Библия - 1-ое послание ап. Иоанна Глава 1 Стих 2

Но посмотри, что сказано дальше: И сама жизнь была явлена. Значит, “Слово жизни” — это Сам Христос. Что значит “жизнь была явлена”? Она была от начала, но людям не была явлена; однако была явлена ангелам, видящим ее и питающимся ею, как хлебом. Но что говорит Писание? Хлеб ангельский ел человек (Пс. 77:25). Значит, сама жизнь была явлена во плоти и поставлена в видимой явности, чтобы то, что можно увидеть только сердцем, стало видимым и для телесных глаз и исцеляло сердца. Ибо только сердцем можно увидеть Слово, плоть же видна и телесным очам. Нам было чем увидеть плоть, но нечем увидеть Слово — и стало Слово плотью, которую мы можем видеть, чтобы исцелилось в нас то, чем мы сможем увидеть Слово. 2. И мы видели, — говорит Иоанн, — и мы свидетели. Может быть, некоторым из братьев, тем, которые не знают по-гречески, неизвестно, как по-гречески будет “свидетели”. А слово это часто говорится и окружено благоговейным почтением, потому что то, что мы по-латински называем testes (свидетели), по-гречески μαρτυρει (мученики). А кто не слышал про мучеников? У кого из христиан не обитает каждодневно на устах имя мученик? И если бы оно обитало также и в сердце, чтобы мы подражали страданиям мучеников, а не устраивали им новых преследований возлияниями¹ Вот что, значит, сказал Иоанн: “Мы видели и мы свидетели”, мы видели, и мы мученики. Ибо те, кто нес свидетельство на основании виденного собственными глазами, и те, кто нес свидетельство на основании слышанного от видевших, из-за того, что их свидетельство было неугодно тем, против кого оно звучало, претерпели все, что претерпели мученики. Мученики — свидетели Бога. Бог пожелал взять в свидетели людей, чтобы и у людей Бог был свидетелем. “Мы видели, — говорит он, — и мы свидетели”. Где они видели? В явленности. Что значит в явленности? При солнце, при этом свете. Но как бы мог показаться при свете создатель света, если бы Он не поставил на солнце скинию свою, и сам, как жених, исходящий из чертога, воcпрянул, словно исполин, чтобы пробежать путь (Пс. 18:5-6)². Он прежде солнца, так как сотворил солнце, Он прежде денницы, прежде всех светил, прежде всех ангелов, истинный творец — ибо все через Него было создано, и без Него не было создано ничего, что было создано (Ин. 1:3) — но для того, чтобы Его увидели глаза, видящие солнце, Он поставил скинию Свою на солнце, то есть показал Свою плоть в явности здешнего света. А чертогом этого жениха было чрево Девы, так как в этом девственном чреве соединились двое: жених и невеста: жених Слово и невеста плоть³, как написано: И будут двое во единой плоти (Быт. 2:24), и как Господь сказал в Евангелии: Теперь уже не двое, но одно (Мф. 19:6). Превосходно также и Исаия сказал о том, что эти двое — одно; говоря от лица Христа, он сказал: Как на жениха возложил на меня диадиму и как невесту украсил меня украшением (Ис. 61:10). Как видно, говорит одно лицо, но представило себя и женихом, и невестой, потому что не двое их, но единая плоть, ибо Слово стало плотью и обитало среди нас (Ин. 1:14). Присоединяется к этой плоти Церковь, и это совокупный Христос⁴, глава и тело. 3. И мы, — говорит Иоанн, — свидетели, и возвещаем вам жизнь вечную, которая была у Отца и явлена была в нас, то есть явлена была среди нас, что можно было бы яснее сказать так: “Явлена была нам”.

Послание начинается удостоверением истинности благовествования «о Слове Жизни» и о целях этого благовествования, «чтобы и вы имели общение с нами, а наше общение с Отцом и Сыном его Иисусом Христом», и чтобы «радость ваша была совершенна». Как в своем Евангелии, так и здесь святой Иоанн именует второе Лицо Пресвятой Троицы «Словом». Апостол свидетельствует, что будет говорить не о том, что знает только по наслышке, a o том, чему он сам был очевидцем, слышателем и свидетелем.

Это было сказано по причине предельного единения Логоса с плотью. Или же автор говорит это по причине воскресения Христа, как оно чрез Фому было явлено всем апостолам¹. Ведь Он воскресил ту плоть, которую они (т.е. иудеи) пригвоздили ко кресту.

Он имеет в виду ту жизнь, о которой говорится в евангелии: Я есмь воскресение и жизнь (Ин. 11:25), которая была явлена Божественными чудесами во плоти; и присутствовавшие ученики, когда Он совершал знамения, увидели то, о чем с несомненной истинностью свидетельствовали потомкам.

При объяснении сих стихов должно иметь в виду, что первый стих соединяется внутреннею связью с 3-м, а стих 2-й служит вводным предложением, имеющим отношение к последним словам 1-го стиха (о Словеси животным). О чем же говорит Апостол в 1-м и 3-м стихе? Он благовествует о Слове жизни, то есть о Сыне Божием, втором лице Святой Троицы, — благовествует о Его предвечном бытии и о Его воплощении. Мы, говорит св. Иоанн Богослов от лица всех Апостолов, поведаем вам о Словеси животнем (о Слове жизни), еже бы исперва, еже слышахом, еже видихом и д. Если сказано о Слове жизни, что Оно было сперва, существовало сначала, то сим исповедуется истина предвечного бытия Слова жизни, Сына Божия. Это выражение равносильно первым словам Евангелия Иоанна: В начале бы Слово. В том и другом месте дается мысль, что Сын Божий имел бытие прежде мира, что Он безначален: Той есть прежде всех (Кол. 1:17), что Он, как Сын Божий, равный по Божеству Богу Отцу, имел у Него славу прежде бытия мира (Ин. 17:5), что Он не произошел от Отца во времени, как прочии твари, а был, то есть всегда был присущь Отцу, как единосущный Ему Сын. Дальнейшими словами: еже слышахом, еже видихом, еже узрихом, и руки наша осязаша, — исповедуется догмат воплощения Слова жизни, Сына Божия. Тот, Который предвечно существовал и по духовной Своей природе был невидим, явился во времени в таком состоянии, в котором сделался предметом чувственного постижения. Таково было состояние воплощения Его. Он в известное время принял образ человека, сокрыв под сим образом славу Своего Божества, и, живя среди людей, по наружности и внешнему положению ничем не отличался от прочих смертных. Все могли слышат Его речи, видеть своими глазами Его дела и чудеса, осязать Его руками. Особенно этой близости к Нему сподобились постоянные спутники Его Апостолы; но они отличались от большинства прочих самовидцев и слушателей Христа тем, что путем чувственного восприятия приведены были к вере во Христа, как Богочеловека и Искупителя, и в ней утвердились. Так, созерцая Его дела, в которых проявлялась Его Божественная сила, они видели в них славу Его, яко единородного от Отца (Ин. 1:14). Особенно к этому убеждению привело их созерцание преображения Господня, воскресения и вознесения Его на небеса. Внимая Его учению, они убеждались, что слышали это учение не из уст простого учителя, подобного еврейским раввинам, даже не пророка, а из уст Того, Кто есть не только Учитель истины, но Сам есть самосущая Истина, есть Господь пророков, есть единственный Учитель, в сравнении с Которым прочие учителя могут именоваться учителями не в собственном смысле. Прикасаясь к Нему устами и руками, Апостолы чувствовали, что прикасаются к величайшей святыне, и потому прикасались с подобающим ей благоговением, так что один из них, прикоснувшись руками к язвам Его для удостоверения в истине воскресения Его, изрек: Господь мой и Бог мой (Ин. 20:28). — Именуя Христа Сына Божия Словом, Апостол Иоанн имеет в виду отчасти предвечное Его бытие, отчасти воплощение. По предвечному бытию Слово или Сын Божий имеет отношение к Богу Отцу, подобное отношению слова человеческого к уму. Как наше слово бесстрастно, духовно рождается от нашего ума или мысли, так и Сын Божий бесстрастно рождается от Отца. Как в нашем слове открывается или выражается наша мысль, так и Сын Божий по существу и совершенствам Своим есть точнейшее отображение Бога Отца, и потому называется сиянием славы Его и образом (отпечатлением) существа Его (Евр. 1:1, 3). В отношении к воплощению Сына Божия наименование Его Словом указует на то, что Бог Отец, многократно глаголавший людям чрез пророков, наконец глаголал чрез Сына, Который для сего воплотился и так полно открыл волю Отца Своего, что видевшие Сына, по Его словам, видели Отца (Ин. 14:9). Апостол называет Сына Божия не просто Словом но «Словом жизни» (о Словеси животном). Подобное св. Иоанн Богослов говорит о Слове в своем Евангелии: в Том живот бы. В обоих случаях дается понять, что Сын Божий есть жизнь самосущая. В этом смысле Он Сам называет Себя Жизнью (Ин. 11:25; Ин. 14:6), Сам говорит о Себе: якоже Отец имам живот в Себе, тако даде и Сынови живот имети в Себе (Ин. 5:26). Он же, будучи Жизнь самосущая, есть источник жизни всех тварей, физической, духовной и вечной. В дальнейших словах (ст. 2), составляющих вводное предложение, прерывающее связь стиха 1-го с 3-м. объясняется, как могло случиться, что Слово жизни, само по себе невидимое, не осязаемое, духовное, могли Апостолы видеть, слышать, осязать. Так случилось потому, что эта Жизнь явися. Тот, кто невидим по Божескому существу, соделался человеком и, как человек, стал видим. И мы, продолжает Апостол, видехом и свидетельствуем возвещаем вам Живот вечный, Иже бы у Отца и явился нам. Живот вечный по Божеской природе и сущий вечно в недрах Бога Отца. Сын Божий снизошел на землю для того, чтобы сделать причастниками Своей вечноблаженной жизни осужденных на вечную погибель. О каковом милосердии к нам Апостолы призваны свидетельствовать и возвещать людям. Счастливы Апостолы, которые непосредственно видели, слышали и осязали то, о чем свидетельствовали и поведали другим. Эти другие лишены этого счастья, ибо не были самовидцами Слова жизни; но они не должны почитать это невознаградимым для себя лишением. Общение с Апостолами,как видно из 3-го стиха, составляющего продолжение 1-го достаточно для того, чтобы восполнить это лишение. Чрез посредство Апостолов не видевшие непосредственно Христа могут вступить в то тесное общение с воплотившимся Словом жизни, какого сподобились Апостолы, и не с Ним только, Сыном Божиим, но и с Отцем Его, подобно тому, как и Апостолы в лице Христа имели тесное общение с Отцем. Общение наше со Отцем и с Сыном Его Иисусом Христом. Общение с Отцем возможно для всякого, по обетованию Христа, чрез исполнение заповедей Его и любовь к Нему. Имея заповеди Моя и соблюдший их, мой есть любящий Мя. А любящий Мя возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам (Ин. 14:21). Аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет, и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидем и обитель у нею сотворим (Ин. 14:23). Рассмотренная паримия (ст. 1-7) читается только в день памяти Апостола Фомы потому, что к этому Апостолу имеют особенное отношение начальные слова паримии об осязавших Христа руками Апостолах.

Хотя в наши намерения непосредственно и не входит написание исторического или экзегетического очерка на тему «Молитва», на последующих страницах нам неизменно придется обращаться к святым отцам Древней Церкви. Это постоянное возвращение к тому, что было от начала (1 Ин. 1:1), нуждается в оправдании в эпоху, когда критерием ценности часто становится новизна. Однако здесь сегодняшнему читателю конца двадцатого века будут предложены не последние сведения о молитве, но лишь то, что передали нам… бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова (Лк. 1:2). Чем объяснить такую высокую оценку «Предания» и то исключительное место, которое мы отводим «началу»? Или, если этот вопрос задать автору более личностным образом, почему вместо того, чтобы прятаться за своими святыми отцами, не расскажет он о собственном опыте? Прежде всего, наверное, было бы полезно рассказать о том, в каком духе написана эта книга и как следует читать ее, а также разъяснить тот более широкий контекст, в котором рассматривается молитва и исходя из которого она только и может быть надлежащим образом понята.

То, что было от начала (1 Ин. 1:1)

Постоянное возвращение к слову святых отцов коренится в смысле и сущности того, что самые древние свидетели апостольского времени, то есть само Священное Писание, называют «Преданием» (paradosis). Это понятие так же многозначно, как и отношение христиан к «традициям». Ценность Предания — в рамках Откровения — зависит, по сути своей, от его начала (arché) и от его соотношения с этим началом. Существуют «предания человеческие», не «восходящие» к Богу, хотя и они с определенным правом могут апеллировать к Нему, как в случае с разводом, санкционированным Законом Моисеевым. Но сначала (ap’archés) не было так (Мф. 19:8), потому что Бог изначально соединил мужчину и женщину в нераздельное единствоСм. Быт. 2:24.. Христос отвергает такие человеческие предания, которые удаляют человека от исполнения подлинной воли БожиейСм. Мф. 15:1-20., ибо Он пришел, чтобы творить волю пославшего Его ОтцаСр. Ин. 4:34., то есть ту «изначальную», подлинную волю, которую затемнил первородный грех со всеми его последствиями. В том и состоит отличие учеников Христовых, что они не следуют этим «преданиям старцев».

Однако иным выглядит отношение к Преданию, которое восходит к тому, «что было от начала», к заповеди, которую мы имели от начала (1 Ин. 2:7), которую Христос заповедал Своим ученикам. Ее достоверно передали нам… бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова (Лк. 1:2), то есть апостолы, которые с начала Евангелия (Мк. 1:1), с крещения ИоанноваСм. Деян. 1:21 и след. и соединенного с ним явления Иисуса как Христа были с Ним (Ин. 15:27).

Этих преданий, которым мы были научены, необходимо держаться (2 Фес. 2:15, ср. 1 Кор. 11:2), если мы не хотим утратить общения с самим «началом». Нет никакого «другого Евангелия», кроме того, что было возвещено нам от начала, и даже если бы Ангел с неба (Гал. 1:6 и след.) стал благовествовать что-то иное, это не было бы «Евангелием Христовым».

Сущность и смысл настоящего Предания состоит в том, чтобы иметь и сохранять общение со «свидетелями и служителями Слова» и через них с Тем, о Ком они несли свое свидетельство:

О том, что было от начала, Что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали, и что осязали руки наши, о Слове жизни… возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами; а наше общение — с Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом (1 Ин. 1:1–3).

Это общение (koinonia) верующих между собой и с Богом есть то, что Писание называет Церковью и Телом Христовым. Оно обнимает всех «членов» этого Тела, живых и «усопших в Господе». И столь тесна связь членов этого Тела между собой и с самим Телом, что усопшие уже более не «отсохшие члены», ибо у Бога все живы (Лк. 20:38).

Поэтому тот, кто хочет иметь «общение с Богом», не вправе оставить в стороне тех, кто до него удостоился такого общения! Веруя их «благовестию», тот, кто родился после них, вступает в это общение, в котором «свидетели и служители Слова» уже «с самого начала» — и навеки — остаются живыми. И потому истинная «Церковь Христова» есть лишь та Церковь, которая остается в живом и непрерывном общении с апостолами, на которых Господь основал Свою ЦерковьСм. Еф. 2:20..

***

Смысл и сущность сохранения «Предания» для отцов, как и для первых «свидетелей и служителей Слова», заключается не в примитивном следовании всему традиционному, но в сохранении живого общения. Кто хочет пребывать в общении с Отцом, может прийти к Нему только по «пути» Сына. Но к Сыну приходят только через тех, «кто проложил к Нему путь до нас» и сам стал живой частью этого пути. Первыми этот путь прошли апостолы как непосредственные «свидетели Слова». «Дабы вы были в общении с нами», — пишет Иоанн самым определенным образом, и Евагрий по праву называет «апостольским путем»Evagrios, Epistula 25,3. тот «путь» «делания» (praktiké), что был унаследован им от отцов. Итак, «путь» — это все те отцы в вере, что «правильно шествовали до нас». Лишь тот, кто идет по их «стопам», может надеяться достичь конечной цели этого путиСр. Евагрий. Слово о духовном делании, 92 (Цит. изд. С. 110)..

И потому недостаточно взывать к «духу отцов», который, впрочем, нелегко и определить, и по всякому поводу «говорить об удовольствии, получаемом от их трудов»Evagrios, Ad Eulogium 16 (PG 79, III 3 В)., если потом оставить все, как было, в своей жизни. Нужно прежде всего самим стремиться «прикладывать максимальные усилия» для совершения тех же трудов, коль скоро мы хотим оставаться в общении с ними.

Только с учетом этого звание «первенец (aparché) из анахоретов»Evagrios, Mai. cog. 25 (PG. 79,1229 D)., которым Евагрий наделяет «праведного Антония», имея в виду его значение среди других подвижников, обретает всю свою многозначительную глубину. Антоний Великий — первый анахорет по времени, но это не имело бы особого значения, если бы он не был еще и «первенцем». Ибо начаток, если он свят, освящает и целое, если корень свят, то и ветви (Рим. 11:16), ибо они пребывают в живом общении с ним. «Начало», поскольку оно положено Самим Господом, обладает особой благодатью, «благодатью истока», «принципа», оно не только связано с началом во времени, но на все, что пребывает с ним в живом общении, оно ставит печать подлинности.

Есть различие между видеть и смотреть. Следует сказать: то, что видит кто-то, то может сообщить другому, тогда как при рассматривании вообще это сделать невозможно. Ведь многое, что познается только рассматриванием, не может быть обозначено голосом, в то время как оно постигается невыразимым познанием и является путем указания смертного голоса: ведь не позволено человеку говорить об этом - это невозможно.

Это объяснение предыдущих слов. Иоанн показывает, как могло быть то, что они, Апостолы, слышали, видели и осязали невидимого, неосязаемого, вечного и непостижимого Бога, всесовершенного Духа. Ибо жизнь явилась, говорит Апостол, или, как в Евангелии сказано, И Слово стало плотию, и обитало с нами (Ин. 1:14), и мы видели Сына Божия, как истинного человека, видели, как Он ходил и уставал от пути, беседовал с людьми, ел, пил, радовался и скорбел, как человек; пострадал и умер на кресте, как человек; но в то же время мы видели Его Божеское величие, слушали Его небесное учение, были свидетелями великих чудес, которые совершал Он словом, прикосновением или одним мановением Своей воли, слышали свидетельство о Нем Бога Отца, видели славу Его на Фаворе, и еще более, когда Он воскрес из мертвых, возносился на небо и ниспослал нам от Отца Всесвятого Духа Утешителя, и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца (Ин.1:14).

И мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам. То есть так ясно, так осязаемо, так несомненно и неоспоримо видев Иисуса Христа, как истинного человека и как Единородного Сына Божия, источника и подателя жизни, который от вечности был в недре Отчем и в предопределённое время явился нам во плоти, и жил между нами, – мы твердо и неизменно свидетельствуем о Нем, свидетельствуем, подвергаясь всем трудностям, скорбям, страданиям и смерти, свидетельствуем и возвещаем о Нем, как Сыне Божием, подателе истинной жизни, как едином Спасителе человеков.

Возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам. Была у Отца от начала, или от вечности, пребывая в недре Отчем; и явилась нам, когда безначальное Слово стало плотью (Ин. 1:14). Так говоря, св. Иоанн ясно показывает различие лиц Бога Отца и Бога Сына: Сын был у Отца и явился нам, то есть восприняв наше человечество.

Удивительны писания апостола и евангелиста Иоанна Богослова! Некто заметил, что их можно выучить наизусть, но невозможно пересказать. И в этом смысле они подобны поэзии.

Да они и построены согласно лучшим образцам библейской поэзии. Еще можно сравнить писания Иоанна с полифонической музыкой. Отдельные темы и мелодии возникают, сочетаются друг с другом, переплетаются, выстраиваясь в некое кружевное здание. Музыку можно слушать, держать в памяти, но невозможно пересказать.

Евангелист Иоанн - великий мыслитель, богослов по преимуществу. Его мысль столь возвышенна, что недаром его символом является орел - зоркая птица высокого полета. «Зритель неизреченных откровений», он проникает своим духом в сферы, столь высоко вознесенные над нашим миром чувственных вещей, что для адекватного описания его созерцаний просто не существует слов. И те слова, которыми он поневоле пользуется, - всего лишь знаки, указывающие в непостижимые рассудком глубины бытия и смысла.

Вот мы начинаем читать его Первое Послание. С первых же строк, звучащих торжественным гимном, мы встречаем ритмически чередующиеся слова: жизнь, свет, тьма, истина, ложь, слово, весть... Эти слова встречаются в Послании снова и снова. Мы читаем, мы слышим их. Но смеем ли мы соотносить эти слова с привычными понятиями или образами? Не уподобимся ли мы тогда тем ученикам Иисуса Христа, которым Он рекомендовал приобрести себе меч и которые в своей простоте поняли слово Христа буквально, ответив Ему, что у них уже есть два меча? «Довольно!» - прекращает разговор на эту тему Господь, ибо ясно, что ученики слушают Его и не слышат (Лк 22:36-38). И не уподобимся ли мы тем ученикам, которым Он сказал о Себе: «Истинно, истинно говорю вам: не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес... Я есмь хлеб жизни». И ученики, «слыша то, говорили: какие странные слова! кто может это слушать?» (Ин 6:32-60). Все творчество евангелиста Иоанна отмечено не буквалистским описанием реальности и не логически выстроенной системой богословия, но духовной созерцательностью. Все ключевые слова его писаний не могут пониматься в обыденном смысле, ибо они - знаки, знамения, указывающие в божественную глубину и в вечную даль, незримую земными очами. Даже чудеса, совершенные Иисусом Христом, Иоанн, в отличие от прочих евангелистов, никогда не называет «чудесами», но только «знамениями», то есть указателями на нечто иное и возвышенное. Ведь он смотрит не на видимое, но на вечное, на реальность, которая превосходит возможности земного человеческого рассудка. Апостол учит: «Бог есть свет» (1 Ин 1:5), «Бог есть любовь» (1 Ин 4:8), «Бог есть Дух» (Ин 4:24). Сам Иоанн постоянно пребывает «в Духе», как он пишет о себе в книге Откровения (Откр 1:10; 4:2 и пр.). А «Дух есть истина» (1 Ин 5:6). Мы привыкли считать все эти прекрасные слова богословскими утверждениями. Таковыми они и являются. Но чем они не являются - так это рациональными или логическими определениями. Подобные богословские высказывания мы называем догматическими. Это если под догматами понимать не те утверждения, которые принимаются «на веру», но те утверждения, которые принимаются верой. В них мы снова встречаемся со знаками, указывающими на неопределимую, беспредельную реальность, которая тем не менее непосредственно дается верующему человеку в его духовном опыте.

Всякий человек, часто не отдавая себе в этом отчета, и не задумываясь над этим, соприкасается с реальностями, которым невозможно, да и не нужно давать логические определения. Например, реальность самого бытия человека. В самом деле, что такое мое существование? Что такое существование всего вокруг меня? Я просто это знаю, но никакого «определения» моему существованию и бытию как таковому я дать не в состоянии. Я могу лишь своими действиями выражать, «доказывать» свое существование - не более того. Однако - кто станет это отрицать? - такое «знание» бытия дано не только человеку, но и всякой живой твари. Человек же отличается от животных тем, что он по своей природе способен не только знать окружающую его чувственную реальность, но также знать основание и цель этой реальности в вечности, то есть, на языке Иоанна Богослова, знать Бога и Его Слово. Такое знание мы и называем духовным опытом веры.

Особый способ изложения, свойственный евангелисту Иоанну, позволил ему уже в первых строках своего Послания всего лишь несколькими штрихами очертить центральные положения веры, о которых должны быть написаны - да и написаны - целые библиотеки. Как тут не вспомнить заключительные слова Евангелия от Иоанна: «...если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг» (Ин 21:25). Действительно, о трех десятках страниц писаний Иоанна - это не считая Апокалипсиса, - написаны многие сотни томов богословских сочинений и многие тысячи научных статей. Написаны до сего дня, и, надо полагать, еще будет написано не меньше.

Прочитанный в честь праздника Иоанна Богослова небольшой отрывок его Послания предельно сжато излагает смысл христианской Вести и сущность опыта духовной реальности, которая дана верующему.

Как реальность самого бытия человека не может быть «определена», но может быть только названа («я живу, я существую, все существует, все есть»), а также показана и «доказана» действиями человека, так же обстоит дело и с реальностью духовной. Эта высшая реальность у других евангелистов обозначается словами «Царство Божие». Апостол Иоанн употребляет другое выражение - слово-знамение «Жизнь», в разных сочетаниях: Жизнь Отца, вечная Жизнь, Слово Жизни. Эта Жизнь Отца явилась в мир через Иисуса Христа, Который есть превечное Слово Жизни, сущее от начала, и Который есть сообщенное людям Слово Жизни, спасительная Весть от Бога Отца. Об этой Жизни свидетельствует Иоанн. Причастность к Жизни «доказывается» общением христиан с Отцом и с Его Сыном Иисусом Христом, а также братским общением христиан друг с другом. Слово «общение» в русском языке не очень хорошо отражает его евангельский смысл. Греческое слово «кинония» означает столь тесное единство, что его можно уподобить единству в браке, когда «будут два одна плоть» (Быт 2:24). В церковном употреблении «кинония» означает также Причастие, в котором верующие таинственно соединяются с Господом и друг с другом. Собственно, это общение можно назвать и другим словом, которое столь характерно для апостола Иоанна, - словом «любовь».

Пребывание в Божественной Жизни, то есть общение с Богом, обнаруживает, «доказывает» себя в общении верующих друг с другом. Не иметь такого общения, согласно Иоанну, - «ходить во тьме» и «не творить истину». Иметь общение - «ходить во свете». Ветхозаветное выражение «творить истину» означает постоянство и верность в следовании заповедям Божиим. В Новом Завете - новая заповедь: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга». Следовательно, «творить истину» у Иоанна означает любить друг друга. «Как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин 13:34-35).

Возвещаем вам живот вечный. Слово жизнь, ζωὴ, через приложение слова вечный, означает здесь Самого Сына Божия, Источника жизни, то есть, употреблено здесь не в отвлечённом смысле, а в предметном (конкретном), потому что говорится жизнь была у Отца и явилась нам, — как и Спаситель говорит о Себе: Аз есмь путь, и истина, и живот (Ин. 14:6). От вечнаго источника жизни и жизнь подаётся вечная. Но эту вечную жизнь нужно понимать не в смысле только безконечнаго, непрерывнаго существования, или безсмертия — безсмертием в смысле непрекращаемости бытия, как известно, одарены все сотворённыя существа: и ангелы, и злые духи, и люди, и даже материальныя вещи. Вечная же жизнь есть полнота бытия, обладание всеми свойствами и совершенствами, необходимыми для непрерывнаго существования и наслаждения жизнию, и потому есть высочайшее блаженство. Хотя обладание такими свойствами составляет принадлежность одного Божества, как Существа вечнаго, самобытнаго и всесовершеннаго; но в некоторой степени оно уступлено и существам сотворённым, и между прочим — Христианам. Христиане удостаиваются вечной жизни уже здесь на Земле, как скоро уверовали в Сына Божия и восприняли Его в себя, потому что Он есть жизнь вечная, по словам пророка и Апостола: праведный от веры жив будет (Авв. 2:4; Рим. 1:17; Гал. 3:11). В этом смысле и говорит Апостол: живот вечный дал есть нам Бог, и сей живот в Сыне Его есть: имеяй Сына Божия (то есть верующий в Него) имать живот (1 Ин. 5:11-12). Наглядным или осязательным образом мы, как Христиане, удостаиваемся этого в причащении Божественнаго Тела и Крови Христовых, через которые мы делаемся, по выражению Апостола, причастниками Божественнаго естества (2 Пет. 1:4). Таким образом, слово вечный заключает в себе не только понятие о чём-то противоположном временному, конечному, но и понятие о высшей степени совершенства или Божественности. Из вышесказаннаго же видно, что такое совершенство достижимо и теперь, на Земле, и присуще всякому верующему: так как он живёт уже не для себя, а для Христа, живёт жизнию во Христе (Гал. 2:20). Слово возвещаем, α̉παγγέλλομεν — не то же, что благовествуем — ευ̉αγγελλιζόμεθα, и не может относиться ни к устной проповеди Апостола, потому что дальше оно заменено словом пишем, ни к настоящему Посланию, потому что в нём нет собственно упоминаемаго возвещения — а лучше всего может относиться к прилагаемому при Послании Евангелию.

О Слове Животном, вечном, Ипостасном, Которое было у Отца и явилось нам. Ибо жизнь явилась, продолжает он, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам, – о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам... Какая величайшая степень достоверности! Как не верить рассказу апостола о том, что он сам видел, слышал и осязал! Здесь и для всякого плотского человека достаточное уверение в истине.

      До воплощения Бога жизнь как бы не существовала на земле. И сколько она ни существо-вала, это было искажение жизни, ее подмена и подделка, иными словами, псевдожизнь, лжежизнь. Ведь что это за жизнь, в которой сущест-вует только смерть, которая заканчивается только ею. Это постоянное и периодическое мучение, не останавливающееся приближение к смерти. Только одна жизнь достойна своего названия - та, которая не прекращается, которая не умирает, но господствует над смертью и через воскресение возводит к вечности. В действительности, жизнь одна, вечная жизнь. И эта жизнь впервые появилась в этом человеческом мире с Богом Словом, с Богочеловеком Христом. Поэтому и святой Иоанн Богослов говорит: И живот (т.е. жизнь) явися, и видехом, и свидетельствуем, и возвещаем вам живот вечный, иже бе у Отца, и явися нам.       Жизнь и вечная жизнь - это синонимы. Нет жизни без вечной жизни. С Богочеловеком Христом живот явися в наш мир, в мир смерти и псевдожизни. В Богочеловеке видехом правую жизнь, только вечная жизнь является единственной правой жизнью. Это очевидно только в Богочеловеке Господе. Весь Богочеловек и все Его является дыханием и сиянием вечной жизни. Не существует Его мысли, которая бы не бра-ла начало из вечной жизни и не завершалась бы в Нем, “в вечной жизни”. Также каждое Его чувство, слово и дело вытекает из вечной жизни.       В Богочеловеке Господе существует постоянное присутствие вечного. И волны вечной жизни захлестывают нас со всем, что есть в Нем. Хочешь увидеть, как жить вечно во времени? Проси Иисуса. Только в Богочеловеке Иисусе содержится все, относящееся к вечной жизни. Якоже бо Отец имать живот в Себе, тако даде и Сынови живот имети в Себе (Ин. 5:26). Это самое очевидное доказательство и свидетельство. Все это с бесконечной точностью показано в стихе и живот явися, и видехом, и свидетельствуем, и возвещаем вам живот вечный, иже бе у Отца, и явися нам.       До пришествия Богочеловека смерть была в нас и вокруг нас, и люди не знали, ни что есть вечная жизнь, ни как достигнуть вечной жизни. Но Он не оставил нас одних, но пришел и явился среди нас.

έφανερώθη aor. ind. pass, от φάνερόω прояснять, проявлять; pass, быть проявленным. Гл. относится к откровению Господа в момент Его первого пришествия, Воплощения (Westcott; Schnackenburg; Klauck). έωράκαμενperf. ind. act. от όράω видеть, μαρτυροΰμεν praes. ind. act. от μαρτυρέω быть свидетелем, удостоверять. Praes. обозначает длительное действие, άπαγγέλλομεν praes. ind. act. от απαγγέλλω сообщать, объявлять, рассказывать со ссылкой на очевидцев события (Bultmann). Ст. 2 образует вводный оборот, вставленный автором, чтобы сделать однозначное заявление: жизнь, о которой свидетельствует Иоанн, была проявлена в божественном откровении через историческую личность Иисуса (Marshall), έφανερώθη aor. ind. pass, от φανερόω быть открытым.

Ибо жизнь явилась и проч.: это вводное предложение, для объяснения сказанного слова о Слове жизни, которое видели и слышали апостолы и ученики Христовы. Как могло быть, что они слышали, и видели, и рассматривали, и осязали невидимого, неосязаемого, непостижимого и вечного Бога, Слово Божие, Духа всесовершенного? Ибо жизнь явилась, говорит апостол: Слово стало плотию и обитало между нами, и мы видели славу Его, славу как Единородного от Отца (Ин. 1:14), и потому мы слышали и видели и рассматривали и осязали, так как Бог — Слово, как жизнь самосущая, явилось во плоти и обитало и пребывало между людьми (см. прим. к Ин. 1:4). — И свидетельствуем: так несомненно и неоспоримо видев воплотившееся Слово, Господа Иисуса Христа, мы твердо и несомненно свидетельствуем о Нем, свидетельствуем словом и делом, свидетельствуем и возвещаем о Нем как Сыне Божием, Подателе всякой жизни и Спасителе людей, свидетельствуем и возвещаем, так как мы получили Божественное повеление свидетельствовать и возвещать о сей вечной Жизни, Господе Иисусе Христе (Деян. 1:8; Деян. 10:41; Лк. 24:47—48 и под.). — Которая была у Отца и явилась нам: от вечности пребывая в недре Отчем, Слово жизни, вечная Жизнь и источник всякой жизни, явилась нам, когда безначальное Слово стало плотию (Ин. 1:14), восприняло наше человеческое естество.

Говоря о том, что жизнь была у Отца и явилась нам, когда Слово стало плотью (см. Ин. 1:14), апостол ясно показывает различие лиц Бога Отца и Бога Сына. Повторяя потом о своем непосредственном ведении Слова жизни во время Его жизни на земле и в явлениях Его после воскресения, апостол объясняет цель этого своего указания и написания Послания вообще, а именно — чтобы христиане не отклонялись от общения с очевидцами Господа и не поддавались обольщению лжеучителей, проповедавших не то, что они видели и знали доподлинно, а что им воображалось или представлялось. В общении с очевидцами Господа Иисуса апостол указывает и залог общения с Самим Богом и Иисусом Христом; а в единении с Богом заключается вся цель и сущность христианской веры (см. Ин. 17:21; 1 Кор. 15:28). Таким образом, кто не с апостолами, тот отвергается самого христианства. Относительно замеченного повторения у апостола вот что говорит один наш толковник: «Что глубоко лежит у нас на сердце, что сильно желаем внушить другим, то обыкновенно часто повторяем. У апостола душа горела желанием передать своим ученикам и всем верующим силу своей несомненной веры в Бога Слова, вдохнуть пламенную любовь ко Господу Спасителю, потому он и продолжает говорить о том, на чем должна основываться живая вера во Христа Спасителя и что должно питать крепкую любовь к Нему».

Но Слово жизни – Сына Божия, единосущного Отцу, вечного, непостижимого мы видели, потому что это Слово Божие, эта жизнь явилась среди нас людей, жило и обитало между нами, приняв плоть человеческую. И мы видели и свидетельствуем и возвещаем вам, проповедуем вам эту вечную жизнь, т. е. об этом Сыне Божием, которая явилась нам, когда стало плотью, т. е. когда Сын Божий, от вечности пребывая в Отце, воплотился и вочеловечился, т. е. воспринял наше человеческое естество.

-4 Иоанн начинает свое послание, подводя итог важнейшим событиям своей жизни и служения. Главное для него то, что он сподобился быть очевидцем Слова жизни вечной в лице Иисуса Христа. Иоанн был избран Богом стать одним из свидетелей земной жизни Иисуса Христа, видеть, слышать и осязать Его, предвечного Сына Божия, единство Которого с Отцом теперь может быть возвещено и другим людям. Благая Весть о том, что Отец един с Сыном, и составляла суть апостольской проповеди; об этом и написано в Первом послании Иоанна.

от начала. См. Ин. 1:1 (стих, созвучный Быт. 1:1). Подобный параллелизм подчеркивает, что воплощение Слова - событие, стоящее в одном ряду с сотворением мира.

слышали... видели... рассматривали... осязали. Эти слова — свидетельство очевидцев реальности человеческой природы Христа, против чего, собственно, были направлены доводы докетов. Их лжеучение апостол разоблачает ниже (1 Ин. 2:22; 1 Ин. 4:2, 3).

о Слове жизни. Иоанн благовествует прежде всего об Иисусе, воплощенном в Слове Божием (Ин. 1:1,14), и о жизни вечной, дарованной нам в Иисусе и засвидетельствованной апостолами.

Хотя Слово жизни, Которое составляет главный предмет апостольской проповеди и основание настоящего послания, предполагается известным читателям, однако Апостол считает необходимым дать краткий и ясный ответ на два вопроса, которые тотчас могут зародиться у читателя при чтении надписания послания: какова природа и существо Слова жизни и каким образом сделалось возможным столь точное познание о Нем? В образе раскрытия главного положения апостольской проповеди ясно сказывается характер речи Апостола Иоанна: он не доказывает, но просто и торжественно утверждает то, что составляет его убеждение. Поэтому в начале второго стиха стоит καί, которое и должно удержать свое пряное значение и не может быть заменено или истолковано в смысле γάρ. Καί отмечает характеристическую для Апостола Иоанна последовательность созерцания в отличие от последовательности строго логической: мысль присоединяется к мысли, как при объяснении разом открытой пред глазами зрителя картины. Само собою понятно, что καὶ соединяет последующее с непосредственно предшествующим περὶ τοῦ λόγος τῆς ζωῆς, так как из этого выражения взято подлежащее для первого предложения второго стиха. Вслед за этим Апостол ставит краткое положение, в двух словах обнимающее всю его Христологию: ἡ ζωὴ ἐφανερώθη; в дальнейшей части стиха это положение получает более подробное раскрытие. Вместо ожидаемого местоимения или, согласно с особенностями слога Апостола Иоанна, ὁ λόγος τῆς ζωῆς, он ставить ἡ ζωὴ, чем ясно показывает, что в περὶ τοῦ λόγου τῆς· ζωῆςударение надает на τῆς ζωῆς. Положение ἡ ζωὴ в этом месте и в такой последовательности указывает на то, что ὁ λόγος τῆς ζωῆς и ἡ ζωὴ, если не всецело покрывают друг друга по объему выражаемых ими понятий, то во всяком случае указывают на один и тот же субъект, т. е. на Ипостасное Слово Божие, Сына Божия. Как существо Отца Сын открыл миру потому только, что, будучи Сам Бог, Он возвестил и открыл Бога именно в Своем Лице, так и жизнь явлена и дарована Им миру только потому, что Он Сам есть жизнь. Дар, который воплотившийся Сын Божий принес миру, неотделим от Его лица, по заключается в самом Его лице. Он дает миру Себя и вместе с этим дает и жизнь, почему Он не только Податель жизни, Откровение жизни, ὁ λογος τῆς ζωῆς, – не сама жизнь – ὴ ζωὴ568. Сам Спаситель говорить о Себе: Аз есмь воскресение и живот (Ин. 15:25: ἐγώ εἰμι ἡ ἀνάστασις καὶἡ ζωὴ); Аз есмь путь, истина и живот (Ин. 14:5: ἐγώ εἰμι ἡ ὁδὸς καὶ ἡ ἀλήθεια καὶ ἡ ζωὴ). Вот почему Апостол в начале второго стиха называет Слово жизни просто ἡ ζωὴ. Вечная божественная жизнь, от вечности составляющая существо божественной внутренней жизни и от вечности же сообщенная Сыну, была сокрыта от мира и неведома ему, ибо и Сын, Слово Божие, в Котором во всей полноте отобразилась эта жизнь, не принадлежал к этому миру. Правда, Логос есть вечный и личный Посредник, чрез Которого жизнь, как физическая, так и духовная, из абсолютного Первоисточника – Отца, дана была миру в самом акте творения мира и проявлялась во все время его существования (Ин. 1и след.), но в полноте и осязательно для мира, с возможностью познать ее истинное существо, она явилась в Слове, когда Оно пришло на землю во плоти, сделалось известным избранным от Него свидетелям, чтобы они могли возвещать и свидетельствовать о Нем всему миру. Жизнь из области бытия вечного, сокрытого от людей и неизвестного им, вступила в мир явлений. Пребывая до этого в таинственной области божественной жизни, она открылась, сделалась видимою; она вошла в мертвый во грехе мир, вошла в θάνατος, чтобы в смерти показать себя как истинную жизнь, препобеждающую смерть (ср. Деян. 3:15; Деян. 2:24). Победив смерть, она положила начало новой жизни, причастниками которой являются все верующие в нее, как Сына Божия. Эту вечную жизнь Апостолы слышали, в и цели, рассматривали и осязали; они видели, как она воздвигала от смерти телесной и духовной; они видели, как она сама победила смерть. На этот именно строго определенный исторический факт явления Слова жизни во плоти и указывает аорист ἐφανερώθη. Φανεροῦν – один из характерных терминов в языке Апостола Иоанна, часто употребляется в Евангелии и послании и означает: открывать, выносить на свет так, чтобы можно было видеть; passiv. – открываться, делаться видимым. Жизнь отрылась в видимом, доступном для внешних чувств, виде. Таким образом, ἐφανερώθη послания фактически равняется σὰρξ ἐγένετο Евангелия (1:14), хотя буквально эти выражения не тожественны. Оттенки в понятиях ζωὴ и λόγος требуют различия и в относящихся к ним предикатах. Реальность воплощения Логоса не была бы выражена с полною ясностью, если бы было сказано: ὁ λόγος ἐφανερώθη, – для ὁ λόγος предикат ἐφανερώθη оказался бы слишком неопределенным. Равно как не было бы описано в достаточной степени богатство содержания ζωὴ и многоразличные проявления ее, если бы Апостол написал: ἡ ζωὴ σάρξ ἐγένετο; для ἡ ζωὴ предикат σὰρξ ἐγένετο слишком узок. Точнее различие обоих выражений можно определить так: σἀρξ ἐγένετο отмечает объективный ход вочеловечения, а ἐφανερώθη указывает на следствие этого вочеловечения для наших познавательных сил; первое говорит о том, чем Логос, по Своем воплощении, стал Сам в Себе, второе, – чем Он сделался для нас569, и ἐφανερώθη поэтому предполагает σὰρξ ἐγένετο. Впрочем, такое разделение допустимо только в мысли; в действительности же оба факта совпадают и не допускают никакой последовательности и преемственной смены. Логос, Который есть жизнь, воплотился, явился в лице Иисуса Христа, чтобы сообщить человечеству вечную жизнь, составляющую Его существо, источником которой для мира Он является. Ἡ ζωὴ ἐφανερώθη – общее положение, в дальнейшем получающее более подробное раскрытие. Сокровенная жизнь явилась и таким образом сделалась доступною для чувственного восприятия. Поэтому καὶ ἐωράκαμεν καὶ μαρτυροῦμεν καὶ ἀπαγγέλλομεν ὑμῖν... Ближайшим образом к ἐφανερώθη примыкает ἐωράκαμεν, так как видение образует существенный и основной пункт всех отдельных родов чувственного восприятия. В этом смысле ἐωράκαμεν является первою и необходимою ступенью в деле удостоверения реальности ἐφανερώθη, – ступенью, без которой следующие акты – μαρτυροῦμεν καὶ ἀπαγγέλλομεν – не имели бы прочного фундамента. Καὶ μαρτυροῦμεν дает новый момент, стоящий в теснейшей связи с ἑωράκαμεν и немыслимый без него (cp. 1 Ин. 4:14; Ин. 15:27; Ин. 19:35; Ин. 1:34; Ин. 3:32). Μαρτυρεῖν – тоже один из любимых терминов Апостола Иоанна – всегда обозначает возвещение такого факта, который возвещающий сам воспринял, пережил. При этом особенно важно и необходимо оттенить, что обозначаемое этим глаголом свидетельство дается не для того, чтобы принести кому-либо пользу, обогатить кого-либо имеющимися познаниями, но единственно в интересах чистого служения истине. Принесет ли свидетельство другим пользу или нет, примут ли или не примут его, для свидетельствующего это безразлично: он всецело погружен в сознание достоверности испытанного и пережитого им, ибо оно сделалось его святым убеждением. Свидетельствующий чувствует внутреннюю потребность высказать дознанную истину и засвидетельствовать ее где бы то ни было и пред кем бы то ни было570. Не можем б ο мы, яже видехом и слышахом, не глаголании (Деян. 4:20). Апостолы получили прямое повеление свидетельствовать и возвещать о вечной жизни (Деян. 1:8, 10, 41; Лк. 24:47, 48). За μαρτυροῦμεν следует апостольское ἀπαγγέλλομεν – возвещение твердо дознанной и самопережитой истины другим, чтобы и они познали ее и сделали ее собственным своим достоянием. Глагол указывает на всю вообще благовестническую деятельность Апостолов, не ограниченную ни пространством, ни отдельными писаниями. Отличие его от μαρτυρεῖν заключается в том, что μαρτυρεῖν есть сообщение истины, ἀπαγγέλλειν означает сообщение истины, т. е. в μαρτυρεῖν центр тяжести лежит во внутреннем сознании, убеждении свидетельствующего, что свидетельствуемое им непререкаемо истинно; ἀπαγγέλλειν же имеет целью возвестить другим то, что возвещающий сам знает; почему при ἀπαγγέλλειν стоит ὑμῖν,как необходимое указание на тех, которые имеются в виду при сообщении истины. Под этимὑμῖν разумеются преимущественно читатели настоящего послания, по не одни они, а и все, кто находится вне объема апостольского «мы», следовательно, все, до кого достигало апостольское благовествование. Пред каждым из глаголов Апостол ставить καί, чтобы тем выразительнее отметить каждый из них, как самостоятельный и важный акт. Различие времен прош. сов. ἑωράκαμεν и наст. μαρτυροῦμεν καὶ ἀπαγγέλλομεν – требуется самым существом дела, так как два последние глагола обозначают действия апостольского служения, обязательные для Апостолов до конца дней их земной жизни и потому в каждый данный момент настоящие, а первый указывает на факт законченный, хотя и имеющий важное значение для настоящего. На основании этого внутреннее отношение отдельных моментов 2-го стиха представляется в таком виде. В начале Апостол твердо устанавливает объективный исторический факт: жизнь явилась; затем посредством простого καὶ присоединяется утверждение, что писатель, как и прочие Апостолы, были очевидцами этой явившейся жизни; на этом, далее, основывается непоколебимое свидетельство его самого и всех Апостолов о том, что они видели. Таким образом, к ἐωράκαμεν присоединяется дальнейший и новый момент – μαρτυροῦμεν, который находит свое выражение и естественное продолжение в ἀπαγγέλλομεν. Последний глагол в свою очередь требует указания лиц, для которых предназначено возвещение, – отсюда ὑμῖν. После всего этого Апостол выразительно называет объект всех трех глаголов, неразрывно соединенных между собою. Предметом их, в живой связи речи, может быть только та же жизнь, несомненное явление которой Апостол возвестил, – ἡ ζωὴ, но с весьма важным прибавлением, раскрывающим всю полноту апостольского учения об ἡ ζωὴ: τὴν ζωὴν τὴν αἰώνιον, ῆτις ἦν πρὸς τὸν Πατέρα καὶ ἐφανερώθη ἡμῖν. Повторение члена пред ζωὴν и αἰώνιον указывает, что оба понятия – жизнь и вечность – берутся отдельно и каждое в полном своем объеме и затем соединяются в одном представлении571. Αἰώνιος в Новом Завете часто указывает на бесконечную продолжительность времени (2 Кор. 4:17, 18; 2 Пет. 1:11; 2 Тим. 2:10, 16; Евр. 9:12, 15; Ин. 14:2; 1 Пет. 5и др.) и с этой точки зрения «вечная жизнь» есть блаженная цель всех обетований о спасении. Только бесконечная жизнь есть истинная жизнь, поскольку жизнь, для которой рано или поздно наступит конец, не есть истинная жизнь572. Но ограничивать этим объем понятия αἰώνιος нельзя. Главное значение его: не имеющий ни начала, ни конца, тот, который всегда был и будет, – и в этом смысле αἰώνιος прилагается к Богу (Рим. 14:25). Но само собою понятно, что в последнем случае αἰώνιος является условным обозначением понятия, которого мы не можем представить иначе, как при помощи чувственных форм и образов, понятия о бытии, к которому мера времени совершенно не приложима. Здесь жег наряду с указанием на безначальность и бесконечность, αἰώνιος указывает и на внутреннее качество бытия, которое в своем внутреннем существе имеет основание для свойства, обозначаемого на условном человеческом языке посредством, αἰώνιος. Такая жизнь, стоящая выше времени, не может принадлежать тварному существу, – она божественна. Поэтому правильнее и данному месту более соответствует понимание ἡ ζωὴ ἡ αἰώνιος в смысле ἡ ὅντως ζωὴ (1Тим. 6:19) и ἡ ζωὴ τοῦ Θεοῦ (Еф. 4:18): жизнь, которая есть истинно жизнь, в полном смысле этого слова, жизнь и ничто кроме жизни; в ней нет ничего такого, над чем время имело бы власть и что с течением времени возрастало бы или уменьшалось и исчезало; «жизнь не измеряемая сроком времени, но самобытная, как всегда сущая у Отца» (Феофилакт). Поэтому ἡ ζωὴ есть ἡ αἰώνιος в возможно полном смысле сего последнего573. Но такою жизнь, о которой говорит Апостол, не могла сделаться в своем телесно-земном явлении. Здесь только обнаружилось это внутреннее свойство; основание же его лежит вне пределов преходящего земного бытия. На это и указывает дальнейшее ῆτις ἦν πρὸς τὸν Πατέρα. Ὅστις, в сравнении с ὅς, всегда обозначает более или менее внутреннее отношение: в одних случаях местоимение это указывает существенное свойство предмета и имеет квалитативное значение (Ин. 21:25; Откр. 18:12; Откр. 19:2; ср. 1 Кор. 5:1; Рим. 9:4; Флп. 2:20); в других случаях оно отмечает момент изъяснения и обоснования (Ин. 8:58; Откр. 1:7; Откр. 2:24; Откр. 11:8; Откр. 20:4; ср. Рим. 1:25, 32; Рим. 2:15; Рим. 6:2; Гал. 4:24)574. Также и в настоящем случае ἥτις указывает, что двухчленное предложение: ἦν πρὸς τὸν Πατέρα καὶ ἐφανερώθη ἡμῖν – соединяется с главным предметом речи – ἡ ζωὴ ἡ αἰώνιος – не только как простое относительное предложение, но вместе с тем изъясняет и обосновывает его. Поэтому мысль Апостола можно выразить таким образом: мы видели, свидетельствуем и возвещаем вам жизнь, которая есть истинно вечная жизнь, поелику она была у Отца (и таким образом независима от условий времени) и явилась нам (т. е. вошла в область нашего познания). Вечная жизнь не могла бы быть видимою, свидетельствуемою и возвещаемою, если бы она не явилась нам – ἡμῖν; но она также не была бы и вечною, если бы она не была у Отца, ἦν – imperf. указывает на неопределенную продолжительность прошлого бытия. Предлог πρός с винит. вообще обозначает движение по направлению к предмету или лицу, название которого поставлено в винит. пад., и в отношении к указанию пространственной близости предметов или лиц занимает среднее место между ἐν с дательным падежом и παρά с родит. (Ин. 1:14) и дательным (17:5); от первого отличается тем, что исключает всякую идею всецелого заключения одного в другом, а требует их полной особности, независимости по бытию, – от второго тем, что сильнее и резче обозначает момент теснейшего соприкосновения. Предлог πρός заключает в себе оттенок постоянного движения, обращения к кому-либо и указывает, таким образом, направление или характерное стремление целой жизни: нравственное движение жизни существа, обозначенного чрез ἡ ζωὴ ἡαἰώνος, имеет свой постоянный центр в Отце; а соединение предлога движения с глаголом покоя, пребывания (ἦν) отмечает это движение как постоянное его свойство, его существо (ср. 2 Кор. 5:8; Гал. 1:18)575. Из сказанного вытекает, что, ἡ ζωὴ ἡ αἰώνιος не сила и не свойство, а личное существо, которое стоит в непрерывном, тесном и живом взаимообщении с Отцем. Идея личности здесь не может быть отрицаема ни в каком случае, и несомненная параллель с Ин. 1дает право заключать, что ἡ ζωὴ тожественно с ὁ λόγος пролога Евангелия Иоанна. Но это – выводы; первая же и главная цель разбираемого положения – показать, почему «жизнь» названа «вечною»: прежде чем жизнь явилась в мире, она была в постоянном и вечном взаимообщении с Отцем и, следовательно, сама есть существо вечное. Этому домирному вечному бытию ἡ ζωὴ далее и противополагается явление или откровение ее в мире. Союз этого внутреннейшего общения личной жизни и Отца есть любовь, которою Отец возлюбил Сына прежде сложения мира (Ин. 17:24), и в этом отношении ῆτις ἦν πρὸς τὸν Πατέρα может быть сопоставлено с ὁ ών εἰς τὸν κόλπον τοῦ Πατρός (Ин. 1:18). В прологе Евангелия Иоанна, где речь идет о Логосе, указывается Его отношение к Богу πρὸς τὸν Θεόν, в послании же, где речь идет о личной жизни, гораздо естественнее обозначить отношение этой жизни к Богу, как Отцу – πρὸς τὸν Πατέρα, Первовиновнику и Первоисточнику всякой жизни. Вечная жизнь, стоящая выше всяких условий времени, ἐφανερώθη ἡμῖν – явилась нам, т. е. Апостолам. Св. Иоанн с особенною силой вновь утверждает реальность явления вечной жизни; но καὶ ἐφανερώθη ἡμῖν не простое повторение ἡ ζωὴ ἐφανερώθη, стоящего в начале 2стиха: последнее есть простое утверждение факта, как чисто объективной истины, что жизнь явилась, тогда как в ἡμῖν, которому в 3 стихе противополагается ὑμῖν, присоединяется новый момент, объясняющий возможность чувственного восприятия и познания жизни. Общее положение начала 2 стиха в конце его субъективируется, применяется к частным людям, и на этом основывается личный опыт Апостола Иоанна.

Слово Божественное у Апостола здесь, в ст. 1-м, названо Словом жизни, а в ст. 2-м - Жизнью (h zwh), бывшею у Отца и явившеюся людям, жизнью вечною (thn zwhn thn aiwnion), которую возвещают апостолы, в том числе и пишущий настоящее послание св. Иоанн.

...которая явилась, и которую мы видели, и свидетельствуем, и возвещаем вам, то есть вечную жизнь, которая есть у Отца и явилась нам; итак, что мы видели, то и возвещаем вам, Апостол возвестил не так, как мы, во-первых, для краткости речи, потом из неуважения к эллинскому пустословию, далее, чтобы показать, что спасение наше не в словах, но в делах, наконец, чтобы сделать нас внимательнейшими, дабы мы, находя предлагаемое удобно и как бы само собой, не рассеялись. Сверх сего Богослов хотел неясностью прикрыть то, что выше нечистого слуха и чем небезопасно огласить его; ибо давать святыню псам и бросать жемчуг пред свиньями (Мф. 7:6) несогласно со здравым смыслом.