Яко умолчах
Блаженны, говорит, выше упомянутые: они в крещении без труда очистились от своих грехов и пребыли в сей чистоте, не сделав после крещения грехов. Почему ж ублажаю их? Потому, говорит, что я, по учинении греха столько изнемог от трудов покаяния, что — умолчал — и не могу говорить. Последующим, то есть, молчанием, Давид выражает предыдущее, то есть, бессилие, происшедшее от покаяния.
Обетшаша кости моя отеже звати весь день
И это, говорит, есть причина моего молчания: от многих голосов, которые воссылаю к Богу о помиловании, я не могу говорить. А костями Давид изображает телесную свою силу, так как кости дают крепость всему телу. Сказал, — обветшали, вместо — изнемогли, так как все ветхое слабо, бессильно: изнемогли, говорит, и ослабили силы мои; а вседневным выразил — всегдашнее
1. Ибо всякий раз, как только приключались Давиду скорбь и искушение, он воспоминал оба свои преступления и плакал, представляя себе, что по причине тех грехов случаются в жизни его искушения. Ибо как за любодейство и убийство (которое он сделал) в древнем законе Божием полагается смертная казнь (и любодей и убийца были умерщвляемы); то посему Давид и избегнул смерти, получив, прощение оной, по исповедании пред пророком Нафаном: я согрешил, который и сказал ему:
не умрешь (
2 Цар. 12:13); но о бедствиях и несчастьях было предвозвещено, что они имеют последовать в доме его за сии грехи его. Помышляя о них, Давид печалился в сердце и скорбел.
1 Феодорит говорит: Поелику Давид почти целый год оставался без исповедания и не показал тотчас рану врачу, но молчал, стараясь скрыть любодейство и убийство, доколе не обличил его Нафан, то посему здесь говорит, что я состарился от вопля и обвинения себя во грехе.