Книга пророка Ионы, Глава 1, стих 5. Толкования стиха

Буря, грозившая кораблю потоплением, привела в страх корабельщиков, т. е. всех бывших на корабле матросов и путешественников. Надежда спастись естественными усилиями поколебалась; погибель казалась неминуемою. Все убедились, что одна божеская помощь может спасти их, и вот, так как все находившиеся на корабле были язычники, каждый обратился с мольбою о спасении к своему богу. Но тщетна была эта мольба, буря не унималась. В корабль проникла вода, он начал тяжелеть. Чтоб сколько-нибудь облегчить его, начали бросать в море сосуды, т. е. кладь, находившуюся в сосудах. Смятение было общее. Один Иона глубоко спал в нижней части корабля. «Сон Ионы, говорить бл. Иероним, был сном не беспечности, но печали». Он переживал душевное состояние, подобное тому, в каком находились ученики Христовы во время гефсиманской Его молитвы. Востав от молитвы и пришед к ученикам, Иисус обрете их спящих от печали (Лк. 22:45). В некоторых случаях печаль производит скорее бессонницу, чем сонливость; но если печаль слишком велика, то действует на человека расслабляющим образом и ввергает в состояние как бы оцепенения, бесчувствия. В подобном состоянии находился Иона. Сильная печаль овладела его душею отчасти вследствие физического утомления от долгого пути до пристани, отчасти от опасения погибнуть на море, наипаче же вследствие начавшегося в нем сознания своей вины пред Господом.

Среди этой грозной борьбы стихий ужас овладел корабельщиками; напрасно бросали они в море вещи, находившияся на корабле, думая тем облегчить его: Пророк своею тяжестью давил корабль сильнее всех других тяжестей. (Таинственно) Дорогие вещи, которые они напрасно, к собственному вреду, выбросили в море, — это Пророки и все Святые — которых отвергла синагога и предала смерти к собственному своему вреду, к собственной своей погибели и погибели народа... В лице Ионы, который спокойно спал на корабле среди страшных смятений природы, таинственно предызображены некоторые обстоятельства из жизни Господа нашего, именно: корабль, по материи своей, знаменует живоносный крест Спасителя, а сон Ионы на корабле — животочивую смерть Господа на кресте. Как во время сна Ионы страшно волновалась природа, по небу ходили тучи, закрывавшия солнце, а на земле разверзались бездны морския: так и во время смерти Господа солнце помрачилось и земля разверзла недра свои.

И устрашились корабельщики, и взывали люди к богу своему, выбрасывали в море вещи, бывшие на корабле, чтобы облегчит его от них. LХХ: И устрашились плывшие на корабле, и взывали каждый к богу своему, и выбрасывали в море вещи, бывшие на корабле, чтобы облегчился корабль. Они полагают, что корабль обременен обычною тяжестью, и не понимают того, что все отягощение его происходит от убегающего пророка. Корабельщики испытывают страх, каждый взывает к своему богу; не зная истины, они знают о провидении, и при религиозном заблуждении знают, что есть нечто, что должно быть чтимо; они выбрасывают тяжести в море, чтобы корабль легче мог плыть по сильным волнам. Но Израиль, наоборот, ни при благоприятных обстоятельствах, ни при бедствиях не хочет знать о Боге и, между тем как Христос плачет о народе, у него глаза остаются сухими. Ион.1:5. Иона же спустился во внутренность корабля и спал крепким сном. LХХ: Иона же спустился во внутренность корабля, и спал, и храпел. Что касается исторического смысла, то здесь изображается беззаботность пророка: ни при буре, ни при опасностях он не смущается и одинаково держит себя как в тихую погоду, так при угрожающем кораблекрушении. Когда другие взывают к богам своим, выбрасывают вещи и каждый употребляет усилия, какие может, он остается настолько спокойным, безмятежным и беззаботным, что спускается во внутренность корабля и спокойно спит. Но можно и так сказать: он сознавал, что чрез свое бегство он согрешил, презрев повеления Господни, и, между тем как другие не знали, он знал, что жестокая буря поднимается именно против него; поэтому он спускается во внутренность корабля и со скорбию скрывается, чтобы не видеть волн, которые поднимались против него, как божественные мстители. Спит же он вследствие не беззаботности, а печали. Ибо и об апостолах мы читаем, что при страдании Господа они, вследствие великой скорби, погрузились в сон (Мф. 26). Если же объяснять это, как образ (in tуро), то сон и глубокое усыпление пророка означает такого человека, который находится в состоянии оцепенения и беспамятства вследствие заблуждения и который не ограничивается тем, что бежит от лица Божия, но, вследствие некоторого рода умопомешательства, помрачившийся ум его не замечает гнева Божия и как бы спит спокойно, обнаруживая свой глубокий сон чрез хранение.

Что же корабельщики при этом? Сотвориша, сказано, изметание сосудов, иже в корабли. Но корабль не облегчался, так как вся тяжесть оставалась еще на нем, т. е. тело пророка, - бремя тяжкое не по существу тела, но по тяжести греха, потому что нет ничего столько тяжкого и неудобоносимого, как грех и непокорность. Поэтому и Захария изобразил его под видом олова (Зах. 5:7), а Давид, описывая существо его, сказал: беззакония моя превзыдоша главу мою, яко бремя тяжкое отяготеша на мне (Пс. 37:5). И Христос к тем, которые жили во многих грехах, взывал: приидите ко Мне вси труждающии и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф. 11:28). Так грех и тогда отягощал корабль и готов был погрузить его в воду; а Иона спал и храпел. Тяжелый это был сон, - не сон удовольствия, но скорби, - не беспечности, но печали, потому что добрые слуги скоро сознают свои грехи, что случилось и с Ионою. Совершив грех, он тогда же познал и тяжесть греха. Таково свойство греха, что он после того, как родится, пробуждает болезни в породившей его душе; не так, как бывает при нашем рождении. Мы, лишь только родимся, прекращаем болезни рождения, а он, коль скоро родится, терзает болезнями породившие его помыслы.
*** Иона восходит на корабль и спит внутри судна, и Слово Божие в течение девяти месяцев в утробе Девы Марии почти спало, соблюдая молчание для людей. Тогда-то в особенности восстала буря диавольской злобы, как это было и с Ионой.

Но беглец не понял, что волны вооружились против него: Иона же спустился во внутренность корабля, лег и крепко заснул. Ничего нет горше и ничего нет опаснее, как непростительная беспечность. Буря продолжала более и более усиливаться, волны свирепствовали, и сгустившиеяся черные тучи сокрыли дневной свет. Мореплаватели в страхе и трепете бегали по палубе: спускали паруса, выбрасывали из корабля тяжелый груз, но ничто не помогало, буря усиливалась и покидала надежда на спасение.

См. ст. 4 Пророческой трезвенности всего бы менее приличествовало нерадение в молитве, когда угрожали опасности и, повидимому, глубокий сон, когда время и тяжелое положение, в котором особенно подобало бы умолять Бога всяческих, призывали к усилиям. Отсюда можно видеть, что сон (пророка) наступил прежде бури. А то, что он пустился на самое дно корабля, указывает на сильную привычку уединяться; ибо святым всегда приятно и желательно избегать роскоши, удаляться от толпы и проводить время в уединении, как и Иеремия говорит: благо есть мужу, егда возмет ярем в юности своей. Сядет на едине, и умолкнет, яко воздвигне на ся (Плач. 3:27-28). И еще он восклицал о множестве непокорных: Господи Боже сил, не седох в сонме их играющих, но бояхся от лица руки Твоея: на едине седях, яко горести исполнихся (Иер. 15:17). Сидеть же наедине, думаю, значит проводить спокойную жизнь, освобождаться от попечения и заботы житейской и не идти вместе с другими, которые возлюбили любострастную и плотоугодливую жизнь. Итак Пророк спал не потому, что пренебрежительно относился к требованиям долга, но потому, как я уже сказал, что он заснул еще прежде начала бури. Кормчий же поспешно будит его, говоря, что ему скорее надо призывать Бога своего, так как находящихся в опасности всегда почти печалит то, если кто-либо оказывается выше страха и несвоевременно предается беспечности.

Каждый взывал к своему богу. Боги–покровители редко бывали космическими божествами, поэтому моряки считали, что бурю вызвали их личные или родовые боги. В Древнем мире, где господствовал политеизм, людям было трудно понять, какой конкретный бог действовал и почему. Члены корабельной команды взывали к своим богам в надежде, что их боги–покровители могут как–то повлиять на другие божества, которые вызвали эту бурю. Они взывали к помощи, но без надлежащего покаяния. Считалось, что чем больше призывов обращалось к богам, тем лучше, поэтому капитан будит спящего Иону, чтобы и он воззвал к своему божеству.

«И устрашились корабельщики и взывали каждый к своему Богу». Корабельщики – не случайные пассажиры корабля, а люди, у которых мореходство было промыслом, с евр. malahijm – гребцы, весельники. Они несомненно были язычники и происходили, вероятно, из финикийских приморских городов. В религии всех вообще приморских жителей видное место занимали боги моря и воды, к ним-то, естественно, корабельщики обращались с молитвой о спасении от бушующих волн. Наряду с этим, они не пренебрегали и естественными средствами спасения: «стали бросать в море кладь с корабля, чтобы облегчить его от нее». «Иона же спустился во внутренность корабля, лег и крепко заснул». Странным представляется поведение пророка: в то время, когда другие на корабле в страхе за свою жизнь молятся о спасении, он идет в трюм и спокойно засыпает. Это произошло оттого, что автор текста в данном месте о последующем моменте сказал раньше предшествующего, употребил оборот υστερον προτερον, как и в 10 ст. и Ион. 4:5. В действительности пророк Иона для отдыха пошел несомненно раньше, чем случилась буря. Утомленный происходившей в нем внутренней борьбой и, может быть, спешным путешествием в Иоппию, успокоившись принятым наконец решением, Иона «крепко заснул». Весь дальнейший рассказ книги до II гл. включительно некоторые толковники понимают, как бывшее пророку сновидение. Однако в тексте нет решительно никаких оснований для этого предположения и историческая достоверность рассказа II-ой гл. засвидетельствована не менее других частей книги. (См. об этом в Введении).