Книга пророка Исаии, Глава 29, стих 15. Толкования стиха

Идет речь о мудрецах, о которых упоминается в предшествующем стихе. Вместо того, чтобы стараться узнать волю Божию относительно судьбы государства, угрожаемого неприятелем, и смиренно внимать пророку, провозвестнику этой воли, они в тайных собраниях придумывали свои планы спасения государства, противные воле Божией. Непростительнее всего с их стороны было убеждение, что они могут поступать в этом случае так, что никто, даже Сам Бог не узнает их потаенных замыслов и не воспрепятствует привести их в исполнение независимо от решения Божия. Такое убеждение свидетельствует о грубом их суеверии и об отсутствии в них страха Божия.

См. ст. 14; горе уклоняющимся от Господа, дела их …во тме… Не якоже ли брение в руках скудельника вменитеся . Этим обличает тех, которые далеки были от страха Божия и замышляли всякое лукавство, не делали же худого только боясь Езекии.

Горе вам, замышляющим во глубине, чтобы скрыть от Господа замысел, дела которых во мраке и которые говорят: кто видит нас и кто знает нас? Этот ваш замысел так же превратен, как если бы глина стала замышлять против горшечника и изделие сказало сделавшему его: ты не сделал меня, и произведение сказало своему мастеру: ты не разумеешь. Эта речь Божия направляется теперь против тех же, о которых выше сказал: погублю мудрость мудрецов и разум разумных отвергну или, как пишет пророк, скрою, которые мудры в самих себе и разумны по собственному взгляду. К ним вполне справедливо можно относить и слова: исчезоша испытающии испытания (Пс. 63:7), тогда как о премудрости Божией написано: аще бо кто будет и совершен в сынех человеческих, отсутствующей Твоей премудрости, нивочтоже вменится (Прем. 9:6). Они думают, что Бог не знает замысла их, потому что дела их находятся во мраке, и говорят: кто видит нас и кто знает нас? Но так же говорят и мудрецы века сего, и учители еретиков, и иудейские фарисеи, что никто не понимает их, не припоминая того, что говорится к Богу: тма не помрачится от Тебе и нощь яко день просветится; и: яко тма ея, тако и свет ея (Пс. 138:12). Обольщенные этим заблуждениемъ Адам и Ева, слыша звук от стоп Бога, ходящаго в раю, скрылись под деревом, в котором было познание добра и зла (Быт. 3:8); также и Каин, говоря: аще изгониши мя днесь, от лица Твоего скрыюся (Быт. 4:14), вследствие подобнаго же безразсудства думал, что Бог не будет знать. Также чрез Амоса говорится о нечестивых и грешниках: аще погрузятся от очию Моею во глубинах морских: то и тамо повелю змиеви, и угрызетъ я (Ам. 9:3). Поэтому хотя бы кто либо был мудр и обладал сильным умом, но если он не имеет мудрости и звания Божия, то мы можем сказать о нем: аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущий: аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий (Пс. 126:1). Сделаем уподобление этому: если Господь не окажет помощи знанию, то напрасно трудится тот, кто считает себя мудрым. Если Господь не будетъ всякою стражею охранять сердца нашего, то напрасно бодрствует тот, кто считает возможным сохранить его своим старанием. Превратен, говорит он, этот ваш замысел, если вы считаете сделавшаго незнающим того, что он сделал, и Творца не знающим своего творения, подобно тому как если бы глина и изделие сказало сделавшему его и своему мастеру: ты не сделал меня или ты не хорошо сделал меня и не понимаешь своего произведения. Это свидетельство в других словах приводит апостол в послании к Римлянам, где он разсуждает о глубине разума Божия и желает опровергнут обвинение со стороны людей: о человече, ты кто еси против отвещаяй Богови? Еда речет здание создавшему е: почто мя сотворил еси тако? Или не имат власти скуделник на бреньи, от тогожде смешения сотворите ов убо сосуд в честь, ов же не в честь? (Рим. 9:20-21). Относительно всего этого следует заметить то правило: евангелисты и апостолы без изменения мыслей переводили с еврейскаго на греческий, как им казалось нужным.

Когда Бог всяческих определяет кому-либо наказание и возмездие, тотчас указывает причины этого и ставит на вид преступления тех, которые подверглись наказанию, дабы видно было, что справедлив и Наказующий все по справедливости. Итак оказал, что по запечатании закона народ иудейский сделается крайне безрассудным, и что по отнятии у него всякого разумения, он пребудет слепым, очевидно, духовно. И тотчас показывает, какие это преступления и за что именно пришлось ему подвергнуться этому. Это — какие были у них против Христа умыслы, несогласные с волею Бога. Сие, думаю, и означает выражение: не Господем. Они думали совещаться про себя тайно, затеять злые предприятия и может быть сказать: кто ны виде? или кто ны уразумеет, яже мы творим. Но они не знали, что от божественного и пречистого ума не может укрыться никакое намерение, никакой злой умысел человека, никакая цель предприятий, хотя бы и случилось совершиться этому во тьме и сокровенно. Так они подкупили предателя Иуду, как бы говоря: свяжем праведнаго, яко непотребен нам есть (Ис. 3:10), предали (Христа) на распятие и, насколько от них зависело, убили Начальника жизни. Но и на восставшего от мертвых они страшно нападали и скрытно делали то, что внушали им нечестие и зависть. Ибо, узнав, что Он воскрес, сребреники довольны даша воином (Мф. 28:12), стражам гроба, дабы они сказали, что ученики Его ночью тайно украли Его. Посему, говорит, горе тем, которые обыкли творить такие советы, не Господем, но скорее как бы о Вельзевуле.

Подобно Ахазу (Ис. 7), и Езекия старался вести политику самостоятельно, не следуя указаниям пророка Исаии и скрывая при этом от него свои замыслы. Прямо и открыто выступить противником пророка он не хотел, так как он уважал пророка, как посланника Божия. Но этим самым он показывал свое непонимание великого значения пророческого служения. Он думал обмануть пророка – как будто бы, по мудрости, он превосходил его! На самом же деле он и его политики могли быть сравнены с глиной, тогда как настоящим горшечником – был пророк Божий. Указывая при этом на нелепость политических замыслов министров царя Езекии, которые признавали возможным не слушаться Бога, пророк сравнивает их с горшком, который отказывается признать в сделавшем его мастере виновника своего бытия, и с художественным произведением, которое не хочет признать ума за сделавшим его художником.