Иов, Глава 21, стих 17. Толкования стиха

Заслуживает одобрения Платон, потому что в его «Государстве» См. у Платона: resp. 358с–d выступающий в споре против справедливости просит прощения за свои слова, которых не одобряет: на него была возложена эта роль ради обнаружения истины и ради точности в рассуждениях. Туллию это настолько пришлось по душе, что в своем сочинении «О государстве» он пожелал рассуждать в той же манере См. у Цицерона: гер. 3:8. 
 Намного раньше их Иов первым применил этот прием и посчитал нужным использовать его не ради красноречия, но для доказательства истины, сразу добавив: Угаснет светильник нечестивых, и будут они повергнуты (Иов. 21:17).

Иов утверждает, что такое бывает не часто. 

Иов не ищет уже утешении от своих друзей; он хо­чет только, чтоб они молчали и позволили ему до конца вы­сказать свои жалобы на страдании (21, 1—6). Напрасно они указывают на пример нечестивых, наказываемых после крат­ковременнаго счастия: есть больше примеров таких, что нече­стивые живут и умирают в полном счастии (7—13). Прови­дение они отвергают (14 15); внезапная смерть их не пугает (16—18, по русск. пер.), несчастная участь потомства не безпо­коит их (19—21, русск. п.). Кто же после этого может ука­зывать Богу порядок в распределении между людьми счастия и несчастия (22)? У Бога и нечестивый и праведник умирают одинаковою смертью (23—26). Только друзья Иова думают, что нечестивые должны непременно погибнуть (27.28). Опыт гово­рит, что злодеи как живут счастливо, так и умирают сно- койно (29—33). И потому, заключает Иов, разсуждения их не имеют никакой основательности (34).

Примеч. В этом отделе речей, друзья Иова, от не­определенных подозрений и обвинений Иова в тайных грехах, переходят к определенным обличениям в лицемерии и гордости и, держась своей преж-ней мысли о неизбежности наказания за нечестие, грозят Иову страш­ною гибелью. В свою очередь, Иов с большею и боль­шею сплою высказывает уверенность в своей невинности и свое убеждение в ложности мысли своих друзей, относя счастие и несчастие человека на земле не к нравствен­ности его, а к неисповедимым судьбам Промысла.

В заключительной части своей речи (Иов. 21:17-34) Иов доказывает друзьям, что беззаконники в земной жизни зачастую не испытывают на себе никакой Божественной кары, никакого Господнего наказания за тяжкие грехи и преступления. Совсем недавно Вилдад утверждал, что свет у беззаконного потухнет, и не останется искры от огня его. Померкнет свет в шатре его, и светильник его угаснет над ним (Иов. 18:5-6). Но так ли это? Светильник жизни и благополучия многих беззаконников продолжает гореть очень долго. Да, беззаконник должен быть по справедливости лишен в этой жизни всякой опоры, оказаться носим ветрами земного существования подобно оторвавшейся от своего корня соломинке. Но разве это так? Софар говорил в отношении детей грешника, что сыновья его будут заискивать у нищих (Иов. 20:10), тем самым утверждая, что за грехи родителей несут ответственность и страдают их потомки. Но какое дело беззаконнику до тех наказаний и страданий, что испытывает не он сам, а кто-то другой, пусть даже и его собственные дети? Иов свидетельствует здесь и о том, что пути Промысла Божия для человека вообще непостижимы, ибо в них нет никаких жестких закономерностей: один умирает в мире и благополучии, а другой – в страдании, хотя тот или иной конкретный человек мог заслуживать – по плодам своей земной жизни – совсем иного образа кончины. Тем самым Бог управляет и миром, и людским родом свободно. Кроме того, друзья Иова утверждали неизбежность земного воздаяния от Бога беззаконным; но очень часто Бог щадит злодея именно тогда, когда его следовало бы наказывать. Даже сама кончина беззаконника порой сопровождается внешней славой и выражением почитания ему со стороны тех, кто, окружая его гроб, горько оплакивает грешника, хотя он этого никак не заслуживает. Тем самым рассуждения друзей Иова о воздаянии беззаконникам за их грехи уже здесь, на земле, с точки зрения страдальца являются ложными и пустыми, а потому никак не могут его утешить.

Прежде чем перейти к подробному рассмотрению этой части речи праведника, отмечу важное обстоятельство, на которое читателю книги Иова, безусловно, следует обратить особое внимание: спор между страдальцем и его друзьями на всем протяжении книги Иова касается именно земного, еще прижизненного Божественного воздаяния грешникам и праведникам, а отнюдь не воздаяния посмертного. Речь здесь идет лишь об отрицании Иовом действующей среди живущих неизбежной Божественной справедливости – именно как об обязательном ниспослании от Господа наказаний беззаконникам или наград святым еще до наступления их смертного часа. Друзья Иова, равно как и он сам, совершенно не затрагивают вопроса о посмертном наказании грешников или блаженстве праведников; сама тема такого посмертного существования человеческой души в книге Иова практически не возникает. Они вообще не рассуждают ни о каком «справедливом» райском блаженстве или адском мучении, ибо, как мы понимаем, в ветхозаветную эпоху может идти речь лишь о совместном пребывании душ всех умерших в «шеоле»: в сером и беспросветном аду всеобщей богооставленности – ведь Христос еще в мир не пришел и от этого ада человечество пока что еще не спас.

Иов нигде в своих речениях (как может кому-то ошибочно показаться) не отрицает неизбежности Божественного справедливого посмертного воздаяния человеку; впрочем, не говорит он и о его существовании: именно в соответствии с ветхозаветными представлениями о всеобщем «шеоле». Мы знаем, что самого посмертного бытия души Иов не отрицает (об этом ясно свидетельствует святоотеческая экзегетическая традиция), однако никаких конкретных обстоятельств он в своих речах подробно не затрагивает.

Тем самым о посмертном Божественном воздаянии в книге Иова речь не ведется совсем. О Божественной справедливости или несправедливости и сам Иов, и его друзья рассуждают лишь в отношении земной жизни человека и тех Господних наград и наказаний, что могут посылаться людям за их поступки во время их земного пути.

Впрочем, Иов, как мы помним, неоднократно затрагивает и другую – эсхатологическую – тему, которая (в отличие от темы посмертного существования) все же связана для него с образом грядущего всеобщего справедливого Божественного воздаяния. Тема эта – воскресение из мертвых людского рода, последствия которого он безусловно воспринимает как состояние будущего блаженства праведных, их вечного богообщения и боговидения (ср.: Иов. 19:25-27). Но вместе с тем все то, что произойдет с душами умерших непосредственно за порогом их земного существования и до самого мига такого воскресения, неизменно зрится Иовом как неизбежная и мрачная, абсолютно не зависящая от характера людских достоинств всеобщая перспектива ада...

Итак, Иова, равно как и друзей, волнует совсем иной вопрос: существует ли справедливое Божественное воздаяние человеку именно в его земной жизни?

Иов вопрошает Елифаза, Вилдада и Софара:

Часто ли угасает светильник у беззаконных, и находит на них беда, и Он дает им в удел страдания во гневе Своем? Они должны быть, как соломинка пред ветром и как плева, уносимая вихрем. Скажешь: Бог бережет для детей его несчастье его. – Пусть воздаст Он ему самому, чтобы он это знал. Пусть его глаза увидят несчастье его, и пусть он сам пьет от гнева Вседержителева. Ибо какая ему забота до дома своего после него, когда число месяцев его кончится? (Иов. 21:17-21).

В связи с данным отрывком святоотеческая традиция достаточно часто возвращается к важной нравственно-догматической теме: к не раз возникающему в Библии вопросу о возможной ответственности детей за грехи родителей. Действительно, слова Иова Скажешь: Бог бережет для детей его несчастье его. – Пусть воздаст Он ему самому, чтобы он это знал (Иов. 21:19) допускают различное – даже противоречивое и противоположное – свое истолкование. Не совсем ясно: то ли Иов здесь прямо отрицает ответственность потомства беззаконных за преступления их предков пред Богом, то ли все же допускает такую ответственность, однако считает ее недостаточной мерой Господнего воздаяния согрешившим родителям, выражающегося лишь в страдании их детей, а не в их личном наказании.

В библейском тексте (помимо этого фрагмента книги Иова) есть еще целый ряд изречений на данную тему, способных свидетельствовать как в пользу идеи Божественного воздаяния детям за грехи отцов, так и явственным образом отрицающих возможность такого воздаяния.

К первой группе текстов прежде всего относятся два отрывка из книги Исход: Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня (Исх. 20:5); и: Господь, Господь, Бог... наказывающий вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода (Исх. 34:6-7). Именно здесь содержится достаточно ясный намек на то, что дети несут ответственность за преступления предков и потому неизбежно испытывают Божественные наказания – по причине грехов родителей.

Вторая группа текстов, как может показаться читателю, противоположная первой по своему смыслу, содержится в ветхозаветных пророческих книгах. Так, например, пророк Иеремия говорит: В те дни уже не будут говорить: «отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина», но каждый будет умирать за свое собственное беззаконие; кто будет есть кислый виноград, у того на зубах и оскомина будет (Иер. 31:29-30). И пророк Иезекииль также провозглашает сходную с Иеремией мысль: И было ко мне слово Господне: зачем вы употребляете в земле Израилевой эту пословицу, говоря: «отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина»? Живу Я! говорит Господь Бог, – не будут вперед говорить пословицу эту в Израиле. Ибо вот, все души – Мои: как душа отца, так и душа сына – Мои: душа согрешающая, та умрет. <...> Душа согрешающая, она умрет; сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается (Иез. 18:1-4:20). Здесь, как видим, ясно утверждается, что дети не несут никакой нравственной вины за прегрешения предков.

Как же разрешает святоотеческая традиция такое видимое библейское противоречие и как она, в связи с этим, интерпретирует рассматриваемый нами сейчас отрывок из книги Иова?

Большинство древних церковных писателей решительно отрицают саму мысль о том, что один человек может нести личную ответственность за грехи, совершенные кем-то другим. Исключение здесь составляет лишь ряд западных авторов, интерпретирующих речение апостола Павла о том, что в Адаме все согрешили (Рим. 5:12), в том смысле, что в момент совершения Адамом первородного греха все мы – весь грядущий родиться человеческий род, – как бы «потенциально» пребывая и предсуществуя в прародителе (ибо всем нам надлежало от него произойти), разделили с ним и личную ответственность за грех всеобщего праотца. Так думал, например, блаженный Августин, утверждавший, что даже новорожденные «младенцы не делами жизни своей, но благодаря общему происхождению человеческого рода от Адама, в нем одном нарушили завет Бога, то есть в нем все согрешили (Рим. 5:12)» Блаженный Августин Гиппонский. De Civitate Dei. XVI. 27. PL. 41. Col. 506. Русский перевод: Блаженный Августин Гиппонский. О Граде Божием. XVI. 27. Т. 4. М., 1994. С. 189–190.. Однако большинство Святых Отцов древности – и прежде всего греческих, восточных – думает иначе, нежели блаженный Августин. Для этих авторов в принципе недопустима мысль о том, что один человек может нести личную ответственность за грех другого человека. Речь может идти только о наследовании нами первородного греха как такового. Что же касается личных грехов, то за них может отвечать перед Богом лишь один их совершивший. Так, святитель Иоанн Златоуст решительно утверждает, что «сын не наказывается за отца» и что «за грехи одного нельзя наказывать другого» Святитель Иоанн Златоуст. In Ioannem. LVI. 1. PG. 59. Col. 306. Русский перевод: Святитель Иоанн Златоуст. Толкование на Евангелие от Иоанна. 56. 1 // Творения. Т. 8. Кн. 1. С. 365–366.. Святитель же Кирилл Александрийский, резко негативно именующий «иудейской» интерпретацию ряда мест Священного Писания, допускающую мысль об ответственности детей за грехи отцов, считает, что иудеи «единственно только невежеству своему... обязаны той мыслью, что будто бы действительно Бог наводит грехи родителей на детей и что Божественный гнев по своей продолжительности простирается даже до третьего и четвертого рода и несправедливо наказывает ничем не согрешивших за то, в чем обвиняются другие» Святитель Кирилл Александрийский. In Joannis Evangelium. VI. 1. PG. 73. Col. 945C. Русский перевод: Святитель Кирилл Александрийский. Толкование на Евангелие от Иоанна. 6. 1 // Творения. Кн. 3. М., 2002. С. 294..

При этом кажущееся противоречие между указанными двумя родами ветхозаветных текстов зачастую разрешается святоотеческой традицией достаточно оригинальным способом. С одной стороны, приведенные фрагменты книги Исход (Исх. 20:5; 34:6–7) соотносятся древними экзегетами с идеей власти над людским родом первородного греха как состояния, в котором пребывало после эдемского преступления все падшее человечество. В этом смысле власть греха отцов над детьми воспринимается как наследственная передача греховной порчи, удобопреклонности ко греху от поколения к поколению – через страстное рождение. С другой стороны, обращенные уже к реальности грядущего Нового Завета пророческие речения о том, что дети не несут личной ответственности за грехи родителей (Иер. 31:29-30; Иез. 18:1-4, 20), зачастую воспринимаются восточными Отцами не только как их уверенность в отсутствии нашей вины за личные грехи предков, но и как свидетельство будущей всеобщей свободы христиан от власти греха как такового (в том числе и греха первородного), даруемой нам через наше вхождение в Церковь и через святое Крещение. Именно в таком их значении интерпретирует рассматриваемые нами слова Иова (Скажешь: Бог бережет для детей его несчастье его. – Пусть воздаст Он ему самому, чтобы он это знал – Иов. 21:19) святитель Григорий Великий, понимая здесь под грехами отцов не столько их личные прегрешения, сколько власть над всеми поколениями людей передающегося от предков к потомкам первородного греха. Вот что он пишет: «Поскольку от родителей нами наследуется первородный грех, то если не освобождаемся благодатью крещения, то несем и грехи родителей, ибо очевидно, что до тех пор мы с ними – одно. Стало быть, Бог будет взыскивать вину отцов с сыновей, ибо по вине родителей из-за первородного греха порче подвергается душа потомков. И с другой стороны, Бог не взыскивает вину отцов с сыновей, ибо, когда мы чрез крещение освобождаемся от первородного греха, мы уже отвечаем не за грехи родителей, а за те, которые сами совершаем» Святитель Григорий Великий. Moralia in Job. XV. 57. PL. 75. Col. 1110С.. Во времена Иова преодоление подобной власти первородного греха над всеми поколениями людей, было еще невозможно, и в этом смысле Иов такую власть допускал, однако ныне – в новозаветную эпоху, когда уже подлинно настали те дни, о которых пророчествовал Иеремия (Иер. 31:29), – каждый грешник гибнет лишь за свое собственное беззаконие (Иер. 31:30), а не за прегрешения своих предков – Адама и Евы.