Евангелие от Матфея, Глава 12, стих 49. Толкования стиха

Вот матерь Моя и братья Мои Разве не исполнила волю Отца Дева Мария, которая положилась на веру и в вере зачала, была избрана, чтобы нам от Нее родилось спасение среди людей, сотворена Христом прежде, чем Христос творится в Ней? Исполнила, поистине исполнила волю Отца Святая Мария: и потому для Марии важнее и блаженнее было быть ученицей Христа, чем Матерью Христа. Потому Мария была блаженна, что, прежде чем повиновалась, носила в утробе Учителя. Святая Мария, блаженная Мария, но Церковь лучше, чем Дева Мария. Почему? Потому что Мария – это часть Церкви, святая часть, необыкновенная часть, великая часть, но всего лишь часть целого тела. А если часть целого тела, то, конечно, тело важнее, чем его часть. Глава – Господь, и весь Христос – глава и тело. Что мне сказать? Мы имеем Божественную главу, мы имеем главой Бога.

Дьявол, увидев, что Христос убеждал народ, что Он есть Сын Божий, говоря: И вот здесь больше Ионы, и вот здесь больше Соломона (Лк. 11:31-32), испугался, как бы тот, Кто считался человеком, не был признан Сыном Божием, а его самого оставили. Для опровержения Его слов он незаметно ввел родителей Христа по плоти, чтобы при помощи обращения к ним скрыть его Божественную природу. Поэтому-то и приходит некий человек, словно защитник дьявола, который человеческими устами говорит слова дьявола: Вот матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою (Мф. 12:47). Словно бы говорил так: "Что же ты хвалишься, Иисус, говоря, что Ты сошел с небес, если Твои корни – на земле? Вот матерь Твоя и братья Твои. Не может быть сыном Божиим тот, кого породили люди. Ты не можешь скрывать того, кого обнаруживает природа". Тогда Иисус посмотрел на того будто бы человека, хотя на самом деле говорил дьявол, и ответил: Кто матерь Моя? И кто братья Мои? (Мф. 12:48). Я не знаю родителей в мире, потому что сотворил этот мир до его установления. Я не знаю начала в плоти (как считал Фотин¹, поскольку уже в начале был у Бога. Ведь то, что вы видите во Мне человека, это только Мой покров, а не природа. И указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои. Не презирая плотского рождения и не стыдясь восприятия человечества Он дал такой ответ, но желая показать этими словами, что духовное родство стоит выше плотского.

Предложенное ныне чтение Св. Евангелия, возлюбленнейшие братия, кратко, но преисполнено великих таин. Ибо Иисус, Создатель и Искупитель наш, показывает вид, будто не знает Матери, и определяет, кто Мать Его, и кто родные, не по плотскому родству, но по единению духа, говоря: кто есть мати Моя, и кто суть братия Моя; иже бо аще сотворит волю Отца Моего, Иже есть на небесех, той брат Мой, и сестра, и мати (Ми) есть. Этими словами что другое Он внушает нам, если не то, что Он из язычества собирает многих, последующих велениям Его, и отвергает Иудею, в которой родился по плоти? Поэтому и Матерь Его, как бы непризнаваемая, представляется вне стоящею; так синагога отвергается Учредителем ее за то, что, наблюдая исполнение закона, она потеряла духовное разумение и, ради охранения буквы, остановилась вне. Но что тот, кто творит волю Отца, называется братом и сестрою Господа, это не удивительно, так как тот и другой пол равно призывается к вере. Но чрезвычайно удивительно то, каким образом такой человек называется даже матерью? Ибо верных учеников Господь удостоил имени братий, сказав: идите, возвестите братии Моей (Мф. 28:10). Следовательно, приходя к вере, можно быть братом Господним; но спрашивается, каким образом можно быть Его матерью? - Надобно знать, что верующий братом и сестрою Христу делается по вере, а матерью через проповедь. Ибо проповедующий, как бы так сказать, рождает Господа, Которого внедряет в сердца слушающих; матерью же делается и тогда, когда проповедью его порождается в сердце ближнего любовь ко Господу. Подтверждение этой истины представляет нам блаженная Филикитата, мученичество которой мы ныне торжествуем: она по вере была рабой Христовой, а по проповеди соделалась матерью Христовой. Ибо, как читаем в достовернейших жизнеописаниях ее, она так страшилась оставить после себя семерых сынов своих живыми во плоти, как плотские родители обыкновенно боятся, чтобы дети не умерли прежде их. Претерпевая тяжесть гонения, она проповедью укрепила сердца детей в любви к Вышнему Отечеству и духом переродила тех, которых родила плотью, так что проповедью возродила для Бога тех, которых плотью родила для мира. Размыслите, возлюбленнейшие братия, об этом мужественном сердце в женском теле. Бесстрашно предстала она на смерть. Она страшилась только того, чтобы в детях не потерялся свет истины, если они останутся в живых. Как же не назвать эту жену Мученицею? - Это более, нежели Мученица. - Господь, говоря об Иоанне, сказал: чесо изыдосте (в пустыню) видети; Пророка ли; ей, глаголю вам, и лишше Пророка (Мф. 11:9), и сам Иоанн на вопрос о себе отвечал: несмь пророк (Ин. 1:21). Тот, кто признавал себя более, нежели Пророком, справедливо говорил, что он не Пророк. А большим, нежели Пророк, называется он потому, что назначение Пророка состоит в предсказании будущего, а не в указании настоящего. Иоанн же более, нежели Пророк, потому что указал перстом на Того, о Ком проповедовал. Таким образом, и эту жену я назвал бы не только Мученицею, но и более, нежели Мученицею, потому что она, предпосылая семь залогов в Царство (Небесное), столько же раз умирала прежде своей смерти, первая явилась на мучения, но скончалась восьмою. Мучимая мать бесстрашно взирала на смерть детей, утешение надежды препобеждало скорбь естества. Она страшилась за живых, радовалась за умирающих. Не желала ни одного оставить после себя живым для того, чтобы оставшийся не лишен был соучастия с нею (в блаженстве). Итак, никто из вас, возлюбленнейшие братия, не думай, будто сердце ее, при умерщвлении детей, не терзалось естественной жалостью. Ибо она не могла без скорби видеть умирающих детей, чувствуя, что они плоть ее; но она чувствовала внутреннюю силу любви, которая препобеждала скорбь плоти. Так и об имевшем пострадать Петре сказано: егда же состареешися, воздежеши руце твои, и ин тя пояшет и ведет, аможе не хощеши (Ин. 21:18). Ибо Петр мог бы и не страдать за Христа, если бы решительно не хотел, но он силой духа возлюбил мученичество, которого не желал бы по слабости плоти. Трепеща перед казнями плотью, он духом возвышался к славе; и совершилось то, что он и против воли желал Креста мученического. Так и мы, когда желаем выздоровления, тогда принимаем горькие лекарства. Хотя горечь в лекарстве и не нравится, но приятно здоровье, восстановляемое этою горечью. Итак, Филикитата любила детей своих по плоти; но по любви к Небесному Отечеству хотела, чтобы прежде нее умерли те, которых она любила. Она сама претерпела раны их и в предшествии (детей) с этими ранами перешла в Царство (Небесное). Итак, я справедливо наименовал бы эту жену более, нежели Мученицею, потому что она столько раз умерщвляется в детях своих по чувству сердца, вытерпев и сама многоразличные мучения, стала выше самой пальмы мученичества. Рассказывают, что у древних был такой обычай: тот, кто делался консулом, получал принадлежащую званию его почесть по порядку времени; но если кто впоследствии снова достиг консульского звания и был консулом не однажды, а два или, быть может, три раза, тот имел преимущество в славе и почестях перед теми, которые были консулами не более одного раза. Так блаженная Филикитата стала выше Мучеников; потому что она, при умерщвлении прежде нее стольких сынов, многократно умирала за Христа, и для любви ее не доставало только ее собственной смерти. Обратим, братие, внимание на эту жену, обратим внимание мы, которые по телу мужи, но что мы будем значить в сравнении с нею? - Ибо часто мы предполагаем сделать что-нибудь доброе; но если против нас вылетит из уст насмешника одно, хотя бы и самое легкое слово, то мы тотчас оставляем преднамереваемое дело и, пристыженные, отступаем назад. Таким образом, нас большей частью одни слова отклоняют от добрых дел. Но Филикитату даже мучения не могли поколебать в святом ее намерении. Мы падаем от ветра злословия, а она шла к Царству через железо и считала за ничто все препятствия. Мы не хотим раздать бедным, по заповедям Господним, даже излишнего для нас - она пожертвовала Богу не только своей личностью, но и отдала за Него собственную плоть. Мы, когда по воле Божией лишаемся детей, плачем без утешения; она стала бы плакать о них, как о мертвых, тогда, когда бы не успела предрасположить их к смерти. - Итак, когда приидет праведный Судия на Страшный Суд, тогда что скажем мы, мужи, видя славу этой жены? Будет ли тогда для мужей оправдание в слабости духа, когда будет им указана эта жена, победившая и мир и свой пол? Возлюбленнейшие братия! Пойдем стропотным и жестоким путем Искупителя; усилиями (подвижников) он соделался до того ровным, что по нему могут ходить женщины. Презрим все настоящее, ибо ничтожно то, что может пройти. Неуместно любить то, что скоро гибнет. Да не преобладает нами любовь к благам земным; да не напыщает гордость; да не терзает гнев; да не оскверняет роскошь; да не снедает зависть. По любви к нам, возлюбленнейшие братия, умер Искупитель наш; по любви к Нему научимся и мы препобеждать самих себя. Если это мы вполне совершим, то не только предотвратим от себя угрожающие наказания, но и сподобимся славы, вместе с Мучениками. Ибо, хотя ныне нет гонений, однако же и в мире есть место мученичеству, потому что, хотя мы не подклоняем выи плоти под меч, однако же духовным мечом должны посекать в сердце плотские пожелания, при помощи Самого Спасителя нашего Иисуса Христа, Которому принадлежит всякая слава, честь и поклонение, с Отцом, и Св. Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Матерью назвал их, как воспринимающих слово учения в разумном чреве души и в свое время рождающих его; а братьями, – как усыновленных Небесному Отцу чрез веру во Христа, а ставших сонаследниками Его Царства. Потом объясняет эту речь.

Те - мать Моя, которые ежедневно порождают Меня в душах верующих; те - братья Мои, которые творят дела Отца Моего. Итак, Он не отрицал Матери Своей, как полагали Маркион и Манихей, чтобы думали, будто Он родился от какого-то воображаемого существа. Он только предпочел апостолов Своим единокровным, чтобы и мы в любви своей отдавали сравнительное предпочтение духу перед телом. Вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Некоторые толкователи под братьями Господа разумеют сыновей Иосифа от его второй жены, следуя бредням сокровенных книг (apocryphorum) и размышляя некую женщину Мельху или Ельку. Мы же, как говорится в книге, написанной нами против Гельвидия, под братьями Господа разумеем не сыновей Иосифа, а двоюродных братьев Спасителя, сыновей Марии, тетки Господа по Матери Его; она, говорят, была матерью Иакова Младшего, Иосифа и Иуды, которые, как мы читаем в другом Евангелии* названы братьями Господа. А что двоюродные братья по матери называются братьями, это показывает все священное Писание. - Разъясним это место и иначе. Господь говорит ко множеству народа; Он внутри дома поучает людей. Матерь Его и братья, то есть синагога и народ идейский, стоят вне и желают войти, но они делаются недостойными Его слова. Хотя они и просили, и искали, и посылали вестника, но получили в ответ, что они свободны и могут войти, если только они сами захотят веровать. Тем не менее они не могли войти иначе, как по просьбе других.

έκτείνας aor. act.part, (сопутств.), см. ст. 13. μαθητής ученик. Те, кто на собственном примере демонстрирует, чего ожидает Иисус от каждого желающего поддерживать с Ним отношения (CDMG, 139).

Господь как бы так говорил: "для чего волею земной Моей Матери хотите вы отвлечь Меня от исполнения воли Отца Моего Небесного? Когда эти две воли влекут в разные стороны, Я знаю, и тотчас покажу, которой из них и с какой решительностью должно последовать. Оставляю земное рождение и родство, как бы Я забыл его, как бы его совсем не было: совершенно предан есть воле Отца Небесного, и делу Его, и царствию Его; здесь ищу Себе родства, если его иметь надобно: "кто Матерь Моя, и кто братья Мои?" — и указав рукою Своею на учеников Своих, указал на всех, которые считали Его своим Учителем, а себя Его учениками, сказал: Вот, Матерь Моя и братья Моя, ибо кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат и сестра, и матерь. Если и Мать Моя хочет быть блаженною, то должна исполнять волю Отца Моего." "Какая честь, — говорит св. Златоуст, — как велика добродетель, на какую высоту возводит она идущего путём ее! Сколько жён ублажали эту святую Деву и желали быть такими матерями и всё оставить! Что препятствует? Вот Иисус Христос показал нам пространный путь, и не только жёнам, но и мужам можно достигнуть столь великой чести, и даже ещё гораздо большей." — "Когда родители, — говорит св. Филарет, — сродники, наставники, начальники требуют от нас того, что противно мудрованию нашему, но что нужно, полезно или по крайней мере безвредно, пожертвуйте мудрованием вашим, вспомните Иисуса, Премудрость Божию, Который "был в повиновении" Иосифу древоделу. Но когда несчастный пример и желания ваших родителей, сродников, вовлекают вас в дела, противные закону, нарушающие мир совести, тогда спросите и вы себя словом Иисусовым: "кто Матерь Моя, и кто братья Мои?" Вспомните, что Бог — Отец ваш, что Церковь — матерь ваша, что все святые суть ваши братья; не унизьте себя пред столь высоким родством, не разлучите себя от сего доброго и прекрасного семейства; сотворите и вы волю Божию вместо человеческой, да и на вас укажет Господь и речёт: "Вот, Матерь Моя и братья Мои"…

«Указав на учеников своих»: не на всех слушавших и не на двенадцать только, а на тех вообще, которые считали Его своим Учителем, а себя — Его учениками. — «Вот матерь Моя» и пр.: Господь всегда питал нежное чувство к своей Матери, и, даже вися уже на кресте, поручил ее возлюбленнейшему своему ученику (Ин. 19:25-27). Как ни тесно соединяют людей связи родственные, но духовная связь не менее тесна, и именно тесное нравственно-духовное отношение ко Христу условливается не плотскими, но духовными связями.

И, УКАЗАВ РУКОЮ СВОЕЮ НА УЧЕНИКОВ СВОИХ, указав на всех, которые считали Его своим Учителем, а себя Его учениками, СКАЗАЛ: ВОТ МАТЕРЬ МОЯ И БРАТЬЯ МОИ;

Блажен тот, кто видит, что в нем вообразился Хрис­тос — Свет мира, потому что он наречется материю Хрис­та, имея в себе Христа как плод чрева, как Сам Он неложнейший обетовал, говоря: мать Моя и братья Мои, и друзья Мои сии суть, — слышащии слово Божие и творящии его (Мф. 12:48—50), — так что те, кото­рые не хранят заповедей Божиих, сами своею волею ли­шают себя такой благодати, так как дело сие и было, и есть, и будет возможно, — и бывало, и бывает, и не перестанет бывать во всех тех, кои творят заповеди Гос­подни.

(Ср. Мк. 3:34; Лк. 8:21). У Марка говорится, что Иисус Христос оглядел кругом сидевших, и в это время сказал и пр. Слова Спасителя здесь служат некоторым разъяснением и подтверждением слов предыдущего стиха, и смысл их одинаков.

Одна из величайших трагедий земной жизни Иисуса заключается в том, что Его ближайшие и самые дорогие Ему люди никогда не понимали Его. «Ибо и братья Его не веровали в Него», – говорит Иоанн (Ин. 7:5). Марк рассказывает о том, что когда Иисус приступил к выполнению Своей общественной миссии, Его друзья хотели задержать Его, потому что считали его сумасшедшим (Мк. 3:21). Им казалось, что Он в безумии рискует Своей жизнью. Так случалось часто, что близкие человека, ставшего на путь служения Христу, не могли понять его. «Единственными родственниками христианина, – сказал один из первых христианских мучеников, являются святые». Многие из первых квакеров тоже имели такой горький опыт. Так, родители одного из них Эдварда Барроу, когда он вступил на новую стезю, возмущенные его «фанатическим духом», Выгнали его из дома. Он скромно умолял своего Отца: «Позволь мне остаться и быть у тебя слугой. Я буду выполнять для тебя работу поденщика. Позволь Мне остаться!» Но, как говорит его биограф, «отец был тверд, и, хотя юноша очень любил свой дом и своих близких, он должен был оставить их». Подлинная дружба и подлинная любовь основаны на следующее, без которого они вообще существовать не могут. 1. Дружба основана на общности идеалов. Люди очень различные по своему происхождению, умственным способностям и даже по своим методам, могут быть настоящими друзьями, если у них есть общий идеал, ради которого они работают и к которому они стремятся. 2. Дружба основана на общих переживаниях и связанных с ними воспоминаниями. Настоящая дружба начинается тогда, когда люди прошли вместе через большое испытание и могут вместе оглянуться и вспомнить его. 3. Настоящая любовь основана на послушании. «Вы друзья Мои, – сказал Иисус, если исполняете то, что Я заповедую вам» (Ин. 15:14). Истинную любовь можно доказать лишь послушанием. На основании этого подлинное родство – это не всегда кровные отношения. Кровные узы, тем не менее, остаются связью, которую ничто не может порвать, и многие люди находят наслаждение, радость и мир в кругу семьи. Но также верно, что иногда именно самые близкие и самые дорогие меньше всего понимают человека, а подлинную дружбу он находит с теми, с кем работает вместе ради общих идеалов, и с кем у него есть общие переживания. Одно, во всяком случае, совершенно очевидно: если христианин даже познает, что самые близкие его меньше всего сочувствуют ему, у него остается дружба Иисуса Христа и дружба всех тех. кто любит Господа.

45. Как понимать «Кто Матерь Моя? и кто братья Мои?»? Ведь многие сделали из этого повод для преткновения. Нет ничего удивительного, если человек с нестойким разумом преткнется там, откуда для многих сияет спасение и польза. Но удивительно то, что умный свет не отказывается озарять познанием даже добровольно незрячих и не пренебрегает тем, чтобы руководствовать их к созерцанию истины. Ведь и Господь и Спаситель наш стал для погибающих камнем преткновения и отвергнутым камнем, который положили во главу угла« (ср. 1 Пет. 2:7–9), не будучи им Сам, но показавшись таковым заблуждающимся. Вот и здесь Он сказал: «Кто Матерь Моя», не отрекаясь от Матери, как хочется беззаконному мнению злочестивых, – и не уничижая Родившую Его произнес эти слова Спаситель – ибо разве Он, Который в несовершеннолетнем возрасте, еще узнаваемый по закону природы, подчинялся Матери и во всем соблюдал преимущественные права Родительницы – разве, придя в совершенство возраста, Он стал бы относиться к Матери с меньшим уважением и благодарностью? Итак, это высказывание не отрекающегося от Матери, но выражающего какую-то другую мысль – ибо разве последовательно и непротиворечиво было бы, если бы Он не удостоил признать Матерью и на словах лишил родства с Собою Ту, от Которой удостоил появиться на свет во плоти по человеколюбию, и из Чьих непорочных кровей благоволил устроить Себе смертный образ, чтобы облечься в него, предсоздав, и предустановив, и преддаровав родство на деле и по истине? А если Он собирался отказаться от Нее (о, вздорный язык!), зачем Он вообще с самого начала сроднился с Ней? Зачем принял тот облик, чей образ считал поруганием? Ведь и до этого добрался осмелевший язык. Но их безумие может быть обличено таким образом и многими другими доводами. Однако возможно, кто-то, мысля нечто недалекое от познания Евангелия, скажет, что Спаситель изрек эти слова не к умалению чести Своей Матери и уж тем более не в отрицание прирожденного родства и любви – совсем нет – но что, воздавая родительнице подобающие почести, Он, однако, предпочитал заботе о Ней спасение человеков и ведущее к этой цели поучение. Ведь ради них и Мать, и рождение, и неуничижаемое уничижение из лона Отчего, и обитание и пребывание среди людей, и добровольный крест, и смерть вместе со злодеями, а потом и погребение, и воскресение. Можно было бы попытаться подкрепить это мнение и тем, что Иисус и не мог поступить иначе, кроме как именно с такой последовательностью выстраивать цепь промысла. Ведь наряду с другими спасительными наставлениями Спаситель учил не предпочитать отца, мать или жену Его душеполезному поучению и приверженности к Нему. Ибо, говорит Он, кто не оставит отца и матери и так далее, «не достоин Меня» (Мф. 10:37), то есть тот, кто не предпочтет Мое спасительное увещание и назидание и любовь ко Мне, отпадет от бесконечных благ и от блаженства, которым вечно наслаждаются предпочитавшие Мои законы и Божественную любовь родственным узам. Представляя же легкость и удободостижимость этой заповеди, Спаситель Сам первый исполняет ее, и предпочитает научение слушателей приятности общения с Матерью, только что не говоря: “Как Я, уча вас и занимаясь вашим спасением, поставил на второе место заботу о Матери, предпочтя спасать вас, так и вам надлежит променять всякое происходящее от телесных уз родство и сострадание на ваше собственное спасение и соблюдение и сохранение Моих поучений и законов”. По той же причине Он не дал позволения просившемуся уйти на погребение отца (см. Мф. 8:21-22; Лк. 9:59-60), не как предлог, чтобы презирать отца (ни в коем случае!) и тем более при похоронах, или отрицать родство и надругаться над любовью, но как всегдашнее увещание предпочитать спасение души всякой телесной связи и склонности. Вот это кто-либо, как уже говорилось, быть может, изложил бы, думая тем не лишить Мать преимущественной чести, но стараясь равным образом соблюсти ее и сохранить подобающее уважение и почтение, хотя прием сравнения проясняет тот способ, каким сравниваемое низводится на более низкую ступень, но не избавляет от принижения. Мне же известно, что некоторые из блаженных наших Отцов, которых я часто и во многом с восхищением одобряю, но за это мнение не похвалил бы, ради опровержения злочестивого воззрения дошли до следующей мысли: поскольку Мать Иисусова, претерпев нечто человеческое и превознесшись пустым самомнением, как это свойственно женской природе, гордилась Сыном и искала объявить открыто и широко о Своей радости, что Она стала Матерью такого Сына, и потому пришла, когда Он учил, чтобы, когда Его прославляли бы за учение, прославиться вместе с Ним и разделить похвалы, – поэтому и Спаситель, очищавший и других от душевных страстей, желая избавить и Свою Мать от таких изъянов, произнес слова, имевшие смысл прещения: «Кто Матерь Моя и кто братья Мои?» Но те, кому такое пришло в голову, высказали это. Исследование же истины прежде всего не видит, чтобы Мать обнаруживала что-либо подобное и имела горделивое самомнение. Ведь Она не подошла к Нему без предупреждения, когда Он учил, и не появилась посреди собрания, и не прервала поучительное слово, и не сказала ничего заносчивого или хвастливого, но всеблагоговейно стоя снаружи, лишь известила о Своем прибытии, или даже об этом не известила словом, но мудро считала, что лицезрение донесет весть. Разве это свойственно честолюбиво желающей прославиться, ищущей гордиться и превозноситься величием Сына? Да что другое сделал бы и слуга, если бы нужда заставила его прийти к господину? Поэтому слово Иисуса, обращенное к Матери, не есть прещение или какой-то способ исправить изъян порицанием – ибо нигде не было никакого изъяна, – это слово пресекало упомянутые насмешки иудеев. Ибо так как злобные и неблагодарные иудеи для оклеветания и поругания Спасителя говорили то: «Не плотников ли Он сын?» то: И Мать и братья Его не« между нами ли»? (Мф. 13:55-56), и снова: «Но мы знаем Его, откуда Он» (Ин. 7:27), и в то время, пока Он учил и рассказывал толпе о спасении души, тоже завидовали Ему, и недоброжелательствовали, и распалялись на клевету, а предлога для клеветы никакого не было, они прибегли к обычной брани, и вновь выставили Мать и братьев в хулу и уничижение, словно бы говоря: “Кого Ты учишь? И кем Себя считаешь? Разве Ты не Сын бедной женщины, и братья Твои, живущие трудом рук своих, чем-то от Тебя отличаются? Вот они стоят снаружи и ищут Тебя – оставь поучения и беги к родственникам, веди такую же жизнь, как и они, и не притязай на наставническое достоинство”. Посему, когда они так по своему обычаю злословили, Спаситель, противопоставив им великодушный и кроткий ответ, сказал: “Я настолько далек от того, чтобы стыдиться Своей Матери и братьев, что не только не отвращаюсь от Той, Кого дала Мне в род­ство природа, и от тех, кого – общее мнение¹, и не считаю их позором или укором, но и всех, кого вы здесь видите, слушателей священных и спасительных слов, не полагаю недостойным именовать отцами и братьями, лишь бы они творили волю Отца, даже если упомянутая родственная любовь не подкрепляется ни природой, ни мнением. Итак, «кто Мать Моя и братья Мои»? Зачем ты превращаешь эти звания в укор и ругательство? Я настолько чужд того, чтобы стыдиться их, что предпочел и истинных учеников связать с Собою этими званиями и отношениями”. И отсюда можно видеть, что произнесенные Им слова не только не содержали никакой неблагодарности или пренебрежения к Матери, но и доставляли Ей величайшую и подобающую честь – ибо Он в такой степени уделяет Ей уважение, почести и по праву полагающуюся любовь, что и исполняющих Отчую волю и восшедших на эту высоту добродетели возводит в материнское отношение и звание как в некое великое и исключительное достоинство славы, из-за чего и именование “брать­ев” ныне пользуется почетом. Ибо как могло быть, чтобы в качестве венца и вершины благ Он присвоил и даровал наследникам Царствия Небесного именно то отношение, которое Он решил (если решил) отвергнуть, и то звание, которое счел справедливым (если счел) перечеркнуть? Посему, я думаю, становится совершенно очевидным, как уже и говорилось, что слова «Кто Мать Моя» и последующие не только не несут никакого поругания любви и уважения к Матери, но и выражают подобающую Ей от всех славу и хваление. Таким же образом для неразумных обратится в противоположный измышляемому ими смысл, и будет приведено к благочестивому и подлинному богомудрию и высказывание «Что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой» (Ин. 2:4). Ибо если кто-нибудь тщательно исследует, по какому поводу это было сказано, и Божественная благодать будет содействовать и помогать исследованию, то обнаружится, что эти слова скорее воздают Матери славу и честь, нежели несут вообще какое бы то ни было пренебрежение. Ведь в чудесах у Матери с Сыном не было ничего общего – потому что именно Божеству свойственно чудотворить Самому по Себе, а человеческой природе – уже не самой по себе, но из-за воспринявшего ее Слова. Впрочем, и там, где у Матери с Сыном нет ничего общего, посмотри, как Он представляет преизбыток чести даже в различии: ведь когда Мать просит Его сотворить чудо, Он, указав, что это у Него не общее с Нею, и прибавив, что еще не пришло время совершать знамения, показал, что уважение и почтение к Матери преодолевает и своевременность, и отличие силы. Так что это высказывание столь далеко от того, чтобы наносить ущерб материнской славе, что и многократно увеличивает последнюю. Ибо посчитать, что она важнее своевременности и преодолевает законы последовательности чудес, а также исполнить предложенное – во сколько крат большую честь и уважение представляет это, чем если бы ничего не было высказано и показано? Ибо в том, что Он произносил и делал, Он явлен словно бы говорящим следующее: “Общность природы не влечет за собой общности в чудотворении («что Мне и Тебе, Жено?»), и время не подходит для Божественных деяний; однако чтобы Ты и те, кого нужда привела видеть и слышать, узнали, что Я соблюдаю без перемены Твои материнские права, и что Я Сам есмь положивший детям в закон воздавать почтение матери, а вернее, что Я ставлю уважение, послушание и славу Твою превыше созерцаемой в естестве последовательности и удобства времени, вот, Я, полагая Твою просьбу более важной, чем эти вещи, претворяю воду в вино”. Ибо здесь «что Мне и Тебе?» сказано не в том же смысле, что и в ответе просившему Его рассудить дело об отцовском наследстве. Ведь там Он, сказав: “Что Мне и тебе? И кто поставил Меня начальником и судьей над вами?”², делом подтвердил словесный отказ и не захотел стать судьей низменного спора и вещественной выгоды, но за отрицанием на словах последовал отпор на деле – здесь же, использовав тот же оборот речи, Он не отверг материнское пожелание чуда и не оставил просьбу без внимания, но, показав различие Божественных деяний при общности природы, исполнил прошение, ясно представляя, как многократно сказано, что любовь к Матери и слава Ее значат для Него больше, чем удобство времени и особенности чудотворения.