Псалтирь, Глава 38, стих 13. Толкования стиха

 Чему мне радоваться ? Чего мне стонать? Я радуюсь о прошедшем, стону от тоски по тому, что еще не пришло. Услышьте мою молитву и прислушайтесь к моему плачу. Не удерживай мира перед моими слезами. Ибо неужели я уже не плачу, потому что я уже прошел и оставил после себя такие великие вещи, как эти? Разве я не плачу еще больше? Ибо Тот, Кто увеличивает знание, увеличивает печаль.  (Еккл. 1:18) Чем больше я жажду того, чего нет здесь, не тем ли больше я стенаю о нем, пока оно не придет? Не плачу ли я еще больше, пока оно не придет?..

21. Ибо я странник у Тебя. Но у кого я странствую ? Когда я был с дьяволом, я был странником; но у меня был плохой хозяин и конферансье; однако теперь я с Тобой; но я все еще пришлый. Что подразумевается под странником? Я пришлец в том месте, откуда мне предстоит переселиться; не в том месте, где мне предстоит жить вечно. Место, где мне предстоит жить вечно, скорее следовало бы назвать моим домом. В том месте, откуда мне предстоит переселиться, я пришлец; но все же я странник у моего Бога, с которым мне предстоит пребывать в будущем, когда я достигну своего дома. Но что это за дом, в который вы переселитесь из этого поместья пришельца? Признайте тот дом, о котором говорит Апостол: Мы имеем жилище Божие, дом нерукотворенный, вечный на Небесах.  (2 Кор. 5:1) Если дом сей будет вечным на небесах, то, придя в него, мы уже не будем пришельцами. Ибо как вам быть странником в вечном доме? Но здесь, где Хозяин дома однажды скажет тебе: «Уйди», хотя ты сам не знаешь, когда Он скажет это, будь готов. И, стремясь к своему вечному дому, вы будете готовы к нему. И не гневайтесь на Него, потому что Он дает вам указание удалиться, когда Ему будет угодно. Ибо Он не заключал с вами никакого завета и не связывал Себя никакими обязательствами; и вы не вступили в аренду этого дома на определенных условиях и на определенный срок: вы должны покинуть его, когда это будет угодно его хозяину. Ибо поэтому вы теперь живете там бесплатно. Ибо я поселенец у Тебя и странник. Поэтому здесь моя страна, здесь мой дом. Я поселенец у Тебя и странник. Здесь тоже понятно с Тобой. Ибо многие чужие с диаволом; а те, которые уже уверовали и были верны, правда, еще чужие, потому что они еще не пришли в ту страну и в тот дом, но еще они чужие для Бога. Ибо, пока мы в теле, мы чужие пред Господом, и желаем, чужие ли мы, или пребывая здесь, быть принятыми у Него.  (2 Кор. 5:9) Я у Тебя поселенец; и чужак, как и все мои отцы.Если же я такой, как все отцы мои, то скажу ли я, что не перенесу, когда они переселят? Должен ли я поселиться здесь на иных условиях, чем те, на которых они поселились и здесь?..

Никто не удивляется, когда человек в большом горе проливает слезы. Слезы радости тоже знакомы многим. А слезы во время молитвы? Воистину для отцов слезы и молитва были неразделимы, и это отнюдь не было проявлением неуместной сентиментальности. То же относится и к человеку Библии.

Услышь, Господи, молитву мою, и внемли воплю моему; не будь безмолвен к слезам моим (Пс. 38:13).

Слезы сопровождают прежде всего «мольбу» (deesis). Так, например, со слезами отец просит об исцелении своего сынаСм. Мк. 9:24.. Так с плачем грешница без слов просила у Христа прощенияСм. Лк. 7:38.. И сам Христос во дни плоти Своей с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления могущему спасти Его от смерти, и услышан был за Свое благоговение (Евр. 5:7).

* * *

Слезы присущи «деятельному способу» молитвы, потому что они суть часть тех трудов, что относятся к «деланию», то есть первой ступени духовной жизни.

«Сеявшие со слезами будут пожинать с радостию:

Те, чья практика совершается с усилиями, „сеют со слезами“. Те же, кто достигает легкости ведения, „пожинают с радостью“[Evagrios, In Ps. 125,5 g. Евагрий не раз возвращается к этому наблюдению, почерпнутому из опыта; ср. In Ps. 29,6 е; 134,7 е; Слово о духовном делании, 90 (Цит. изд. С. 110).…»

К чему это столь странно звучащее для современного человека настойчивое напоминание о необходимости слез? Разве христианин не предназначен прежде всего для радости? Конечно, однако отцы оценивали положение человека гораздо реалистичнее нас.

«Авва Лонгин имел большое сокрушение во время молитвы и псалмопения. И вот однажды ученик спросил его: „Авва, разве духовное правило таково, что монах всегда должен плакать при совершении своего молитвенного правила?“ И старец ответил: „Да, чадо, таково духовное правило, которого в настоящее время Бог требует от нас. Конечно, в начале Бог не сотворил человека для плача, но для радости и ликования, для того, чтобы чистым и безгрешным сердцем человек, подобно ангелам, воздавал Ему славу. Но когда человек впал в грех, ему понадобились слезы. И все те, кто пали, тоже стали нуждаться в слезах, потому что там, где нет греха, там не нужны и слезы“Nau 561.».

* * *

Главным образом на этой первой ступени духовной жизни происходит то, что Писание и отцы называли «покаянием», «обращением», «изменением ума» (metánoia). Однако уже при одной мысли о таком обращении возникает неожиданное внутреннее сопротивление. Евагрий, касаясь этого, говорит о внутренней «жесткости» (agriótes), или духовном «бесчувствии» (anaisthesía)Mai. cog. 11 (PG 79,1212 D)., и об отупении, против которых могут помочь только слезы (духовной) «печали» (pénthos).

«Прежде всего молись о даре слез, дабы через сокрушение смягчить существующую в душе твоей жесткость и, исповедовав свои беззакония Господу (Пс. 31:15), получить от Него прощение»Евагрий. Слово о молитве, 5 (Цит. изд. С. 78)..

Эта «жесткость», безусловно, знакома всякому чел овеку как угнетенное состояние души, то, что отцы называли akedia, taedium cordis (Иоанн Кассиан), окаменением сердца, угнетением, внутренней пустотой. Слезы в таком случае могут оказаться спасительным средством.

«Тяжела печаль

и неодолимо уныние,

но сильнее обоих

слезы к Богу»Евагрий. Зерцало иноков и инокинь. II.Увещание к девственнице, 39 (Цит. изд. С. 140)..

Напротив, «дух уныния отгоняет благодатные слезы, а дух печали сокрушает молитву»Евагрий. Зерцало иноков и инокинь. I. К монахам, живущим в киновиях и общинах, 56 (Цит. изд. С. 132).. Что же делать, если оказываешься в заколдованном кругу духовной сухости, тоски и печали? Евагрий советует, «разделив душу слезами на две части — утешающую и утешаемую, посеем в себе благие надежды и вместе со святым Давидом воспоем: „Вскую прискорбна еси, душе моя? И вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему, спасение лица моего, и Бог мой“Евагрий. Слово о духовном делании, 27 (Цит. изд. С. 100–101). Цит. Пс. 41:6, 12; Пс. 42:5.».

* * *

Но как бы ни была угодна Богу «молитва со слезами»Евагрий. Слово о молитве, 6 (Цит. изд. С. 78)., она, однако, никогда не должна становиться самоцелью! Во всяком аскетическом делании человека, поскольку это именно его делание, присутствует роковая тенденция к самодостаточности. Средство неожиданно становится целью.

«Если ты изливаешь потоки слез в молитве своей, нисколько не превозносись этим, считая себя выше многих. Ибо молитва твоя приняла помощь свыше, дабы ты мог ревностно исповедать грехи свои и слезами умилостивить Владыку. Поэтому не превращай в страсть защиту от страстей, дабы не прогневать Даровавшего тебе благодать»Там же, 7 (Цит. изд. С. 78)..

Кто теряет из виду то, ради чего проливаются слезы, то есть «крайне горькое покаяние»Evagrios, InPs. 79,6g., подвергается опасности, «впав в безумие, отвратиться от пути истинного»Евагрий. Слово о молитве, 8 (Цит. изд. С. 78).. С другой стороны, никто не должен воображать себя столь «продвинувшимся», чтобы считать, что он уже не нуждается в слезах.

«Когда кажется тебе, что если ты молишься, то не нуждаешься в плаче о грехах, сразу обращай внимание на то, сколь далек ты от Бога, хотя обязан всегда пребывать в Нем, — тогда прольешь более горячие слезы»Там же, 78 (Цит. изд. С. 85)..

Это увещевание — плод трезвой оценки человека, каков он есть, — относится и ко всей «практике» в целом. Евагрий, например, так увещевает своего «гностика», то есть созерцателя, считающего, «что стал достойным познания»:

«Святой Павел, смиряя свое тело, поработил его1 Кор. 9:27.. И ты в жизни своей не пренебрегай постом и не надмевайся тем, что бесстрастием усмирил дебелое тело свое»Евагрий. Умозритель, 37 (Цит. изд. С. 117)..

Даже если человек достиг цели «деятельной жизни», то есть мирного состояния души, то и тогда слезы не исчезают вовсе! Однако на этом уровне они становятся выражением смирения и служат гарантией подлинности этого мирного состояния души в отличие от многообразных форм «набегов бесов»Евагрий. Слово о духовном делании, 57 (Цит. изд. С. 106).. И потому отцы считали слезы непосредственным знаком близости человека к Богу, на что указывал уже Евагрий.

«Старец сказал: „Человек, который остается в своей келье и размышляет о псалмах, подобен человеку, который, стоя снаружи, ищет царя. Тот, кто „непрестанно молится", подобен тому, кто говорит с царем. Тот же, кто молится со слезами, подобен тому, кто лобызает стопы царя, умоляя о милосердии, как та блудница, что своими слезами за короткое время смыла все свои грехи“Nau 572. Ссылка на Лк. 7:38–47.».

Конечно, Бог сотворил человека не для того, чтобы он плакал, но чтобы он пребывал в радости, как сказал один отец. Но в Адаме пали все, и потому все нуждаются в слезах, как все нуждаются в покаянии и обращении. Признание этого — знак искреннего смирения. Как мы увидим позднее, это относится и к «метаниям» — поклонам, выражающим то же самое, что и слезы.

«Чем ближе к Богу стоит человек, тем в большей степени он чувствует себя грешником», — сказал один отец, ибо по-настоящему выявляет нашу греховность только святость Божия. А потому слезы проливаются не только в начале духовного пути, но и на всем его протяжении, вплоть до конечного момента, когда они превращаются в «слезы духовные и в сердечное радование», что отцы считали знаком непосредственного воздействия Духа Святого, то есть близости к БогуБлаженный Диадох, еп. Фотики в Епире Иллирийском. Подвижническое слово, гл. 73 (Цит. по изд.: Добротолюбие. Т. 3. Репринтное изд. YMCA-PRESS. Paris, 1988. С. 49). Цит. ниже. С. 111 и след..

Пророк и царь просит, чтобы Господь принял его покаянное моление, идущее из глубины души. Мы совершаем молитву — и потом занимаемся другими делами. А моление — это постоянное внутреннее стояние перед Богом. К нему Давид прилагает все силы, обо всём забывает — и наконец чувствует: в душе наступила свобода. Ум открылся, и пришло понимание: Бог простил ему тяжкое преступление.

Пророк взывает к Господу: научи меня молиться — моление мое внуши, не молчи, видя слёзы раскаяния — слез моих не премолчи.

Святые отцы уверяют: покаянные слёзы драгоценнее всего перед Создателем. Есть даже такая притча: стал человек перед Богом, а никаких добрых дел у него нет. Только одну покаянную слезу принёс ангел-хранитель. И Господь сказал:

— Ради этой слезы помилую грешника.

Бог сотворил людей и дал им заповедь: «плодитесь, и размножайтесь, и наполняйте землю» - Быт. 1:28 . Постепенно происходило

расселение народов. Они осваивали новые места, строили дома, рожали детей. Но всё равно чувствовали себя странниками и пришельцами - Евр. 11:13. Что-нибудь происходило — и надо было переселяться, начинать всё сначала.

Это испытал даже такой праведник, как Авраам. Господь вывел его из отечества, чтобы через него открыть новый завет с человечеством. И Авраам говорил Богу: «Я пришелец у Тебя!» Быт. 12:1-9.

Когда теряется духовная близость с Богом, человек тоже переживает это как некое скитальчество. Давид сравнивает себя с праотцами: яко преселъник (переселенец) аз есмъ у Тебе и пришлец (пришелец), как и они: якоже вси отцы мои.

«Все сии умерли в вере, не получив обетования»; «а только издали видели оные, и радовались, и говорили о себе, что они странники и пришельцы на земле. Ибо те, которые так говорят, показывают, что они ищут отечества. А если бы они в мыслях имели то отечество, из которого вышли» (Ур Халдейский), «то имели бы время возвратиться. Но они стремились к лучшему, то есть к небесному; посему и Бог не стыдится их, называя Себя их Богом: ибо Он приготовил им город». Что же, если Авраам был таков, каковы были его сыновья? И если все они, считая себя пришельцами на земле, не устраивали своих жилищ, подобно миролюбцам, если они искали не «здесь постоянного града» (Евр. 13:14), но града иного, небесного, то не прилично ли это и для нас, для тех, кто привязан к миру, чьи мысли направлены к тому, чтобы земную жизнь устроить возможно лучше, кто не помышляет о граде небесном?

Все святые чувствовали себя странниками на земле. Вспомните древнего царя Давида. Кто как не он был устроен в земной жизни, окружен благополучием, а он говорил: «Поселенец я у Тебя, пришелец, как все отцы мои» (Пс. 38:13). Не надо ли и нам всем считать земную жизнь временем нашего бедственного странствия? Надо, чтобы мы, христиане, презрели богатство, славу и высокое положение и чтобы все земное было ничтожно в глазах наших, «ибо знаем, что, когда земной наш дом, сия хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище» (2 Кор. 5:1).

Но неверующие не знают и не хотят знать, что от Бога имеем жилище на небесах, воздвигнутое для святых, для тех, чьи мысли были направлены к более высокому и несравненно более драгоценному небесному, а не к благам мира. Святые воздыхали, тяготились жизнью, мучались, как праведный Лот, живя среди неистово развратного народа. Все чистые сердцем, не терпящие зла, мучаются в сей жизни неправдой и стремятся уйти подальше, в царство вечной истины. Стремятся совлечься своего греховного тела и облечься в новое небесное.

Так надо быть настроенными и всем нам. Не уподобимся тем несчастным, которые копят деньги, прячут их под матрасы, в постели свои, а сами живут в нищете; потеря всех богатств так может потрясти их, что они кончают жизнь самоубийством. Как далеки эти жалкие люди от святых: от Авраама, от Иова,– которые искали не «здесь постоянного града, но... будущего» града небесного. Ищите его и вы, там да пребудет вечная жизнь ваша с Господом и Богом нашим Иисусом Христом. Аминь.

В виду предстоящей скорой кончины (ст. 5 - 6), страдалец — Давид слезно молит Господа — облегчить его телесныя страдания и успокоить от сильнейших волнений душевных (ст. 4) — „Услышь, Господи, молитву мою, восклицает страдалец, и внемли воплю моему; слез моих не премолчи — не будь безмолвен на вопль моей молитвы, изливающейся в обильных слезах, кои свидетельствуют и о жгучей боли и о пламенной молитве... Моля Господа о милосердии, Давид в глубоком смирении говорит: яко преселъник аз есм у Тебе и пришлец, — как странник и пришелец, а не постоянный сожитель, — якоже еси отцы мои — бывшие также как бы странниками и пришельцами на земле, немного живя, отходили из сей жизни в вечность... Ослаби ми, да почию — „облегчи мне мою тяжелую ношу, чтобы я мог отдохнуть», подобно тому, как странник, заходя в дом на краткий отдых, снимает с себя свою ношу, — прежде даже не отиду, и к тому не буду, — „дай мне отдохнуть прежде, нежели я отойду и потом уже не буду», — подобно тому, как и пришельцу, по требованию священнаго обычая странноприимства, хозяин дома всегда предлагал снять ношу и отдохнуть, особенно если странник не только утомлен, а даже и болен. Тем более Господь должен оказать такую милость своему страннику — кроткому, страждущему, молящему и плачущему Давиду, прежде, нежели он отойдет, откуда не возвратится, — прежде предстоящей ему кончины...

Услыши молитву мою, Господи, и моление мое внуши, слез моих не премолчи: яко пресельник аз есмь у тебе и пришлец, якоже вси отцы мои. Ослаби ми, да почию прежде даже не отъиду, и ктому не буду. (Пс. 38:13-14). 
Когда кто из Высоких на земли, по судьбе, для земнородных общей, отходит в землю: при сем обыкновенно слышатся отголоски славы, которая сопровождала его во время земной жизни. Слышим оные и теперь; но величественнее самой славы слышится здесь – молчание. Дерзая говорить, колеблюсь опасением, чтобы не возмутить безмолвнаго сетования Царицы-Матери, – чтобы не нарушить последняго безмолвия Царицы-Дщери, которая и среди славы знаменитейшаго из Домов Царских, во дни особенно громкие славою, любила погружаться в безмолвие.
Но слово молитвы, надеюсь, не будет противно безмолвию, которое одушевляется молитвою. И такое слово приемлю от Псалмопевца, дабы в размышлении, хотя по необходимости печальном, искать некотораго врачевства против печали.
«Услыши молитву мою, Господи, и моление мое внуши, слез моих не премолчи». Кто приносит Господу столь печальную молитву? – Книга Псалмов сказует, что Давид. Но что погрузило его в печаль, столь горькую? – Псалом не представляет на сие яснаго ответа. Не видно здесь вины, которою бы страждущий заслужил страдание; страждет желающий «сохранить пути свои, еже не согрешати даже языком» (Пс. 38:2).
«Пресельник аз есмь у тебе и пришлец, якоже вси отцы мои»: так продолжает молитву свою Царь Израилев. Но целое царство не есть ли некоторым образом дом и семейство Царя? Как же должно быть сильно внутреннее чувство лишения, чтобы Царь потерял из вида не только дом свой, но и целое царство свое, и нашел себя чуждым, одиноким, пришельцем, странником!
Наконец печальный Царь взывает к Богу: «ослаби ми, да почию, прежде даже не отъиду, и ктому не буду». Какая безутешная печаль! Он уже не просит радости, благополучия: он умоляет, даровать ему облегчение печали, отдохновение от страдания: «ослаби ми, да почию». Он уже не прельщается продолжением жизни; но думает удовольствоваться тишиною последних минут: «да почию, прежде даже не отъиду, и ктому не буду».
При воображении сего тяжкаго состояния и мало знакомое с несчастием сердце раздирается: при помышлении же, что таково было состояние человека, не только не оставленнаго Богом, но и возлюбленнаго Богу, и молившагося Духом Святым, – изумленная мысль, как отторженная от брега ладия, носится по бездне судеб, покрытой мраком непостижимости.
Не дадим себе долго носиться и волноваться безполезно. Есть пристанище веры, всегда отверзтое, всегда близкое для обуреваемых; есть якорь надежды, который малую ли ладию, великий ли корабль, равно удержать может в безопасности.
Что за судьба, которая и на благочестивых и добродетельных людей, или посылает, или попускает, искушения, печали, бедствия жизни? – Не иная, как судьба любви: «егоже бо любит Господь, наказует» (Евр. 12:6). Почему души благородныя и возвышенныя более иногда подвергаются скорбям, нежели обыкновенные люди, так что ни покров видимаго счастия, которым облекает их самая порода и звание, ни попечения любящих, самыя деятельныя и самыя нежныя, не укрывают их от ударов, коими поражает их рука невидимая? – Сие бывает с душами благородными и возвышенными потому именно, что оне суть возвышенныя и благородныя; потому что оне драгоценны, как золото, и приятны Богу, как избранная жертва. «Бог искуси их, и обрете их достойны Себе: яко злато в горниле искуси их, и яко всеплодие жертвенное прият я» (Прем. 3:5-6). Но какой тут порядок, когда наилучшия души так жестоко страждут? – Такой же, какой наблюдается, когда полагают золото в горнило, жертву на жертвенник. Золото будет чисто; жертва низведет благодать; огнем страдания искушенная душа просияет чистотою, а наконец и блаженством: «во время посещения их возсияют» (Прем. 3:7).
После сего размышления не так тяжко мне коснуться предмета, который так болезненно сердец касается.
Государыня, Которой душевныя свойства и расположения были так же возвышенны, как сан Ея; – Которой ум светился и сквозь Ея любимое молчание; – Которой сердце, кроткое и человеколюбивое, как ни закрывалось скромностию, в самых Ея взорах являлось, узнаваемо было наипаче страждущими и сострадательными, отверзалось к сострадательным для участия и покровительства в делах сострадания, к страждущим для благотворений, большею частию тайных; – Которая в труднейших приключениях не только не изнемогала духом, но и одушевлялась неожиданною силою к труднейшим подвигам, как то, во времена болезней Своего Супруга, преодолевая и Свою немощь, и Свою печаль, так сказать, поселялась и жила при одре Болящаго; – такая душа не была ли достойна всего возможнаго на земли счастия? И не столько ли же Она была окружена средствами счастия, сколько была онаго достойна? Ах! если Августейший Супруг, преодолевая все трудности, перенесся с Нею на край Государства, чтобы доставить Ей или здравие, или хотя облегчение и услаждение в тяжкой болезни; – если Августейшая Матерь, преодолевая все трудности, отторгая Себя от другаго, также матерняго попечения, далеко текла Ей на встречу, чтобы пролить отраду любви в Ея многострадальное сердце; и оставленное возлюбленною душею тело другой раз далеко преследует, безплодными уже, но еще вожделенными для Матерней любви лобзаниями: – то чего не готовы были сделать Александр и Мария, чтобы Елизавета была счастлива долго, непрерывно, совершенно? При всем том судьба вела Ее путем жизни не к великому, подобно Ея добродетелям, счастию, но к величественному несчастию.
Может быть, природа, может быть, воспитание, наконец, может быть, безчадие, особенно не соответствующее желаниям на престоле, посеяло в сердце Ея тайное, болезнетворное семя уныния В отд. изд.: Желание иметь детей, то совсем неудовлетворяемое, то более раздражаемое, нежели удовлетворяемое рождением краткожизненных, давно, кажется, посеяло в сердце Ея болезнетворное семя уныния. . Бедственным потопом Столицы напоено сие семя; и необычайно возбужденная сердечная скорбь сострадания прозябла и развилась в телесную болезнь сердца.
В сердце Супруга обрелось действительнейшее врачевство для Ея сердца: но жизнь, которая любовию питала и поддерживала угасающую жизнь Ея, внезапно сама угасла; и оставила Ее в стране пришельствия, как угасающий в тучах вечер оставляет истощившаго силы странника в мрачной пустыне.
Благословенно могущество веры! Только Ея небесный огнь мог воспрепятствовать смертному хладу вскоре объять сердце, которое болезнь стремительно приближала ко гробу, а любовь совсем полагала во гроб Александра.
Благость Брата и Преемника Его подвиглась, чтобы беречь и утешать Его вдовицу, и для сего, если можно, возвратить Ее в недра семейства. Из отдаленнаго града пресельничества Своего предприняла Она возвратное странствование. На сем пути, как путеводительная звезда, по захождении солнца, как новая искра жизни блеснула Ей надежда утешения от сердца Матери Александра. Странствующая поспешает к сему вожделенному свету, напрягает останки сил; простирает объятия; Августейшая Матерь взаимно их простирает. Достигай сих животворных объятий; почий, хотя мало, в них, утомленная телесными и душевными страданиями Елисавета! – Увы! упадают праздныя объятия; Елисавета почиет не тем покоем, котораго ждала в объятиях Матери, но тем, который ожидает седмерицею в скорбях очищенную душу Ея в лоне Отца чистых сердцем. Не окончив странствования, Она прешла в отечество, из котораго уже не странствуют: «отъиде и ктому не будет».
Отче небесный, колико непостижимый в судьбах Твоих, толико же безконечный во благости Твоей! не пререкаем непреложной воле Твоей, совершившейся над Венчанною рабою Твоею, Благочестивейшею Императрицею Елисаветою, на земли: но молим, со дерзновением упования молим, соверши над Нею благую и вечноблаженную волю Твою на небеси. Увенчанную здесь сугубым венцем, Царским – от камени честна, и Христианским – от терния, венцем величия и венцем терпения, увенчай и там усугубленною славою, да безмолвная в земном страдании отверзет наконец уста Свои в небесном веселии, чтобы благодарственно исповедать пред Тобою блаженную тайну сего страдания: «по множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу Мою» (Пс. 93:19).
Еще же не одна Царственная душа страждущая, целый Дом Царев, целое Царство Российское взывает к Тебе, Царю царей: «ослаби ми, да почию!» Еще не почило сердце наше от прежней печали, как постигла нас, новая. Вся земля наша от края до края, от Столицы до Столицы, прочерчена погребальными путями Царскими. Довлеет Господи! да почиет гнев Твой В отд. изд. и собр. 1835 г.: гнев Твой на нас. ; да почиет сердце наше пред Тобою. Довольно торжествовала смерть и печаль; посли торжества жизни и радости мужественному преемнику Александра, и Августейшему Дому Его, и России. Аминь.

Возлюбленнии, молю яко пришельцев и странников, огребатися от плотских похотей, яже воюют на душу. (1 Пет. 2:11). 
Из предстоящих здесь не многие ли находятся на месте сем, как пришельцы из других, более или менее отдаленных, мест, пришедшие к единому здешнему вековому обитателю, который сделался благодетелем для множества пришельцев и странников, потому что сам умел быть пришельцем и странником? Но и те, которые находятся здесь, как нынешние обитатели сего места, откажутся ли от наименования пришельцев, если вспомнят, что Давид в своем доме, в своем царственном граде, на своем престоле, признавал себя пришельцем у Бога, равно как и всех отцев своих? «Пресельник аз есмь у тебе и пришлец, якоже вси отцы мои» (Пс. 38:13).
Итак, братия пришельцы и странники! приймем от страннолюбиваго Апостола Петра то, что подает он пришельцам и странникам. Как напутствие, как руководство и охранение от заблуждений, как оружие против опасностей странствования, подает он нам свое богодухновенное наставление. «Возлюбленнии, – пишет он, – молю, яко пришельцев и странников, огребатися от плотских похотей, яже воюют на душу».