Толкование К Римлянам послание ап. Павла, Глава 12: Феофан Затворник святитель

Молю... щедротами Божиими. "После длинной беседы о Божием человеколюбии, в которой Павел доказал неизреченную Божию попечительность, несказанную и неисследованную благость, — сею уже самою благостию убеждает он облагодетельствованных Богом явить жизнь, достойную дара. И, будучи столь велик и высок, не отказывается умолять их, умолять не о том, что послужило бы собственно для него, но о том, из чего они могли извлечь для себя пользу. (Апостол дает законы, и скрывает власть, и, прося, предлагает учение.)" (блаженный Феодорит). "И удивительно ли, что не отказывается умолять, когда представляет умоляющим самое милосердие Божие? Поелику от Божиих щедрот, говорит он, излились на вас бесчисленные блага: то устыдитесь, убойтесь оных, потому что самые щедроты сии обращаются к вам с просьбою не обнаруживать в себе ничего их недостойного. И я, говорит Апостол, умоляю вас ими же, теми щедротами, которыми вы спасены. Так желающий пристыдить много облагодетельствованного, обыкновенно, представляет умоляющим самого благодетеля" (святой Златоуст).

И опыты жизни подтверждают, что самое сильное побуждение к богоугодной жизни есть сознание великих Божиих благодеяний, как вообще ко всему роду человеческому, так и в особенности к самому лицу, ревнующему о том. Оно рождает теплое чувство благодарности и возбуждает готовность посвятить Богу все силы свои и все достояние свое. Потому что засеменяет любовь, которая ничего не удерживает для себя, а все приносит в жертву Тому, Которого возлюбила душа.

Представите телеса ваша жертву живу. Уже учил он сему прежде, говоря: да не царствует грех в мертвеннем вашем теле, во еже послушати его в похотех его: ниже представляйте уды ваша оружия неправды греху: но представляйте себе Богови, яко от мертвых живых (ср.: Рим. 6:12-13). И несколько ниже: человеческо глаголю, за немощь плоти вашея: якоже представисте уды ваша рабы нечистоте, и беззаконию в беззаконие: тако ныне представите уды ваша рабы правде во святыню (ср.: Рим. 6:19). Тут подробно изображено, как из тел наших можем мы и должны представлять Богу жертву, именно — не слушать их в похотех их, не отдавать членов своих в орудие греху, но предавать их в орудие правды Богови, не делать их рабами нечистоты и греха, но заставлять работать правде во святыню. Святой Златоуст говорит: "спросишь, как тело может быть жертвою? Глаз, не смотри ни на что худое; и он стал жертвою. Язык, не произноси ничего срамного; и он стал приношением. Рука, не делай ничего беззаконного; и она стала всесожжением. Но и сего недостаточно, — мы должны делать добро: пусть рука раздает милостыню, уста благословляют обидящих, слух постоянно упражняется в слушании слова Божия. Жертва есть начаток того, что имеешь. Принесем же Богу начаток рук, ног, уст и всего прочего. — Заметь, какая точность в речениях у Павла. Не сказал он: приготовьте тела свои в жертву, — но: представите. Сим как бы сказал: вы не имеете уже над ними власти, вы отдали их другому. Поставщики боевых коней по поставке не имеют на них права собственности. И ты, поставив члены свои на брань с диаволом, в сие грозное ополчение, не отвлекай их на собственные свои услуги".

Начинает Апостол уроки с того, как относиться должно к телу; потому что греховная жизнь, против которой он вооружает христиан и которая ими оставлена и подсечена в решении противостоять греху, укрепленном благодатию обновления в крещении, преимущественно опирается на плоти, и самоугодие — душа грешности — исключительно почти есть плотоугодие. Почему определивший не поблажать греху с первого шага начинает новую жизнь непощадением тела. Эту необходимость подтверждает святой Павел и освящает словом своим, требуя непрестанную делать из тела своего жертву Богу. Кто держит тело свое как должно, действительно и приносит такую жертву Богу, — всегда распиная плоть свою со страстьми и похотьми (ср.: Гал. 5:24). И тут есть закалание, и закалание для Бога, есть жертва Богу. И именуется сие самоумерщвлением, но не смерть приносящим, а жизнь истинную. Подзаконная жертва умерщвляла живую тварь, а христианская живым оставляет приносимое и жизнь воспламеняет самою жертвою, или самопожрением Богу. Апостол и наименовал сию жертву живою. Святой Златоуст говорит: "поелику сказал: жертву; то, дабы иной не подумал, что велит закалать тела, тотчас присовокупил: живу... В иудейской жертве жертвуемое делалось мертвым; наша жертвуемое делает живым. Когда умертвим члены тела, тогда в состоянии будем жить. Но в этом устав жертвоприношения; потому и род огня необыкновенен. Нет нужды в дровах и в сгораемом веществе; напротив, огонь поддерживается у нас сам собою и не сожигает жертву, а еще оживляет ее. Такой жертвы Бог требовал издревле, почему Пророк и сказал: жертва Богу дух сокрушен (Пс. 50:19). Такую жертву приносили три отрока, говоря: несть князя и пророка, ни места, еже пожрети и обрести милость; но душею сокрушенною и духом смиренным да прияты будем (ср.: Дан. 3:38 — 39)". Сия самая жертва должна быть и свята. Представите... жертву... святу. Святой Златоуст говорит: "при сем Апостол внушает еще и то, что, принося члены свои в жертву, должны мы сделать их неукоризненными; потому что представляем их не земному человеку, но Самому Царю вселенной — Богу, и не для употребления только на брани, но дабы восседал на них Сам Царь. Ибо Господь не гнушается восседать на наших членах; напротив, весьма сего желает, и чего не избрал бы царь, служащий одному с нами Господу, то избирает Владыка Ангелов. И так поелику члены твои должны быть принесены и суть жертва; то отсеки от них всякую скверну. Доколе есть в них что-либо скверное, дотоле не будут они жертвою. Глаз, если он смотрит на предметы, возбуждающие сладострастие, не может быть принесен в жертву; а равно негодны для жертвоприношения — рука хищная и любостяжательная, ноги, храмлющие и входящие в театр, чрево, раболепствующее сластолюбию и возжигающее страсть к удовольствиям, сердце, питающее гнев или нечистую любовь, язык, говорящий срамное. Со всех сторон надобно осмотреть, нет ли в нашем теле чего скверного. Если в Ветхом Завете приносившие жертвы обязаны были всё осматривать, и не позволялось приносить безухого, бесхвостого, в струпьях, в наростах; тем более мы, которые приносим не бессловесных овец, но себя самих, должны наблюдать большую осмотрительность и во всех отношениях быть чистыми. — И мы сделаемся чистыми, если потребим ветхого человека, умертвим земные члены, распнем для себя мир. В таком случае не нужно уже нам будет ни ножа, ни жертвенника, ни огня; или, правильнее говоря, все сие будет нужно, только не руками сделанное: подается нам то свыше, — и огнь свыше, и нож, и широта неба будет для нас жертвенником. Ежели Илия приносил чувственную жертву, и сошедший с неба пламень истребил все — и воду, и дрова, и камни; то тем паче совершится сие с тобою. Ежели и есть в тебе что-нибудь житейское, но приносишь жертву с надлежащим расположением; то снисшедший от Духа огнь потребит сие житейское и все приношение соделает совершенным".

Святая жертва, надо бы полагать, уже и благоугодна Богу; однако ж Апостол счел нужным особо прибавить: представите... жертву... благоугодну Богови. Этим Апостол внушает иметь в деле жертвы надлежащие расположения, как сказал пред сим святой Златоуст, – именно: надобно жертву сию приносить Богу, ничего стороннего не имея в намерении, кроме угождения Богу: ибо возможно, что жертва, чистая по делу, будет нечиста по намерению. Надобно еще, чтобы жертва сия совершаема была в духе веры Христовой, – потому что Сам Христос прошел крестным путем, и что спасения, крестом нам дарованного, нельзя причастным быть иначе, как крестом же, в произволении подъемлемым, — что бывает именно тогда, когда кто из тела своего делает жертву Богу.

Так настроиваться должны вы для того, продолжает Апостол, чтобы в вас совершалось непрестанно словесное служение. — Служение, λατρεία, — служба Богу, богослужение. Служба сия будет словесна, то есть разумна, мысленна, духовна, когда вы будете из тел святых представлять Богу жертву. Что всякий должен совершать такое богослужение, это приемлется не требующим особого доказательства и пояснения. Апостол только указывает верный способ к тому. Приноси Богу в жертву тело, и будешь непрестанно совершать духовную Богу службу, которую обязан совершать. На твоем жертвеннике всегда таким образом будет куриться жертва, и не плотская, хотя тело в ней жрется. Тело станет и жертвою, и храмом, в коем жрец — ум, или дух, — жертву Богу приносит или службу Божию совершает. Святой Златоуст говорит: "что такое словесное служение? Духовное служение. Как служащий и священнодействующий в Божием дому, каков бы ни был в другое время, при служении входит в себя и делается благоговейнейшим; так и мы целую жизнь должны быть в таком расположении духа, как совершающие служение Богу и священнодействующие. А сего достигнешь, ежели каждый день будешь приносить Богу жертвы, соделаешься священником своего тела и душевной добродетели, принося то целомудрие, то милостыню, то кротость и терпение. Исполняя сие, будешь совершать словесное служение, то есть не имеющее ничего телесного, грубого, чувственного".

Дав закон для тела, пишет закон и для души. И не сообразуйтеся веку сему, — то есть духу века сего, не живите по сему духу, не по нему себя образуйте, чтобы никто не мог будто написанным на челе вашем читать: вот человек века сего или мира сего. Но в чем состоит дух века сего? В том, когда всю заботу и попечение имеют лишь о том, как бы получше устроить свое земное благобытие всеми подручными средствами, какие могут быть даны, своими личными способностями и силами, семейством, имением, связями, всем гражданским бытом и порядками его, даже порядками и делами веры и Церкви, и течением всех событий, и близких, и далеких, и зависящих, и не зависящих от нас, — устроить, полагаясь в этом на себя, на свои способы, на людей и тварей, а не на Бога, все правящего, хотя и — Верую, и — Отче наш читают и даже разглагольствуют о промысле Божием и уповании на него. Они помышляют и о Боге, знают, что есть другой мир и другая жизнь, но сердцем живут в сем веке и в том, что дает он, вкуса не имея ни к чему, что выше его, и стремления никакого не испытывая к тому, что не чувственно, не плотяно, не земно. Дух века не означает непременно бесстыдную порочность и необузданную страстность. Он грехолюбив и страстен, и самоугодие в сем составляет неотъемлемую черту его; но явного зла и греха он не терпит, а хочет казаться добропорядочным и честным, скрывая нередко за такою благовидною ширмою грехи иногда до злодейства и страстность даже самую срамную. Но не все чада его таковы. Главное в нем, как в начале сказано, то, что он в веце сем только уповающий есть, земное счастие преследует и своими средствами устроить его напрягается.

В ком качествует такой дух, в том нет ничего христианского, хотя он христианин. Христианство начинается с того момента, когда зарождается в сердце позыв и стремление к небесному, духовному, вечному и Божескому, с отвращением от земного, чувственного, временного и тварного. Дух Христов противоположен духу века сего, и тогда, как сей последний весь на земле и в земном, тот весь на небе и в небесном, в Боге и Божеском, — сие одно любит, сие одно преследует, в сем одном находит вкус. Это не значит, что он, будучи отрешен от всего земного и тварного, ничего уже такого не касается и ничего не имеет в делах своих похожего на дела сынов века. Формы жизни человеческой одинаковы, как там, так и здесь; но дух и направление всего инаковы. Дух Христов не пресекает удовлетворения естественных потребностей человеческих, не гонит непременно из семьи и общества. Он допускает и гражданские службы, и воинствование, и торгование, и научность, и художественность, но все сие обращает в средства к преспеянию в духе, к стяжанию благ неземных, к угождению Богу, изгоняя бесщадно из всего этого лишь то, что противно такому направлению. Бывает, что он иных совсем отрешает от семьи и общества, но это не исключительная его принадлежность, а высшее и совершеннейшее его проявление, в истинном своем виде достояние немногих избранных.

Зарождается такой дух жизни христианской, когда благодать Божия, нашедши вход в сердце человека, пробуждает там страх Божий и растревоживает совесть и чрез них приводит человека к восчувствованию опасности пребывания в духе века сего и в порядках жизни его, далее к раскаянию и перемене направления жизни своей в мыслях, чувствах, желаниях и делах и к решимости жить не по земному, а по небесному, духовному и Божескому. После сего, кто не крещен, крестится; а кто крещен, приемлет Таинство Покаяния и, благодатию Божиею вооружен будучи, в том и другом случае начинает жить не по духу века сего. К таковым и обращает слово свое святой Павел: не сообразуйтеся веку сему. Кто состоит еще под обаянием духа века сего, тому это правило невместимо: и слышит, но не внемлет, и понять его, как должно, не может. Говорит же сие к тем, которые уже прогнали дух века и начали жить по духу Христову, потому что дух века сего обольстителен и снова может увлечь тех, коим по прежней жизни знакомы мутные сласти дел его. Он говорит как бы им: смотрите, не увлек бы вас опять дух века и не стал снова переделывать по-своему, совлекая с неба на землю, от духа в плоть, от Бога к твари. Не слушайте его и не хотите сообразоваться с ним и порядками дел его. Ибо дух века, маня земным благобытием, изобрел такие дела, утехи и блага, из которых, кажется, так и течет рекою счастие. Увлеченные им кружатся в этих его порядках, чая упоиться счастием, и хоть никогда его не вкушают, но чают вкусить впереди. У кого выгнан дух века сего духом Христовым, те извлекаются из сего кружения, крушащего сердце. Но как они всё же вращаются в сопредельности с порядками духа века, то есть опасность: не зацепило бы их снова это кружение и не увлекло бы в прежний круговорот. Апостол и предостерегает: уж это все надо оставить, вам не след вращаться в таких порядках и сообразоваться с ними.

Святой Златоуст, толкуя сие место, от этого старается отвратить своих слушателей, преимущественно изображая призрачность благ века сего. "Образ (дух) века сего прилеплен к земле, низок, кратковременен, в нем нет ничего возвышенного, постоянного, правильного, и все извращено. Посему, если хочешь идти надлежащим путем, то не напечатлевай в себе образа настоящей жизни. В нем ничего нет непременного и твердого; потому и назван образом, как в другом месте Апостол говорит: преходит бо образ мира сего 1 Кор. 7:31. В нем ничего нет постоянного, неподвижного, но все временно; посему и сказал: веку сему, — означая тем кратковременность, словом же: образ — выразил бессущность. Укажешь ли на богатство, славу, телесную красоту, забавы и все прочее, что люди почитают за великое, — все сие есть один образ, а не действительная вещь, явление и личина, а не пребывающая сущность. Но ты не сообразуйся с сим, говорит Апостол, а преобразуйся обновлением ума. Не сказал он: преобразуйся наружно, — но: преобразуйся существенно, — показывая тем, что мир имеет наружный только образ, а добродетели принадлежит не наружный, но истинный, существенный образ, который имеет природную красоту, для которого не нужно наружных притираний и личин, вдруг появляющихся и исчезающих; так как все сие исчезает прежде, нежели появится. Посему, если сорвешь личину, тотчас увидишь настоящий образ. Ничего нет слабее порока, ничто так скоро не стареется".

Но преобразуйтеся обновлением ума вашего. Дух века прогнан со всеми порядками и проявлениями его, воспринят дух Христов. Что далее? Далее предлежит преобразовать себя. Живя по духу века, по его обычаям и правилам, настроиваемся на то всею душою, и образ мыслей у нас мирской или века сего, и склонности с делами и предприятиями таковы же, и вкусы с чувствами и сочувствиями такие же. Восприяв новый дух, предлежит все сие переделать, перенастроить, преобразовать. Новый дух, благодатию Божиею восстановленный и поддерживаемый, есть сила великая. В ком пробудится он, того влечет неудержимо к высшему, неземному, духовному. Но внутренняя жизнь человека, в ком пробуждается сей дух, не вдруг вся перестраивается по нему. Восприята только сила к тому, а для самого преобразования требуется и время, и труд. Вот сие и внушает Апостол, говоря: преобразуйтеся обновлением ума. Ум, или дух, ваш обновлен, то есть, как сказано выше, благодатию Божиею ожил в вас страх Божий и растревожил совесть, и под действием их помощию Божиею вы дошли до решимости оставить жизнь века сего и начать жить по требованиям века иного, решимости, скрепленной благодатию в Таинствах Крещения или Покаяния. Так совершилось в вас обновление ума вашего, или духа. Теперь силою сего обновленного ума, или духа, преобразуйте себя, то есть мысли свои, расположения и склонности свои, чувства и вкусы свои, — всю душу свою. Душа ваша вся обращена была к земле и земному, к веку сему и делам его, — и только тем и занята была, как бы устроить благобытие земное. Сему же она подчиняла и ум, или дух, ваш и содержала его в подъяремном у себя и у века сего положении. Теперь — благодарение Богу! — он высвобожден из сих уз и вступил в права свои; теперь уже не он душе, а душа ему покорствовать будет и перестраиваться по его требованиям. Научите же ее усвоить себе образ здравых словес, чтоб о всем судить и на все смотреть очами духовными, или Божиими, как указано в Божественном откровении; научите ее вкоренять в себе, вместо страстных, святые расположения, или всякого рода добродетели, чтоб добродетели составили неотъемлемый нрав ваш, как прежде составляли его страсти; научите ее воспитать в себе вкусы и сочувствия к духовному, невидимому, небесному и вечному, чтоб сокровище ваше было не в плотяном, осязаемом, земном и преходящем, а в противоположном тому, — а за сокровищем и сердце было уже не здесь, а там. Все же сие не думайте и не надейтеся совершить сами собою, но и это все, и всю участь свою предайте в руки Божии и единственно от Его благодатной помощи ожидайте верного успеха, повесив будто себя на деснице Божией — всемощной.

Для всего сего нет нужды принимать что-либо особенное; но те же обычные всем дела человеческие делать по новому духу. Предлежит какое-либо дело: восстают прежние о нем мысли, — прогони их и прими новые; показываются прежние страстные движения, руководившие им, — пресеки их и пробуди новые движения; раздражается старое чувство самоугодия, сласть находившее в нем и питавшееся им, — подави его и раздражи сочувствие к тому, что есть в деле сем неземного. Так в каждом деле, — и преобразование души будет идти верным путем, действенно и плодоносно. Только обновленный ум, или дух, храни в воспринятом им обновлении.

Но нет человека без греха. Как ни блюдись, — недобрые мысли, чувства, расположения, дела и слова проторгнутся и проторгнутся. От этого ход преобразования души замедляется и самый ум, или дух, слабеет в обновлении. Почему надобно непрестанно обновлять себя покаянием. Покаянность есть неотъемлемая принадлежность нового духа жизни христианской, выражающейся всегдашним содержанием сердца сокрушенного и смиренного. Святой Златоуст говорит: "поелику Павловым слушателям, как людям, было сродно каждый день грешить; то Апостол утешает их, советуя ежедневно обновляться. Как поступаешь с домом, то и дело починивая в нем все обветшавшее, так поступай и с самим с собою. Ты согрешил сегодня? Душа твоя обветшала? Не отчаивайся, не унывай, но обновляй ее покаянием, слезами, исповедию, добрыми делами и никогда не оставляй сего дела".

Во еже искушати вам, что есть воля Божия благая и прочее. — Предлежит обновленным умом преобразовывать себя. По какой норме? По воле Божией. В слове Божием все показано, как это делать. Изучай, усвояй и прилагай у себя к делу, несмотря на противление тому внутри и препоны вовне. Нет лучшего и вернейшего указателя и руководителя. И когда станете вы во всем поступать по воле Божией, тогда самым делом искусите и испытаете, что если хочет кто преобразовать себя по-новому, то не достигнет сего иначе, как действуя по воле Божией. Действие по ней тотчас будет давать плод, явный и ощутительный, и удостоверять делом, сколь воля Божия блага, угодна и совершенна. — У Апостола плодом преобразования себя полагается не познание воли Божией, а испытание и опытное вкушение качеств сей воли, ее благотворного на нас действия. Во еже искушати, εις το δοκιμάζειν. — Δοκιμάζειν — отведывать, вкушать, делом испытывать. Познание воли Божией можно поставлять под условие обновления ума, а не преобразования себя обновленным умом, что уже предполагает познание воли Божией. И действительно, пока не обновлен ум, или дух, пока он весь объят и подавлен духом века сего, до тех пор не может человек познать и понять волю Божию; невнятна она для него, невместима, сколько ни толкуй. Поставляя познание воли Божией в зависимость от обновления ума, святой Златоуст говорит: "спросишь: кто же не знает, в чем состоит воля Божия? Всякий, кто прилеплен к настоящему, кто почитает завидным богатство, а бедность уничижает; кто домогается власти, пристрастен к мирской славе; кто считает себя великим человеком, когда настроил великолепных домов, заготовил пышные гробницы, имеет толпу слуг, водит за собою множество евнухов; такой человек не знает, что для него полезно и в чем состоит воля Божия. Ибо то и другое есть одно и то же: что полезно для нас, того хочет Бог; и чего хочет Бог, то полезно для нас. Итак, чего же хочет Бог? Того, чтобы мы любили нищету, смиренномудрие, презирали славу, жили воздержно, а не роскошно, в скорби, а не в неге, плакали, а не веселились и смеялись, — исполняли всё то, что заповедал нам Бог. Но многие отвращаются сего как зла, а не только не согласны признавать полезным и волею Божиею; и потому не могут никогда даже приближаться к подвигам добродетели. Такие люди, не зная того, что есть добродетель, и восхищаясь пороком, как могут отрешиться от настоящего века?"

При сем святой Златоуст предлагает и другую, полезную в жизни мысль. Полагая возможным под обновлением ума разуметь приобретение здравых о вещах суждений, он учит, что и это хорошо, хотя нет соответствующей тому жизни, хоть и не так живем; но знание должного образумит наконец и приведет к делам должным. "Прежде всего прочего, говорит он, надлежит нам иметь правильное суждение о вещах. Если еще не следуем добродетели, по крайней мере, научимся хвалить ее. Если еще не убегаем порока, по крайней мере, навыкнем порицать худое, дабы хотя суд наш был правый. Держась сего пути, можем приняться и за самые дела. На сей конец и Павел повелевает обновляться, во еже искушати, что есть воля Божия".

В пояснение того, что значит воля Божия — благая и угодная и совершенная, — блаженный Феофилакт сокращенно приводит толкование сих слов, данное Василием Великим, в "Кратких..." его "...правилах", в ответе на 276-й вопрос. Приводим сие место вполне. "Во-первых, надобно искать, что есть благая воля Божия; это прямая заповедь делать что-либо, например: будите милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть (ср.: Лк. 6:36) — или: ходите в любви, якоже и Христос возлюбил есть нас Еф. 5:2 ; потом, когда узнаем благую волю, должно исследовать, угодна ли Богу сия благая воля (в отношении к нам). Ибо иное в особом отношении есть воля Божия, и воля благая; но когда это делается или не тем лицом, или не в то время, как бы надлежало, то не бывает уже благоугодным Богу. Например: была воля Божия и воля благая, чтобы кадили Богу; но не благоугодно было Богу, чтобы делали сие Дафан и Авирон. И еще: есть воля Божия и воля благая, чтобы творили милостыню; но, чтоб делали сие ради прославления от людей, это уже не благоугодно Богу. И еще: была воля Божия и воля благая, чтобы ученики, еже во уши слышали, проповедали на кровех (ср.: Мф. 10:27; но, чтоб говорили о чем-либо (о некоторых вещах) прежде времени, сие не благоугодно было Богу. Ибо говорит: никому же поведите видения сего, дондеже Сын Человеческий из мертвых воскреснет (ср.: Мф. 17:9). И вообще всякая воля Божия благая тогда и благоугодна, когда исполняется в ней сказанное Апостолом: вся во славу Божию творите (1 Кор. 10:31) — и: вся благообразно и по чину да бывают (ср.: 1 Кор. 14:40). Но опять, если на что есть воля Божия, и воля благая, и воля угодная, то и в сем случае должно не беспечности предаваться, но подвизаться и заботиться, чтоб сие было совершенно и без недостатков, в мере как самого дела, так и силы совершающего дело. (Можно прибавить: со всем усердием, вниманием и тщанием; потому что не благоволит Бог к творящему дело Его небрежно.) Ибо сказано: возлюбиши Господа Бога твоего от всея души твоея, и всею силою твоею, и всею крепостию твоею, и всем помышлением твоим: и ближняго своего, яко сам себе (ср.: Лк. 10:27), как и Господь научил в Евангелии от Иоанна: якоже возлюбих вы, да и вы любите себе Ин. 13:34. Да и всякую заповедь люби, как написано (см.: Втор. 6:6). Ибо сказано: блажен раб той, егоже, пришед господин его, обрящет тако творяща Мф. 24:46" (Святитель Василий Великий. Правила, кратко изложенные в вопросах и ответах. Ответ 276).

Желая научить смирению, свое обнаруживает смирение: глаголю бо благодатию, давшеюся мне. Слово мое к вам не мое, но благодать Божия, данная мне, внушает его и понуждает предложить вам. Благодать, данная святому Павлу, есть благодать Апостольства, которая выражалась во власти вязать и решить, — все установлять, предписывать правила и взыскивать за неисполнение их, — и в том, что Апостолам Дух Святой внушал, что кому когда говорить. Едва ли Апостол в приведенных словах имел в виду первую сторону Апостольской благодати; потому что высказывание власти не располагает к смирению, а раздражает сознание и своего достоинства. А скорее, он хотел выразить, что "узаконяет пишемое не он, но действующая чрез него благодать Духа, говоря как бы: я — орудие благодати" (блаженный Феодорит); не стал бы сам докучать вам этим уроком, но понуждает Дух Божий, Коему не могу противиться. Святой Златоуст говорит: "выше сказал: молю щедротами Божиими, — а теперь опять говорит: глаголю благодатию. Заметь смиренномудрие учителя, заметь кротость его сердца! Для таких увещаний и советов он никак не признает достаточными собственных своих слов, но в подтверждение оных ссылается то на милосердие Божие, то на благодать. Не от себя предлагаю я слово, говорит он, но от Бога. И не сказал: убеждаю вас премудростию Божиею, законом Божиим, — но: благодатию, — непрестанно напоминая о благодеяниях, дабы внушить большую благодарность и доказать, что и благодать требует исполнения того, о чем здесь говорится".

Всякому сущему в вас. "Не тому или другому, но всем, — начальнику и подчиненному, рабу и свободному, неученому и мудрецу, женщине и мужчине, юноше и старцу; это общий закон, потому что Господний. Итак, Апостол никого не оскорбляет словом своим; предлагает наставление всем, даже и тем, которые не виновны (в противоположном наставлению пороке), дабы удобнее приняли сие вразумление и исправление виновные" (святой Златоуст).

"И что же говоришь ты, скажи мне? Не мудрствовати паче, еже подобает мудрствовати. Предписывает смиренномудрие, матерь всего доброго, подражая в том своему Учителю. Как Христос, взойдя на гору, дабы предложить нравственную беседу, начал словом о смиренномудрии и такое предложил основание: блажени нищие духом (ср.: Мф. 5:3); так и Павел, от догматических истин переходя к нравственным, хотя преподал урок о добродетели вообще (в 1-м и 2-м стихах), требуя от нас удивительной жертвы, но намереваясь описать добродетели порознь, начинает с смиренномудрия, как бы с главы, и советует не мудрствовати паче, еже подобает мудрствовати, — потому что такова воля Божия" (святой Златоуст).

Не мудрствовати паче, μὴ ϋπερφρονεῖν, — выше меры своей мудрствовать, — мудрствовать или о себе самом, что будет то же, что высокомудрствовать, гордиться своим дарованием, высясь над другими и свысока смотря на них, — или мудрствовать выше меры — загадывать дела не по силам и требовать себе места и должности не по способностям, что будет то же, что — быть притязательным не в меру, честолюбивым, властолюбивым, славолюбивым. Все сие и подобное запрещается одним словом — не мудрствовати паче — знай свою меру и как в мыслях о себе не выходи из нее, так и в замыслах и требованиях своих — не заходи за черту ее. Это и будет: мудрствовати в целомудрии, φρονεῖν εις το σωφρονεῖν, — мудрствовать так, чтоб это значило целомудрствовать. Целомудрие здесь — не добродетель чистоты, а здравомыслие. Σωφρονεῖν – собственно и значит: здравоумствовать, — от: σόος — целый, неповрежденный, здравый — и: φρονεῖν — мудрствовать. — Φρονεῖν — не отвлеченное мудрствование означает, а обдумывание дел, занятий, предприятий. Σωφρονεῖν — будет: уметь обдумывать все сие здраво, благоразумствовать. Апостол одну сторону благоразумия берет, именно не загадывать и не требовать ничего выше своей меры, — как и Спаситель учил притчею о замышляющих строить дом или вести войну. Кто себя и дела свои держит в своей мере, тот целомудрствует или здравомудрствует. Святой Златоуст говорит: "слова сии: φρονεῖν εις то σωφρονεῖν — значат: мы получили силу рассуждения, дабы обращать оную не в высокоумие, но в целомудрие. Не сказал Апостол: думайте о себе смиренно, — но: целомудренно, — разумея здесь под целомудрием не противоположную бесстыдству добродетель и не удаление от распутства, но ум трезвенный и здравый. Ибо иметь здравые мысли называется: σωφροσύνη — целомудрием. Называя смиренномудрие целомудрием (здравомудрием), Апостол показал, что нескромный (несмиренный) не здрав умом, но сумасбродствует, бесчинствует и поступает несмысленнее всякого безумного". "Гордыня есть болезненный образ мыслей" (блаженный Феодорит).

Коемуждо якоже Бог разделил есть меру веры. Какая же мера здравомудрия? Та, чтоб всякий мудрствовал в мере дара, который получил от Бога. Мерою веры назвал здесь Апостол меру дарований, поставляя причину вместо действия, — потому что вера причина дарований, и мера сих определяется мерою той. Феодорит пишет: "Апостол верою назвал здесь благодать. Ибо верою приобретается даяние благодати и по мере веры даются дары благодати. Повелевает же данною благодатию измерять мудрование души". — А святой Златоуст говорит: "поелику многие из римлян и из коринфян по причине духовных дарований впали в высокоумие, то заметь, как Апостол выводит наружу причину сей болезни и понемногу отклоняет оную. Сказав, что должно мудрствовати в целомудрии, — присовокупил: коемуждо якоже Бог разделил есть меру веры, — называя здесь верою духовное дарование! Словом же: разделил, — как утешил получившего меньший дар, так смирил пользующегося большим даром. Ежели Бог разделил так, а не от твоего зависит успеха, то почему тебе думать о себе много? Ежели же кто скажет, что здесь о вере говорится, а не о даровании; то сие еще более доказывает, что Апостол хочет смирить тщеславных. Ежели вера есть причина дара, ею творятся чудеса и все сие (то есть и самая вера) от Бога, то на каком основании думаешь о себе много? Если бы Бог не пришел на землю и не воплотился; вера не имела бы таких успехов. Итак, все доброе имеет начало в Боге. А если Сам Он дает, то умеет и разделить. Сам все сотворил и о всех равно печется. От Его человеколюбия зависит, как дать, так и дать в известной мере. Явивший благодать в главном, — в том, что сообщил дары Свои, не обойдет тебя в разделе. Если бы хотел Он лишить тебя чести, то не дал бы тебе и самого первого". Мера веры есть мера дарования; но как и самая вера от Бога, то нет существенной разности — меру ли собственно веры разуметь здесь, как слово требует, или меру дарования, условливаемую мерою веры, как требует течение речи. Ибо после Апостол говорит уже не о мере веры, а о мере дарований.

Речь Апостола усеченна; дополним ее. Члены тела не одно имеют делание; и мы должны не одно иметь делание, а каждый свое. Какое же? На какое получил каждый дарование от Бога. Имея таким образом разные дарования, мы должны действовать каждый своим дарованием: кто получил пророчество, пророчествуй и прочее. Экумений пишет: "усеченно говорит Апостол, не все употребляя речения, какие нужны для выражения мысли. Здесь надо дополнить после: имуще дарования различна – такие слова: пребывай каждый в том даровании, которое получил, – или: довольствуйся им, – или: действуй по нему и согласно с ним, – или что подобное".

Дарования, о которых поминает здесь Апостол, разумеются не естественные, которые каждый получает в рождении, хотя и они все от Бога; но разумеются дарования сверхъестественные, благодатные, подаемые Святым Духом по Крещении в Миропомазании, что при Апостолах совершалось возложением рук и составляло неотъемлемую принадлежность всякого верующего и признак того, что он есть Христов, верующий. Дарования сии Апостол подробно перечисляет в Послании к Коринфянам (см.: 1 Кор. 12:7-11 ). Такое раздаяние дарований явно было для всех. Почему Апостол не доказывает сего, а только указывает: имуще дарования.

Святой Златоуст и здесь видит урок к смирению: "итак, не думай о себе много. Все, что ты получил, дано тебе от Бога, а не сам ты приобрел. По сей причине Апостол, коснувшись духовных дарований, не сказал, что один получил больше, а другой меньше; а как наименовал дарования? Различными. Ибо говорит: имуще дарования – не большие и меньшие, но: различна. Что за дело, ежели не то же тебе вверено, когда ты принадлежишь к тому же телу?"

Но и к дополнительной мысли, то есть той: получили вы разные дарования, и действуй теперь каждый сообразно с своим, – святой Златоуст делает особое внушение: "поелику достаточным образом усмирил уже слушателей, то желает сделать их ревностными и подвинуть к большей рачительности, указывая на то, что и от них самих зависит получить больший или меньший дар. Дабы смирить горделивых, он утверждает, что дается сие от Бога, когда, например, говорит: коемуждо якоже Бог разделил есть меру веры – и еще: по благодати данней нам. Но для поощрения беспечных присовокупляет, что первое основание полагают сами люди. Для тех же двух целей то же самое утверждает он и в Послании к Коринфянам. Когда говорит: ревнуйте дарований (ср.: 1 Кор. 12:31), показывает, что и они сами бывают причиною разности даруемого. А когда говорит: вся же сия действует един и тойжде Дух, разделяя властию коемуждо, якоже хощет (ср.: 1 Кор. 12:11), доказывает тем, что получившие дар не должны оным превозноситься. Так в обоих отношениях врачует недуг коринфян. Подобно поступает и с римлянами". Приложим и слова блаженного Феодорита: "каждая часть тела не себе только полезна, но приносит пользу и целому. Посему и приявшему свыше какую-либо благодать надлежит ясно знать, что для общей потребности приял он дар сей... Мы друг для друга члены, по данной нам благодати имеющие разные дарования; ибо хотя они и различны, однако же Божественною благодатию подаются к общей пользе".

Аще пророчество, по мере веры. И здесь речь усеченна. Апостол хотел сказать: имеет ли кто дар пророчества, пророчествуй по мере веры. Он начинает перечислять разные дарования и указывает их должное употребление. Слова: по мере веры – наши толковники относят не к употреблению дара пророчества, а к получению его, именно в том смысле, что дар сей получается по мере веры. Так святой Златоуст: "хотя пророчество дается по благодати, но изливается не просто, а заимствует меру от приемлющих; и течет столько, сколько велик будет подставленный сосуд веры". Так блаженный Феодорит: "верою каждого измеряет благодать Податель благ". Так и другие. Но и в таком случае все же надо будет речь дополнять: пророчество ли получил кто по мере веры, – пророчествуй во благо другим. А что так дополнить необходимо, обязывает вся речь. Ибо далее говорится: если служение получил, служи; если учение, учи и так далее. Следовательно, и здесь надо доразумевать указание на употребление дара пророчества, относить ли слова: по мере веры – к получению дара пророчества или к употреблению его.

"Пророчеством Апостол называет не только предведение будущего, но и ведение сокровенного" (блаженный Феодорит), и, частнее, ведение сокровенных помышлений сердечных, вместе с которым находило и понуждение повесть речь об открытых помышлениях, для отгнания ли их и изменения, если они неодобрительны, или для большего их утверждения, если они хороши. В каком бы смысле ни принять слово: пророчество, – употребление сего дара требует большой веры и опытности духовной. Иначе может случиться, что или совсем останется без употребления дар сей, по излишней скромности и несмелости, или к употреблению его примешается многое личное, свое, а не благодатию внушенное. Вера же и дерзновение подает и научает верному различению своего от Божиего. Вера, детски смиренная, ни в том, ни в другом случае не постыждает. Ей принадлежит преданность Богу, за которую, как за повод, ведет Бог смиреннопреданного Ему непогрешительным путем. Потому по мере веры можно понимать – по мере убеждения, внутреннего свидетельства совести. По-гречески стоит: κατά την άναλογίαν της πίστεως, – что справедливо можно перевесть: согласно с верою. Вера здесь, как совокупность догматов, – символ веры. Это проба пророческих созерцаний и откровений и программа для их употребления. Из открываемого предлагай другим то, что согласно с общею верою, ее разъясняет, питает, утверждает.

Любовь и взаимноуважение суть основные расположения, которыми заправляются и держатся христианские друг к другу отношения. Где они в силе, там глубокий мир и прочное благоденствие. Любовь связует, а взаимноуважение отгоняет все пошлое из любовных союзов, могущее как-нибудь омрачить их.

Братолюбием друг ко другу любезни. Как выше, так и здесь Апостол не заповедь любви пишет, а качество ее определяет. Там сказал, что она должна быть нелицемерна, искренни; а здесь указывает, как она может быть таковою, определяя новые ее качества, именно родственные друг к другу чувства. Ибо любезни, φιλόστοργοι, – указывает собственно на родственную любовь; а братолюбие из круга родственной любви выбирает братскую. Мы и по естеству братья, но паче братья по духовной жизни: рождены единою благодатию Святого Духа о Христе Иисусе от единой матерней утробы – святой купели; напоены едиными водами благодатных даров из единого источника – Миропомазания; омываемся в единой бане – в слезных водах Таинства Покаяния; питаемся единою нетленною пищею от единой Трапезы, – Таинства Пречистого Тела и Крови Господа. В ком все сие истинно и в силе совершается, те имеют себя в чувствах сердца братьями, без особых предписаний и напоминаний. И однако же, Апостол напоминает. Потому что в жизни непрерывное течение разнообразных случайностей, а около сердца (и в возрожденных) навязчивый рой чуждых движений затуманивают светлый лик братской любви и обезображивают черты ее. Апостол рассеявает сей туман, твердя каждому из нас: смотрите, вы – братья; относитесь же друг к другу, как относятся кровные братья. "Имейте друг к другу горячую любовь и братьям приличную расположенность" (блаженный Феодорит). "Вы братья, вы произошли из одной утробы (то есть купели крещения как у Феофилакта стоит). Следовательно, сим самым обязаны уже любить друг друга. Любовь должна быть у вас не только непритворная, но крепкая, горячая, пламенная. Что пользы, если любишь хотя искренно, однако же без горячности? Посему и сказал Апостол: друг ко другу любезны, φιλόστοργοι, – то есть любите горячо. Не дожидайся, чтобы другой обнаружил к тебе любовь; но беги к нему сам и начни первый. Тогда ты приобретешь награду и за его любовь" (святой Златоуст).

Честию друг друга больша творяще. Προηγούμενοι αλλήλους, – предпочитая друг друга, ставя другого выше себя, достойнее, совершеннее, почетнее, – держась всегда в отношении других последнейшей, смиреннейшей части. "Показав причину, по которой обязаны мы любить друг друга, Апостол объясняет, как любовь наша может сделаться непоколебимою. Посему присовокупляет: честию друг друга больша творяще. Ибо чрез сие любовь рождается и поддерживается. Ничто не приобретает нам столько друзей, как старание превзойти ближнего почтительностию. От сего возрастает не только любовь, но и почтение. Как любовь от почтения, так равно почтение от любви" (святой Златоуст). Есть великие христиане, которые умеют почитать всех выше себя, несмотря даже на явные недостатки иных, – и это не по видимости только, но в чувстве сердца. Такова им благодать Божия. Совершенству отдавать почтение ничего нет мудреного; но предпочитать менее совершенного или даже имеющего явные недостатки и непочтительные пороки – это выходит из естественного порядка и есть прямое дело благодати Божией. И благодать Божия не вдруг совершает такое расположение высокое. Необходим навык и самопринуждение с самопротивлением. В самом зародыше благодатной жизни полагается чувство сокрушения и самоуничиженного смирения. Растет жизнь, растет и сие чувство. Но чем более оно углубляется, тем выше становятся в глазах сего преуспевающего все другие. Он видит в них образ Божий, Христа Господа, в них обитающего, и над главою их венец Царствия, им уготованный. Недостатки и падения их, по его мысли, шаг вперед, как у апостола Петра. Ныне отстали немного, – завтра всех упредят: силен бо есть Бог даровать им сие. Великая при сем премудрость – всегда держать лик всякого ближнего незапятнанным или лишь случайно забрызганным. Опыты жизни желающего и ревнующего о совершенстве всему научат.