Толкование К Римлянам послание ап. Павла, Глава 2: Ориген

Божия суда следует ожидать по истине и верить в него не только в отношении тех, кто совершает перечисленное выше, но и в отношении всех, сделавших каким-либо образом нечто доброе или злое. Однако смысл этого места, видимо, в том, что только Божий суд - суд по истине. Ибо есть поступки, которые на деле дурны, в то время как по намерению - нет. Например, если кто-либо совершит непреднамеренное убийство. Другие поступки бывают хорошими на деле, однако по намерению они дурны - когда, например, кто-либо проявляет милосердие не во исполнение заповеди Божией, а ради похвалы от людей. Есть и такие поступки, в которых, в добром или в дурном, намерение согласуется с делом. А поскольку только Богу возможно познать сердца людей и разгадать тайны души, то только Он один может судить по истине. Однако возникает вопрос: будет ли Он по истине судить тех, кому благодатью крещения отпущены нечестивые дела, или чьи грехи покрыты покаянием, или кому не вменяется грех ради славы мученичества?.. Общепринятое мнение гласит, что за добро не следует карать, а за зло награждать. Например, если человек некогда сделал зло, он, несомненно, был дурным тогда, когда делал зло. Но если он раскаялся в прежде совершенных дурных делах, если обратился душой к добру и добр в своих поступках, речах, мыслях и желаниях, - не кажется ли тебе такой человек добрым и заслуживающим добра? Точно так же и тот, кто обратился от добра ко злу, будет судиться уже не как добрый, каким он был, но как злой, каким является теперь. Ибо добрые или злые дела преходят, но в соответствии со своим качеством придают форму душе того, кто их совершает, и оставляют ее либо доброй, либо злой, предопределяя ее либо к награде, либо к наказанию. Так что будет несправедливым наказать добрую душу за злые дела или злую душу наградить за дела добрые.

Всякому надлежит сначала разобраться со своей собственной совестью, а потом уже обсуждать поступки того, кого он судит. Если бы делалось так, все притязания на церковные должности совершенно исчезли бы, коль скоро считалось бы, что желающие председательствовать над народом должны скорее судить себя, нежели быть судьями для других. Итак, пусть никто не думает, что сможет избежать суда Божия. Ибо говорит пророк: Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? (Пс. 138:7) А поскольку это относится, главным образом, к тем, кто председательствует в судах над народом, сказано также: Время начаться суду с дома Божия (1 Пет. 4:17). И Господь в другом месте говорит: В приближающихся ко Мне освящусь (Лев. 10:3), и так совершилось в Надаве и Авиуде, когда они принесли чуждый, то есть не священный, огонь на алтари Господа (Лев. 10:1-2). Так что суд начинается с сынов, ибо Бог наказывает всякого, кого принимает в число сынов. Но я думаю, что никто, даже если бы мог, не должен желать избежать суда Божия, ибо не прийти на суд Божий - значит не прийти к исправлению, исцелению и восстановлению.

Богатство благости Божией способен познать тот, кто видит, сколько зла люди совершают на земле каждый день и как почти все, уклонившись во зло и став негодными, идут широкой и просторной дорогой погибели, пренебрегая тесным путем жизни (Ср. Мф. 7:13-14). И тем не менее Бог для всех них ежедневно возводит солнце и посылает дождь (Ср. Мф. 5:43). Вглядись, сколько людей всякий день проклинают Бога и посягают языком своим на небеса. Что же говорить об обмане, насилии, преступлениях, святотатстве и прочих злодеяниях? Но всех опережают в преступлениях те, которые судят других, ибо то, что карают в других, совершают сами. Итак, кто пренебрегает благостью Божией, Его кротостью и долготерпением, тот навлекает на себя кару. Кротость же тем отличается от долготерпения, что обращена к тем, кто уклоняется во зло скорее по слабости, нежели злонамеренно, в то время как долготерпение - к тем, кто упорствует в своих преступлениях. Но поскольку Бог все делает согласно мере - как по весу, так и по количеству, - то и Его долготерпение имеет свою меру. Эту меру, должно быть, преступили те, кто погиб во время потопа (Быт. 7:21-22), как и те, кто был истреблен в Содоме небесным огнем (Быт. 19:24-25).

Сердце называется в Писании упорным потому, что душа человеческая, застыв, словно воск, в холоде нечестия, неспособна воспринять оттиск образа Божия. По той же причине в других местах сердце называется грубым, например: Огрубело сердце людей сих (Мф. 13:15). Упорному противополагается мягкое; поэтому в Писании такое сердце названо сердцем плотяным (Иез. 11:19). А грубому противоположно тонкое или нежное; и потому апостол называет духовным человека, который судит обо всем (1 Кор. 2:15). Итак, когда кто-либо знает, что есть добро, но не делает добра по упорству сердца, такого человека называют пренебрегающим всяким добром. Грубость же сердца проявляется в том, что оно не воспринимает тонкого и духовного разумения.
*** Некоторые спрашивают: для чего этот день, о котором мы доискивались выше в писаниях пророков, установлен в конце мира, чтобы все умершие от начала и до скончания века в этот последний день предстали перед судом? Внутренние причины этого, несомненно, скрыты под еще более великими тайнами, а скрывать тайну царя - благое дело (Тов. 12:7). Но ради объяснения скажем об этом, насколько возможно доверить бумаге такие слова. Многие ушедшие из этой жизни оставили после себя семена либо добра, либо зла, из которых для оставшихся людей произрастает либо спасение, либо гибель. Например, семена зла оставили все те, которые были основателями нечестивых и чуждых Богу сект среди философов; или святотатствовали, занимаясь магией или измышляя предписания звезд; или среди нас были основателями ересей и авторами книг, которые содержат нечестивые учения; или стали зачинщиками расколов, соблазнов и раздоров в церквах. С другой стороны, есть апостольские писания, благодаря которым укрепляются вселенские церкви, совершается обращение к Богу и исправление всего мира. Причины всего этого откроются лишь с наступлением конца мира, и потому суд Божий не будет праведным до тех пор, пока не будут явлены достижения и препятствия на пути каждого. О том же, видимо, говорит апостол: Грехи некоторых людей явны и прямо ведут к осуждению, а некоторых открываются впоследствии (1 Тим. 5:24). Что касается того, в действительности ли святые, покинув тела, пребывают с Христом и трудятся ради нас подобно ангелам, которые содействуют нашему спасению, в то время как покинувшие свои тела грешники, напротив, злоумышляют против нас подобно злым ангелам, с которыми они, как говорится, будут ввергнуты в вечный огонь Христом, - это пусть останется среди тайн Божиих и не будет предано бумаге: о «Дне гнева и откровения» достаточно сказанного. Теперь обратимся к праведному суду Божию, на котором каждому воздастся по делам его. И первыми пусть будут осуждены еретики, которые говорят, что души добры или злы по природе. Пусть услышат, что Бог воздаст каждому не по природе его, а по делам. Во-вторых, пусть укрепятся верующие: путь не думают, что им довольно будет веры, но знают, что праведный суд Божий воздаст каждому по делам его. Наконец, когда апостол говорит, что суд Божий праведен, ибо каждому воздастся по делам его, это никоим образом не означает осуждения язычников, если и они сделают нечто доброе и исправятся.

Когда апостол говорит: постоянством в добром деле, он показывает тем самым, что труды и брани не минуют тех, кто хочет творить добро. Потому что наша брань, - утверждает тот же апостол, - не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей (Еф. 6:12), которые противятся всякому доброму делу, и потому постоянство необходимо.

Принимающий эти слова буквально, считает достаточным понять их в соответствии с тем, что было сказано выше: Бог всякому воздает по делам его... Тот же, кто ни одной йоты не считает несущественной в апостольских писаниях, в которых говорит Христос, - тот скажет, что не напрасно апостол употребил такой способ выражения... Апостол не просто сказал: ярость и гнев, чтобы эти слова просто соотнести с вышестоящим словом «воздаст», но написал: ярость и гнев, скорбь и теснота. Отсюда человек духовный и разумеющий, что говорит Дух через Павла, поймет, что апостол сказал так не по неумению, а по божественному научению. Тем самым он хочет показать, что те, которые постоянством в добром деле ищут славы и бессмертия, получат воздаяние от Бога - жизнь вечную. Те же, кто последует за упорствующими и не покоряющимися истине, но предающимися неправде, получат воздаяние не от Бога, чьи дары постоянны и достойны Его, а от последствий собственных дел. Поскольку они творили зло, будут им ярость и гнев, скорбь и теснота, которые они сами собрали на себя.

Поскольку апостол, без сомнения, и в наказании, и в награде первыми ставит иудеев, а затем эллинов, то следует выяснить, кого он имеет в виду под иудеям и кого под эллинами. Если иудеями он называет тех, которые до сих пор пребывают под законом и не пришли ко Христу, а под эллинами - христиан, уверовавших из язычников, тогда слова его противоречили бы всякому смыслу Евангелия... Когда апостол говорит об иудеях и язычниках, то он, насколько я могу понять, разумеет тех и других, еще не уверовавших. Ибо может случиться, что некто из пребывающих под законом, подчиняясь общему убеждению, не верит во Христа, однако, будучи добрым, поступает справедливо, проявляет милосердие, не нарушает целомудрия и воздержания, хранит скромность и кротость и делает всяческие добрые дела. Такой человек не будет иметь жизни вечной, потому что, веруя, не уверовал в единого истинного Бога и в посланного Им Сына Его Иисуса Христа, однако слава дел его, мир и честь не пропадут. Но и эллин, то есть язычник, который, не имея закона, сам себе закон и являет дела закона в сердце своем (Рим. 2:14), который следует побуждениям естественного разума, как мы это часто видим среди язычников, и потому соблюдает справедливость, хранит целомудрие и благоразумие, не нарушает умеренности и скромности, - такой эллин хотя и пребудет чуждым жизни вечной (ибо не уверовал во Христа и не сможет войти в Царство Небесное, не пережив нового рождения водою и духом), однако слава, честь и мир добрых дел его, по словам апостола, не могут пропасть втуне. Если выше, как мы сказали, апостол осуждает язычников за то, что они хотя и познали Бога естественным разумом, однако не прославили Его как Бога (См. Рим. 1:21), то почему нельзя предположить, что он может и должен хвалить тех из язычников, которые, познав Бога, прославили Его как Бога? Думаю, нет сомнения в том, что если кто заслужил осуждение за дурное дело, то за доброе дело он же достоин получить награду. Ибо апостол говорит: Всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое (2 Кор. 5:10).

Если ты все еще сомневаешься, выслушай также Петра, который в Деяниях Апостолов заявил, войдя в дом язычника Корнилия: Истинно познаю, что Бог нелицеприятен, но во всяком месте и во всяком народе исполняющий волю Его угоден Ему (Деян. 10:34-35). Но к нам может быть обращено и то, что говорит Господь в Евангелии: «Всякий, кто уверовал в Меня, не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия» (Ин. 3:18).

Когда апостол говорит, что согрешившие, не имея закона, вне закона и погибнут, возникает вопрос: следует ли понимать то утверждение, что согрешивший в законе по нему и осудится, только применительно к закону Моисея или также применительно к закону Христа и вообще ко всякому человеческому закону, под которым случится жить любому из смертных? Или же тот, кто пребывает вне закона Моисея, хотя бы и жил под каким-либо иным законом, как бы пребывает вне установленного закона и, если согрешит, погибнет? Ведь когда сам апостол Павел говорит, что для чуждых закона он был как чуждый закона, и добавляет: «Хотя я не чужд закона, но подвластен Христу» (1 Кор. 9:21), - он свидетельствует тем самым, что не был под законом Моисея, хотя и был подзаконен. Но вот относится ли это и к так называемым человеческим законам, подлежит отдельному рассмотрению.

Очевидно, о том, что язычники, не имеющие закона, по природе исполняют предписанное законом, говорится не в том смысле, что они соблюдают субботы, новомесячия или жертвоприношения, установленные законом, но в том, что они по природе способны к разумению. Например, что нельзя совершать убийство и прелюбодеяние, красть, лжесвидетельствовать, что нужно почитать отца и мать и так далее (Ср. Исх.20; Втор.5). Может быть, и то, что Бог есть единый Творец всего, тоже вписано в сердца язычников. Однако мне кажется, что вписанное в сердца более согласуется с евангельскими законами, где все соотносится с природным равенством. Ибо что может быть ближе к естественному разумению, чем это: чего не желаешь себе, не делай другому (Ср. Деян. 15:20)? Естественный закон может находиться в согласии с законом Моисея по духу, но не по букве. Ибо что естественного подразумевается, например, в том, чтобы на восьмой день обрезать младенца (Лев. 12:3), или не соединять в одной ткани лен и шерсть (Ср. Лев. 19:19; Втор. 22:11), или в день нового квасного хлеба ничего другого не есть (Ср. Исх. 23:15; Втор. 16:3-4)? Если же мы возразим иудеям и потребуем, чтобы они объяснили нам, что в этих предписаниях полезного, они наверняка ответят, что так принято, потому что так было установлено законодателем. Мы же, разумеющие все это в духовном смысле, считаем поэтому, что оправданию подлежат не те, кто слушает закон, но те, кто исполняет его - исполняет не по букве, чего, в силу невозможности, не может исполнить никто, но по духу, ибо только так и может быть исполнен закон. И коль скоро язычники делают предписанное законом, очевидно, что закон вписан в их сердца Богом. Не чернилами, но Духом Бога живого (2 Кор. 3:3).

Известно, что излишество пищи и неблагоприятное количество и качество ее производят лихорадки, и притом — лихорадки различного рода или продолжительности, смотря по тому, в какой мере допущенное невоздержание подготовило материал и жар для лихорадки, это количество материи, собравшееся вследствие различной неумеренности, и служит причиной или более тяжкой или более слабой болезни. Так, я думаю, и душа собирает в себе множество злых дел и обилие грехов; в надлежащее же время все это собрание зла воспламеняется для наказания и возгорается для мук. Тогда самый ум, или совесть, божественною силою будет воспроизводить в памяти все, некоторые знаки или формы чего ум отпечатлел в себе при совершении грехов, — (будет воспроизводить) все, что сделал гнусного и постыдного, или что совершил нечестивого, и, таким образом, будет видеть пред своими глазами некоторую историю своих преступлений. Тогда сама совесть будет преследовать и бить себя своими собственными рожнами, и сама сделается своею обвинительницею и свидетельницею. По моему мнению, так понимал это и апостол Павел; он говорит: «Между собою помыслом осуждающим или отвещающим, в день, егда судить Бог тайная человеком, по благовествованию моему Иисусом Христом» (Рим. 2:15–16). Из этих слов понятно, что орудия мучения образуются вокруг самой субстанции души, (именно) из гибельных греховных настроений. *** Когда апостол говорит: в сердцах, не следует понимать это так, будто закон написан в телесном органе, именуемом «сердце», ибо каким образом плоть могла бы излучать столько разумных смыслов или содержать в себе столько отделений для памяти? Следует знать, однако, что «сердцем» обычно называют разумную способность души... Поэтому следует рассмотреть, что же представляет собой то, что именуется у апостола совестью, и является ли она какой-то иной субстанцией, нежели сердце или душа. Об этой совести и в другом месте говорится, что она порицает, не порицаясь, и судит людей, сама не будучи осуждаема (Ср. 1 Кор. 10:25-29). Также у Иоанна сказано: «Если совесть наша не укоряет нас, мы исполнены доверия к Богу» (1 Ин. 3:21). И сам Павел говорит в другом месте, что мы «хвалимся свидетельством совести нашей» (2 Кор. 1:12). Итак, поскольку вижу в ней такую свободу, что в добрых делах она всегда радуется и ликует, в дурных же не осуждается, но осуждает и упрека¬ет саму душу, с которой связана, то полагаю, что она есть дух, который, как мы узнали из слов Павла, пребывает с душой как некий наставник, товарищ и правитель, чтобы побуждать ее к доброму, а за прегрешения карать и порицать. Поэтому апостол и говорит: Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? (1 Кор. 2:11)

Кто сомневается в том, что суд Божий будет справедливым, что он будет в присутствии обвинителей, защитников и свидетелей? В этом праведном суде Божием нам, людям, дан пример, чтобы мы не считали возможным правый суд без обвинителя, защитника и свидетелей. Далее, следует рассмотреть, каким образом в тот день, когда Бог будет судить тайные дела людей, помыслы станут обвинять душу или встанут на ее защиту: не те помыслы, которые будут тогда, но те, которые теперь пребывают в нас.

Прежде всего, заметим, что он не говорит: «Если ты иудей», но: Ты называешься иудеем, - ибо не одно и то же быть иудеем и называться им. И сам Павел далее учит, что подлинный иудей «внутренно» обрезан обрезанием, которое в сердце, что он «по духу, а не по букве» соблюдает закон. Ему и похвала не от людей, но от Бога (Рим. 2:29).

Эти же слова могут быть отнесены к еретикам: ведь они называют себя христианами, и многие из них также хвалятся тем, что соблюдают закон, которым они научены быть водителями слепых и учителями младенцев, и разумеют лучшее (Ср. Рим. 2:17-20), что, по их утверждениям, утаили отцы Церкви. Но поскольку они сами крадут Слово Божие и похищают знание о нем при помощи своего извращенного толкования, взамен же вводя другой, прелюбодейный, смысл веры в царские чертоги невесты Христовой - Церкви, то по праву им сказано: Проповедуя не красть, крадешь, и говоря «не прелюбодействуй», прелюбодействуешь.

Следует знать, что апостол говорит это т.е. Рим. 2:17-23 иудеям в ироническом смысле, ибо не следует думать, будто тот, кто действительно изучает закон, и прославляется в Боге, и разумеет лучшее, делает все перечисленное. Приведенное же апостолом свидетельство: Ради вас имя Божие хулится у язычников, взято им из Исаии.

Каково обрезание, которое, по словам апостола, полезно, и какой закон идет на пользу - это, видимо, надо рассмотреть более тщательно, ибо если поймем это, то и сами сможем подвергнуться обрезанию... Если апостол, говоря о пользе обрезания, не имел в виду ничего другого, кроме очищения души и уклонения от пороков (Ср. Рим. 2:29), то зачем он тогда добавляет, что такое обрезание полезно, если соблюдаешь закон? Ведь само обрезание совершается не иначе, как во исполнение закона. Однако следует понять: обрезание означает, что мы не просто отвращаемся от пороков и перестаем делать зло, но также, что творим добро и дела совершенства: это и будет являться исполнением закона. Ибо не в том совершенство, чтобы уклоняться от зла, но в том, чтобы делать добро. Более очевидно об этом учит псалом: Уклоняйся от зла; однако не останавливается на этом, а добавляет: И делай добро..? (Пс. 36:27) Итак, человека можно назвать совершенным не тогда, когда он не делает ничего злого, но когда он совершает нечто доброе. Потому и само обрезание, которое делалось на плоти... совершалось над младенцами на восьмой день (См. Быт. 17:12; Лев. 12:3), когда они еще не могли успеть сделать ничего подобного... Итак, - говорит Павел, - если ты преступник закона, то обрезание твое стало необрезанием. Так и тебе, если ты не совершаешь дел веры и праведности, стремление удерживаться от зла вменится в неверие. Ведь невозможно, чтобы телесное обрезание вновь обратилось в необрезание, так как обрезанная плоть никоим образом не может вновь стать необрезанной. Значит, достойнее и очевиднее следует истолковать слова Павла в том смысле, что воздержание от злых дел, обозначаемое обрезанием, вменяется в нечестие, если не сопровождается делами веры. Но и в Церкви, если кто-нибудь, получив обрезание крещения, становится после того преступником закона Христа, обрезание крещения вменяется ему в необрезание неверия: ведь, как сказано, вера без дел мертва (Иак. 2:26), и участь дурного управителя - та же, что у неверующих... Однако смотри, нельзя ли это место понять и таким образом, что даже после пришествия Христа телесное обрезание, которое совершалось во исполнение закона, приносило исполняющим закон некоторую пользу? Пользу в том смысле, в каком оно сохранялось верующими в начальные времена нашей веры и в каком, по свидетельству Деяний Апостолов, Петр воздерживался от запрещенной законом пищи, а Павел соблюдал правила чистоты (См. Гал. 2:11-12; Деян. 21:18-26)... Следует ли допустить здесь и этот смысл, рассуди ты, читающий. Ибо и сам апостол извлекал пользу из того, что с иудеями был как иудей, и с теми, кто не знает закона, как незнающий закона; и так со всеми, чтобы все получили пользу (Ср. 1 Кор. 9:19-23). Но это не означает, что он оправдывает иудеев в том, в чем не оправдывает уверовавших из язычников, как пишет о том в Послании к Галатам: Если вы обрезываетесь, не будет вам, никакой пользы от Христа (Гал. 5:2). Итак, обрезание ни в чем не принесет пользы тем, кто надеется быть оправданным благодаря ему; однако оно приносило пользу тем, которые думали, что не смогут прийти ко Христу, если им запретят обрезывать сыновей. Ибо вначале многие сохраняли обрезание как признак принадлежности к своему народу, по избытку любви, и если им запрещали обрезание, то это препятствовало им уверовать, так как они не могли обходиться без обрезания. Итак, апостол, видимо, имел в виду этих людей, когда говорил, что не следует закрывать перед ними врата веры.

Это сравнение мы можем приложить к тому, что происходит в Церкви. Например, мы можем назвать необрезанными катехуменов¹ или язычников, а обрезанными - верных, принявших благодать крещения. Итак, если катехумен, еще не обрезанный благодатью омовения, соблюдает закон Христа и хранит заповеди праведности, то разве он, согласно этому сравнению, не осудит того, кто называется верным, но не соблюдает предписанного, а только позорит закон Христа и заповеди?

Итак, плотский иудей соблюдает закон, а доводит его до цели иудей духовный, тот, который скрыто является иудеем. И потому первый становится преступником закона, второй же - судьей преступника.

Следует знать, что в некоторых людях эти две вещи расходятся, в то время как в других они существуют в согласии между собой. Ибо одни начинают с внутреннего человека и от него приходят к внешнему, другие, напротив, идут от внешнего человека к внутреннему. Я хочу сказать следующее: если целомудрие берет начало во внутреннем человеке, то оно, несомненно, придет и ко внешнему. Не может случиться так, чтобы тот, кто раньше не развратничал в своем сердце, стал бы развратничать в теле. Однако отсюда вовсе не следует, что тот, кто в целомудрии отправляется от внешнего человека, придет и к внутреннему воздержанию, и если не развратничал в теле, то не будет развратничать также и в сердце. Соответственно, обрезание внутреннего и внешнего человека следует понимать аллегорически. Когда ни внутренний человек не будет испытывать вожделения в сердце, ни внешний не станет служить этому вожделению в теле, тогда тот, кого апостол называет обрезанным не по плоти, но по духу, и кто дела плоти умерщвляет духом, сможет быть назван обрезанным по плоти.
*** Обрезанный некоторую часть плоти утрачивает, а некоторую сохраняет невредимой. В связи с этим я полагаю, что утраченная плоть - это та, о которой написано: Всякая плоть - трава, и вся красота ее - как цвет полевой (Ис. 40:6). Та же плоть, которая сохраняется и остается невредимой, имеет, по моему разумению, образ той плоти, о которой сказано: Узрит всякая плоть спасение Божие (Ис. 40:5). Дело ушей, которые слышат, решить, какая плоть погибает, а какая узрит Бога; какая после обрезания крайней плоти останется невредимой, в то время как другая увянет, будто цвет полевой.