Книга Екклеcиаста, Глава 3, стих 4. Толкования стиха

Нынешнее же время полно всяких противоположностей – рождения, потом смерти, насаждения растений, потом исторгания, исцелений и убийств, созидания и разрушения, плача и смеха, рыдания и ликования. Ныне собираешь плоды с земли, ныне же и выбрасываешь; и то безумно стремишься к женщине, то чувствуешь отвращение к ней. Сейчас только нашел что-либо и ныне же потерял; только что хранил и тотчас же выбросил; то убивал, то сам убит; говорил, потом замолчал, любил, потом возненавидел. Ибо дела человеческие то борются между собою, то примиряются, и отличаются таким непостоянством, что то, что казалось добрым, в скором времени изменяется в признаваемое всеми дурным.

Время плакати, и время смеятися. Уясняется слово сие евангельским изречением, произнесенным от лица Господа, в котором сказано: «блажени плачущии: яко тии утешатся» (Мф. 5:4). Посему ныне время плакать; а время смеяться предоставлено в уповании; потому что настоящая печаль соделается матерью ожидаемого веселия. Да и кто не в слезах и не в скорби будет проводить всю жизнь свою, если только придет в чувство себя самого, и узнает о себе, что он имел, и что потерял, в каком состоянии естество его было первоначально, и в каком оно в настоящее время? Смерти тогда не было, болезнь не появлялась; мое и твое, – эти лукавые речения в начале не имели и места в жизни. Ибо как были солнце общее, и воздух общий, а прежде всего общая Божия благодать и общее Божие благословение, так право участия во всяком благе всем наравне предлежало, и незнаком был недуг любостяжательности, не было ненависти у имеющих меньше к владетелям большего, даже вовсе не было и этого большего; а сверх сего тьмочисленные качества, которых никто не возможет представить словом, величием своим во много крат превосходили сказанное, разумею: равночестие с Ангелами, дерзновение пред Богом, созерцание премирных благ, возможность и нам украситься неизреченною лепотою блаженного Естества, показывая в себе божественный образ, сияющий красотою души. На место же этого появились в нас лукавый рой страданий, злое гнездо огорчений. Что назовет кто первым из зол житейских? Все одно с другим равноценно, все одно у другого предвосхищает первенство в превосходстве зол, все делается поводом к таким же слезам. Что будет кто оплакивать паче бедственной этой жизни? За что более сетовать на естество? За скромность ли, или многотрудность жизни? За то ли, что слезами она начинается, и слезами оканчивается? За жалкое ли младенчество? За скудоумие ли в старости? За непостоянство ли юности? За обременение ли трудами в совершенном возрасте? За тяготу ли супружества? За одиночество ли в жизни безбрачной? За безчадие ли, не оставляющее по себе корня? За то ли, что богатство возбуждает зависть, а нищета мучительна? Умалчиваю о множестве всякого вида разностей в болезнях, о потере членов, об увечьях, о загноениях, об утрате деятельности в чувствилищах, о помешательстве ума от бесов, о всех страданиях, сколько их заключает в себе естество, и каким подвергнуть каждого из людей есть в естестве возможность. А это неистовство любовной страсти, эту зловонную тину; в которой вращается бешеная сия страсть, прохожу мимо; не говорю о сопряженной с пищею неприятности по причине извержения, чтобы не подать вида, будто бы словом сим во всем позорю жизнь, представляя естество наше каким то производителем гноя. Оставляя все это и подобное тому, скажу, что для чувствительных наиболее достойно слез известное всем, а именно, что по миновании этой тени подобной жизни ожидает нас «некое чаяние суда, и огня ревность поясти хотящаго сопротивныя» (Евр. 10:27). Посему, кто так и подобно сему рассуждает; тот не будет ли всю жизнь проводить в слезах? Итак ныне пусть будет время подумать о сем. Ибо следствием скорбей настоящей жизни, как и естественно, соделается то, что не будем погрешать в оной. А когда преуспеем в этом, предоставится нам в уповании обещанная благодать веселия, «упование же, – как говорит Апостол, – не посрамит» (Рим. 5:5). Присовокупляемое Екклезиастом есть как бы повторение прежде сказанного. Ибо, сказав о благовременности слез и смеха, прибавил: «время рыдати, и время ликовати». А это не иное что есть, как усиление того и другого из упомянутых состояний. Чувствительный и от сердца происходящий плачь в Писании называется рыданием. А также и ликование означает усиление веселия, как подобное сему дознаем из Евангелия, в котором сказано: «пискахом вам, и не плясасте: рыдахом вам, и не плакасте» (Лк. 7:32). Так история говорит, что у Израильтян было рыдание во время преставления Моисеева, и что Давид, идя с ковчегом, когда переносил его от иноплеменных, скакал, не в обыкновенном явившись виде. Ибо сказано, что он изглашал стройные песни, ударяя в мусикийское орудие, в лад производил движение ногою, и мерным движением тела обнаруживал внутреннее расположение (2 Цар. 6:14-16). Итак, поелику человек двойствен, то есть, состоит из души и тела, а сообразно с сим двойственна также и жизнь в каждом действии в нас происходящем; то прекрасно будет рыдающим в телесной жизни, если у них много поводов к оплакиванию сей жизни, приуготовить душе стройное ликование. Ибо чем чаще омрачается жизнь печалию, тем паче для души скопляются поводы к веселию. Мрачно смотрит воздержание; потупляет взор смирение; потерпеть ущерб – повод к слезам; предлог к плачу – не иметь равенства с обладающими. Но «смиряяйся вознесется» (Лк. 14:11), борющийся с нищетою увенчается, покрытый струпами, и во всем показывающий жизнь свою достойною слез упокоится на лоне патриарха, где да будем и мы по милосердию спасающего нас Иисуса Христа! Ему слава и держава во веки веков! Аминь.

Поскольку по-разному называют плач, то и смех надлежит так же воспринимать: ибо не одно значение у плача и, в свою очередь, у смеха. Итак, есть смех порицаемый и есть смех достохвальный. И коль скоро разделен смех по двум значениям - как достойный порицания и похвалы, - то необходимо, чтобы таков же был и плач, дабы достохвальному смеху был соответствующий плач, и то же для смеха достопорицаемого. Итак, часто смеется жизнь, предавшая себя наслаждению больше, чем любви к Богу, поскольку смех и боготворит. И так же, как один полагает, что бог - его чрево, другой - что его мошна, так еще кто-то, любитель развлечений, неизбывного острословия и тому подобного, возводит святилища смеху, до такой степени его боготворя, что отправляет ему жертвенное служение. Служит же ему тот, кто преподносит то, что питает и вызывает смех. Конечно же, он достоин порицания. Блажен тот, кто этот смех отвергнет, а предастся противному ему плачу, стяжая который сказал усердный: Каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель мою (Пс. 6:7). Но есть и достохвальный смех, ведь сказано: Бог еще наполнит смехом уста твои (Иов. 8:21), очевидно, не имеющим укоризны. Он равнозначен плоду Духа, радости: ибо плод Духа - любовь, радость, мир (Гал. 5:22). Поэтому смех, имеющий равное значение радости, достохвален. Плач, противоположный этому смеху, и душевное состояние, противоборствующее радости Духа Святого, следует порицать. Ведь именно этот плач был у Иерусалима¹ ... и не помог... но отчего это произошло? Оттого, что не в то время, в которое следовало, этот город принес покаяние, но когда уже было поздно... И вот узнали мы, к чему это возводится: да будет названа жизнь суровая, приличествующая богобоязненным людям, - плачем, смехом же - жизнь разнузданная, предавшая себя наслаждению больше, чем любви к Богу. Те, кто плачут в этой жизни, впоследствии будут наслаждаться смехом, поскольку и блаженство обретут: Блаженны плачущие ныне (Лк. 6:21). А те, кто здесь предавался смеху, взыскуя удовольствий более, чем любил Бога, будут в плаче, когда получат наказание, поскольку про таковых сказано: там будет плач и скрежет зубов². Те же, кто здесь в должной мере плачут покаянным плачем, молятся Богу так: Ты напитал их хлебом слезным, и напоил их слезами в большой мере (Пс. 79:6).

Время плакать, и время смеяться. Теперь время плакать, а в будущем - смеяться; ибо блажены плачущие, потому что они возсмеются (Лк. 6:21). «Время сетовать, и время плясать». Поэтому в Евангелии упрекаются те, коим Господь говорит: «пискахом вам и не плясасте: рыдахом вам и не плакасте» (Лк. 7:32). Нужно плакать теперь, чтобы после иметь возможность плясать в том ликовании, в каком Давид плясал пред Ковчегом Завета, и не угодив этим дочери Саула, более угодил Богу (2 Цар. 6:14-16).

В конце второй главы Екклезиаст подошел к главной причине неосуществимости человеческого стремления к счастью. Между человеческим хотением и его выполнением стоит Некто, Кто может отнять хлеб у одного и дать другому. Теперь, в 3 главе, он углубляется в эту мысль и распространяет ее на всю сферу человеческой жизни. И здесь Екклезиаст находит то же беспрогрессивное круговращение, то же неустранимое влияние законов, и здесь все человеческие желания и предприятия стоят в постоянной зависимости от времени и обстоятельств и, подобно явлениям внешней природы, проходят в строгой последовательности. Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Hephez значит, собственно: склонность, намерение, предприятие. Екклезиаст говорит здесь не о предметах природы, а о деятельности человеческой, о явлениях человеческой жизни, как это видно и из дальнейшего развития мысли. Он хочет сказать, что факты человеческой жизни не суть продукты вполне свободной воли человека, лежат вне пределов его сознательных желаний.

Еще праздник; и еще слышится мне грозное слово Господне: «превращу праздники ваши в жалость, и вся песни ваша в плач» (Амос. 8:10).
Мы воспоминаем ныне, и хотели бы праздновать освобождение сего града от четыредесятидневнаго одержания жестокими врагами. Хотим торжественными песнями славословить Бога избавителя. «Востани, слава моя.., исповемся Тебе в людех, Господи» (Пс. 107:3-4).
Но что град? Что там люди? Не новое ли трудное поприще времени проходят? Несколько сот болящих страждут; многие здравые состраждут болящим; некоторые оплакивают умерших; малодушные связаны страхом; благоразумные не столько, как обыкновенно, свободны, по причине осторожности; человеколюбивые носят в сердце чу

Что же превозможет? «Праздник», или «жалость»? «Песни» торжественныя, или «плачь»? – Ибо трудно согласить и соединить сии противоположности. Почему премудрый Соломон и распределяет оныя на разныя времена. «Время, – говорит, – рыдати, и время ликовати»