Иов, Глава 32, стих 5. Толкования стиха

После того, как Иов и друзья его прекратили свои собе­седования, неожидано выступает новый, нигде не поименован­ный доселе, собеседник, Елиус, который в своих речах к Иову почти повторяет упреки, сделанные ему друзьями, и отчасти предупреждает содержание следующих за ними бесед Господа. Такое неожиданное появление Елиуса и содержание его речей да­ют повод некоторым толкователям считать речи Елиуса не­подлинными, или вставкой позднейшаго происхождения, именно на следующих основаниях. Об Елиусе ничего не говорится ни в начале книги, ни п последствии. Речи Елиуса ничего новаго не заключают в себе, и не находятся в связи ни с предыду­щими речами друзей, ни с последующими—Господа; оне даже ослабляют впечатление, производимое сими последними. Если мы пропустим их, то в чтении книги Иова не заметим никакого перерыва или пропуска. Иов ему не отвечает. Речи Елиуса прерываются явлением и речами Господа. Язык речей Елиуса отличен от языка речей Иова и друзей. Цельность и внутреннее единство книги, как поэтическаго сочинения, также заставляют видеть в речах Елиуса вставку. Но все эти предположения вытекают из ложнаго взгляда на книгу Иова, как на поэму. Признавая историческое достоинство книги, мы можем найти более простыя и естественныя объяснения странной повидимому вставки речей Елиуса. Елиус был младший из числа беседую­щих с Иовом и, как он сам объясняет, молчал, потому что считал себя не в праве говорить, когда говорили старшие. Как младший, он может быть не был и другом Иова, и потому не упомянут прежде л после в числе друзей. Догады­ваются, что он как ближайший к дому Иова¹), находился при нем неотлучно, и может быть, даже написал эту книгу, а потому и не упомянул о себе ни в предисловии, пи в после­словии книги. И язык Елиуса нельзя считать языком другого времени: таже жесткость выражений, теже обороты, то сильные и одушевленные, то расплывающиеся и монотонные, как и в других речах. Что касается молчания Иова, на слова Елиуса и прервания речи его явлением Господа: то Иов уже достаточно высказал и доказал свою невинность. При том же Иов дол­жен был сознать, хотя отчасти, справедливость упрека Елиуса в тол, что он дерзновенно требовал суда Всевышняго. Гос­подь делает Иову тот же упрек. Речи Елиуса обвиняют Иова только за эту дерзость, а не высказывают подозрения против невинности Иова, как это сделали друзья его. И так, Едиус явился посредников между Иовом и друзьями. Упрекая Иова в дерзком требовании себе суда от Господа, он заставляет Иова молчать; с другой сторопы, обвиняя друзей за их непра­вильныя подозрения в тайных преступлениях, Елиус еще яснее доказывает им невинность страдальца. Поэтому речь Елиуса не только не может считаться лишнею и неуместною, но оказывается даже необходимою для полноты и стройности целой книги.

Елиус доселе молчал, как младший возрастом. Он ду­мал, что друзья Иова и сам Иов, как старейшие его, гораздо ’ опытнее в понимании судеб Божиих и в определении их значения, и следуя обычаю своего времеви, запрещавшему млад­шим говорить прежде старших и при старших, он только вслушивался в их речь. Но когда он увидел, что друзья Иова, считая Иова преступником, не могли доказать своих об­винений, то воспылал гневом на них и на Иова, и вопреки обычаю решился говорить (32, 1 —5&).

*1 Елиус был сын Варахиила, потомок Вуза, из племени Гама (по слав. от ужичества Арамска). Вуз (слав. Вавкс), второй сын Нахора, брата Авраамова. Рам же, или Арам (но слав. Сир) племянник Вуза от брата его Кемуила (Быт. 22, 21). Есть мление, что Иов также происхо­дил от Нахора.

Обратимся теперь к содержанию высказываний Елиуя, приведенных в 32–37-й главах книги Иова.

Итак, как можно понять из слов самого Елиуя, он достаточно долго молча ожидал завершения спора Иова и его друзей, являясь его свидетелем и в то же время не решаясь в него вступить, ибо испытывал особое почтение ко всем участникам диалога: к тем, кто много старше его годами. Теперь же, когда все умолкли и когда друзьям так и не удалось переспорить Иова, завершившего разговор между ними словами полной убежденности в собственной правоте, Елиуй решается выдвинуть свои собственные аргументы против страдальца. При этом Елиуй испытывает крайнюю степень гнева: как в отношении Иова, который, по собственному убеждению, совершенно праведен пред Господом и, значит, ставит себя выше Бога, так и в отношении друзей, по мнению Елиуя справедливо обвинявших Иова, но толком не сумевших ничего страдальцу возразить и лишь попросту на словах его осудивших:

Когда те три мужа перестали отвечать Иову, потому что он был прав в глазах своих, тогда воспылал гнев Елиуя, сына Варахиилова, Вузитянина из племени Рамова: воспылал гнев его на Иова за то, что он оправдывал себя больше, нежели Бога, а на трех друзей его воспылал гнев его за то, что они не нашли, что отвечать, а между тем обвиняли Иова. Елиуй ждал, пока Иов говорил, потому что они летами были старше его. Когда же Елиуй увидел, что нет ответа в устах тех трех мужей, тогда воспылал гнев его (Иов. 32:1-5).

С точки зрения Златоуста, Елиуя более всего раздражает в предшествовавших речах Иова именно то, что, как ему кажется, Иов «считал себя праведнее Бога». Конечно же, по замечанию святителя Иоанна, Иов не вкладывал подобного смысла в им сказанное. Страдалец, разумеется, не ставил себя выше Бога, отнюдь не почитая себя более совершенным, чем Господь; однако именно так – ошибочным образом – интерпретирует слова Иова Елиуй Святитель Иоанн Златоуст. Commentaire sur Job. Т. II. SC. 348. 32. 2. S. 152. Русский перевод: Библейские комментарии. Книга Иова. С. 196..

Святитель Григорий Великий видит в том, что Елиуй вступает в спор с Иовом сразу же вслед за Елифазом, Вилдадом и Софаром, значимый типологический символ. Он вновь напоминает нам о том, что друзья Иова прообразуют еретиков, а Елиуй – высокомерных и горделивых христиан, надмевающихся собственной ученостью, а также внешне кажущейся безупречной в нравственном отношении жизнью. А ведь из истории Церкви мы знаем, что на смену вражде против Церкви со стороны еретических движений, когда эти движения – будучи побеждаемы – затихают и обессиливаются, очень часто приходит новый (теперь уже внутренний) враг. Этот враг порой может появиться даже из среды прежних защитников веры от угрозы только что поверженной ереси: из числа тех христиан, что никогда не погрешали против догматической истины и даже самоотверженно боролись с еретиками. Такие новые противники Церкви – недостойные своего имени православных христиан гордецы, «воспламененные высокомерием учености», – подтачивают жизнь христианских общин уже изнутри. Внешне они могут казаться искренними, пылкими и талантливыми, оставаясь также и вполне безупречны в отношении своего исповедания веры. Однако такие гордецы, настойчиво привлекая к себе внимание единоверцев и стремясь вызвать у них восхищение своими многообразными способностями, ищут отнюдь не славы Божией, но личной славы в глазах окружающих. По слову святителя Григория, «они правильно считают относительно Бога, но они ищут не Божью славу, а свою собственную». Именно подобных людей и прообразует гордый и самовлюбленный Елиуй, который теперь вступает в спор с типом Церкви – Иовом, приходя на смену прообразовавшим еретиков друзьям страдальца Святитель Григорий Великий. Moralia in Job. XXIII. 11. PL. 76. Col. 258C. Русский перевод: Библейские комментарии. Книга Иова. С. 197..

Итак, Елиуй начинает свою обширную речь: она чрезвычайно многословна (это отмечает святитель Григорий Великий, обвиняющий Елиуя в пустом многоглаголании См.: Там же. XXVI. 14. PL. 76. Col. 356C.), изобилует многочисленными повторами; кроме того, Елиуй здесь еще и крайне агрессивен по отношению к Иову.