Книга пророка Ионы, Глава 4, стих 3. Толкования стиха

Иона убежден был, что честь его, как пророка, унижена будет в глазах язычников, слышавших угрозу, которая однако оказалась напрасною. Не желая быть свидетелем этого уничижения, малодушный пророк просит Господа взять от него душу, ибо лучше, говорит, умереть, чем жить с тяжелым чувством опозоренной чести.

*** Ион.4:2-3. Молю Тебя, Господи, — не это ли говорил я, когда еще был в стране моей? Поэтому я предварил это бегством в Фарсис. Ибо я знаю, что Ты Бог благий и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый, прощающий зло; и ныне, прошу Тебя, Господи, возьми душу мою от меня, ибо лучше для меня смерть, нежели жизнь. LХХ: О Господи! не это ли говорил я, когда еще был в стране моей? Поэтому я предварил это бегством в Фарсис. Ибо я знаю, что Ты, милосерд и милостив, долготерпелив и многомилостив и сожалеешь о зле; и ныне, Владыко Господи, возьми душу мою от меня, ибо лучше мне умереть, нежели жить. То, что нами переведено чрез «молю» и что LХХ перевели чрез ῶ᾿ δὴ в еврейском тексте выражено чрез «anna», которое, как мне кажется, служит междометием, означающим моление с целью умилостивления. Так как он, говоря в своей молитве, что он справедливо хотел бежать, некоторым образом обвиняет Бога в несправедливости, то он смягчает свои жалобы, начиная их словом, означающим мольбу. Не тоже ли самое, говорит он, было сказано мною, когда я еще был в стране моей? Я знал, что Ты это сделаешь; мне известно было, что Ты милосерд; поэтому я не хотел возвещать о Тебе, как о строгом и беспощадном; поэтому я пожелал бежать в Фарсис, предаться созерцанию и наслаждаться в море века сего спокойствием и бездействием. Я покинул дом свой, оставил наследие свое, удалился из лона Твоего и прибыл сюда. Если бы я стал говорить о Тебе, как о милосердом, милостивом и прощающем зло, то никто не покаялся бы; а если бы стал изображать Тебя беспощадным и только судиею, то, как я знал, это не соответствует Твоей природе. Таким образом, находясь в столь затруднительном положении, я предпочел скорее бежать, нежели вводить кающихся в заблуждение чрез благость или изображать Тебя таким, каким Ты не был. Поэтому возьми, Господи, душу мою, ибо лучше для меня смерть, нежели жизнь. Возьми душу мою, которая скорбит смертельно. Возьми душу мою, ибо я в руки Твои предаю дух мой (Лк. 23:46), потому что лучше для меня смерть, нежели жизнь. Живя, я не мог спасти одного народа, израильского; но умру, — и спасется мир. Исторический смысл этого ясен, и в отношении к пророку это можно понимать, как мы уже часто говорили, в том смысле, что он скорбит и желает умереть вследствие опасения, что обращение многочисленных язычников может привесть Израиля к вечной погибели.

Когда Иона, после своего бегства и примирения Бога с ниневитянами, видел, что угрозы его не переходили в дело,.. он мрачно и беспокойно поддался немощи человеческой природы.

После чего Иона не находил себе другого утешения, кроме обращения к Богу с молитвою: И ныне, Господи, возьми душу мою от меня, ибо лучше мне умереть, нежели жить. Это лучше для тебя, Иона, но Богу неприятно. Своя воля заботится и внимательна только к тому, что для нее безопасно и приятно, и не рассуждает о том, приятно ли это Богу или же нет.

Когда Бог оказал милосердие тем, которые покаянием предотвратили последствия гнева (божественного), и когда истек назначенный срок, после которого должно было совершиться предвозвещенное, а между тем ничего из предсказанного не сбылось; тогда пророк очень опечалился не потому, что город избежал погибели (ибо это свойственно только злому завистнику и меньше всего свойственно святому), но потому, что он казался каким-то лжецом и пустословом, напрасно устрашавшим их и говорившим от своего мышления, а совсем не от уст Божиих, по написанному. Но некоторые думают, что пророк опечалился по каким-нибудь другим не указанным (в библейском тексте) соображениям. После того, как он, говорят, узнал, что Израиль, с призванием стада язычников, совершенно утратит упование на Бога, то, как будто бы уже настало такое время, он пришел в великую скорбь и опечалился о своих единоплеменниках, как бы уже о погибших. Но он сам не дозволяет так понимать это, выразительно говоря, что он убежал в Фарсис (но был пойман укоснивший исполнить посольство) вследствие ясного знания о том, что Он милостив и щедр и каяйся о злобах. Поскольку же ты, говорит, таков, то как-же Ты повелел мне всуе проповедывать им об (угрожающей) погибели? И, как человек, он малодушествует, утверждая, что он говорил эти самые слова и в земле Иудейской, - уже просит себе смерти и как-бы произносит несправедливое осуждение против Промысла. А это - дело опасное и недостойное святой души. Ведь (если ни один благоразумный человек врачей тела но может упрекнуть за то, что они изменяют лекарства сообразно с свойствами ран; то как-же можно осудить всеведущего Бога, Который изобретает врачевание, всегда соответствующее состоянию наших душ и поистине самое полезное? Да, Он есть врач душ, укрощающий неистовство наших страстей то страданиями, то напротив благами милосердия.

Начало IV главы стоит в тесной связи с последними словами предшествующей: «пожалел Бог о бедствии… и не навел» (Ион. 3:10) его на Ниневию; об этом пророк Иона узнал, вероятно, потому, что для города благополучно истек сорокадневный срок, и вот он «сильно огорчился этим и был раздражен» (Ион. 4:1). Что Иона огорчился не иным чем, а именно помилованием язычников – ниневитян, в этом не оставляет сомнения его молитва. В ней он говорит, что случилось то самое, чего он опасался, когда ещё был в своей стране, почему и бежал в Фарсис: «ибо знал, что Ты – Бог благий и милосердный, долготерепеливый и многомилостивый и сожалеешь о бедствии» (2 ст.). Таким образом, пророк Иона в конце книги предстал пред нами таким же, каким мы его видели в начале: не желающим спасения язычникам и даже ропщущим на милостивый о них суд Божий, как будто все знамения прошли для него бесследно и его послушание Иегове не было убеждением его души. Теперь он сознает себя правым в своих мыслях о язычниках, а Бога не по правде к ним милостивым и не будучи в состоянии пережить этого несогласия просить у Бога себе смерти: «и ныне, Господи, возьми душу мою, ибо лучше мне умереть нежели жить» (3 ст.). Этот возврат к национальным еврейским мыслям и чувствам произошел у пророка Ионы, может быть, потому, что он лично в Ниневии увидел всю неизмеримую глубину нравственного развращения язычников, а плодов покаяния или не замечал, или не верил в их искренности и прочности. Как человек впечатлительный и всегда искренний, не умевший ничего делать наполовину, а всякому чувству отдававшийся всецело, Иона выражает свой протест против помилования недостойных, по его мнению, язычников в самой резкой форме. В данном случае он может быть подражал пророку Илии, которого мог знать лично, когда тот тоже просил себе смерти, если Бог не хочет истребить отступивших от Него израильтян (3 Цар. 19:3–14).

Предпочитаю смерть жизни в стыде; стыжусь же и прихожу в смущение, потому что столько людей называют меня лжецом. Но благий Владыка ответствует, и говорит Пророку: