В дополнение к этим ужасам пятой казни тайновидец описывает далее в наглядных и ярких чертах внешний вид саранчи.
В изображении саранчи преломляются черты, взятые у этого насекомого, в соединении с чертами воинов, приготовившихся идти на брань. На первое указывают венцы ее, в которых признают «не что иное, как те ярко-желтые (золотые) четыре щупальца-рожка, которыми снабжена голова обыкновенной саранчи»; а также шум от крыльев, сравниваемый со стуком военных колесниц. Как добавление к этому присоединяются хвосты со скрытыми в них жалами, заимствуемые уже от строения тела скорпиона. Чисто человеческое в данном образе только лица, как лица человеческие, и волосы, как у женщин. По святому Андрею, «женские волосы свидетельствуют о бесовском сладострастии и возбуждении к блудодеянию; львиные зубы - о их убийственности и ядовитости; железные брони - о жестокосердии их... Уподобленные же скорпииным ошибы (хвосты) их указывают на следствия грехов, порождающих душевную смерть: ибо грех содеян раждает смерть (Иак. 1:15)».
Уже в объяснении происхождения саранчи мы видели, что и по месту своего пребывания, до выхода на землю, саранча эта, несомненно, имеет что-то общее с бесами, живущими в бездне. Не меньше говорит за это и то, что сказано в стихе 11-м о царе ее. Царем над собой она имела ангела бездны, т.е. или одного из главных духов ее, или и самого сатану, «к которому лучше всего приложим титул царя. И наименование его Аваддон, что значит гибель, также, очевидно, употреблено здесь как указание на диавола, который и есть воплощенная гибель и смерть» (Орлов).
Освобождение диавола с его воинством - бесами, называемыми в пятой казни саранчою, отожествляется прот. Орловым с тем последним освобождением его по окончании тысячи лет, о котором говорится ниже - в 20-й главе. Но это едва ли справедливо, ибо деятельность его тут и там слишком мало имеет между собой общего. Не забегая вперед - к раскрытию видения 20-й главы, заметим лишь, что характерными чертами кары пятой трубы чрез саранчу является, во-первых, исправительная ее цель, о которой в таком своем обобщении этих двух освобождений прот. Орлов уже вовсе не говорит (ибо и говорить ему было бы слишком трудно). Далее, для скорпионного уязвления людей саранчою назначается определенный срок, и, как мы видели, не столь долгий (пять месяцев): заменять его с прот. Орловым не только неопределенно, но и очень длительным периодом до Второго пришествия (включая сюда и полседмины времени антихристова) - более чем произвольно.
В-третьих: едва ли можно одобрить и предлагаемое прот. Орловым переиначивание достаточно ясного смысла 12-го стиха, где слова: Одно горе прошло; вот, идут за ним еще два горя, конечно, говорились не для одного Иоанна, а для всех людей, ибо, выражаясь термином логики, сказано это simpliciter (просто), как категорическое и прямое заявление о том, что действительно прошло и - что действительно последует дальше. И наконец, недостаточно обоснованным представляется у прот. Орлова и всецелое приурочивание невыносимых мучений от саранчи только к терзаниям совести (о которых трудно и говорить при наличии полной нераскаянности тех, кто так терзается) да к материальной бедственности людей того времени, о которой пока в ряду данных казней не было и речи.
Источник
Димитрий (Вознесенский) архиеп. Апокалипсис в перспективе ХХ-го века. М.: ПСТГУ, 2009.- С. 152-154
