Песнь песней Соломона, Глава 5, стих 3. Толкования стиха

55. И в самом деле, в эту ночь века сего тебе прежде всего нужно совлечь с себя одеяние телесной жизни, ибо Господь совлекся плоти своей, дабы ради тебя одержать победу над господствующими и сильными мира сего. 56. «Как же мне (опять) надеть его?» Посмотри: что говорит душа, преданная Богу. Она настолько освободилась от плотских дел и земных обычаев, что (даже) не знает, как она сможет снова возвратиться к ним, если бы даже и пожелала этого. «Как же мне (опять) надеть его? »т. е. с каким страхом, с каким стыдом, с каким, наконец, воспоминанием? В самом деле, навык в добре уничтожил прежнюю привычку ко злу. 57. «Я вымыла ноги мои, как же мне марать их»? Из Евангелия ты знаешь, что омовение ног служит таинством веры, знаком смирения, как написано: «Если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам; то и вы должны умывать ноги друг другу» (Ин. 13:14). Здесь говорится о смирении. Что же касается таинственного смысла, то омывать свои ноги должен тот, кто желает иметь часть со Христом: «Ибо если Я не умою тебе ног», сказал Христос, «не будешь иметь части со Мною» (там же, ст. Ин. 13:8). Если так говорится о Петре, то что нужно сказать о нас? 58. Итак, омывший ноги не имеет нужды омывать их во второй раз; поэтому, пусть остерегается, чтобы не замарать их. Хорошо говорит святая Церковь: «Я омыла ноги свои». Она не говорит: каким образом я опять омою их? А как бы забыв о прежних пороках, забыв о (своей) греховности (contagii), она говорит: каким образом я (опять) замараю их? Таким образом, она увещевает нас, как именно в своей земной жизни (in minesterio corporali) мы должны омывать духовный путь своих дел. Итак, раз ты омыл ноги (свои) струей вечного источника и очистил их святостью таинства, то берегись, чтобы они снова не запачкались грязью телесных страстей и земными нечистотами преступных дел. 59. Это те ноги, которые духовно омыл Давид, поучающий тебя тому, каким именно образом можно не замарать их, говоря: «Стояще бяху ноги наша во дворех твоих, Иерусалиме» (Пс. 121:2). Конечно, не телесные, а душевные ноги разумей здесь. В самом деле, как земной человек может иметь телесные ноги на небе? Ведь Иерусалим, как научает тебя Павел (Евр. 12:22), находится на небе. И тот же (Павел) указал, каким образом ты можешь стать на небе; он сказал: «Наше же жительство на небесах» (Флп. 3:20), — жительство непорочное, действительное и истинное.
*** ... и словно приготовившись встать, ибо ей приказали встать, говорит: Я скинула тунику свою, как мне надеть ее? Я омыла ноги мои, как же мне марать их? Ведь она опасается, как бы вновь не впасть в искушения, как бы вновь не стать ви­новной и грешной и как бы не запятнать своими следами пути добродетелей на всем его протяжении. Определенно таким обра­зом она также указывает и на совершенство своей добродетели, которая заслужила столь великую любовь Христа, что Он к ней приходит и стучит в дверь ее и приходит с Отцом и устраивает ве­черю с той самой душой, и она с Ним, как в Откровении сказал Иоанн (Откр. 3:20). Ведь когда раньше она услышала: Приди сюда от Ливана, невеста, приди сюда от Ливана (Песн. 4:8), и когда узнала, что в плоти она не может быть вместе со Христом, но лишь тогда с Ним, когда она в духе, преобразуя себя в соответствии с Его волей, что­бы и самой ей уподобиться образу Христову (Рим. 8:29), она уже не чувствует одежды плоти, она уже как дух отрешилась от союза с телом, уже как будто забыла о нем и, даже если хочет, не может вспомнить о соединении с ним, и говорит: Я скинула тунику свою, как мне на­деть ее? Ведь она сняла ту одежду из кожи¹, которую приняли Адам и Ева после грехопадения (Быт. 3:21), тунику тления, тунику страстей. Как мне надеть ее? Она и не стремится надеть ее, но так показывает, что эта туника отброшена и что она не может служить ей одеждой. Я омыла ноги мои, как же мне марать их? То есть: я омыла мои стопы, пока шла, чтобы отрешиться от при­ятельства с телом, от этой связи и близости объятий плоти, как я могу испачкать их и вернуться в ограду тела и темницу мрачных его страстей?²

Но посмотрим, как невеста послушна Слову, как отверзает вход Жениху. «Совлекохся ризы моея, – говорит она, – како облекуся в ню? Умых нозе мои, како оскверню их?». Прекрасно послушала она Повелевшего ей соделаться сестрою, ближнею, голубицею и совершенною, чтобы вследствие сего вселилась в душе истина. Ибо сделала то, что слышала, совлекшись кожаной одежды, в которую облеклась после греха, и смыв с ног земную нечистоту, которою была покрыта, когда, из райского жития возвратившись на землю, услышала: «яко земля еси, и в землю отыдеши» (Быт. 3:19). Посему отверзла Слову вход к душе, открыв завесу сердца, то есть плоть, а, говоря о плоти, разумею ветхого человека, которого совлечь и сложить с себя божественный Апостол повелевает готовящимся в купели слова омыть нечистоту душевных стоп. Итак, совлекшись ветхого человека и отъяв покрывало сердца, душа отверзла вход Слову, и когда Оно вошло, делает Его своею одеждою, по руководству Апостола, который повелевает совлекшему с себя плотское одеяние ветхого человека облечься в ризу, созданную «по Богу в преподобии и в правде» (Еф. 4:24). Одеждою же называет Иисуса. А признак невесты, что не возложит уже опять на себя свергнутую ризу, но по данному ученикам закону будет довольствоваться одною ризою, в которую облеклась, обновившись рождением свыше, подтверждает Господнее слово, повелевающее однажды украсившимся божественною одеждою не облекаться уже более в ризу греха и иметь не две одежды, а только одну, чтобы две ризы на одном и том же не были одна с другою несходящимися, потому что какое общение одежды потемненной с световидною и невещественною? Закон же повелевает не только не иметь двух риз, но и нового «плата» не пришивать «к ризе ветсе» (Мк. 2:21), чтобы не произошло большего неблагообразия, если кто наденет такую одежду, и пришитое не останется целым, и на старом сделается большая и неисправимая дыра. Ибо сказано: «отторгнет приставление новое от ветхого, и горша дира будет» (Мк. 2:21), так что и неблагообразное от того обнаружится. Посему говорит невеста: «совлекохся ризы моея, како облекуся в ню?» Ибо кто, видя на себе солнцезрачную ризу Господню, возложенную на него за чистоту и нерастление, например, какую показал Господь на горе во время преображения, согласится потом, чтобы возложили на него одежду бедную и разодранную, в какую, как говорит притча, облекается «пияница и блудник» (Притч. 23:21)? Да и омыв ноги, не соглашается сквернить их снова, ступая по земле. Ибо говорит: «умых нозе мои, како оскверню их?» Ибо и о Моисее повествуется, что по Божественному повелению освободив ноги от мертвой кожаной обуви, не надел опять на ноги сапоги, когда вступал на святую и освященную землю, а также, когда по образу, показанному на горе, устроил священническую одежду – в одной ткани соединил блеск золота, багряницы, виссона, синевы и червленицы, чтобы сиаяла красота, срастворенная из всего, никакого же украшения не ухитрился сделать для ног, напротив того, нарядом для священнической ноги служило – быть обнаженною и свободною от всякого покрова, потому что священнику непременно надлежало ступать по святой земле, на которую не позволительно было входить с мертвыми кожами. Посему и Господь запрещает ученикам иметь сапоги, когда повелевает им «на путь язык» не ходить, но идти путем святым (Мф. 10:5, 10). Конечно же, не не знаешь этот святой путь, которым повелевается идти ученикам, дознав сие от Рекшего: «Аз есмь путь» (Ин. 14:6) – путь, которого не возможно и коснуться не совлекшему с себя одежды человека мертвого. Посему так как на сем пути была невеста, на котором Господь шествующим по оному омывает ноги водою и отирает лентием, которым препоясан; а препоясание Господне есть сила, очищающая от грехов, ибо сказано: «облечеся Господь в силу и препоясася» (Пс. 92:1); то невеста, очистив ноги, хранит себя на пути царском, «не совращаясь ни на десно, ни на лево» (Втор. 5:32), чтобы, перенеся след на ту или другую сторону пути, не замарать ноги грязью. Конечно же разумеешь, что означается сказанным, а именно, что душа, однажды отрешив сапоги крещением (ибо собственное дело крещающего отрешить ремни сапог, как засвидетельствовал Иоанн (Ин. 1:22), что не может сделать сего над одним только Господом: ибо как разрешить у Того, Кто вовсе не был связан ремнем греха?), сама омыла ноги, вместе с сапогами отринув всю земную нечистоту. А посему стопы свои на пути гладком хранит неоскверненными, как поступал и Давид, когда, омыв ноги свои от брения тины, поставил на камне, выражая сие словом так: «воздвиг мя от рова страстей, и от брения тины, и постави на камени нозе мои, и исправи стопы моя» (Пс. 39:3). Под именем же камня разумеем Господа, Который есть свет, и истина, и нетление, и правда – то, чем уравнивается духовный путь. Кто не совратился с него ни в ту, ни в другую сторону, тот хранить следы свои нимало не оскверненными брением сластолюбия. Вот то самое, чем невеста, по моему разумению, отверзает дверь Слову. Ибо исповедание, что не примет более на себя отринутой тины и на жизненном пути не коснется земной скверны, делается входом святыни в уготованную так душу, святыня же – Господь. Такова заключительная мысль сказанного.

Вот, обезображен я был грехами своими, но как скоро покаялся и обратился, опять стал прекрасен. Еще в Крещении совлек Ты с меня нечистую ризу, и из бани этой вышел я прекрасным и чистым. Покаяние увеличивает красоту одеяния моего. Облечен я был в сетование, и опять украшает меня светлая риза.

Всякий змей (Мф. 3:7), вползая в узкое место, оставляет старую чешую, и через сжатие себя, скинув старость, молодеет телом. Так и ты, говорит он, взойди узкими и тесными вратами; изнурив себя постом, изгони то, что губит тебя. «Совлекись ветхаго человека с деяньми его» (Кол. 3:9), и скажи слова, находящиеся в песнях: «совлекохся ризы моея, како облекуся в ню»? Поучение огласительное 3 * * * не подобает вам более носить оные ветхие ризы, не сии, говорю, всеконечно, чувственные, но «ветхого человека, тлеющаго в похотех прелестных» (Еф. 4:22). В какового человека да не облекается паки душа, единожды оного совлекшаяся, но да повторяет слово, которое в Песнях Песней говорит невеста Христова: «совлекохся ризы моем, како облекуся в ню». Поучение тайноводственное 2

То, что далее говорится: 1) о медлительности и как бы неохоте невесты отпереть двери стучащемуся с ночного холода в дверь ее жениху (ст. 3) и 2) о внезапном исчезновении его после того, как она отперла двери (ст. 6, сн. 5), является не вполне понятным в области человеческих отношений взаимной любви. Поэтому не лишено интереса и значения разъяснение этого места проф. Олесницким в духе своей, известной нам уже, теории. «Ранним утром, когда Палестина еще спит, восходящее солнце уже стучится в ее дверь своими лучами, еще как бы влажными от ночной свежести и обильной летней росы. Но теперь оно встречает уже не весеннюю легкую и подвижную жизнь, но жизнь, уже прельщенную продолжительным ликованием и лениво отвечающую на зов дневного светила. Солнце оскорбилось и, когда земля наконец проснулась, сокрылось в серой песчаной мгле, наступило частое в Палестине в это время года явление самума, поэтически изображенное в стихе 7-м. Землю встречают некие стражи, которые бьют ее и насильственно срывают с нее прекрасное покрывало ее растительности: разумеются те созвездия, которые, по древней космогонии, служат причиною бурь и волнений на поверхности земли… Хотя и выше, в весенней песне (Песн. 3:3), Палестина встречалась с подобными же стражами, но тогда они не причиняли ей такого вреда, как теперь, среди лета, и прошли мимо молча (раннею весною явления самума бывают слабы)… Среди неожиданной бури, изменившей и обнажавшей лицо всей страны, невеста с сожалением мечтает о сокрывшемся мирном и прекрасном солнце и изображает его в поэтическом образе Песн. 5:10-16, черты и краски которого наглядно обозначают блеск солнца и чистоту его лучей… Где же теперь твой жених – солнце? спрашивают Палестину. Он сошел в свои эфирные сады, но он все-таки мой, и я принадлежу ему по преимуществу» (с. 375–376).

Здесь мы научаемся, коликий вред производит беспечность и сколько огорчений причиняет обладаемым ей. Невеста, отрекшись отвертсть в скорости двери Жениху, после того принуждена будет не только прийти к оным, но и пройти град, обтечь торжища, впасть в стражу и претерпеть от нее удары. Но если бы она тотчас явилась на глас Жениха, никогда бы не испытала неудовольствий. «Совлекохся ризы моея, како облекуся в ню? умых нозе мои, како оскверню их?» Но Жених сего ей не заповедовал, не хотел, чтобы она паки облеклась в ветхого человека, паки осквернила ноги, омовенные Его святыми руками, но чтобы отверзла для Него слух или взор, чрез кои бы Он, вошедши, мог обитать в священной душе ее. Но поелику она, находя предлоги, учинилась медлительной, то Он возбуждает ее другим образом, и не только ударяет в двери, но и простирает руку сквозь некую скважню. Под рукой здесь разуметь должно Божественную силу Его, которую Невеста почувствовавши, восклицает: