Книга пророка Исаии, Глава 6, стих 1. Толкования стиха

Молодость Исайи совпала с годами сравнительного благополучия страны. На Севере в то время царствовал Иеровоам II, а в Иерусалиме — Уззия со своим сыном и соправителем Иотамом. Иудейские цари, не желая, очевидно, отставать от своего северного собрата, совершили несколько военных походов. Преодолев трудный путь по пустыне, они вновь заняли Элат у Красного моря, а на западе разбили филистимлян. Были сооружены мощные пограничные крепости и усилен арсенал. Однако эти мимолетные успехи вряд ли могли радовать Исайю, да и не в них видел он знак благоволения Божия. Хотя он разделял общую веру иудеев в избранность Сиона, вера эта не была для него связана с ханаанскими легендами и народными поверьями. Храм в его глазах был местом особого Богоявления, местом, где Господь открывает Себя людям. В Священной Истории молодой иерусалимлянин мог находить образы этой близости Бога к человеку: явления Аврааму и Моисею, Ковчег и сияние Славы Ягве во святилище. Но то были «дни древние», а во дни Исайи эти зримые знаки присутствия Божия, о которых повествовали предания, уже не являлись людям. Господь оставался сокрытым, и порой могло показаться, что Он покинул людей на произвол судьбы, а мир — это «долина сени смертной», где странствует человек от рождения до могилы… И вот однажды, когда Исайя молился в храме, как бы зарница разорвала тьму и открылось ему, что Сущий здесь, что Он воистину обитает среди Своего народа, идет рядом с человеком. Этот «ветхозаветный Эммаус», озаривший старые камни Дома Божия, наполнил смыслом совершающееся в нем служение. Что это было? Интуитивное чувство Высшего? Нет, Исайя прошел через нечто отличавшееся от пантеистического опыта, более доступного и поэтому более распространенного. «Божественная тайна разлита во всем»… — кто в минуты просветления, хотя бы раз, хотя бы в слабой степени, не ощутил этого? С Исайей же произошло другое. Пророк пережил Богоприсутствие не как трепетное касание незримого, но как реальную, явную почти до боли, близость Иного, близость, вызывающую мистический ужас. Это было что-то очень мощное и вместе с тем очень личное, пронизывающее, как пристальный взгляд, подлинное обнаружение Бога рядом с собой… Он, Ягве, шествующий над Синаем и морем, превыше облаков, ветров и звезд, непостижимым образом пребывает в этом суровом святилище среди лампад и золоченых херувимов, обитает в этом Доме, на этой горе, в этом святом граде. Исайя точно называет время, когда он получил высшее посвящение пророка. Это был год смерти царя Уззии, 742 до Рождества Христова. Из его слов явствует, что в тот момент он находился в святилище, месте, куда допускали лишь избранных. Читая рассказ Исайи о видении, превратившем его в пророка, мы невольно задаемся вопросом: как совершилось это прозрение и преображение? Действительно ли Непостижимый принял облик Сидящего на троне, окруженном потоками живого пламени? Скорее всего здесь перед нами попытка воплотить в зримых символах то, что открылось пророку как невыразимая реальность. Когда совершается внутреннее событие, подобное тому, какое произошло с сыном Амоца в храме, человек пытается найти достаточно емкие образы для того, чтобы поведать об открывшемся. При этой попытке он нуждается в чем-то более многозначном и живом, чем отвлеченные понятия. Именно тогда рождается символический язык мифа, поэмы, иконы. Он не претендует на точное отображение действительности, на роль «модели», а служит тонким мостом от души к душе, от сознания к сознанию. В мире символов вступают в свои права дерзновенное творческое мышление, метафоры, аналогии, минующие законы формальной логики. Символ не придумывается, как холодная аллегория, а рождается целиком в глубине человеческого существа. И подобно тому, как сновидения черпают краски из нашего повседневного опыта, так и Откровение обретает те формы, которые дает ему сам человек. Слава Божия преломилась в сознании пророка в образе высокого престола, окруженного огненными духами. Это престол Того, Кому единому подобает имя «Царя»; Он возвышается над всеми властителями мира. Исайя прибегает к привычным словам: трон, царские одеяния, дым курений, тем самым как бы набрасывая покрывало на ослепительное видение. И только так он может рассказать о нем людям.

По сказанию истории, Озия был царь лукавый, потому что «вознесеся сердце его на пагубу, и обиде Господа Бога своего, и вниде в церковь Господню покадити над олтарем» (2 Пар. 26:16), и стал прокажен (2 Пар. 26:19). И тогда-то, по низложении лукавого князя, по очищении законного служения от нечистот, открываются Пророку тайны богословия.
*** Пророк Исайя сказал: «видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном... Вокруг Него стояли Серафимы; у каждого из них по шести крыл» (Ис. 6:2). И вскоре после сего говорит: «И сказал Он: пойди и скажи этому народу: слухом услышите – и не уразумеете, и очами смотреть будете и не увидите. Ибо огрубело сердце народа сего» (Ис. 6:9, 10). Сколько можно заключать по самому порядку и по связи пророческого писания, виденный пророком и вещавший ему есть Сый над всеми Отец. Но сын громов, который провещал дивное и изрекал страшнее грома, которому свойственно говорить: не «не было», но «было Слово» (Ин. 1:1), – он сказал, что виденный пророком и вещавший ему был Сын. Ибо в собственном своем писании говорит: «Поэтому не могли иудеи веровать в Иисуса, что, как сказал еще Исайя, народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их. Сие сказал Исайя, когда видел славу Его» (Ин. 12:39-41). А Павел протолковал, что это видение и пророчество Духа, говоря: «хорошо Дух Святый сказал отцам нашим через пророка Исайю: ...слухом услышите – и не уразумеете, и очами смотреть будете и не увидите. Ибо огрубело сердце людей сих» (Деян. 28:25-27). Пророк вводит лицо Отца, в которого веровали иудеи, евангелист – лицо Сына, Павел – лицо Духа, все же согласно именуют Виденного единым Господом Саваофом. Делится у них слово об Ипостаси, но нераздельным пребывает в них мудрствование об едином Боге.

Царь Иудейский Озия, о котором упоминается в сем стихе, известен также под именем Азарии (4 Цар. 14:21; 4 Цар. 15:1). Он был нелицемерно благочестив, доколе пользовался наставлениями пророка Захарии, и Бог споспешествовал ему во всех делах его. Но когда он достиг высоты могущества, то возмечтал о себе на свою погибель. Он дерзнул войти в святилище, чтобы возложить фимиам на алтарь кадильный, и за эту дерзость тотчас поражен был проказой. Вследствие сего он должен был еще при жизни сдать правление сыну своему Иоафаму, а сам, по закону о прокаженных, жил безвыходно в отдаленном помещении до самой смерти, которая последовала на 52-м году его царствования, за 758 лет до Рождества Христова. Год его смерти был началом пророческого служения Исаии, в которое он призван таинственным видением. Он видел Господа, седящаго на престоле высоце и превознененне. «Видел», – получил откровение в состоянии пророческого исступления, в котором они на яву, при бездействии внешних чувств, духовными очами созерцал открывшиеся ему в чувственных образах предметы мира духовного. В подобном состоянии находился в последствии Апостол Петр, когда сообщено было ему откровение о допущении в Церковь Христову язычников (Деян. 10:10 и д.), и Ап. Иоанн Богослов во время бывших ему откровений о судьбах Церкви (Откр. 1:9). Пред духовным взором Исаии открылось величественное зрелище. Он узрел духом храм или дом Божий, сущий на небесах, а может быть и на земле в Иерусалиме. В храме явился ему в человеческом образе Господь, восседающий во славе Царя и Судии на высоком престоле. – И исполнь дом славы Его. Славою присутствия Своего в скинии и в храме Иерусалимском Господь обыкновенно наполнял святейшую часть скинии и храма – Святое Святых. Но при освящении скинии и храма Соломонова все пространство их наполнено было облаком, сокрывшим присутствие Божие. Подобно сему и храм, виденный Исаиею, весь наполнен был, а не одна часть его, славою Божьею, весь храм превратился, так сказать, во Святое Святых. Явление Господа в образе человека, как и все ветхозаветные человекообразные Его явления, знаменовало, что явившийся есть Сын Божий, второе Лице святыя Троицы, имевший восприять человеческое естество. Св. Евангелист Иоанн Богослов, обличая неверие Иудеев словами Исаии, взятыми из описываемого им видения (ст. 10), замечает, что сия рече Исаия, ешда виде славу Его (Христа) и рече о Нем (Ин. 12:40, 41).

<...> Она <Богородица> воистину Престол Его; а там, где восседает Царь, там – и Престол Его стоит. 22. Сей Престол и Исаия видел между Его херувимским хором и назвал его «высоким и превознесенным» (Ис. 6:1), являя превосходство Богоматери над небесными Силами. Потому что, если непосредственно за Ней он помещает второе предстояние, – в данном случае порядок премирных высших (ангельских) иерархий, однако в отношении понятия достоинства отнюдь не значит, что он¹ занимает второй ранг: потому что, в таком случае, при сравнении, пожалуй, они и были бы меньшими, а Она на некоторую малую меру – большей, однако, в действительности, Она превосходит их в высшей степени. Как, например, вслед за солнцем мы не имеем никакого другого светила, на которое мы могли бы указать как на действительно «второе» по силе света, разве лишь за исключением полной луны, хотя и обладающей весьма малой силой света (при сравнении с солнцем); так, представляется мне, обстоит дело и в отношении Божией Матери: никого нет среди богосиянных (высших Ангельских Сил), кого мы могли бы замыслить как занимающих второй ранг, разве лишь за исключением Серафимов; но для тщательных исследователей будет очевидным, что вопрос сравнения достоинства едва ли может быть поставлен, и покажется как если бы сравнить какую-либо лампаду с пылающим ярко пламенем.

Пророк увидел Христа и славу Христа в видении, о чем сказал: видел я Господа Саваофа¹, сидящего па престоле высоком и превознесенном, и последующее.

The same prophet saw with his own eyes the Lord of hosts over his temple, in which the prophet often preached. And he relates in detail what transpired quite literally right before his eyes when he states next: “O wretched man that I am! I am stunned; for being a man and having unclean lips, I live among a people having unclean lips, and I have seen the King, the Lord of hosts, with my eyes!” There is no doubt that it was the man who is described above who made this statement. He said that he saw the Lord of hosts, and the text records that he saw him with his own eyes. And he records the time of the vision when he says: And it happened in the year that King Uzziah died I saw the Lord of hosts sitting on a throne, lofty and raised up. I believe it is clearly stated who was revealed through the entire 36 prophecy as the Lord of hosts (although the phrase is also translated Lord of armies or Lord of powers). He thus introduces God as he was seen. However, concerning the unbegotten divinity, it has been said: “No one has ever seen God; the only Son, who is in the bosom of the Father, he has made him known.” And the Savior himself taught: “Not that any one has seen the Father except him who is from God; he has seen the Father.” Surely then the Lord of hosts who appeared to the prophet was another than the unbegotten and invisible and incomprehensible divinity. And who could this be but “the only-begotten God, who is in the bosom of the Father,” who stepped down from his own exalted position, and, lowering himself from that position, made himself visible and comprehensible to humanity? It was in this way that “he appeared to Abraham,” at which time “he said to him, ‘To your offspring I will give this land.’”

The Scripture says further: “So he built there an altar to the Lord, who had appeared to him”; and again: “Abraham came to be ninety-nine years old, and the Lord appeared to him”; and once more: “The Lord appeared to him by the oak of Mamre.” And concerning Isaac it has been said: “He proceeded and went up to the well of the oath, and on that night the Lord appeared to him.” Further, it was said to Jacob: “I am the God who appeared to you at a divine place.” And also, when “he came to Bethel, and all the people who were with him, and there he built an altar, and called the name of the house Bethel, because there God had revealed himself to him.” Again, it is said: “God appeared to Jacob again in Luza.” At another time it says that God appeared to him in the form of a man: “Your name shall no more be called Jacob, but Israel shall be your name, because you have prevailed with God and with men you are powerful.” And: “So he called the name of the place ‘the face of God’ saying, ‘For I have seen God face to face, and my life has been preserved.’” Moses also, to whom God listened when he beseeched him, saying: “If I have found favor before you, disclose yourself to me, let me see you recognizably.” And he answered him and said: “Even this word that you have spoken I will do for you, for you have found favor before me.”

Ezekiel also “saw a form that had the appearance of a man” “who was seated on the cherubim,” and “from his loins and all the way down was fire, and above his loins was the appearance of brightness.” Through all these statements we do not learn that the visions were similar to the above description but only that they were dissimilar. For it has been said by Moses: “You shall not be able to see my face; for a person shall never see my face and live.” For the face of 37 God the Word and the divinity of the only-begotten Son of God could never be apprehensible to mortal nature. The glory of the Word was seen by Ezekiel through enigmas. He assumed a certain form before Abraham and was seen in the figure of a man when Abraham was “by the oak” and “washed the feet” and shared a table with the divine stranger. Likewise also in the case of Jacob. A man wrestled with him “until the breaking of day,” whom the Scripture calls a “man,” but he identified himself when he said: “Your name shall no more be called Jacob, but Israel shall be your name, because you have prevailed with God.” And Jacob also said concerning this: “For I have seen God face to face, and my life has been preserved.” And the present prophet saw and also witnessed glory. Thus, as we discussed above, he saw the glory of our Savior Jesus Christ.

Thus it was for Moses, and for Ezekiel too, but the vision God revealed to each was not the same. The prophet assuredly did not see the glory of our Savior with his bodily eyes, but (we may infer from the deeper meaning of the text) with eyes enlightened by the Holy Spirit. For as the eyes of the body are aided in seeing objects of perception by an abundance of external beams of light, so in the same way the eyes of the soul, once cleared by spiritual light, are able to recognize the sights that have been illuminated. The Savior also taught this when he said: “Blessed are the pure in heart, for they shall see God,” and Isaiah was one who, at the end of the reign of King Uzziah, saw the Lord. Why then did he not see the aforementioned apparition while still living but in the year that he died? Because Uzziah the king dared to attempt the unholy act of burning incense in the temple, the glory of God, which in ancient times had overshadowed the house, withdrew its presence for the remainder of his life, and he lived as a leper in Jerusalem. For as a king, he was allowed to live there. And so he expired, and Jotham his son succeeded him as king, concerning whom it has been written: “He was a son of twenty-five years when he became king, and he reigned sixteen years in Jerusalem. And he did what was right in the sight of the Lord.” It would be fair to say that he quit this life in the same year that he had been struck leprous. It was pleasing to God for Jotham to receive the kingdom, and once again the glory of God returned to the house (clearly that means over the temple). The prophet narrates: And it happened in the year that King Uzziah died that I saw the Lord of hosts sitting on a throne, lofty and raised up, and the house was full of his glory. Therefore the house 38 was filled with glory, and the prophet did not see the Lord within the house but rather sitting on a throne, lofty and raised up. And this was what the divine Scripture was talking about when it says: “The L is in his holy temple, the L’s throne is in heaven.” The Lord himself revealed this when he said: “Heaven is my throne and the earth is the footstool of my feet; what kind of house will you build for me, says the Lord.” So then, the prophet saw the Lord enthroned in the kingdom of heaven with spiritual eyes. He says that the house was full of glory on the earth, and there was a certain brilliant splendor from heaven above and a sparkling from the divine Word that shone on the house.

В лето, в неже умре Озиа царь. Пророк приступает к описанию бывших ему откровений, и описание это начинает от времени смерти царя Иудейского Озии, который осмелился покадити фимиамом (2 Пар. 26:18), хотя знал, что не дозволено ему это, потому что законом принесение жертв предоставлено было сынам Аароновым, а исполнение прочих различных священных служб - сынам Левииным. Священник Азария обличил дерзкого царя и не допустил к алтарю, сказав: «Не твое это дело, царь». Так священники обязаны были вразумлять царей, чтобы пребывали в пределах, положенных законом, учить народ, чтобы все вносили десятину, поучать приносящих дары, чтобы соблюдали данные уставы. Сказывают же, что, когда царь Озия вошел в храм покадить фимиамом, опечалило это Исаию, и он облекся во вретище, которое и носил, пока Бог не сказал ему: «Сними вретище с чресл своих». Как сетование Исаии об Озии было знамением сетования его о сынах Израилевых, так совлечение вретища служило некоторым предсказанием о Ефиоплянах и Египтянах. С того времени, как царь поражен был проказой, и вся земля как бы стала прокаженной, на все дни жизни Озии прекратились пророческие видения. В лето, в неже умре Озиа царь, видех Господа седяща на престоле высоце. В продолжение тридцати восьми лет сокрыты были пророческие видения за дерзость Озии. Озия царствовал благочестиво четырнадцать лет, но когда возгордился, дерзнул принести жертву и не послушал священника, говорившего, что это не позволено ему, он поражен был проказой. Исаия до смерти Озии сетовал во вретище и пепле. Теперь священников, в награду за то, что обличили нечестивого царя и удержали его, а сами предавались скорби, Господь возвеселил видением, которое видел Исаия в храме. И исполнь дом славы риз Его. Так и прилично было, чтобы Бог явился пророку в великой славе, в велелепии, когда умер царь Озия, и с его смертью, после тридцати восьми лет, возвращена народу радость, восстало истинное богопочтение святых.

В год, в который умер царь Озия, видел Я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном. Надписанием первого видения о Иуде и Иерусалиме указано, что Исаия пророчествовал при четырех царях, то есть, при Озии, Иоафаме, Ахазе и Езекии. Следовательно умершему Озии, при котором изречено все то, что мы выше изложили, наследовал сын его Иоафам, царствовавший шестнадцать лет, сотворивший правое пред Господом и построивший высокия ворота храма (2 Пар. 27:1—3). В его царствование Исаия видел Господа сидящим на престоле высоком и превознесенном, в обозначение царственного достоинства. И то, что было под Ним, наполняло храм, или, как Феодотион и Симмах перевели: и то, что было под ногами Его, наполняло храм, вместо чего LXX перевели: и дом полон славы Его. Знаю, что когда я, около тридцати лет тому назад, был в Константинополе, и у красноречивейшего Григория Назианзена, в то время епископа этого города, учился исследованию святых Писаний: то, для испытания своего слабого ума и повинуясь настоянию друзей, я продиктовал краткий и наскоро составленный трактат об этом видении. Посему я отсылаю читателя к этой книге, а в настоящее время прошу его удовлетвориться кратким изъяснением. Священная история повествует, что Озия, за присвоение себе недозволенного ему священства, был поражен проказою (2 Пар. 26:16—21); после его смерти, в храме, им оскверненном, созерцается Господь. Из этого усматриваем, что, пока царствует в нас прокаженный царь, мы не можем видеть царствующего в Своем величии Господа и знать таинства святой Троицы, посему и в Исходе, после того как умер фараон, угнетавший Израиля глиною, соломою и кирпичами, народ, не могший при его жизни вопиять ко Господу, возопил к Нему (Исх. 1:13—14, Исх. 2:23). И Иезекииль, по смерти нечестивейшего князя Фалтии, сына Венеева, падает на лице свое и громким голосом вопиет ко Господу (Иез. 11:13). И прекрасно, по еврейскому тексту, не сам Господь, Которого престол есть небо, а земля — подножие ног Его (Ис. 66:1), и котором в другом месте читаем: Господь во храме святым Своем, Господь на небеси престол Его. (Пс. 10:3—4), не сам Господь наполнял храм; но то, что было под ногами Его, наполняло храм. Кто же сей видимый Господь, — это мы полное узнаем у Евангелиста Иоанна и в Деяниях Апостольских, из которых Иоанн говорит: сия рече Исаия, егда виде славу Его, и глагола о Нем (Ин. 12:41), разумея, без сомнения, Христа. Еще: Павел в Деяниях Апостольских, где он в Риме проповедует Иудеям, говорит: добре Дух Святый глагола Исаием пророком ко Отцем нашим, глаголя: иди к людем сим и рцы: слухом услышите, и не имате разумении, и видяще, узрите, и не имате видети: одебеле бо сердце людей сих, и ушима тяжко слышаша, и очи свои смежиша, да не како увидят очима, и ушима услышат, и сердцем уразумеют, и обратятся, и исцелю их (Деян. 28:25—27). Сын виден был в царственном величии, а Дух Святый говорил, по общности величия и единству существа. Кто либо спросит, каким образом пророк теперь говорит, что он видел Господа, и не вообще говорит — Господа, а Господа Саваофа, как он сам ниже свидетельствует, — когда Евангелист Иоанн сказал: Бога никтоже виде нигдеже (Ин. 1:18), Бог говорит Моисею: не возможет видети лица Моего: не бо узрит человек лице Мое, и жив будет (Исх. 33:20)? На это ответим, что на божество не только Отца, но и Сына и Духа Святаго, поелику в Троице одна природа, могут взирать не очи плоти, но очи ума, о которых сам Спаситель говорит: блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят (Мф. 5:8). Читаем, что Господь в образе человека был видим Авраамом (Быт. 18), и что с Иаковом боролся как человек Тот, Кто был Бог, от чего и самое место названо было Иаковом Фануил, то есть, вид Божий: видех бо, говорит он, Бога лицем к лицу, и спасеся душа моя (Быт. 32:30). И Иезекииль видел Господа в человеческом образе, сидящего на херувимах: от чресла Его и ниже был как-бы огонь, а то, что выше, имело вид электра (Иез. 1:26-27). Следовательно Бог по природе Своей невидим, но бывает видим людьми так, как соблаговолит.

* * * Если Бог представляется сидящим, то представляется двояко: или как Царь, или как Судия. Если как Царь, видящий видит Его, как Исаия: Видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном. Там Он представляется как Царь властвующий.

***

Прежде чем станем говорить о видении, кажется, должно рассмотреть, кто был Озия, сколько лет он царствовал, кто были современниками его у других народов. Что касается его личности, то, как читаем в книгах Царств и Паралипоменон (4Цар. 15 и 2 Пар. 26:18), он был муж праведный и делал угодное пред очами Господа: воздвигнул храм, устроил водопроводы, собрал сосуды, в награду за это победил неприятелей, и, что служит особенным знаком его благочестия, имел в своем царстве многих пророков. Пока жил священник Захария, по прозванию Разумный, Озия угождал Богу и с полным благоговением подходил к его жертвеннику. Но по смерти Захарии пожелав сам приносить жертвы, не столько богобоязненно, сколько нахально присвоил священнический сан; и так как не хотел внимать воплям левитов и других священников: не царь ли ты, Озия, а не священник? – то и поразила тотчас проказа чело его, по слову пророка, говорящего: исполни, Господи, лица их бесчестия (Пс. 82:17). Эту часть тела священник покрывал золотою дщицею, ее повелел Господь Иезекиилю отметить оттиском буквы «тав» (последняя буква еврейского алфавита, называемая «знак»), (Иез. 9), о ней говорит восторженный Давид: знаменася на нас свет лица Твоего, Господи (Пс. 4:7); в нее пораженный пращным камнем, погиб дерзкий филистимлянин. – Царствовал Oзия пятьдесят два года в то время, когда у латинян властвовал Амулий, у Афинян – Агаместор одиннадцатый. После смерти Озии пророк Исаия видел то видение, которое мы постараемся объяснить теперь, т.е. в тот год, в который родился Ромул, основатель римской империи, – что может быть известно тем, которые захотели прочесть книгу Времен (Паралипоменон), переведенную нами с греческого языка на латинский. И бысть в лето, в неже умре Озия царь, видех Господа, седяща на престоле высоце и превознесенне (Ис. 6:1). Так как история предпослана, то следует смысл духовный, для которого раскрыта и самая история. При жизни царя прокаженного, и по мере своих сил ниспровергавшего священство, Исаия не мог видеть видения. Доколе Озия держал царство в Иудеи, пророк не возводил очей к небу: не раскрывались ему небеса, не являлся Господь Саваоф, и в таинстве веры не слышно было имя Трисвятого. Но когда Озия умер, то все, – что покажет следующая речь, – явилось в открытом свете. Нечто подобное пишется и в Исходе (Исх. 2); пока жил Фараон, народ израильский, угнетенный глиняными, кирпичными и полевыми работами, не вздыхал к Господу, пока он царствовал, никто не искал Бога отцов, Авраама, Исаака и Иакова. Но когда он умер, воздохнули сыны Израиля, как говорит Писание, и взыде вопль их к Господу (Исх. 2:23): хотя сообразно с историческими обстоятельствами, израильтяне должны были тогда более радоваться, а прежде, пока Фараон жил, вздыхать. Также и во дни пророчества Иезекиилева умер Фалтия, сын Ванеев, и по смерти этого негодного старейшины, падох, говорит пророк, ниц, и возопих гласом великим, глаголя: горе мне, люте мне, Адонаи Господи, на скончание ли твориши ты останки Израилевы? (Иез. 11:13). Следовательно, если ты будешь разуметь в лице Озии, Фараона, Фалтии и других подобных враждебных сил, то поймешь, отчего, при жизни их, никто из нас не имеет видений, не воздыхает, не сокрушается в покаянии. Да не царствует, говорит Апостол, грех в мертвеннем вашем теле (Рим. 6:12). Пока царствует грех, мы сооружаем города для египтян; живем в пыли и грязи, вместо хлеба ищем мякины, вместо твердого камня – плинфоделания.
Далее: видех Господа, седяща на престоле высоце и превознесенне. Видел и Даниил Господа (Дан. 7), только не сидящим на престоле высоком и превознесенном. И в другом месте божественный голос обещает, говоря: прииду и сяду, и буду судить народ в долине Иосафатовой, – что изъясняется – «суд Господень» (Иоил. 3:12). Кто грешник и подобен мне, тот видит Господа, сидящего в долине Иосафатовой; не на холме, не на горе, но в долине, и в долине суда. А кто праведен, и подобен Иcaии, тот видит его сидящим на высоком и превознесенном престоле. Можно предложить и другое объяснение: когда я мысленно созерцаю Господа царствующим над Престолами, Господствами, Ангелами и другими силами, я вижу престол Его высоким; но когда воображаю, как Он управляет родом человеческим и для нашего спасения, по многократному выражению Писания, нисходит до земли, я вижу престол Его не высоким и особенно близким к земле.
Далее: Видех Господа, сидяща на престоле высоце и превознесенне, и исполнь дом славы Его, и Серафимы стояху окрест его (Ис. 6:1, по LXX). Некоторые, до меня изъяснявшие это место, как греки, так и латиняне, под Господом, сидящим на престоле разумели Бога Отца, а под двумя Серафимами, которые представлены стоящими с той и другой стороны,– Господа нашего, Иисуса Христа и Святого Духа. Хотя эти толкователи и отличаются замечательною ученостью, но я не согласен с их мнением. Гораздо лучше объяснять попросту, но истинно, чем красноречиво, но ложно, особенно, когда Евангелист Иоанн пишет, что в этом видении являлся не Бог Отец, но Христос. Ибо, говоря о неверии Иудеев, Евангелист тотчас объясняет причины неверия так: и потому не могли веровать в него, что, как сказал Исаия, слухом услышите, и не уразумеете: и видя будете смотреть, и не увидите. А это сказал, когда видел славу Единородного и свидетельствовал о нем (Ис. 6:9-10; Ин. 12:40-41). Следовательно, в настоящем месте сказать: слухом услышите, и не уразумеете, повелевает Исаии Тот, Кто сидит на престоле. А повелевающий это, как разумеет Евангелист, есть Христос: отсюда теперь понятно, что нельзя разуметь серафима Христом, когда Христос есть Сам Сидящий. Хотя в Деяниях Апостольских против спорящих между собою Иудеев, Павел и говорит: добре Дух Святый глагола Исаием Пророком ко отцем нашим, глаголя: Иди к людем сим, и рцы: слухом услышите, и не имате разумети: и зряще узрите, и не имате видети. Одебеле бо сердце людей сих, и ушима тяжко слышаша, и очи свои смежиша: да не како увидят очима и ушима услышат, и сердцем уразумеют и обратятся ко Мне, и исцелю их. (Деян. 28:25 и след.); однако же paзличиe лица не поставляет меня в недоумение, Поелику я знаю, что и Христос и Дух Святой суть одной сущности; и что слова Духа не иные, как и Сына, и что не иначе повелевал Сын, как Дух.
Далее: и исполнь дом славы Его. Дом Божий, который вверху, усматривается полным славы; а тот, который внизу, не знаю, полон ли славы, разве может быть по понятию Псалмопевца, говорящего: Господня земля и исполнение ея (Пс. 23:1). Мы скажем также, что на земле полны славы те, которые могли бы сказать: от исполнения Его мы вси прияхом (Ин. 1:16). Этот дом мудрые жены строят, а безумные разрушают руками (Притч. 14:1). О нем говорит и Исаия: И будет в последние дни явлена гора дома Господнего на версех гор, и превысится превыше холмов (Ис. 2:2). Это дом, о котором и в другом месте вышеупомянутый Апостол Павел свидетельствует священным голосом: И Моисей убо верен бе во всем дому Его, якоже слуга, во свидетельство глаголатися имущим; Христос же якоже сын в дому своем, Его же дом мы есмы, аще начало сущности Его даже до конца известно удержим (Евр. 3:5-6). О том же доме говорит Апостол Павел и к Тимофею: Сия пишу к тебе, да увеси, како подобает в дому Божии жити, яже есть церковь (1 Тим. 3:14-15).

Почему пророк в других случаях означает время (пророчества) жизнью царей, а здесь – смертью? Он не сказал: было в дни Озии, или в царствование Озии, но: было тогда, когда умер. Для чего же он делает это? Не просто и не случайно, но здесь он внушает нам нечто таинственное. Что же именно? Этот Озия, опьяненный успехом своих дел и возгордившись благоденствием, стал превозноситься выше своего достоинства. Будучи царем, он подумал, что ему позволительно священнодействовать, вторгся в храм, вошел во святое святых, и, когда священник препятствовал и запрещал ему входить туда, он не остановился, но продолжал безумствовать, пренебрегая словами священника. За такое бесстыдство Бог поразил его проказой на челе, так что он, пожелав чести больше надлежащей, потерял и ту, какую имел; не только не получил священства, но, сделавшись нечистым, лишился царства, и со стыда все время проживал тайно в некотором доме (2 Пар. 26:16-21). Вместе с ним и весь народ испытал гнев Божий за то, что презирал законы Божьи и не защищал оскорбляемого священства. А в чем он испытал этот гнев? В том, что сократились пророчества; разгневанный Бог не давал им ни о чем никакого ответа. Впрочем, Он сделал это не навсегда, но продолжением жизни царя ограничил и продолжение наказания. Когда этот царь окончил жизнь, тогда и Бог прекратил Свой гнев, и опять отверз врата пророчества. Указывая на это, пророк напомнил нам о времени смерти царя. Потому и начинает пророчество так: (И бысть в лето, в неже умре Озия царь, видех Господа седяща (Ис. 6:1). Между тем, Христос говорит: Бога никтоже виде нигдеже: Единородный Сын, сый в лоне Отчи, той исповеда (Ин. 1:18); и еще: не яко Отца видел есть кто, токмо сый от Бога, сей виде Отца (Ин. 6:46); и Моисею сам Бог сказал: не бо узрит человек лице Мое и жив будет (Исх. 33:20). Как же пророк говорит, что он видел Господа? Видех, – говорит, – Господа. Он говорит не противное словам Христовым, но весьма согласное с ними. Христос говорит о точном богопознании, которого никто не имеет; сущего Божества и чистого существа Его никто не видел кроме Единородного; а пророк повествует о видении, возможном для него. Он не мог видеть того, чтó есть Бог, но видел Его явившимся в образе и нисшедшим настолько, насколько могла возвыситься немощь созерцающего. А что действительно ни он и никто другой не видел чистого Божества, это очевидно из самого повествования. Видех, – говорит, – Господа седяща; но Бог не сидит; это телесное положение. Притом говорит не просто «седяща», а: «на престоле»; но Бог не поддерживается чем-нибудь; как можно сказать это о Том, Кто существует везде и наполняет все, в руце Которого вси концы земли (Пс. 94:4)? Очевидно, что это видение было снисхождением Божьим. Выражая то же самое, и другой пророк сказал от лица Божия: Аз видения умножих (Ос. 12:10), то есть являлся различным образом. Но если бы являлось само чистое существо Божье, то оно не являлось бы различным образом; а так как по снисхождению Бог являл Себя пророкам то таким, то другим образом, принимая виды, соответственные различным временам, то он и говорит: видения умножих и в руках пророческих уподобихся, то есть являлся не так, как есмь, но принимал такой образ, какой могли видеть созерцавшие. Так, ты видишь Его то сидящим, то вооруженным, то имеющим седые волосы, то в тихом ветре, то в огне, то показывающим задняя своя, то на херувимах и в образе, подобном веществам металлическим, светло блестящим… Теперь же необходимо сказать о настоящем видении. Для чего Бог является здесь сидящим на престоле и притом окруженным серафимами? Он приспособляется к обычаю человеческому, так как и речь Его обращена к людям; Он намеревается изречь определение о делах великих и о всей вселенной, равно как и об Иерусалиме, и произносит двоякий приговор, и приносящий наказание городу и всему народу, и возвещающий благодеяние вселенной, великие надежды и бессмертные почести. Судьи имеют обычай – делать это не тайно, а восседая на возвышенном месте, в присутствии всех, при поднятых покрывалах. Подобно им Бог повелевает предстоять пред Ним серафимам, восседает на высоком престоле и таким образом произносит определение. А дабы ты убедился, что это не догадка, а таков обыкновенно образ Его действий, я постараюсь объяснить это и из другого пророка. Так у Даниила, когда также надлежало произнести великое определение о бедствиях и наказаниях иудеев и о благах, уготованных вселенной, также является престол светлый и славный, и предстоящее множество ангелов и сонмы архангелов, и сидящий вместе (с Всевышним) Единородный, и открываются книги, и протекают огненные реки, и вообще представляется подобие судилища (Дан. 7). Все это сходно с тем, о чем говорится здесь, или даже пророк (Даниил) еще яснее возвещает, так как времена его были ближе и пророчество уже достигало самых дверей (исполнения). Что же говорит пророк (Исаия)? Видех Господа седяща. Сидение на престоле всегда служит знаком суда, как говорит Давид: Сел еси на престоле, судяй правду (Пс. 9:5); и Даниил: Престоли поставишася, судище седе (Дан. 7:9-10). А простое сидение, по выражению пророка, служит знаком другого. Чего же именно? Твердости, постоянства, крепости, неизменяемости, бессмертия, бесконечной жизни. Потому он и говорит: Ты сидящий во век, а мы погибающие во век. Ты, говорит, пребываешь, существуешь, живешь, остаешься всегда одинаковым. А что он сказал это не о сидении на престоле, ясно видно из противоположения; он не сказал: мы стоящие, но: погибающие. Сидеть же на престоле значит судить. Потому пророк и видел Его сидящим на престоле высоце и превознесенне; или тем означается одно, а этим – другое. Престол Его был «высок», то есть велик и чрезвычайно обширен, и «превознесен», то есть казался на невыразимой высоте и выше всего. И исполнь дом славы Его. Какой, скажи мне, «дом»? Храм… «Славою» же пророк называет здесь блеск, неприступный свет, которого он не мог выразить словом, и потому назвал его славою, и не просто славою, но славою Божиею. *** Итак, слушай. Так как встретилось указанное выра­жение, то мы должны объяснить причину, по которой блаженный Исаия услышал эту святую песнь, воссылаемую Богу. Исаия был муж дивный, исполненный ревности, дерзновенный, но дерзновенный не дерзостью, а ревностью. В то время был царь по имени Озия, который, вместе с другими принадлежностями царского достоинства захотел присвоить себе и священство. Священники знали, что должно от этого последовать, но проти­воречить царю много не хотели; они уважали достоинство, чтили престол, боялись войск. Исаия, и тот замолк, не противодей­ствовал царю. Когда Бог увидел, что священники испугались, пророк изнемог, а царь покусился на дерзкий поступок, то поразил лицо его проказой за то, что осмелился коснуться священных предметов; в конце концов он лишен был не только священства, но и царства, и остался прокаженным (2 Пар. 26:16—21). Бог сделал Свое дело; но Он разгневался на священников, а больше всего на пророка, за то, что он будучи при этом, предал благочестие. Поэтому Бог хранил в отношении к пророку молчание, не говорил с ним, пока не умер беззаконник. Когда, наконец, нечестивец умер, тогда Бог, отложив гнев, примиряется с пророком. Итак Исаия говорит: «В год смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном». Почему Бог явился на высоком и превознесенном престоле? Так как Бог невидим, а видимый царь наводил страх, то Он показывает пророку небесную славу, чтобы дать ему по­нять, какой престол они пренебрегли и какой почитали, как, оказав непочтение к воинству небесному, ангельскому, и даже не помыслив о нем, они устрашились стражи человеческой.
*** Почему он, сказав: «высоком», прибавил: «и превознесенном»? Разве не достаточно было словом: «высоком» — объяснить все и показать превосходство достоинства? Для чего же он прибавил: «и превознесенном»? Для того, чтобы показать непостижимость седалища. Так как у нас слово: «высокий» внушает мысль о сравнении чего-нибудь с предметами дольними и низкими, — напр. горы называются высокими по отношению к равнинам и долинам земли, и небо называется высоким, потому что превышает все земное, — а слово: «превознесенный» и возвышенный относится только к одному непостижимому Существу, которого невозможно ни постигнуть, ни изъяснить, то он и сказал: «видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном».
*** 1. Радуюсь, видя вас собравшимися слушать божественные изречения, и считаю это величайшим свидетельством вашего преспеяния по Боге. Как аппетит служит знаком здоровья телесного, так любовь к духовным изречениям служит знаком здоровья душевного. Поэтому радуюсь; но вместе и боюсь, что я не буду в состоянии доставить вам ничего достойного этого желания. Так и любящая мать скорбит, когда, имея грудного младенца, не может доставить ему источников молока в изобилии; но, хотя она имеет его и недостаточно, однако дает грудь, а младенец, взяв тянет и вытягивает ее, и, согревая устами охладевшие сосцы, старается извлечь себе пищи больше, нежели есть в них. Мать чувствует боль от терзания сосцев, но не отталкивает младенца, потому что она — мать и готова лучше перенести все, нежели огорчить дитя свое. Если же матери имеют такую любовь к своим детям, то тем более нам нужно иметь такое расположение относительно вашей любви. Скорби рождения духовного пламеннее скорбей рождения естественного. Итак, хотя наша трапеза очень скудна, но мы не скроем и ее, но вынесем все, что есть у нас, на средину и предложим вам. Хотя ее мало и скудно, но мы предлагаем. Так и хоть, которому вверен был талант, не за то был осужден, что не представил пяти талантов, но за то, что и один, полученный им, зарыл в землю, — за это он и был наказан. И Бог и люди требуют не малого или многого, но того, чтобы приношение было никак не меньше настоящей силы. Вы слышали прежде, когда мы удостоились беседовать с вашей любовью, когда мы читали тот псалом, который, извергая грешника из священной ограды, призывал ангелов и горние силы славословить Бога всех. Хотите ли и сегодня слышать самую ангельскую песнь, став там где-нибудь близко? Я думаю, хотите. Если негодные люди, составляя хоры на площади и среди глубокой тьмы и безвременно по ночам воспевая блудные песни и соблазнительные стихотворения, поднимают и привлекают к себе весь наш город, то, когда небесные сонмы, горние лики воспевают Царя вселенной, неужели мы не соберемся слушать их божественного и блаженного песнопения? Иначе какое может быть нам прощение? Но как можно, скажешь, слушать их? Вошедши на самое небо, если не телом, то умом, если не видимым присутствием, то мыслью. Наше тело будучи земляным и тяжелым, естественно остается внизу; но душа свободна от такой необходимости и легко возлетает в высочайшие и возвышеннейшие области; она, захочет ли достигнуть самых крайних пределов вселенной, или взойти на небо, не встречает никакого препятствия: столь легкие крылья мыслей дал ей Бог! И не только легкие крылья Он дал ей, но наделил ее и очами, которые смотрят гораздо острее очей телесных. Зрение телесное, когда устремляется сквозь пустой воздух, проникает на большое расстояние; но когда встречает малое тело, тогда, подобно потоку, задержанному в своем течении, обращается назад. А зрение души, хотя бы встречало стены, крепости, громады гор и самые тела небесные, легко проникает все. Впрочем, при всей своей быстроте и остроте зрения, душа сама по себе не в состоянии постигать предметов небесных, но имеет нужду в руководителе. Сделаем же то, что делают желающие посмотреть на царские чертоги. Что же они делают? Они, отыскав того, кому вверены ключи от тамошних дверей, приступают к нему, беседуют с ним, упрашивают его, а часто дают и серебра, чтобы расположить его к себе. Приступим же и мы к кому-нибудь из тех, которые приставлены к вратам небесным, будем беседовать с ним, будем просить его, покажем вместо серебра (добрую) волю и искреннее расположение. Если он примет это вознаграждение, то, взяв нас за руку, проведет везде, покажет не царские чертоги, но самого Царя седящего, окруженного воинствами и военачальниками, тьмами ангелов и тысячами архангелов; все он покажет нам подробно, сколько нам возможно видеть. Кто же это? Кому вверено такое служение, при помощи которого мы хотим теперь войти? Исаия, громогласнейший из пророков. Итак, необходимо вступить в беседу с ним. Следуйте же тихими шагами, в совершенном молчании. Никто не входи сюда с житейскими заботами, никто — с рассеянностью и смущением, но оставим все это за первыми дверями, и таким образом все войдем сюда. Мы входим в царские чертоги небесные, вступаем в светлые области; внутри они исполнены великого молчания и неизреченных тайн. 2. Но слушайте внимательно: чтение Писаний есть откровение неба. «В год, — говорит пророк, — смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном». Видишь ли услужливость благосклонного слуги? Он тотчас привел нас пред царский престол, не проводя наперед длинными обходами, но как только отворил двери, уже и показал прямо седящего Царя... Впрочем, чтобы и нам, останавливаясь слишком долго на этих чудесах, не навести ужаса на ваши души, обратимся к началу рассказа, и будем назидать душу менее высокими предметами. «В год смерти царя Озии». Прежде всего, нужно узнать, для чего пророк означает нам время, так как не без причины и не напрасно он делает это. Уста пророков суть уста Божии; а эти уста не говорят ничего напрасно. Не будем же и мы слушать без внимания. Если те, которые выкапывают металлы, не пренебрегают и малыми частицами, но, когда нападают на золотую жилу, тщательно осматривают ее ветви, то не гораздо ли более мы должны делать это с Писаниями? В металлических рудах бывает весьма трудно найти желаемое, потому что металлы — земля, и золото есть не что иное, как земля; общность природы искомых веществ обманывает зрение, и однако при всем том золотопромышленники не оставляют дела, но обнаруживают всякую тщательность, и, всматриваясь, узнают, что действительно земля, и что действительно золото. А с Писанием не бывает так. Здесь предлагается не смешанное с землею золото, но чистое золото. «Слова Господни, — говорит псалмопевец, — слова чистые, серебро расплавленное, испытанное в земле» (Пс. 11:7). Писания — не металлы, требующие обработки; но они доставляют готовое сокровище тем, которые ищут богатства, заключающегося в них. Достаточно только приникнуть к ним, чтобы отойти, исполнившись всякой пользы; достаточно только открыть их, чтобы тотчас увидеть блеск этих дорогих камней. Не напрасно я сказал это и не без причины распространился об этом, но потому, что есть коварные люди, которые, взяв в руки божественные книги и увидев счет времени или перечисление имен, тотчас оставляют их и укоряющим их говорят: здесь одни только имена, и нет ничего полезного. Что говоришь ты? Бог вещает, а ты смеешь говорить, что в сказанном нет ничего полезного? Если ты увидишь одну только простую надпись, то, скажи мне, не остановишься ли ты на ней со вниманием и не станешь ли исследовать заключающегося в ней богатства? Но что я говорю о временах, именах и надписях? Посмотри, какую силу имеет прибавление одной только буквы, и перестань пренебрегать целыми именами. Патриарх наш Авраам (действительно он принадлежит нам, нежели иудеям) сперва назывался Аврамом, что в переводе значит: «странник»¹; а потом, будучи переименован в Авраама, стал «отцом всех народов»; прибавление одной буквы доставило праведнику такое преимущество. Как цари своим наместникам дают золотые таблицы в знак власти, так и Бог тогда придал праведнику эту букву в знак чести. 3. Впрочем, об именах я скажу в другое время; а теперь нужно сказать о том, как полезно знать времена событий, и как вредно не знать их. И, во-первых, докажу это житейскими делами. Договоры и записи о браках, о долгах и о других обязательствах не имеют никакой силы, если в них не будет написано вверху времени консульства. Оно дает им силу; оно предотвращает споры; оно избавляет от судилищ и делает врагов друзьями. Потому те, которые пишут их, в заглавии бумаг, выставляют консульство, как свечу на светильнике, чтобы оно было видно всем подчиненным. Если ты уничтожишь это, то отнимешь свет, и исполнишь все мрака и великого смятения. Потому всякое дело об отдаче и получении, и с друзьями, и со врагами, и с рабами, и с попечителями, и с управителями, требует этого удостоверения, и всегда мы прописываем внизу и месяцы, и годы, и дни. Если же в делах житейских эта заметка имеет такую силу, то в делах духовных она гораздо важнее и полезнее. В пророчествах она показывает, что они — пророчества. Пророчество есть не что иное, как предсказание будущих событий. Поэтому кто не знает времени, к которому относится сказанное или случившееся, тот как может доказать спорящему достоинство пророчества? Отсюда у нас борьба и победа над язычниками, когда мы доказываем, что наше учение древнее того, которое у них. Отсюда у нас доказательства истины и против иудеев, — против жалких и несчастных иудеев, которые по незнанию времени впали в величайшее заблуждение. Если бы они слушали слова патриарха: «не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов» (Быт. 49:10), и если бы внимательно исследовали времена Его пришествия, то не отпали бы от Христа и не предались бы антихристу, как и сам Христос, внушая им это, сказал: «Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете» (Ин. 5:43). Видишь ли, какое произошло падете от незнания времен? Не пренебрегай же такою пользою. Как на полях межи и столбы не позволяют смешивать пашни, так времена и годы не позволяют смешивать одни события с другими, но, отделяя их друг от друга и располагая в надлежащем порядке, избавляют нас от великой запутанности. Итак, нужно сказать вам, кто был этот Озия, когда он царствовал, над кем царствовал, сколько времени продолжалось его царствование, и как он кончил жизнь. Лучше было бы замолчать, потому что необходимо пуститься в беспредельное море исторических повествований. Но тем, которые намерены отправиться в это море, нужно отправляться в путь с пловцами, не с утомленными, а свежими силами. Для того везде на море и существуют пристани и острова, чтобы отдохнул и кормчий, и гребец, один отложив весло, другой, оставив руль. Для того везде на дорогах и придуманы гостиницы и постоялые дворы, чтобы и вьючные животные и путники отдохнули от трудов. Для того и слову учения положено время молчания, чтобы нам и себя не изнурить, и вас не утомить продолжительностью речи. Эти времена знал и Соломон, который говорит: «время молчать, и время говорить» (Еккл. 3:7). Итак пусть будет для нас время молчания, чтобы для учителя² было время глаголания. Наши слова подобны вину, недавно почерпнутому из точила; а его слова подобны вину старому и долго стоявшему, которое доставляет нуждающимся великую пользу и крепость, — так что сегодня повторилось известное евангельское событие: после худшего вина приносится лучшее (Ин. 2:10). И как то вино произошло не из винограда, но произвела его сила Христова, — так и его речь изливает не человеческий ум, а благодать Духа. Если же потоки ее обильны и духовны, то будем принимать их тщательно и хранить бережливо, чтобы, постоянно орошаясь ими, мы могли приносить зрелые плоды дарующему их Богу, которому подобает всякая слава и честь с Единородным Его Сыном и Всесвятым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

На первую³ Паралипоменон 1. Благословен Бог: и в наш век произрасли мученики и мы удостоились видеть людей, закалаемых за Христа, — людей, проливающих святую кровь, которая орошает всю Церковь, проливающих кровь, страшную для бесов, вожделенную для ангелов, спасительную для нас. Мы удостоились видеть людей, ратующих за благочестие, побеждающих, увенчиваемых; и удостоились не только видеть, но и принять самые тела этих подвижников; и мы теперь имеем у себя этих венценосцев. Впрочем речь о мучениках теперь мы предоставляем ревнителю мучеников, нашему общему учителю; а сами будем говорить вам теперь об Озии, чтобы уплатить наш старый долг и удовлетворить давнему томительному желанию — слышать об этом. Я хорошо знаю, что каждый из вас томится желанием слышать о тех событиях; и мы продлили это томление, не из желания увеличить вашу скорбь, но стараясь усилить желание, чтобы наше угощение показалось вам приятнее. Когда богатые предлагают угощение и принимают сытых гостей, то они могут возбудить в них аппетит драгоценностью приготовленного; а трапеза бедных ни от чего так не оказывается блистательною, как если приступающие к ней будут голодными. Кто же был Озия, чей он потомок, чей царь, сколько времени царствовал, что сделал хорошего, в чем погрешил и как окончил жизнь? Обо всем этом мы скажем вам теперь, или лучше, сколько можно сказать, чтобы множеством сказанного не обременить вашей памяти, как бывает с огнем светильника. Если в него будешь подливать масла к светильне понемногу, то доставишь достаточную пищу огню, а если нальешь вдруг, то погасишь и бывший огонь. Итак, этот Озия был потомок Давида и царь иудейский; царствовал он пятьдесят два года, и сначала был добродетельным, а потом впал в грех. Возмечтав о себе выше собственного достоинства, он хотел присвоить власть священства. Таково зло — гордость; она в каждом производит то, что он не знает самого себя, и после многих трудов уничтожает все сокровище добродетели. Прочие грехи обыкновенно происходят от нашей беспечности; а она зарождается в нас, когда мы поступаем правильно. Обыкновенно ничто так не производит гордости, как добрая совесть, если мы не будем внимательны. Потому и Христос, зная, что эта страсть приходит к нам после добрых дел, говорил ученикам: «когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что́ должны были сделать» (Лк. 17:10). Когда будет приступать к вам этот зверь, тогда этими словами, говорит, заприте от него двери. Не сказал: когда исполните все, тогда вы ничего не стоите; но сами вы «говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что́ должны были сделать»; говори, не бойся, не по твоему суду произношу Я приговор. Если ты сам назовешь себя непотребным, то Я увенчаю тебя, как благопотребного. Так и в другом месте Бог говорит: «говори ты, чтоб оправдаться» (Ис. 43:26). В судилищах внешних после обвинения и признания в преступлениях назначается смерть; а в судилище божественном после признания — венец. Потому и Соломон говорил: «не оправдывай себя пред Господом» (Сир. 7:5). Ничего такого не слушал Озия, но вошел в храм, хотел кадить, и священника, который останавливал его, не послушал. Что же Бог? Он поразил Озию проказою на челе, дабы наказать бесстыдное лицо его и научить его, что это было судилище божественное и что не против людей восставал он. Вот что известно об Озии. Теперь проследим это сказание сначала. Я для того предварительно и рассказал вам кратко все случившееся, чтобы вы, слушая сказание Писания об этом, в точности следили за ним. Будьте же внимательны. «И делал он, — говорит Писание, — Озия угодное в очах Господних» (2 Пар. 26:4). Этим оно засвидетельствовало о великой его добродетели. Он не только «делал угодное», но и «в очах Господних», а не на показ людям, как те, которые у иудеев трубили о своей милостыне, искажали во время постов свои лица, совершали молитвы на перекрестках. Что может быть несчастнее таких людей, когда они труды переносят, а всякого воздаяния лишают себя? 2. Что делаешь ты, человек? Одному ты будешь отдавать отчет в делах своих, а другого призываешь в свидетели дел? Одного имеешь судьею, а другого сажаешь зрителем? Не видишь ли, как возницы, — когда весь город сидит вверху на конских ристалищах, — проезжая все пространство поприща, стараются ниспровергнуть колесницы соперников там, где видят сидящего царя, и один глаз его считают важнее столь многих глаз? А ты видишь самого Царя ангелов наблюдающим за твоим течением и, оставив Его, стараешься привлечь взоры подобных тебе рабов? Не потому ли и отходишь ты после тысячи состязаний без венца, после многих подвигов приходишь к Распорядителю подвигов без наград? Но Озия был не таков, «делал он угодное в очах Господних». Как же он после такой праведной жизни поколебался и пал? Этому и я удивляюсь и недоумеваю, или лучше, при этом нет места недоумению, потому что он был человек, существо удобопреклонное к греху и скорое на пороки. И не только это бедственно, но и то, что мы должны проходить путем тесным и узким, под угрожающими с обеих сторон утесами. Если же и удобопреклонность воли и трудность пути содействуют одному и тому же, то не удивляйся падениям. Как на зрелищах те, которые стараются восходить и нисходить по натянутому снизу вверх канату, если немного засмотрятся, то, потеряв равновесие, падают на подмостки и погибают, так и идущие этим путем, если немного будут нерадивы, низвергаются в пропасть. Подлинно, этот путь гораздо более того каната и узок, и крут, и опасен, и гораздо более высок; он оканчивается вверху у самого неба, и тогда шествие становится для нас особенно опасным, когда мы бываем вверху, при самой вершине; стоящие на высоте чувствуют великий страх, и для них остается только одно средство спасения — не обращать взоров вниз, не смотреть на землю; иначе делается сильное головокружение. Потому пророк непрестанно и взывает к нам: «не погуби» (Пс. 56:1), возбуждая нашу душу, предающуюся нерадению, предохраняя и удерживая ее, готовую упасть. Вначале нам нужно небольшое вразумление. Почему? Потому, что каждый человек, даже ленивейший из всех, приступая к делу, показывает сначала великое старание и, с живым усердием и свежими силами, легко принимается за предположенное; но когда мы пройдем большую часть пути, когда усердие наше охладеет, силы наши ослабеют и мы готовы будем пасть, — тогда благовременно является к нам пророк, предлагает нам свое изречение, как бы трость, и говорит: «не погуби». И диавол тогда нападает на нас сильнее. Как плавающие по морю разбойники не тогда нападают на корабли, когда видят их выходящими из пристани (какая им польза потопить пустое судно?), но когда корабли возвращаются с полным грузом, тогда они и употребляют все свои хитрости, так и злой бес, когда видит людей, собравших многое, пост, молитвы, милостыню, целомудрие, и все прочие добродетели, когда видит наш корабль наполненным драгоценными камнями благочестия, тогда и нападает, со всех сторон подкапываясь под сокровище, чтобы потопить судно в самом устье пристани и отпустить нас в ту пристань ни с чем. Потому пророк увещевает всех и говорит: «не погуби». После такого падения уже трудно снова встать: «Егда приидет нечестивый во глубину зол, нерадит» (Притч. 18:3). Падшего в начале мы все прощаем по его неопытности, но тот, кто упал после многих переходов, не легко удостоится прощения или оправдания; такое падение его приписывается нерадению. И не только это бедственно, но и то, что многие соблазняются такими падениями, и поэтому также грех становится непростительным. Зная это, будем слушать пророка и не станем растлевать (жизнь свою) «в конец». Потому и Иезекииль говорит: кто праведен, потом падет согрешив, «не помянутся тому правды его, но во грехе своем умрет» (ср. Иез. 3:20, Иез. 18:24)⁴. И он боялся за конец. И не только этим, но и противным тому он доказывает великую силу. Если будет, говорит он, кто грешен, но потом обратится будет праведен, «жив будет, не умрет» (Иез. 18:21—22)⁵. Видишь, как и здесь показывает он великую заботливость о конце. Чтобы и праведник, надеясь на свою праведность и предавшись беспечности, не погиб, пророк устрашает его концом; чтобы и грешник, отчаявшись после падений, не остался навсегда в своем падшем состоянии, он восстановляет его указанием на конец. Ты, говорит, много согрешил, но не теряй надежды; есть выход, если ты покажешь конец, противоположный началу. Ты, говорит он праведнику, сделал много доброго, но не полагайся на это; случается и падать, если до конца не сохранишь одинакового усердия. Видишь ли, как он истребляет и нерадение в одном, и отчаяние в другом? 3. Ничего такого не слушал Озия, и потому, слишком положившись на себя, пал падением тяжким и неисправимым. Не всякое падение производит в нас одинаковую рану, но одни из грехов заслуживают только порицания, а другие навлекают тягчайшее наказание. Так Павел, укоряя тех, которые на общих вечерях не ожидали братий, говорит: «не хвалю вас» (1 Кор. 11:17). Видишь: этот грех подлежит только порицанию, и укоризна служит для него наказанием. Но не так поступает он, когда говорит о блуде, а как? «Если кто, — говорит, — разорит храм Божий, того покарает Бог» (1 Кор. 3:17}}). Здесь уже не укоризна или порицание, а тягчайшее наказание. Также и Соломон знал различие между грехами; он, сравнивая воровство с прелюбодеянием, говорит так: «Не дивно, аще кто ят будет крадый: крадет бо, да насытит душу свою алчущую: аще же ят будет, воздаст седмерицею, и вся имения своя дав, избавит себе. Прелюбодей же за скудость ума погибель души своей содевает» ({{{Притч. 6:30, 32). И то и другое, говорит, есть грех; но один грех меньше, другой больше; тот находит предлог в бедности, а этот не имеет никакого оправдания. И этот, скажешь, вынуждается естественною потребностью? Но не допускает этого данная человеку жена; она лишает его оправдания. Для того и учрежден брак и законное пользование, чтобы муж не мог говорить ничего подобного. Для того и дана ему помощница жена, чтобы обуздывать беснующуюся природу, чтобы укрощать волны похоти. Потому, как кормчий, допустивший кораблекрушение в пристани, не может иметь никакого оправдания, — так и человек, достигший безопасности чрез брак, и оскорбляющий чужие браки, или похотливо взирающий на какую-нибудь жену, не может иметь никакого оправдания ни пред людьми, ни пред Богом, хотя бы он тысячу раз ссылался на естественное удовольствие. Впрочем, какое может быть удовольствие там, где — страх, беспокойство, опасность и ожидание столь многих бедствий, где предстоят судилища, следствия, гнев судьи, меч, палач, пропасть и казнь? Такой человек трепещет и боится всего: теней, стен и самых камней, как будто они издают звук; он подозревает и опасается всех — слуг, соседей, друзей, врагов, знающих все и не знающих ничего. Но, если угодно, пусть не будет ничего такого, пусть никто не знает о дерзких делах его, кроме его одного и оскорбляемой им женщины; как он перенесет обличения совести, имея всегда при себе этого сильного обличителя? Ведь как от самого себя никто убежать не может, так и от приговора этого суда. Этот суд не подкупается деньгами, не увлекается лестью, потому что он есть суд божественный, внедренный Богом в наши души. Подлинно, «кто же прелюбодействует с женщиною, у того нет ума; тот губит душу свою, кто делает это» (Притч. 6:32). Конечно, и вор не освобождается от наказания и получает воздаяние, но меньшее. Сравнения показывают не противоположность сравниваемых предметов, но, оставляя каждый из них на своем месте, представляют, который из них меньше и который больше. Может быть, вы не поняли сказанного; потому необходимо сказать яснее. Хорошее дело — брак, но лучше его — девство; однако потому, что девство лучше, брак не есть худое дело; он ниже девства, но сам по себе — хорошее дело. Так и здесь: худое дело — воровство, но меньше прелюбодеяния, хотя и само по себе худо. Видишь ли различие между грехами? Посмотрим же, какой грех допустил Озия. «Возгордилось, — говорит Писание, — сердце его» (2 Пар. 26:16). Тяжкая рана; это — гордость, гордость, которая есть источник всех зол. А чтобы тебе скорее понять, как зла эта болезнь, выслушай следующее: прочие грехи ограничиваются нашим естеством, а гордость увлекла и низвергла с неба силу бестелесную; диавола, который прежде не был диаволом, она сделала диаволом. Мы привели бы во свидетели Исаию, который говорит о нем так: «взойду на небо», «буду подобен Всевышнему» (Ис. 14:13—14); но не любящие иносказательных выражений не примут нашего свидетельства; если же мы вместе с ним представим обличителем Павла, то уже никто не станет противоречить. Что же говорит Павел в послании к Тимофею? То, что недавно принявшего проповедь не должно возводить в высокое звание епископства: «не должен быть из новообращенных, — говорит, — чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом» (1 Тим. 3:6), — чтобы он, говорит, согрешив так же, как диавол, не подвергся одному и тому же с ним. 4. И не отсюда только это очевидно, но и из того, что посоветовал злой бес первому из всех людей. Как добрые имеют обычай — советовать ближним то, чрез что сами сделались добрыми, так и злые имеют обычай — внушать ближним то, чрез что сами сделались злыми. Это — один из видов злобы, и утешением в собственном наказании злые считают погибель других. Что же диавол посоветовал Адаму? Допустить мысль, которая превышала собственную природу, — надеяться стать равным Богу. Если это, говорит диавол, низвергло меня с неба, то тем более то же самое извергнет его из рая. Потому и Соломон говорит: «Бог гордым противится» (Притч. 3:34; 1 Пет. 5:5). Не сказал: Бог гордых оставляет, предоставляет самим себе, лишает Своей помощи, но говорит: «противится», — впрочем не в том смысле, будто Богу нужно ополчаться и бороться против гордого. Что может быть слабее гордого? Как лишившийся зрения беззащитен от всякой обиды, так и гордый, который не знает Господа (а «начало гордыни, — говорит Премудрый, — удаление человека от Господа» (Сир. 10:14)), лишившись этого света, легко преодолевается и людьми. Если бы даже он был силен, и тогда Богу не нужно было бы ополчаться против него; Тому, для которого было достаточно одного хотения, чтобы произвесть все, гораздо легче уничтожить все. Для чего же сказано: «противится»? Для того, чтобы показать сильное отвращение Его к гордому. Итак, что гордость есть тяжкая рана, видно как отсюда, так и с других сторон. Если хотите, то с другой стороны мы раскроем и причину, от которой происходит эта рана. Писание, начиная обличать кого-либо, обыкновенно не только высказывает грех его, но доказывает нам и причину греха; оно делает это для того, чтобы предостеречь здоровых от впадения в те же грехи. И врачи, приходя к больным, еще прежде болезней исследуют причины их, чтобы уничтожить зло в самом источнике, так как кто, оставляя корень, подрезывает одни ветви, тот не делает ничего иного, как только трудится напрасно. Где же Писание указывает и на грех и на причину греха? Так, оно обличает живших пред потопом за непристойные связи, и послушай, какую представляет причину: «сыны Божии, — говорит, — увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал» (Быт. 6:2). Что же? Не красота ли причиною греха? Нет; она — дело премудрости Божией; а дело Божие никогда не может быть причиною порока. Или зрение? Нет; и оно — дело природы. Что же? Взгляд порочный, потому что он происходит от развращенной воли. Потому и один премудрый, увещевая, говорит: «отвращай око твое от женщины благообразной и не засматривайся на чужую красоту» (Сир. 9:8). Не сказал: «не смотри», — это случается и само собою, — но: «не засматривайся», говорит, запрещая намеренный взгляд, пытливое зрение, продолжительно-порочное рассматривание, происходящее от развращенной и похотливой души. Но какой, скажешь, отсюда может быть вред? «От нее, — говорит он, — загорается любовь⁶» (Сир. 9:9). Как огонь, касаясь сена или соломы, не медлит, но как скоро коснулся этого вещества, тотчас обращается в яркий пламень, так и огонь похоти, находящейся в нас, когда посредством взгляда очей коснется благовидной и блестящей красоты, тотчас воспламеняет душу. Потому не смотри на временное удовольствие, доставляемое зрением, но взирай на непрестанное мучение

Не однажды навсегда, а также и не беспрерывно блаженные пророки получали откровения видений от Бога, но по частям, сообразно тому, как то угодно было Владыке, и в те времена, в которые хотел делать это Открывающий глубокое и сокровенное и Знающий утаенное. Ибо и свет с Ним есть, как написано (Дан. 2:22). Итак, когда еще жив был Озия, он же и Азария, и занимал престол царства Иерусалимского¹, блаженный пророк Исаия сложил (пророчественные) речи относительно того, что уже указано выше. Озия, он же и Азария, был один из боголюбивейших царей, так как о нем говорится, что он сотвори правое пред очима Божиими (4 Цар. 15:3; сн. 2 Пар. 26:4); однако он не вполне сохранил добрую и непорочную славу благочестия: преодолев, с помощью Божией, соседние народы, совершив весьма многое и достойное удивления (в войнах) против них, он опьянен был такою благоуспешностью в делах и впал в надменность, Он дошел до такой степени самомнения, что восхитил себе власть священнослужения и самозванно приступил к совершению жертвоприношения Богу. Ибо вошедши в Божественный храм, не чрез посредство Левитов или священников хотел приносить жертвы Богу, но приблизившись к самому Божественному жертвеннику, пытался воскурять фимиам вопреки обычаю и закону. И хотя обличаем был от священствовавшего колена, как поступающий нечестиво и покушающийся нарушать закон, однако, надмеваясь славою царского достоинства, присвоил себе и право священнодействия. Но ни во что считая советы священников, он тотчас обличен был Богом; потому что поражен был проказою, которая простерлась до самого чела. Для точного же знания о сказанном должно, думаю, предложить здесь и самые Божественные слова, о нем написанные. Вот эти слова: В лето двадесять седмое Иеровоама царя Израилева воцарися Азариа сын Амессии² царя Иудина: сын шестинадесяти лет бе, егда нача царствовати,и пятьдесят два лета царствова во Иерусалиме: имя же матере его Халиа³ от Иерусалима. И сотвори благочестивое пред очима Господнима по всему, елика сотвори отец его Амессиа. Обаче высоких не разори: еще людие жряху и кадяху на высоких. И коснуся Господь царя, и бысть прокажен до дне смерти своея. Так в книгах Царств (4 Цар. 15:1—5). В книгах же Паралипоменон, как я сказал, читается: И егда укрепися, вознесеся сердце его на пагубу (свою): и обиде Господа Бога своего, и вниде в церковь Господню покадити над олтарем фимиамов. И вниде по нем Азариа священник и с ним священницы Господни осмьдесят, сынове сильнии. И сташа противно Озии царю и рекоша ему: несть твое, озие, да кадиши фимиамом Господеви, но токмо священником сыном Аароним освященным кадити: изыди из святилища, яко отступил еси от господа: и не вменится тебе сие во славу от господа бога. И прогневася озиа, и в руку его кадилница еже кадити во храме: и внегда разъярися он на жерцы Господни, и проказа взыде на чело егоже пред священники в дому господни, на олтари фимиамнем. И обратися к нему Азариа архиерей и священницы, и се, той прокажен на челе своем, и изгнаша его оттуду, ибо и сам тщашеся изыти, яко обличи его Господь. (2 Пар. 26:16—20). А так как данный чрез Моисея закон повелевал совсем высылать прокаженного, как нечистого, из стана, и так как прокаженный осквернял и являл причастным нечистоте и живущего с ним: то Озия, обитавший в Иерусалиме, как бы осквернял чрез сие весь Иерусалим. Поэтому-то и молчал Владыка, не бесчестя чрез то святых пророков, но скорее являя недостойными Его вразумления нечистых живших вместе (с чистыми) вопреки воле законодателя. Ибо так говорит Он в одном месте и блаженному Иезекиилю: и язык твой свяжу, и онемееши, и не будеши им в мужа исправляющего их, понеже дом разгневаяй есть (Иез. 3:26). Итак, Он умолчал хотя и показывая свое негодование; потому что потрясен был Иерусалим и поколебалась вся страна Иудейская. Узнаем же и это из того, что написал пророк Амос, у которого читается так: Словеса Амосова, яже быша в Аккариамех⁴ от Фекуи, яже виде о Иерусалиме во дни Озии царя Иудина и во дни Иеровоама сына Иоасова царя израилева, прежде двою лет труса (Ам. 1:1). Когда же скончался Озия, тогда для Него прекратилось время молчания. И опять стал давать боговидения святым пророкам Бог всяческих. Поэтому-то и говорит пророк Исаия: и бысть в лето, в неже умре Озиа царь, видех Господа Саваофа, седяща на престоле высоце и превознесенне. Что пророк созерцал Сына в славе Бога и Отца, в этом никто не может сомневаться, когда Иоанн ясно пишет о нем: сия же рече Исаиа, егда виде славу Его, и глагола о Нем (Ин. 12:41). Обрати внимание на достоинство боголепного превосходства и на власть над всею тварью. Он восседает на высоком и превознесенном престоле, в избытке увенчанный велелепнейшей славой царского достоинства. А превышние силы, после которых, как говорится, ничего нет выше из сотворенного, стоят вокруг Его, находясь в служебном чине и прославляя Его похвалами. Божественный же престол, думаю, не следует полагать находящимся на пространственной высоте. Это было бы совершенно нелепо и неразумно. Высоко же полагается Божественный престол, поскольку слава Царства Божия умопредставляется как превышающая всякое естество мысленное. Сидение же на нем означает как бы твердость, устойчивость в неизменности благих качеств и пребывание в них.

Видение Исайи в храме Хронология. Принято считать, что Озия умер в 739 г. до н. э. В истории наступил критический момент. В 740—738 гг. до н. э. ассирийский царь Тиглатпаласар III совершал свой первый поход на Запад. Это положило начало широкой военной экспансии, которая в конце концов привела к падению Северного царства, Израиля, разрушению Самарии (наряду со многими другими городами Израиля и Иудеи) и депортации значительной части населения. Ассирийцы стояли на пороге создания великой империи, которая более столетия господствовала на древнем Ближнем Востоке. Более подробную информацию о правлении Озии см. в коммент, ко 2 Пар. 26. Престол. Иерусалимский храм считался «тронным залом» Господа, поэтому помещение сцены видения Исайи в храм вполне закономерно. Подножием Божьего престола служил ковчег Завета с венчающими его крышку херувимами. Разумеется, это был невидимый престол невидимого божества. Более подробную информацию о престолах см. в коммент. ко 2 Пар. 3:10–13; 9:17–19. Края риз Его наполняли весь храм. Слово, переведенное здесь как «края риз», в других местах обозначает декоративную кайму. Одежда, украшенная подобной каймой, служила отличительным признаком священников, знати и царей (см. коммент. к Исх. 28:31–35). Такие же одежды характерны для богов в древней ближневосточной иконографии. Края одежд были украшены вышивкой и бахромой из кистей, длиной 3–4 дюйма. Богов на древнем Ближнем Востоке обычно представляли существами огромного роста. Так, например, на плите у входа в сирийский храм в 'Ain Dara, вырезаны отпечатки следов ног «бога», имеющие более трех футов в длину.

       Вот видение, высочайшее всех видений! Вот слава паче всякой славы и величие превыше всякого величия!

Великое милосердие проявил Господь ко всем людям, дав им созерцать звездный небосвод, дело рук Своих.

Вящую милость оказал Он тем, кого наделил даром видеть мир ангельский, непреходящий и достославный.

Однако величайшую милость явил Он малому числу Своих избранников, которым даровал лицезреть Себя, Господа Саваофа, единого несотворенного и Творца мира горнего и мира

дольнего.

       Но как смертный человек способен видеть бессмертного Бога? Не Сам ли Бог сказал Моисею: 

Человек не может увидеть Меня и остаться в живых (Исх.  33:20)!

Не говорится ли и в Евангелии:

Бога не видел никто никогда (Ин. 1:18)!

        Воистину никто из смертных не может видеть лицо Божие, то есть Божию сущность. Однако по Своему снисхождению и безграничной благости и всемогуществу Бог может показать Себя людям отчасти, причем в некоем образе, доступном человекам. В особом образе и виде являлся Он Моисею, Илии, Даниилу, Иоанну Богослову - не в сущности Своей, но в том или ином частном выражении. 

       Исайя видел Его на престоле высоком и превознесенном, то есть как Судию, восседавшего букв.: возвышенного. — Пер. над всеми земными судьями и судами. Вокруг Него стояли  шестокрылатые Серафимы и взывали друг ко другу и говорили:

«Свят, Свят, Свят Господь Саваоф!» 

       Итак, не одинок Господь, но Царь Он в Своем необозримом Царстве, окруженный самыми возвышенными существами,

которых создала Его сила. Вокруг Него—первые чины небесной иерархии, главные воеводы Его несметных и бессмертных ,горних воинств, первые причастники Его света и нестерпимого Его сияния.

       Се есть досточудное видение Исайи, сына Амосова, пророка Божия.

       Господи Святый, Святый, Святый, Трисвятый, помилуй и спаси нас, нечистых и грешных. Тебе слава и похвала вовеки.

Аминь.

Озии. Царь, скончавшийся в 740 г. до Р.Х.; был поражен проказой (2 Пар. 26,16-21). Господа. Адонай - Властелин. Бог открылся Исайи как Великий Царь. на престоле. Престол Господа в Его земном храме неотделим от Его престола в храме небесном. края риз Его. Края риз Господа наполняли храм, не позволяя Исайи увидеть великолепие Бога во всей полноте. храм. Евр.: "хекал" - "дворец". Исайя говорит о небесном храме Господа. Ср. Пс. 10,4.

В год смерти царя Озии, т. е. 740 г. По преданию, сообщаемому святым Ефремом Сириным, Исаию чрезвычайно опечалила дерзость царя Озии по отношению к храму, куда царь осмелился войти для каждения фимиамом. Пророк облекся во вретище – знак печали – и носил его до самой смерти царя Озии; в год смерти этого царя Исаия и был призван на служение торжественным видением (Твор. святых отцов в р. пер. т. 20 с. 237–238). Евсевий Кесарийский еще прямее говорит, что только со смертью Озии, прогневавшего Бога, пророк мог получить откровение от Бога, Который дотоле за грех царя отвращал Свое лице от народа иудейского (Collectio setecta Ecclesiae Patrum Caillaut 24 р. 28 и 29). Блаженный Феодорит со своей стороны добавляет, что Господь, в частности, прогневался и на самого Исаию, который молчал в то время, когда Озия позволил себе такую дерзость по отношению к храму. Новейшие толкователи (напр., Негельсбах в Lange Bibellwek т. XIV с. 84 и 85) объясняют дело более простым образом, говоря, что Исаия был нужен именно в то время. Почему пророк о своем призвании говорит после пророчеств, помещенных в 1–5 гл.? Очень вероятно, что Исаия хотел в первых пяти главах начертать картину жизни современного ему иудейского народа для того, чтобы его послание вышло вполне ясно мотивированным. Видел Бога Исаия, конечно, не телесными очами, а очами духа, находясь в состоянии пророческого восхищения (экстаза). «Слышит Исаия глас Господень, – говорит святой Василий Великий, слова которого имеют отношение и к видению Исаии, – хотя ничто не ударяло в телесный слух» (Твор. Святых Отцов в р. пер. т. б стр. 253 и 260). «Гoспода» – по евр. величаемому Adonaj = Владыку мира, вселенной.1) Пророк в 5 ст. говорит, что очи его увидали Господа Саваофа (с евр. Владыку воинств, т. е. Бога Отца). Храм, в котором Исаия видел Господа, мог быть как храмом земным, Иерусалимским, и храмом на небе (ср. 3 Цар. 22:19). Так как пророк не объясняет, какой храм он разумеет, естественнее всего видеть в его словах указание на известный всем Иерусалимский храм, тем более, что здесь упоминается о некоторых принадлежностях иерусалимского храма (алтарь кадильный и щипцы ст. 6). Но так как пророк находился в экстазе, то иерусалимский храм представился ему имеющим более широкую вместимость. «Края риз». в переводе с евр. подол мантии. Царь Сущий представляется пророку одетым, подобно царю земному, в длинную в широкую мантию.2)

Говоря о смерти Озии, пророк намекает, что из-за беззакония Озии прекратилось пророчество. В начале царствования Озия пользовался Божьим покровительством и одолевал иноплеменников и соседей-врагов. Возгордившись же от побед, он присвоил себе честь священства и, посягнув войти в святилище Храма, принес курение, которое не имеют права приносить даже священники, ибо только первосвященник может входить во Святая святых. Попытались же его удержать первосвященник Азария и с ним другие священники¹... Итак, здесь указывается на то, что только после смерти Озии пророку было дано это видение.

*** Пророк открыл, что Отец существует, а не какова Его природа. Открывается же Бог в различных образах под различными видами, показывая, что никто не может увидеть Его природу. Одним образом Его видел Авраам, другим – Моисей, по-другому – Михей, который видел Его иначе, чем Даниил. Иезекииль же видел Его еще каким-то другим образом. Божество же не имеет много форм, поскольку оно бесформенно и невидимо, несложно и просто, невидимо и неприступно.