Книга Судей Израилевых, Глава 11, стих 40. Толкования стиха

Мы справедливо вопрошаем о том, не должно ли понимать совершение человеческой жертвы в ознаменование грядущих событий. Но если бы только это было так, то такого рода жертвоприношение не оскорбило бы Бога. Однако на самом деле Священное Писание ясно свидетельствует, что человеческие жертвы вызывают гнев Божий. Ибо когда Бог пожелал и повелел, чтобы все первенцы принадлежали Ему и были Его, Он, тем не менее, пожелал, чтобы первенцы рода человеческого выкупались своими родителями, с тем чтобы они не посвящали своих детей Богу путем принесения их в жертву. Очевидно, что Бог любит и вознаграждает венцом мученичества жертвоприношения следующего рода, когда праведник претерпевает несправедливые притеснения и гонения и борется за истину даже ценой собственной жизни, когда его убивают враги, которым он причинил боль во имя божественной справедливости тем, что он ответил добром на зло, ответил своею любовью на их ненависть... В подражание Авелю тысячи мучеников отстаивали истину до самой своей смерти и были принесены в жертву кровожадными врагами. И поэтому Священное Писание говорит об отношении к ним Господа: Он испытал их души праведных как золото в горниле и принял их как жертву всесовершенную (Прем. 3:6). И поэтому апостол говорит: Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия насталю (2 Тим. 4:6). Но это вовсе не распространяется на тот случай, когда Иефффай приносит свою дочь на всесожжение (Суд. 11:31). Куда скорее он приносит её в жертву в буквальном смысле, то есть по образу жертвоприношений Господу животных, не допустимых в качестве образца для жертвоприношений Господу людей. Деяние Иеффая на первый взгляд кажется похожим на деяние Авраама, приносящего своего сына Господу на всесожжение. Но в том случае Аврааму было повеление Господа. И Он повелел ему это вовсе не по образу всеобщего правила, как если бы для того, чтобы такого рода жертвоприношения совершались регулярно. Именно жертвоприношение такого рода общее правило запрещало.

Хотя он из благоговeйной боязни и страха и исполнил свое ужасное обeщание, однако установил и завeщал (dereliquit) даже потомству ежегодно оплакивать (его дочь). Это был жестокий обeт, еще болeе жестоко было его исполнение, которое оплакивал даже тот, кто совершил его. Вслeдствие этого сдeлано было повелeние и распоряжение во Израилe на всe дни: «Ежегодно дочери народа израильскаго, — говорит (Писание), — ходили оплакивать дочь Иеффая Галаадитянина четыре дня в году». Не могу я обвинять мужа, который вынужден был исполнить то, что пообeщал, хотя (с другой стороны) плачевна та необходимость, которая требует (solvitur) дeтоубийства.
*** Никогда я не позволю себе поверить, что вождь Иеффай дал свой обет иначе, как не подумав, когда он обещал Господу все, чего бы ни встретил на пороге своего дома по возвращении. Ибо он раскаивался в своей клятве после того, как навстречу ему вышла дочь. Он разодрал одежду свою и сказал: Ах, дочь моя, ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего (Суд. 11:34). И хотя с благочестивым страхом и благоговением взял он на себя горькое исполнение своей жестокой задачи, он все же сделал это, и ему был предоставлен год, чтобы печалиться и скорбеть на будущие времена. Это была тяжкая клятва, но гораздо более горьким было ее исполнение, в то время как именно тот, кто исполнил ее, имел величайшую причину для скорби. Итак, это стало правилом и законом в Израиле год от года, что ежегодно дочери Израилевы ходили оплакивать дочь Иеффая Галаадитянина, четыре дня в году. Я не могу винить человека, который счел необходимым выполнить свою клятву, и все же это была несчастная необходимость, которую можно было разрешить только смертью своего дитя. <...> И вот то, что для уважаемых и ученых людей наполнено чудом, в случае этой девицы оказывается намного прекрасней, намного чудес-ней, когда она говорит своему опечаленному отцу: Делай со мною то, что произнесли уста твои (Суд. 11:36). Но она попросила отпустить ее на два месяца в горы с ее подругами оплакивать ее девство, обречённое на смерть. Но плач ее подруг не тронул ее, печаль не одолела ее, даже их сетования не удержали ее. Она не позволила ни дню, ни часу пройти незамеченными. Она вернулась к своему отцу и будто по своему собственному желанию и по своей собственной воле она убедила отца, когда он колебался, и действовала так по своему собственному выбору. Итак, то, что было страшной случайностью, стало благочестивой жертвой.

И хотя он из благочестивого страха исполнил свое жестокое решение, однако учредил для потомков ежегодный траур и завещал им оплакивать ее. Жестокий обет, еще более жестоко исполнение его, и оплакивал обет даже тот, кто сам дал его. В Израиле было принято постановление на все дни: Ежегодно дочери Израилевы ходили оплакивать дочь Иеффая Галаадитянина четыре дня в году (Суд. 11:40). Я не могу обвинять человека, который посчитал необходимым исполнить то, в чем поклялся, однако это очень печальное обязательство, за него расплачиваются убийством близкого человека. 

Наконец, как на пример человеческого жертвоприношения, по требованию религии Иеговы, сторонники этой гипотезы указывают на историю Иеффая. Один из судей Израильских – Иеффай – пред своим походом на Аммонитян, угнетавших Израиля, дал обет Господу-Иегове: в случае победы над Аммонитянами, принести Ему во всесожжение то, что при возвращении Иеффая домой выйдет из ворот дома его навстречу ему. Когда Иеффай, после поражения Аммонитян, возвращался домой, то навстречу ему вышла его единственная дочь. Убитый горем отец поведал ей о своем обете; дочь ответила отцу: «делай со мною то, что произнесли уста твои», и лишь попросила себе два месяца отсрочки, чтобы с подругами своими оплакать девство свое. «По прошествии двух месяцев, она возвратилась к отцу своему», говорит писатель книги Судей, «и он совершил над нею обет свой, который дал, и она не познала мужа. И вошло в обычай у Израиля, что ежегодно дочери Израилевы ходили оплакивать дочь Иеффая Галаадитянина четыре дня в году». Не входя в рассмотрение весьма темного и спорного вопроса, как понимать исполнение Иеффаем его обета, допустим, что Иеффай действительно принес свою дочь во всесожжение; то уже установление обычая ежегодно оплакивать это прискорбное событие должно указывать на его необычайность, из ряда вон выходящую исключительность. Вместе с тем, и сам обет Иеффая и допускаемое нами буквальное его исполнение не имеют для себя точек опоры в религии Иеговы и представляются деяниями совершенно языческого характера. Сообщаемый книгой Судей сведения о происхождении, месте и образ жизни Иеффая дают нам полное право полагать, что он не только не принадлежал к числу правоверных израильтян, но, вероятно, имел весьма слабые представления об истинной религии Иеговы.

Дьявол... замышлял и детоубийство, подготовлял это издалека, и силился вооружить саму природу против себя; и, что сделал некогда с Иеффаем, то же надеялся сделать с Ионафаном, 1 Цар. 14. И тот, дав Богу обет заклать первого вышедшего на встречу ему после победы на войне, впал в детоубийство, потому что, как первая встретила его дочь, он и принес ее в жертву, а Бог не остановил этого. Знаю, что из-за этой жертвы многие из неверных обвиняют нас в жестокости и бесчеловечии; но я могу сказать, что попущение этой жертвы есть доказательство великой попечительности и человеколюбия (Божия), и что, заботясь о нашем роде, Бог не остановил этого заклания. Если бы Он, после того обета и обречения, остановил жертву, многие и после Иеффая, в надежде, что Бог не примет, стали бы делать множество таких обетов и таким путем доходили бы до детоубийства. Но теперь, попустив детоубийству совершиться на деле, Он отвел от него всех людей последующего времени. И что это правда, так — после заклания дочери Иеффая, дабы это событие всегда было памятно и несчастие не предалось забвению, у иудеев стало законом, чтобы девы, сходясь в известное время, сорок дней оплакивали сделанное убийство, и плачем этим возобновляя память о жертве, вразумляли всех потомков и научали, что оно сделано не по воле Божией. Иначе Бог и не попустил бы девам скорбеть и плакать. И что говорю это не по догадке, показало последствие. После этой жертвы никто уже не давал подобного обета Богу. Для того Он этой жертвы не остановил, а ту, которую сам заповедал, — жертву Исаака, остановил, чтобы тем и другим показать, что не услаждается Он такими жертвами.

Ежегодное оплакивание. Значение глагола, переведенного как «оплакивать», неясно (он встречается только в Суд. 5:11, где переведен как «воспоют хвалу»), однако именно этим глаголом ограничивается описание ежегодного ритуала дочерей Израилевых. Комментаторам остается только гадать о характере этого ритуала, поэтому подыскать ему параллель в Древнем мире затруднительно. В старовавилонский период nadituежегодно совершали ритуалы в память о тех, кто умер бездетным. Исходя из контекста данного фрагмента, можно предположить, что этот четырехдневный ритуал был так или иначе связан с оплакиванием утраченного плодородия.

Иеффай приносит на жертву дщерь свою. И сотвори Иеффай на дщери своей обет, им же обещася. Приношение в жертву людей ненавистно Богу и мерзостно есть, как изображено во Втор. 12:31 Да не сотвориши Господу Богу твоему тако: мерзостна бо Господеви, яже возненавиде, сотвориша богом своим, яко сыны своя и дщери своя жгут огнем богом своим. ИЗЪЯСНЕНИЕ. Иеффай клялся с разсмотрением принести в жертву Господу такое животное, которое ему прежде вего выйдет навстречу из дому его, дабы сим жертвоприношением доказать Свое к Высочайшему Существу почтенне. Знал он, что не всякое животное можно посвящать в жертву. А понеже сверх чаяния его любезная его дочь при сем случае была ему первою встречею - для того, не хотя нарушить обета своего, даннаго с клятвою, в скорости обещанное исполнил, и своею дщерию, которая, будучи посвящена Богу, мужа уже не познала, и следовательно, девство свое сохранила до конца жизни своея, во святилище жертвовать не укоснел. Но сия поспешность во исполнении даннаго обета Иеффая не извиняет, что пространнее объясняется в следующих положениях.
*** В повествовании о делах Судей Израилевых находим действие безпримерное и неслыханное, сиречь: Иеффай по обещанию своему принес в жертву Господу единородную дщерь свою. О дщи моя: аз отверзох уста моя на тя ко Господу, и не возмогу вспять возвратити: и сотвори на ней обет свой, имже обещася (35, 39). В книге Второзакония приношение в жертву людей было запрещено от Бога и было мерзостию пред Господем, Втор. 12:31 Да не сотвориши Господу Богу твоему тако: мерзостна бо Господеви, яже возненавиде, сотвориша богом своим, яко сыны своя и дщери своя жгут огнем богом своим. ИЗЪЯСНЕНИЕ. Повесть о Иеффаевой жертве подает нам случай разсмотреть здесь, согрешил ли Иеффай, Израильский полководец, обетом своим пред Богом? И положенный им обет заключал ли в себе какую произвольность греха? или происходил от непроизвольности? 1) Разсуждающему о различности грехов, как смертных, так и простительных, во-первых, разсмотреть предлежит произвольность и непроизвольность греха, которую понимать надобно в разсуждении Закона Божия: сиречь, когда челвоек что-либо содевает в противность Закону Божию не самопроизвольно, то надобно толковать так, что оный человек не хотел и не помышлял преступать Закон Божий, хотя оное дело и добровольно сотворил. Сие утвердя, 2) Обратим внимание наше на Иеффая: он положил обет за одержание победы, принести Господу Богу во всесожжение, что бы ни попалося ему на встречу первое при возвращении его в дом. Не можно сказать, что сие обещание его не было произвольное. Неужели обещания наши не в нашей воле состоят? Но таковый Иеффаев обет по намерению его самого не одних токмо безсловесных животных, но и человеков касался, как явствует из плача Иеффаева, когда он узрел дочь свою, на сретение ему изшедшую. И бысть, егда увиде ю сам, растерза ризы своя, и рече: О дщи моя, смущающи смутила мя еси: аз бо отверзох уста моя на тя ко Господу (ст. 35). 3) И хотя таковое обещание было запрещено от Бога, а следовательно, и приношение в жертву людей было мерзость пред Господем: однако Иеффак, положив сей обет, не согрешил смертно. Ибо он, исходя на сражение с неприятелями, имел спасительную веру, как утверждает Павлово Послание ко Евреом, Евр. 11:32. А с таковою спасительною верою смертный грех совокупно стояти не может. 4) Каким же образом Иеффай, обещав принести законом запрещенную жертву, и притом обещав добровольно, не согрешил смертно? Инако сего согласити не можно, как токмо простительность греха изъясня по предложенному правилу. Сиречь: Иеффаево обещание было совершенно произвольное в разсуждении дела его; а не в разсуждении Закона Божия, жертвоприношение людей запрещающаго. Сие можно еще предложить яснейшим выражением: представлялося на мысль Иеффаю, что предприемлемое им обещание есть доброе, могущее изобразить чувствительную его пред Богом благодарность: но по неведению, забвению и неразсудливости его, не вообразилося ему то, что таковыя обеты Богу противны и Законом запрещены. 5) Из сего разсуждения всякому должно понимать, сколь важно есть преступление закона произвольное; и с коликою тяжестию соединены смертные грехи? Сиречь: когда мы и в самом малейшем деле согрешаем, презирая закон Создателя нашего: тогда содеваем грех произвольных в разсуждении Закона Божия и потому смертный. А когда и в важном деле согрешаем, но по неведениею или неразсудливости: тогда, хотя и произвольный грех содеваем, но токмо в разсуждении самаго действия, а не от презрения к закону Божию; и потому несмертно согрешаем.
*** Иеффай, давши Богу такое обещане, что он перваго ему на встречу идущаго принесет на жертву, не пощадел и самыя своея дщери: ибо первую ее, навстречу себе попадшуюся, заклал. Что ж? Таковое Иеффаево жертвоприношение приятно ли было, или неприятно? Ежели было угодно и приятно, то для чего Бог, повелевши Аврааму закласти Исаака, удержал исполнение повеления сего, Быт. 22:12: А ежели Иеффаева жертва Богу была противна, то для чего Бог Иеффаю в сем действии не препятствовал, как учинил со Авраамом? ИЗЪЯСНЕНИЕ. Презрители благочестия, укорители веры, из сего толь жестокаго и безчеловечнаго жертвоприношения проитв Святаго Писания уничижительныя делают поношения, и на Святое Православие составляют укоризны: но мы здесь потщимся доказать, что допущение быть такому жертвоприношению последовало чрез особливое провидение Божие и благость, в соедующих предложениях. 1) Бог, особливое имея о роде человеческом попечение, не воспрепятствовал сему убийству, и не удержал Иеффая от заклания дщери его. Ибо ежели бы Бог после толикаго Иеффаева обета и усердия жертвы его не принял, то многие после сего, думая, что и их толь малое жертвоприношение не будет Богу приятно, несравненно опаснейшия делали бы обещания; а имянно: они, воображая себе, что чрез принесение на жертву во едино время двоих или трех своих чад будет действительнейшее грехов их прощение, и мня, якобы Бог скорее умилостивится, мало-помалу предприяли бы истребить совсем детей своих. 2) А что Бог допустил учинить Иеффаю таковое жертвоприношение, и не сделал ему никакого препятствия в заклании дщере его, из сего научиться можем следующей неоспоримой истине: пекущийся о спасении нашем Господь чрез сие премудрое допущение дал знать всем будущим племенам и народам, что убийство сие допущено не для жертвоприношения, но для показания несправедливыя клятвы. 3) Бог действительно не желал и не требовал таковых беззаконных обетов. Истина сия утверждается наипаче тем, что после невиннаго заклания Иеффаевой дщери, дабы навсегда сие печальное приключение у всех потомков было известно и не пришло бы в забвение, учрежден был у Иудеев такой закон, чтобы, сошедшися в странах их все девы, оплакивали смерть Иеффаевой дщери чрез четыредесять дней. - Сему последуя обычаю, Еврейскаго рода девицы обновляли плачем память невиннаго ея убиения, с таковым благоразумным намерением, дабы всех прочих потомков сделать во обетах благоразумнейшими и осторожнейшими: а чрез сие явственно хотели внушить и другим племенам, что Бог никогда желания не имел, чтобы сие убийственное учинилося приключение. На сей утвердившися истине, следует справедливо заключить и другую, сиречь: ежели бы жертвоприношение Иеффаево благоугодно было Богу, то Бог не допустил бы никогда, чтобы Еврейския девы смерть Иеффаевой дочери, неповинно закланныя, оплакивали. 4) И сие утверждается не догадкою, но показывается самым следствием произшествий. Самый опыт последующих веков ясно доказал, что сия жертва, закланием неповинныя дщери совершившаяся, не могла быть приятна Богу потому наипаче, что после сего жертвоприношения никто уже таковых и столь беззаконных обетов Богу не делал. Из сего разсуждения довольно показывается оная главная причина, ради которыя не воспрепятствовал Бог действие таковаго жертвоприношения. 5) Напротив того, хотя Бог и повелел было Аврааму заклати Исаака и принести его во всесожжение: однако исполнение сего повеления Сам же Господь и удержал. Быт. 22:12 И рече Бог: да не возложиши руки твоея на отрочища, ниже да сотвориши ему что: ныне бо познах, яко боишися ты Бога и не пощадел еси сына твоего возлюбленнаго Мене ради. И как чрез повеление, так и чрез удержание, явственно показал Бог, что Он в таковых жертвоприношениях благоугодности не имеет.

Возвратившись после поражения аммонитян, Иеффай исполнил обет свой, данный Богу. О способе исполнения обета Иеффаева думают различно. Многие древние толкователи утверждали, что Иеффай в самом деле принес свою дочь, вышедшую к нему первой на встречу после победы над аммонитянами, во всесожжение (ср. Св. И. Злат., Обозрение Книги Судей, Твор. св. И, Злат., т. 6, с. 637; Бес. к антиох. нар. (XIV) т. 2, с. 160-161). Другие же, особенно позднейшие (Генгстенберг, Рейнке, Кассель, Келер и др.), полагают, что дочь Иеффая осталась в девстве и была посвящена скинии для некоторого служения, сообразного с ее полом. Св. Ап. Павел видит в Иеффае пример лиц, победивших своей верой (Евр. 11:32).

 
Мир ветхозаветный ревновал о чадородии, а потому и о браке, домогаясь родить Спасителя мира. Он так мало понимал и чтил девство, что девство, навсегда чуждое брака, было для него предметом оплакивания. Дщерь Иеффаева, которая должна была умереть, «не познав мужа», не только «иде сама, и другини ея, и плакася девства своего на горах», но и после смерти ея «от дней до дней исхождаху дщери Израилевы плакати о дщери Иеффая Галаадитина четыре дни в лете» (Суд. 11:38, 40). Жизнь Иоанна Крестителя, и, еще прежде, жизнь Пророков Илии и Елисея, – вот ранния указания на достоинство девства: но и сии указания в свое время не поняты; потому что Евреи чаще видали Пророков, не чуждающихся жизни супружеской, как например: Моисея, Самуила и других. Были от начала мира человеки Божии: но первая Дева Божия есть Преблагословенная Мария. В непорочности младенческой быв посвящена Богу на всегдашнюю чистоту, Она сделалась первым, навсегда непоколебимым, основанием Ангельской на земли жизни.