании христианина отражаются все движения нравственной жизни, всякое ее усовершенствование и все колебания. Согласие жизни с богоустановленной нормой и отмечается как такое, доставляя удовлетворение нравственному сознанию и уверяя, что в нравственной жизни данного лица все обстоит благополучно (ср. Рим. 8:16); нравственное чувство – καρδία – успокаивается. В противном случае, его καρδία констатирует отступление от нормы, как явление, нарушающее правильное точение нравственной жизни. Покои καρδία возмущается, и оно выступает в качестве обвинителя за нарушение или, как прекрасно выражает эту мысль славянский перевод, зазирает. Обращаясь к καρδία, христианин в его свидетельстве находит указание на действительное нравственное состояние и по его состоянию узнает, насколько приложимо к нему εἶναι ἐκ τῆς ἀληθείας. Если мы исполнили закон о братской любви, то мы по внутреннему опыту узнаём, что мы истинные христиане; наше поведение стоит в согласии с нравственным законом, и потому внутреннее раздвоение, возникающее из сознания несогласия между нравственным законом и нашею деятельностью, не имеет места; наше сердце вследствие этого будет наслаждаться покоем, миром. Но Апостол выражает эту мысль особенным образом: καὶ ἔμπροσθεν αὐτοῦ πείσομεν τὰς καρδίας ἡμῶν. Глагол πείθειν означает или уговаривать кого-либо к чему-либо, так чтобы он действовал согласно с нашими желаниями и убеждениями, или убеждать кого-либо, чтобы он согласился с известным мнением. В данном случае строго выдержать это значение нет возможности, так как не указано, что служить предметом убеждения или уговаривания. Нельзя, конечно, считать таким предметом увещание к истинной любви, ибо это составляет специальный предмет 18 стиха, и здесь Апостол указывает следствия исполнения этого увещания. Тем более не может служить содержанием πείθειν следующее в 20 стихе: μείζων ἐστὶν ὁ Θεὸς κτλ, так как для христиан это несомненная истина. Вез указания объекта глагол πείθειν имеет еще особенное значение: иногда в нем выдвигается на первый план смягчение гнева или другого какого-либо аффекта, что и составляет цель убеждения; тогда глагол πείθειν может означать: «усмирять, успокаивать», хотя при этом необходимо помнить, что сам по себе глагол такого значения не имеет, а выводится оно только из связи речи. Такой смысл глагол πείθειν имеет у Mф. 28:14: ἡμεῖς πείσομεν αὐτὸν καὶ ὑμᾶς ἀμερίμνους ποιὴσομεν (ср. Деян. 12:20). Несомненно, это же значение он имеет и в настоящем случае, так как следующее καταγινώσκῃ показывает, что Апостол представляет сердце в состоянии аффекта, направленного против нас. Кроме того, так как первому члену ἐὰν καταγινώσκῃ ἡμῶν ἡ καρδία 20-го стиха соответствует в 21-м стихе ἐὰν ἡ καρδία ἡμῶν μὴ καταγινώσκῃ ὑμῶν, то и πείσομεν τὴν καρδίαν ἡμῶν (ст. 19) должно соответствовать παῤῥησίαν ἔχομεν 21 стиха, т. е. состояние, предполагающее предварительное устранение всего смущающего. Успокоение, умиротворение сердца представляется как наше собственное дело, потому что создается нашими собственными усилиями, которые Апостол здесь главным образом и имеет в виду: καρδία представляется, как нечто отдельное от нас (субъект в πείσομεν) и стоящее в относительной противоположности к нам, в качестве наблюдающего за нашею деятельностью. С нашей стороны должны быть представлены достаточные доказательства законосообразности нашей деятельности, чтобы сердце получило удовлетворение по своему запросу и успокоилось. Если мы творим правду, и в особенности, если любим братьев не словом и языком, но делом и истиною, мы тем самым доказываем, что мы от истины, даем должное удовлетворение требованиям, нравственного чувства и успокаиваем наше сердце, так что оно больше не зазирает нам. И это умиротворение нравственного сознания, внутренний душевный покой, не самообман, который делает возможным спокойствие совести и у ходящего во тьме и ненавидящего брата, потому что тьма ослепила его очи, но действительно истинное спокойствие, так как мы убеждаем (успокаиваем) наши сердца ἔμπροσθεν αὐτοῦ, т. е. пред лицом Самого Бога. Ст. 21 и 22, развивающие мысль 19-го стиха, исключают возможность разуметь предстояние пред лицом Бога в последний день: уже здесь на земле мы постоянно должны представлять себя пред лицом Бога, судить о нашем нравственном состоянии не по нашей ограниченной и неизбежно пристрастной мерке, но с торчки зрения высшего, божественного суда. Апостол особенно оттеняет эту сторону, почему ἔμπροσθεν αὐτοῦ и поставлено в самом начале предложения. Слова ἔμπροσθεν αὐτοῦ имеют важное значение: они отмечают присутствие Бога, пред Которым открыто наше сердце; пред Его лицом, должно происходить успокоение сердца. Таков плод ποιεῖν τὴν δικαιοσύνην καὶ ἀγαπᾷν τοῦς ἀδελφούς (ст. 10). Но это еще не все. Апостол выводит из этого более осязательные при условии настоящего нашего состояния – результаты: 21 и 22 стихи.