Книга Премудрости Соломона, Глава 2, стих 1. Толкования стиха

CORRUPTION ARISES FROM BAD FAITH. AUGUSTINE: “They are corrupt, they do abominable things, no one does what is right.” Listen to these corrupt people. They in fact “have spoken among themselves, reasoning unsoundly.” Corruption begins with bad faith. From there it passes to depraved habits, later leading to the most violent injustice. This is, in general, the ladder one climbs. What, then, did they say among themselves, thinking badly, “our life is short and sorrowful”? From this mistaken conviction proceeds what the apostle also spoke of: “Let us eat and drink, because tomorrow we die.” But in the book of Wisdom this wantonness is described more thoroughly: “Let us crown ourselves with rosebuds before they wither. Let us leave signs of our enjoyment.” And after this more thorough description of wantonness, what do we read? “Let us kill the poor, just person,” which is as much as to say, “God does not exist.” EXPOSITIONS OF THE PSALMS 52.3.

***

IGNORANT CONCERNING THE FUTURE LIFE. AUGUSTINE: When you say to yourself, “The happiness of this world is false,” though you dare not express it, I nevertheless see in your heart that perhaps you wrinkle up your nose, mockingly, and say to yourself, “Maybe it will go well for me here! What comes after, I don’t know.” And it is not a small thing that you at least say that you do not know, so as to not perhaps also say, “Our life is short and sorrowful, and there is no remedy when a person dies. No one has been known to return from Hades.” At least you say, “I don’t know.” Recognizing one’s ignorance is a step toward knowledge. I speak to you, therefore, as if you were to say to me, “I don’t know what there could be after death. I simply don’t know whether the righteous will be blessed and sinners unhappy, or if both will cease to exist.” Even not knowing, you would nevertheless not have the audacity to say that after death sinners will be blessed and the righteous unhappy. You cannot say, even if you suppose that both will no longer exist, that after death the godless will enjoy a better state and the righteous will suffer. Not even your ignorance can lead you to speak like that. Say, therefore, “I don’t know if after death it will go well for the righteous and badly for the godless, or if both the one and the other will exist insensibly.” SERMON 301.4.3.

Будучи всеведущим и вездесущим, Он накажет всякое зло, ропот и ложь (6 —11). Писатель советует не желать себе смерти, так как это противно цели, с которою Бог все сотворил (12—14). Если же нечестивые и делами и мыслями своими доказывают, что они ищут смерти, то они достойны такой участи (15—16), потому что они смотрят на жизнь, как на случайное, кратковременное явление, имеющее целию только наслаждение (2, 1—9). 

Говорить ли о тех, которые вопрос о приготовлении к смерти думают не разрешить, а уничтожить мыслию о ничтожестве по смерти? Знаю от обличающаго премудраго, что «рекоша в себе помышляющии неправо: самослучайно рождени есмы, и по сем будем якоже не бывше: пепел будет тело, и дух наш разлиется, яко мягкий воздух »(Прем. 2:1-3). Трудно было бы поверить, что есть люди такого образа мыслей, если бы не было известно, что зло для своего существования требует лжи и безумия. Примечательно, как изъясняется Премудрый: «рекоша в себе помышляющии неправо»: эти люди говорят не потому, что убеждены, но потому, что их мысли уклонились от правды и добродетели; они усиливаются обольстительно выразить ложныя мысли, чтобы ими поддержать свои порочныя правила: «да будет нам крепость закон правды: уловим лестию праведнаго, яко бысть нам на обличение помышлений наших» (Прем. 2:11-14). Не хочется говорить о них более. Стыд для человечества, что есть люди, мечтающие быть разумнее других, и мудрствующие неразумнее червя, который приготовляется к смерти устроением себе паутиннаго или шелковаго гроба, не с тем, чтобы в нем исчезнуть, но, чтобы, положив в нем земную жизнь червя, воскреснуть в воздушную жизнь бабочки.
Некоторые, не будучи причастны наглости и безумия отражать мысль о смерти помыслами неверия, думают однако же мало, или совсем не думают о смерти, потому что чрезмерно заняты другими предметами. Таких людей не мало, и не далеко искать их. Это мир. – Пристрастный к чувственным удовольствиям, то ищет удовольствий, то погружается в них, то утомленный от них отдыхает, то вновь ищет их; в сем проходят у него дни и ночи; ему не до того, и душа его не так настроена, чтобы беседовать с неулыбающеюся мыслию о смерти. Если случайно приходит к нему сия мысль: он спешит отогнать ее, не разсуждая, что, если трудно перенесть нечаянное присутствие мысли о смерти, то колико труднее будет перенесть нечаянное присутствие самой смерти, которую отогнать уже не можно будет! Человек, постоянно занимающийся делом, по должности, по охоте, по долгу повиновения, по нужде для пропитания, по корыстолюбию для выгоды и обогащения, обыкновенно живет в своем деле: оно владеет его временем, способностями, силами, мыслями, желаниями. Если он простирает взоры в будущее; то для того, чтобы усмотреть, какой еще предлежит ему труд, и какой новой выгоды можно впредь достигнуть. С Евангельским богачем он строит в будущем «новыя житницы», составляет новые планы земнаго благополучия; и ему не-когда подумать, что, может быть, даже без предварения, котораго удостоен богач Евангельский, «в сию нощь душу» его «истяжут» от него (Лк. 12:20). Раб привычек и суетных обычаев, даже приближаемый к смерти летами, не хочет примечать ея приближения, хотя она почти уже в глазах. Пища и одежда, принимаемыя и отдаваемыя посещения, привычныя увеселения занимают его, как служба и должность; детское занятие игрою составляет для него ежедневный урок. На досуге от сих деятельных досугов он бродит мыслию в мечтательных воспоминаниях прошедшаго, чтобы не коснуться немечтательнаго будущаго, и не встретиться со смертию. Такая невнимательность к смерти к чему может вести, если не к затруднениям при смерти и далее смерти? Если бы нам и не было сказано, что там есть адская бездна и геенский огнь, угрожающие тем, которые в земной жизни не построили себе лествицы к небу: то по самым свойствам души нашей и по опытам в земной жизни, мы могли бы заключить, как опасно прийдти в мир духов, без духовнаго приготовления, с однеми привычками и пристрастиями к земному и чувственному. Душа в том находит удовольствие, и в том живет, к чему прилепились ум и воля: лишение сего есть для нея глад, скорбь, страдание, смерть. Отторжение же ума и воли от одного предмета и прилепление к другому, по порядку природы, не совершается мгновенно. Посему со всякою душею, которая с одними привычками и пристрастиями земными, без духовнаго приготовления, чрез смерть очутится в мире духов, естественно должно происходить подобное тому, что произошло с описанным в Евангелии богачем, который, пoелику до смерти занимался только тем, чтобы услаждать свой язык ястием и питием, то и по смерти не нашел у себя для себя высшей мысли и лучшаго желания, как чтобы прохладить свой язык, но также не нашел и желаемой капли воды. Пришельствующая в незнакомый духовный мир душа мечтает о привычных земных занятиях, жаждет привычных чувственных удовольствий: но их там нет. Напротив того, там есть возвышеннейшие предметы созерцания, чистейшие источники радости и блаженства: но они чужды ея уму и воле. Что же для нея остается? Ея внутренняя пустота, глад, скорбь, страдание, что и составляет ея смерть.

WE THINK AS WE SPEAK TO OURSELVES. FULGENTIUS OF RUSPE: Our thought, which originates and is formed in the memory, is rightly called an interior word. Indeed, what is thought, if not an interior discourse? Thus it is written, “What you speak in your hearts on your bed, reflect on and be silent.” In fact, in the Gospel, when the Lord said to the paralytic he had healed, “Your sins are forgiven you,” Luke the Evangelist adds, “The scribes and the Pharisees began to ask themselves, ‘Who is this who speaks blasphemies? Who can forgive sins, but God alone?’ But Jesus, knowing their thoughts, responded, ‘What are you thinking in your hearts?’” Whereas Luke said, “the scribes and the Pharisees began to ask themselves,” Matthew says, “Then some scribes began to think, ‘This man blasphemes!’ But Jesus, knowing their thoughts, said, ‘Why do you think evil things in your hearts?’” The book of Wisdom also says of some, “They spoke among themselves, reasoning unsoundly.” It is therefore clear that to think is the same as to speak within oneself. Thus, thought is invisible. That is, thoughts are said without the sound of the voice of the body, but they reach another’s hearing only through bodily speech. BOOK TO VICTOR AGAINST THE SERMON OF FASTIDIOSUS THE ARIAN 15.